Ацуши в Стране Чудес

Уже в пути Ацуши обратил внимание на то, что местность, по которой он бредёт, совсем не похожа на тот райский сад, что виднелся в проёме крошечной дверцы. Это была обычная лесная опушка с привычными виду деревьями и редкими невзрачными цветами. Вскоре и та сошла на нет: кусты окультурились, превратившись в аккуратно подстриженную садовую изгородь, кроны деревьев округлились, будто из каждой, ранее свободно-бесформенной, насильно вылепили шар, а разбросанные тут и там пятна цветов собрались в узорчатые клумбы. Тропинка же под ногами Ацуши перестала шуршать гравием и подсушенной землёй, отвердела и стала каменной дорожкой. Впереди высился чей-то дом. Ацуши приблизился, рассматривая чужое жилище, хотя, чем ближе он подходил и чем внимательнее вглядывался, тем меньше ему верилось, что кто-то взаправду живёт в нём: дом казался совсем новым, без какого-либо изъяна, словно был кукольным или рекламным макетом. На огороженном ровным забором участке поблизости располагался небольшой огород, где грядки — основную часть которых занимала морковь, — были оформлены очень ровно, будто ни один сорняк не осмеливался даже попытаться выглянуть на них, а сами растения не тронуты ни охочими до сочных листьев и стебельков гусеницами, ни какими-то иными вредителями. Даже газон вдоль дорожки — и тот был подстрижен настолько тщательно, что ни одна травинка не выбивалась из общей массы. И правда, этот дом будто сошёл со страниц буклета, призывающего горожан переселяться на природу. — Кажется, тот, кто здесь обитает, если он всё-таки существует, очень любит своё жилище и порядок во всём. Прямо как Куникида-сан, — сказал себе Ацуши. — Может, он знает, как мне вернуться? Ацуши стукнул в дверь, но ответа не последовало. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом. Возможно, его попросту не услышали, потому что Ацуши всё ещё оставался очень маленького роста, и его кулаки не могли наделать достаточно шума. Он уже был готов забарабанить в дверь и ногами тоже, когда неожиданный чужой окрик заставил его подскочить на месте. — Мэри-Энн! — Ацуши обернулся на голос и увидел перед собой Куникиду, громадного роста и очень, очень странного вида. То, что показалось Ацуши меховыми штанами при первой встрече, оказалось вовсе не ими, а самыми настоящими кроличьими лапами, покрытыми белоснежной густой шёрсткой. — Мэри-Энн! — повторил Куникида, сердито уперев руки в бока. — Тебя не дозовёшься! Чем ты тут вообще занимаешься? Сходи наверх и принеси мне очки. Поторопись, я очень-очень опаздываю. И почему ты такого роста? Я ведь сказал: сто пятьдесят сантиметров! Ни больше, ни меньше! Ацуши не особо вслушивался в его речь, потому что заметил, что, помимо лап, у него откуда-то появились кроличьи уши, и в совокупности со всем этим его грозный вид казался невероятно забавным — ну как тут сосредоточишься на чужих нотациях, когда только и мыслей в голове о том, как бы не расхохотаться в голос? — Но Куникида-сан, я не Мэри-Энн. И я не могу войти, — выдавил Ацуши наконец. Полученный ответ огорошил его, кажется, ещё сильнее, чем даже крайне необычный внешний вид Куникиды. — Какой ещё «Куникида-сан»? Кто давал тебе право так ко мне обращаться? «Белый Кролик» и никак иначе, тем более, пока ты такого отвратительного роста, — возмутился тот, толкая дверь. — Тебе не стоит отлынивать от работы и пытаться притвориться кем-то другим, если хочешь ходить, где вздумается. Итак, очки. Я жду! Молча закивав и зажав ладонью рот, чтобы не выпустить наружу хохот, Ацуши со всех ног бросился исполнять приказ. Вот только, добежав до лестницы, он осознал, что попросту не в состоянии быстро подняться по ступенькам, оказавшимся для него чересчур высокими. А Куникида, отчего-то назвавшийся кроликом, да ещё и белым, требовал свои очки немедленно. — Странно, что блокнота не попросил. Ой, а где он? — происходящее ранее так заняло Ацуши, что он совсем забыл про столь важную вещь! Должно быть, уронил его, пока барахтался в воде, или когда рос в зале с дверьми, или пока падал. — И почему Куник… Ох, то есть, «Белый Кролик» принял меня за какую-то Мэри-Энн? Неужели он настолько плохо видит без своих очков? Мог бы и по голосу узнать… Следовало бы, конечно, поискать блокнот, но сейчас рассерженный Кролик желал получить кое-что другое, и Ацуши решил пока сосредоточиться на том, как бы быстро забраться по лестнице и принести то, что ему велели. Разумеется, для этого нужно было вырасти. После непродолжительных поисков он обнаружил заветную бутылочку, стоящую у ножки табуретки, точнее, в этот раз не бутылочку, а целую уже бутылищу, которая из-за чрезмерного уменьшения была ему по пояс высотой. «Кажется, я начинаю понимать, как здесь работают вещи!» — сказал он себе не без гордости. С трудом откупорив бутылку, он обнял её обеими руками, наклонил и сделал глоток. Спустя секунды ладони Ацуши соскользнули по стеклянным стенкам: бутылка начала шириться и расти. Нет! Это он сам отчего-то стал ещё меньше! Отдёрнув руки, будто стекло стало вдруг раскалённым, он отпрыгнул, чтобы пошатнувшаяся бутыль его не зашибла, и та упала и покатилась по полу, разливая остатки содержимого. — Мэри-Энн! — вновь прогремел голос Кролика. Послышался топот теперь уже исполинских лап, и Ацуши, боясь, что его попросту не заметят и растопчут, поспешил уйти с дороги. Он спрятался за ножкой табуретки, выжидая, когда хозяин дома широкими прыжками минует его убежище. Когда топот утих, Ацуши выглянул из укрытия, осмотрел комнату, в которой оказался, и наткнулся взглядом на уроненную бутылку: теперь на ней сидела бабочка с яркими, беспрестанно трепещущими крыльями. Она спорхнула на пол, на мгновение замерла, и тогда Ацуши удалось разглядеть чудное животное: оказалось, что это вовсе не бабочка, а дракон с узорчатыми бабочкиными крыльями. Любопытный, шустрый и, кажется, хищный дракон! Бежать от этого небывалого создания оказалось бесполезно. Дракон, не дав Ацуши сделать и шага, схватил того за шкирку, поднялся в воздух и вылетел из дома Белого Кролика, который всё ещё звал Мэри-Энн, бранил её, и требовал найти ему очки. Очки, кстати — с высоты это было отлично видно — находились на нём; сдвинутые на лоб, они сверкали стёклами на ярком летнем солнце. — А ну, пусти! Пусти меня! — завопил Ацуши, дёргаясь изо всех сил. Он лупил руками по чешуйчатой драконьей морде и пытался ухватиться за пасть, чтобы разжать её. А затем случайно посмотрел вниз и тут же прекратил свои попытки: высота оказалась огромной. Падение означало бы неминуемую гибель, поэтому Ацуши смирился со своей участью и, стараясь примириться и со страхом тоже, просто ждал, когда дракон сядет хоть куда-нибудь. Но дракон-бабочка (драконобабочка? Драконабочка?) не собирался приземляться: он завис в воздухе, распахнул свою пасть и, наконец, выпустил добычу. Ацуши повалился на подстилку из веточек и сухих цветов, пружинящую и очень колючую. Когда он смог встать, дракон уже куда-то улетел. Разведав обстановку, Ацуши понял, что находится в гнезде на дереве. В краю этого гнезда сбились в кучку, по всей видимости, детёныши того дракона — или драконихи? Они были совсем маленькими, их крылышки ещё не расправились, но зато у каждого детёныша уже имелись твёрдые, антрацитово блестящие когти и полный рот острых зубов. По голодному писку и оживлённой возне опасной мелюзги нетрудно было догадаться, что Ацуши принесли сюда в качестве пищи. — Обедом становиться я точно не хочу, — уверенно сказал Ацуши драконьим детям, пытаясь не показать, что напуган. Это было сложно: его потряхивало, то ли от того, что эмоции от пережитого полёта ещё не прошли, то ли от того, что на него недвусмысленно уставились восемь хищных глаз. Что же делать? Он завертел головой, и спасительное решение тут же попалось ему на глаза: одуванчик, огромный и пушистый, что покачивался у самого края гнезда. Пока драконята неторопливо окружали его, он подтащил к себе надломленный в нескольких местах стебель, и, пачкаясь в липком белом соке, отломил пару семечек, увенчанных белым лёгким хохолком. Дальше дело оставалось за малым: оттолкнуться обеими ногами как можно сильнее от края и прыгнуть в пустоту, ни в коем случае не глядя вниз. «Кажется, с меня уже достаточно падений на сегодня!» Одуванчиковые семена плавно опускали его вниз, к корням дерева, сплошь поросшим грибами. Ладони взмокли и грозили соскользнуть, но Ацуши держался изо всех сил; как только он всё же достиг земли, то выпустил свои импровизированные парашюты, и те полетели дальше. — Как здорово, что здесь растут настолько крупные одуванчики. И как плохо, что здесь водятся настолько большие бабочки-драконы, — подытожил Ацуши. — Или драконы-бабочки… Не важно, главное — больше не попасться такой. Ох, как неудобно быть с полпальца размером! — С полпальца — это отличный рост. — сказал ему кто-то на удивление знакомым голосом. Ацуши заозирался в поисках говорившего: — А вы кто… и где? — На шляпке, — ответили ему, намеренно или не очень игнорируя первую часть вопроса. На шляпке гриба, разумеется — потому что ничто больше из того, что окружало сейчас Ацуши, не имело шляпок. Грибы, разномастные, с цветными пятнистыми шляпками, выстроились будто нарочно по росту, образуя лестницу. Ацуши вскарабкался вначале на самый маленький грибок, с него перелез на тот, что побольше, затем на следующий по величине и тогда оказался достаточно высоко, чтобы узреть своего нового собеседника. Это был директор Вооружённого Детективного Агентства! Вот только выглядел он куда страннее, чем Куникида, велевший себя звать Белым Кроликом. Сколько там пар рук? Не одна и не две, а целых три, и все одеты в рукава его извечной юкаты, которых тоже оказалось больше, чем обычно. Нижняя половина тела скрывалась под пледом, но даже так можно было понять, что под ним вовсе не человеческие ноги, а нечто наподобие толстого изогнутого хвоста. Директор курил кальян; вальяжно держа в руке резной длинный мундштук, он неспешно затягивался, а потом так же неспешно выдыхал дым, густой и сильно пахнущий, от которого ужасно хотелось кашлять. — Ди… кха-кха… Директор! Как хорошо, что я вас нашёл! — воскликнул Ацуши. — Не помню, чтобы хоть над чем-нибудь директорствовал. Я — Синяя Гусеница, — представился тот сонным, густым, как кальянный дым, голосом. — Хорошо-хорошо,— Ацуши закивал и, краем глаза заметив шевеление под пледом, подумал о том, что директор — ладно, Гусеница! — прячет там ещё и кучу крохотных ножек. — Синяя Гусеница, вы что-то говорили про рост. Не могли бы повторить? Я не уверен, что правильно расслышал ваши слова. — Я сказал только то, что быть с полпальца — совсем не плохо. Гусеница снова затянулся и выдохнул сизое дымное облако прямо Ацуши в лицо, отчего тот снова закашлялся. — Конечно, не плохо, но я так жить не могу. Меня чуть не съели драконы! — пожаловался он, когда смог нормально дышать. — Знаете, раньше во мне было сто семьдесят сантиметров роста, но теперь от него не осталось почти что ничего! Выслушав Ацуши, Гусеница ему закивал. Или не ему, а каким-то своим сторонним мыслям, возникшим под влиянием дыма. — И каким же образом ты потерял так много своих драгоценных сантиметров? — безо всякого интереса спросил он. Ацуши охотно принялся рассказывать, но прилично укоротил свою историю, решив, что нагружать слушателя лишними подробностями незачем, да и тот вряд ли в дымном опьянении будет способен усвоить суть. Он рассказал о том, как упал, и как потом пытался уменьшиться, чтобы протиснуться в дверцу, и к чему это в итоге привело. Рассказал и об уменьшающей булочке, и о ещё более уменьшающем напитке. Всё то время, что он говорил, Гусеница не отрывался от кальяна. Хорошо, что хоть дым выдыхал в другую сторону. А когда рассказ кончился, продолжил заниматься тем же самым, будто бы не услышал ничего необычного и, кажется, готов был вот-вот задремать. — Пожалуйста! — взмолился Ацуши, тормоша его за рукав. — Не спите! Если вы знаете хоть что-нибудь о том, как подрасти, скажите мне! Я вас очень прошу, мне так тяжело быть маленьким! С таким ростом я точно не смогу вернуться домой! Гусеница встрепенулся и отдёрнул руку, состроив брезгливое выражение лица. — Откуси от одной стороны гриба — станешь больше. От другой — станешь меньше. Только отойди для начала, а то раздавишь меня, — сказал он и с некоторым раздражением вновь потянул мундштук ко рту. — Спасибо! — воскликнув, кажется, чересчур громко, Ацуши будто на крыльях спорхнул со шляпки гриба, и только приземлившись, задумался об услышанном и понял, что слова Синей Гусеницы не вполне ему ясны. — А как понять, где та сторона, от которой вырастешь? — Посмотри снизу. Тебе нужна красная. Не ошибись, Алиса. — Алиса? — он огляделся, но никого поблизости не обнаружил, а, значит, обращались всё же к нему. — Моё имя Ацуши! Но эти слова остались без внимания. Ацуши вздохнул: надо же было так обкуриться, чтобы перепутать два совершенно разных имени, одно из которых к тому же девчачье! И всё же он поступил так, как ему сказали: заглянул под шляпку первого попавшегося гриба и обнаружил, что она разделена цветом на две половины — красную и зелёную. Как, однако же, удобно. Ацуши отломил приличный кусок от красной части, отошёл подальше и с опаской откусил совсем немного. Гусеница не обманул его, и Ацуши действительно подрос, правда, едва заметно. Тогда он продолжил есть, воодушевлённо отгрызая всё более крупные кусочки, пока ему, наконец, не показалось, что его рост стал прежним. — Так гораздо лучше! — Ацуши поглядел на оставшуюся в пальцах крошку гриба, отбросил её в сторону — в таком количестве не будет уже никакого толку. Присев на корточки, он сорвал этот гриб целиком, про запас, а затем вернул своё внимание Гусенице, который всё это время и не думал расставаться с кальяном. — Спасибо ещё раз. Скажите, а что будет, если съесть ножку гриба? Ответом ему стало глубокомысленное молчание, брови, поднявшиеся так высоко, что это выглядело почти анатомически невозможным, и выдохнутая в облачке дыма краткая фраза: — Станешь синей гусеницей. Ацуши так и не понял, шутка это была или нет, но на всякий случай оторвал ножку от гриба и выкинул её. Не хватало ещё изменить свой облик до неузнаваемости и увлечься дурманящим дымом. С высоты нормального человеческого роста разведать обстановку удалось уже намного лучше. Теперь Ацуши обнаружил, что находится среди леса, причём, похоже, именно того, что явился ему сквозь замочную скважину: те же огромные цветастые грибы, наряду со своими маленькими, менее приметно окрашенными собратьями, те же небывалые растения среди обычных деревьев. Вот только сказочным это место назвать сейчас можно было с трудом, а пребыванием здесь не получалось с чистой душою насладиться: кругом царил полумрак, и неясно, куда идти — чаща выглядела густой и непроходимой. Тут постоянно раздавались какие-то звуки, которые по неизвестным причинам раньше оставались незаметными: хлопали чьи-то крылья, хрустели сломанные ветки, слышны были чьи-то шаги, шорохи, хрипы — возможно, слух уменьшенного Ацуши не воспринимал их, в отличие от Ацуши нормальных размеров. — Не по себе мне тут… — пробормотал Ацуши. Нужно срочно выбираться, и, на счастье, в этот раз у него было, у кого спросить совета о том, как это сделать. — Уважаемый Синяя Гусеница, не могли бы вы… Он не договорил, обнаружив, что его собеседник куда-то пропал. Плед, которым тот укрывался, свисал с грибной шляпки, а кальян потух и лишь едва испускал тонкую змейку дымка. — Куда… — бесполезный вопрос Ацуши растворился в темноте бесконечного леса. Звуки кругом стали разом громче, и среди них не слышалось ничего похожего на присутствие дружелюбного или хотя бы просто разумного существа. Снова один? Нет, на этот раз нет. Поблизости прятался ещё кое-кто, чьи глаза горели в темноте и внимательно наблюдали за незваным гостем.