Remain Nameless | Оставайся безымянным

      Февраль 2008 года.       Будет грубо сказать ей или оставить все как есть? Драко, наконец, решил рискнуть навлечь на себя ее гнев. — Э-э, Грейнджер… — Что?       Ага, сегодня то самое утро, когда она могла откусить Драко голову, если он осмелится прервать ее. Плохое настроение Гермионы, скорее всего, было вызвано недосыпанием, судя по ее внешности: багровые синяки под глазами, желтоватый оттенок на обычно розовом лице и волосы, небрежно собранные в пучок на макушке. И то, как она огрызнулась на Драко, потому что он слишком громко пьет кофе. — У тебя чернила на носу, левой щеке и лбу, — вежливо сообщил он ей, решив проигнорировать ее вспышку гнева.       Гермиона закатила глаза, взяла тонкую бумажную салфетку и попыталась стереть чернила с лица. — Лучше? — Ни в малейшей степени. — Фу! — глядя на Драко так, словно он был каким-то образом виноват в ее испачканном чернилами лице, Гермиона потянула рукав своей блузки, но прежде чем она успела вытереться им, Драко в ужасе запротестовал. — Грейнджер, у тебя есть хоть какое-то чувство приличия? Рукава нужны не для этого!       Возмущенно фыркнув, он сунул руку во внутренний карман пиджака и швырнул в ее сторону белый носовой платок. Она повертела его в руках, и улыбка впервые за утро появилась на ее недовольном лице. — Ты носишь с собой носовой платок с монограммой, — усмехнулась она и, наконец, сумела стереть чернила.       Драко добродушно закатил глаза. — Ну конечно, Грейнджер, я джентльмен.       Гермиона фыркнула. — Больше похоже на молокососа с трастовым фондом. — Осторожнее, крестьянка, а то я больше никогда не одолжу тебе свой заветный платок.       Гермиона рассмеялась и протянула его обратно. — Вот, если только ты не хочешь, чтобы я постирала его сначала.       Драко милостиво махнул рукой. — Молокосос с трастовым фондом, помнишь? Я мог бы сделать несколько парусов из своих запасов. Храни его как напоминание о моем рыцарстве.       Настала очередь Гермионы шутливо закатить глаза, и Драко был доволен, что смог поднять ей настроение этим утром. Обычно, когда она была в таком настроении, это приводило к угрюмому молчанию всю дорогу до работы. — Не хочешь рассказать мне, почему ты появилась сегодня, ведя себя как недокормленный взрывохвостый чертикраб?       Грейнджер бросила на него испепеляющий взгляд, но потом вздохнула и откинулась на спинку стула. — Я провела выходные с родителями, — тихо сказала она.       Драко знал, что отношения Гермионы с родителями иногда ошеломляли ее, но это было сильнее, чем обычно. — С ними все в порядке? — Они в порядке, просто… С каждой новой встречей я чувствую, что пропасть между нами расширяется. — Они сказали что-то такое, что тебя расстроило? — Нет, дело не в этом, — задумчиво ответила она и, положив подбородок на руки, снова склонилась над столом. Она смотрела куда-то вдаль, и Драко знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ей просто потребовалась минута, чтобы собраться с мыслями, прежде чем заговорить. — Я вижу это по их лицам, Малфой. Их выводят из себя такие мелочи. Если я восклицаю «Мерлин» или «Годрик» вместо «Бог» или «Христос», эта тень проходит по их лицам. Иногда я становлюсь для них чужой, потому что не употребляю какие-то маггловские обороты речи. Иногда мне кажется, что я принадлежу к двум разным мирам. Я имею в виду, что мои родители знали, как пользоваться мобильными телефонами раньше меня! Можешь себе представить? Они должны были научить меня как им пользоваться! — Да уж, представляю, — сухо вставил Драко, — кто-то должен научить тебя выполнять задание.       В другое время он получил бы шутливый шлепок по руке, но Гермиона, казалось, была глуха к его вмешательству и продолжала более высоким, взволнованным голосом: — Я делала все эти удивительные, фантастические вещи! Я ворвалась в очень надежный банк и ушла оттуда! На спине Украинского Железнобрюхого дракона! И я никогда, никогда не смогу им сказать! Так много случилось в моей жизни, и они… никогда… не узнают… и я… я не смогу… никогда…       Он смотрел, как ее лицо сморщилось, затем расслабилось, когда она попыталась найти облегчение, вдыхая воздух. Ее тело не могло решить, плакать ему или кричать, и будто забыло, как дышать. Выглядел ли он так же во время своих приступов? Смотреть на это было чертовски страшно. — Грейнджер? Грейнджер, с тобой все в порядке? — конечно, нет, но, может быть, она услышит его голос и успокоится? Гермиона не подавала виду, слышит ли его или хотя бы помнит, что он находится рядом.       Слезы внезапно хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Ее руки вцепились в ткань блузки, широко раскрытые влажные глаза смотрели в никуда, дыхание было резким и затрудненным.       Драко быстро обошел вокруг стола и присел прямо в поле ее зрения. — Грейнджер. Посмотри на меня. Ты должна посмотреть на меня. — Она снова не отреагировала, и ее тело начало сотрясаться в легких конвульсиях.       Он должен был думать быстро, иначе паника может усилиться, и, возможно, она даже начнет кричать. Драко вспомнил, как Гермиона помогала ему во время приступа, связанного с зельем сна без сновидений, когда он чуть не нарушил свою трезвость, и составил план действий. — Я сейчас вернусь, борись с этим, я знаю — ты можешь, — пробормотал он, не уверенный в том, что она заметила. Он зашагал так быстро, как только мог, стараясь не сорваться на бег к стойке. — Стакан воды для моей спутницы, пожалуйста, я думаю, что она нездорова, — настойчиво, но спокойно сказал он пожилой хозяйке. Женщина быстро взглянула на Гермиону, поджала губы и принесла Драко чашку воды так быстро, что он подумал, что она призвала ее. — Подожди, — тихо позвала она, когда он направился обратно к Гермионе. Она схватила первую попавшуюся под руку булочку и подтолкнула ее к нему. — Пусть она съест это: будет плохо, если уровень сахара в ее крови станет слишком низким. Мой муж служил во Вьетнаме, на мою долю тоже выпали потрясения, — Драко не совсем понял, что она сказала, но все равно поблагодарил ее.       Он поставил воду и булочку на стол и снова присел перед ней на корточки. Глаза Гермионы теперь были закрыты так крепко, что он подумал, не нальются ли они кровью, когда ей снова удастся их открыть. — Грейнджер?       Ничего. Она просто молча плакала, крепко зажмурившись, слегка качая головой взад-вперед, словно пытаясь прогнать мучившие ее ужасные мысли.       Драко был совершенно потерян и более чем напуган. Как он мог помочь ей выбраться из этого? Он осторожно положил руки на колени Гермионы. Слегка сжав ее ноги, он подумал, как лучше всего достучаться до нее. — Грейнджер, каковы свойства мандрагоры? — тихо спросил он. К его крайнему изумлению, она перестала дрожать и медленно открыла глаза. — Ч-что? Что ты сказал? — Драко почувствовал огромное облегчение, что она заговорила с ним, хотя ее дыхание оставалось слишком частным, а в голосе звучала паника. Его большие пальцы очерчивали легкие круги на ее коленях. — Свойства мандрагоры, перечисли их мне.       Она нахмурилась, но не отвела от него взгляда. — Ман-Мандрагора… Это… это мощное восстанавливающее средство. Она… используется для… превращения людей, которые были преображены или прокляты… в их первоначальное состояние… Крик… крик смертелен для… для любого, кто его слышит. — Хорошая девочка. Повтори Третий закон Голпалотта, — Гермиона глубоко вздохнула, глядя ему в глаза. — Третий закон Голпалотта гласит… что… противоядие для смешанного я-яда… будет р-равно сумме… противоядий для каждого… из отдельных компонентов.       Она остановилась и на мгновение закрыла глаза, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Драко чувствовал, что она была так близка к завершению панической атаки. Он еще раз легонько сжал ее ноги. — Вот и все, Грейнджер, будь со мной. Пожалуйста, вернись ко мне, — ободряюще прошептал он.       Когда она снова открыла глаза, Драко был готов задать еще один вопрос. — Где бы я стал искать, если бы мне понадобился безоар? — Безоар — это камень, извлеченный из желудка козы, и он спасет тебя от большинства ядов, — произнесла она с высоты Гермиона-Грейнджер-выучила-учебник, и Драко усмехнулся. — С возвращением, Грейнджер, — сказал он и, заметив, что его руки все еще лежат на ее ногах, быстро убрал их. — Вот, — он протянул ей чашку с водой и булочку, — выпей это, все до дна. И если ты быстро не разберешься с этой шоколадной булочкой, то она станет законной добычей для меня. — Это вызвало у нее слабый смешок, когда он снова уселся за стол.       Гермиона сделала, как он велел, медленно потягивая воду и откусывая маленькие кусочки булочки. Допив воду, она поставила пустую чашку на стол и слегка улыбнулась Драко. — Спасибо. Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, — тихо сказала она, но ее заявление совершенно сбило его с толку. — Грейнджер, за что ты извиняешься?       Как она могла чего-то стыдиться? Ради Мерлина, она сражалась и выиграла войну, испытывая невыразимую боль. Если кто и имел право иногда разваливаться на части, так это Гермиона Грейнджер.       Она лишь слегка пожала плечами. — У меня уже давно не было такого публичного приступа. Я уверена, что все дело в моем недосыпании. — У тебя часто бывают эти приступы? — его голос был осторожным, неуверенным, он не знал, будет ли ей удобно делиться с ним чем-то подобным. — Не так часто, как сразу после войны. Обычно это бывает в том случае, если я слишком устала, перенапряглась или плохо питаюсь. В последнее время они появляются дома только после некоторых кошмаров. — Наверное, это еще одна наша общая черта, — признался он, прежде чем смог остановиться.       Гермиона встретилась с ним взглядом, и Драко снова ощутил эту связь, притяжение, возникшее где-то глубоко внутри него, по отношению к невероятной девушке перед ним.       Несколько мгновений они молчали, просто смотрели друг на друга, пока слова Драко словно парили в пространстве между ними.       Он откашлялся, чтобы снять напряжение. — У тебя есть мантра? Это такая тактика, которую мне однажды рекомендовали, и она… помогает мне справиться. Помогает держаться.       Гермиона покачала головой. — Нет. А у тебя какая? — А-а, это мошенничество Грейнджер. Ты же не хочешь списать у меня сейчас, не так ли? Как ты вообще училась? — Драко ухмыльнулся и был вознагражден еще одним слабым смешком Гермионы.       Она посмотрела на часы, медленно собрала свои вещи и сложила их в рабочую сумку. — Нам пора, — тихо сказала она. — Да, безусловно. Я иду на работу, а ты берешь больничный, так что давай отправим тебя домой.       Она резко взглянула на Драко. — Прости? Я не могу взять больничный! — Можешь и будешь, — спокойно ответил он. Гермиона усмехнулась и перекинула свою рабочую сумку через плечо, прежде чем развернуться и направилась прочь из кафе. Драко закатил глаза за ее спиной и последовал за ней по улице. — Грейнджер, не заставляй меня оглушать тебя. Тебе нужно пойти домой и отдохнуть. — Нет! У меня сегодня слишком много дел!       За несколько больших шагов Драко смог догнать ее и физически преградить ей путь дальше по тротуару. Она остановилась, едва не столкнувшись с ним, и скрестила руки на груди. — Отойди, пожалуйста, — твердо потребовала она. — Нет, — так же твердо ответил Драко и ухмыльнулся ей. Она фыркнула и всплеснула руками, и Драко сдержал смех, потому что она была похожа на чрезмерно раздраженную птицу, когда вела себя таким образом. — Это не смешно, Малфой! Мне нужно быть на работе!       Драко тут же опомнился, поняв, что поддразнивания ни к чему не приведут. — Грейнджер, — тихо начал он. — Пожалуйста. Иди домой. Твоя работа никуда не денется до завтра. Ты только что пережила приступ паники и сама сказала мне, что плохо спала и плохо ела вчера. Если ты не заботишься о себе, как ты надеешься выздороветь? Перестань храбриться и сделай паузу, ладно?       Напряженность и гнев ушли из ее глаз, и он увидел, что ее решимость рушится. Гермиона глубоко вздохнула и закинула сумку повыше на плечо. Она словно перестала бороться, и Драко почувствовал облегчение, что она наконец-то поняла причину. — Ты прав. — Мои уши обманывают меня, или ты признала, что я прав? — он не смог удержаться от шутливой насмешки, но на этот раз Гермиона закатила глаза. — Ты прав, — повторила она, и в ее голосе прозвучало легкое разочарование, — в таком состоянии я не смогу выполнять задачи своего Департамента. Я чувствую, что могу проспать целый месяц. — К черту твой отдел, Грейнджер, ты должна позаботиться о себе. — Драко не знал, откуда берутся эти заявления, и Гермиона с любопытством посмотрела на него. Он неловко откашлялся. — Тебе… ммм… нужно, чтобы я пошел с тобой?       Она покачала головой, избавляя его от необходимости продолжать выставлять себя дураком. — Нет, я живу всего в нескольких кварталах в другую сторону, и мне кажется, свежий воздух немного поможет, прежде чем я запрусь дома до конца дня.       Драко пожал плечами и отступил на шаг. — Хорошо, может быть, увидимся завтра, если ты будешь в порядке, — он хотел было отвернуться, но мягкая рука остановила его.       Гермиона держала его за руку, и она была невероятно теплой. — Спасибо. Не знаю, как бы я справилась без тебя сегодня, — пробормотала она.       Драко не мог дышать. Он не мог думать. Не мог пошевелиться. Единственной частью его тела, которую он ощущал, была его левая рука, находящаяся в хватке Грейнджер. Он смотрел на их соединенные руки и не смел поднять взгляд на ее лицо. По-прежнему Драко боялся слов, которые могли сорваться с его губ.       Не знаю, как я вообще обходился без тебя.       Не знаю, как буду обходиться в дальнейшем.       Мгновение тянулось слишком долго, и Драко понял, что должен что-то сказать, чтобы разорвать эту связь, иначе он будет стоять здесь весь день, наслаждаясь ощущением ее маленькой руки в своей большой.       Наконец, он сжал ее руку и отпустил со спокойным: — Конечно, Грейнджер, для чего нужны друзья?       Он повернулся и пошел прочь, не смея оглянуться и убедиться, что она действительно ушла в направлении своего дома.       Я контролирую ситуацию.       Я контролирую ситуацию.

***

      Верная своему слову, Гермиона сразу же отправилась домой и легла в постель. Она была приятно удивлена, проснувшись позже и обнаружив, что время близилось к обеду.       К счастью, в воскресенье, после пребывания у родителей, ей удалось ненадолго заглянуть в Нору, и Молли отправила ее домой с почти полной кастрюлей тушеной говядины. Проглотив аппетитные остатки, Гермиона просмотрела оставшуюся половину маггловских телевизионных новостей, затем главу своего последнего рунного текста, прежде чем решила назвать время суток ранней ночью и вернуться в комфортную постель, уютно устроившись с Живоглотом.       Но ее план проспать всю ночь провалился.       Гермиона проснулась с криком, ее глаза были влажными, а дыхание прерывистым, когда она схватилась за грудь. Палочка внезапно оказалась в ее руке, указывая на мучителя, которого там не было и который давно умер. Она подавила рыдание и положила палочку обратно на тумбочку. Прижав колени к груди, Гермиона дрожала и плакала, стараясь не смотреть на другую сторону кровати, которая была пуста уже много лет.       Именно в такие вечера Гермиона больше всего скучала по своим отношениям с Роном.       Не по романтическим причинам, нет, они с Роном расстались дружелюбно, и сейчас между ними не было ничего, кроме дружбы и привязанности.       Но Рон всегда знал, как пробудить ее от кошмара. Он знал, какие успокаивающие слова и действия ей нужны, когда она просыпалась в холодном поту, крича в пустоту и целясь палочкой в призрак Беллатрисы Лестрейндж.       Она скучала по ощущению сильного, мужского присутствия в своей постели, крепко обнимающих ее рук. Это не обязательно должен быть Рон, просто надежный человек, который мог стать эмоциональным и физическим якорем, когда она чувствовала, что рассыпается.       При расставании Рон повторял Гермионе, что если она когда-нибудь будет нуждаться в нем, днем или ночью, он будет рядом. Рон единственный из ее друзей знал о тонкостях ночных страхов Гермионы, и было время, когда она принимала его предложение. Но после того, как он начал встречаться с Падмой, Гермиона поняла, что больше не может бежать к Рону посреди ночи, рыдая, чтобы он погладил ее по спине и заварил чай. Нет, она не могла пойти к Рону сегодня ночью.       Гарри и Джинни, наверное, спят. Луна была за границей с Рольфом. Она не хотела бы беспокоить Молли и Артура, хотя они не раз говорили Гермионе, что ждут ее в любое время, независимо от проблемы, и попытаются помочь.       Нет, она не станет мешать другим парам, это будет нечестно. Гермиона поняла, и не в первый раз, что у всех ее близких есть кто-то еще.       Но вроде бы у нее тоже был кое-кто. В некотором смысле.       Ее мысли перескочили на Малфоя и к тому, как он смог вывести ее из панической атаки. Как он проявил заботу о ее состоянии. Как звучал его голос, когда он умолял ее: «Пожалуйста, вернись ко мне».       Это было одновременно и пугающе мило, и немного эгоистично. Размышляя об их дружбе, Гермиона поняла, что они с Малфоем нуждаются друг в друге. Циничная часть мозга Гермионы подсказывала ей, что именно из-за их одиночества они цеплялись за эту дружбу, чтобы избежать пустоты.       Но это не было правдой. Не совсем правдой. Что касается Гермионы, то у нее было много друзей, и, если бы она захотела, она могла бы добиться мужского внимания и заботы. Драко Малфой был не единственным ее выбором. Он определенно не был удобным вариантом.       Во всяком случае, ее постыдное проявление психической нестабильности этим утром показало ей, что он действительно ценит их дружбу. Несколько месяцев назад, когда он извинился перед ней, Гермиона забеспокоилась, что она всего лишь пешка на его пути к реабилитации. Эта мысль была мимолетной, и скорее из-за отсутствия у нее уверенности в себе, чем из-за дурных намерений с его стороны. Потом она думала, что Малфой проводит с ней время от нечего делать, ведь у него больше никого нет, а она просто отвлекает его.       Это было только наполовину правдой, рассуждала Гермиона. В жизни Малфоя было не так уж много людей, но Гермиона поняла, что это был отчасти осознанный выбор. Когда он заговорил о том, как скверно прошли его каникулы, она поняла, что если бы он захотел, то мог бы стать любимцем чистокровного общества. Его семья оставалась неприлично богатой, и то, что Нарцисса была в некотором роде в милости у Гарри Поттера, означало, что у них были и политические рычаги. Драко мог произнести слово, и любое количество чистокровных ведьм выстроилось бы в очередь, чтобы стать следующей миссис Малфой.       То же самое можно было сказать и о его бывших друзьях из Слизерина. Единственным, кого Малфой когда-либо упоминал, был Теодор Нотт. Но он сказал, что весь прежний круг общения оказался на Новогоднем балу его матери. Если бы Драко говорил правильные вещи, он был бы звездой среди аристократов, посещая приемы каждые выходные.       Вместо этого Драко решил приходить каждое утро перед работой, в которой он не нуждался, в маггловское кафе, которое ему не было смысла посещать, чтобы проводить время с Гермионой.       Между ней и Малфоем словно возникло родство. Она почувствовала это сегодня утром, когда схватила его за руку, чтобы поблагодарить. Дружба, страсть — для Гермионы не имело значения, как называется эта связь, для нее было достаточно важно, что она вообще существует.       Поэтому Гермиона прижала колени к груди и принялась обдумывать возможные варианты. Было три часа ночи, и у нее не было никого, с кем бы она могла связаться по каминной сети. Лицо Малфоя возникло перед ее глазами, но она знала, что об этом не может быть и речи. Во-первых, их камины не были связаны, а во-вторых, она чувствовала бы себя полной идиоткой, объясняясь с ним в такое время суток. Кроме того, если она продержится еще несколько часов, то сможет увидеть его лично.       При мысли о том, что она увидит Малфоя, по ее телу разлилось тепло. Она была немного взбешена из-за того, что с утра ее мозг был охвачен паникой. Руки Драко сжимали ее ноги, и Гермиона, хоть убей, не могла вспомнить этого ощущения, потому что ее разум был в тумане.       Черт бы побрал Малфоя и его удивительно красивые руки. Желание прикоснуться к Драко было таким сильным сегодня, что она потянулась к нему, прежде чем поблагодарить и попрощаться. Когда эта сильная рука сжала ее руку в ответ, Гермиона почти растаяла в снегу на тротуаре.       Гермиона поняла, что он ревновал ее к свиданию с Энтони после его странного перепада настроения, когда она призналась, что ничего не произошло. Она больше не была той увлеченной четверокурсницей, которая не могла распознать незрелую реакцию Рона Уизли на ее посещение Рождественского бала с Виктором Крамом. Тогда она убедила себя в том, что Рон романтически не заинтересован в ней. Она отрицала это в течение многих лет, пока не сделала первый шаг, поцеловав его во время финальной битвы в Хогвартсе.       Что ж, ей надоело преследовать парней. Если Драко хотел от нее чего-то большего, он мог, черт возьми, собраться с духом и заговорить с ней об этом.       Но сможет ли он когда-нибудь? И как долго Гермиона будет ждать? Возможно, он рассматривал Гермиону только как платонический интерес в своей жизни.       Она почувствовала, что ее конечности снова начали дрожать, и знала, что скоро начнет трястись от напряжения. Что же такое Малфой предложил сегодня утром? Мантру?       Закрыв глаза и еще крепче обхватив руками колени, Гермиона погрузилась в воспоминания о своих детских развлечениях. В дни до магии, до Хогвартса, до того, как их семья была безвозвратно разрушена, одна песня, которую пел отец, всегда ее подбадривала.       Мы все живем в желтой подводной лодке. Желтая подводная лодка. Желтая подводная лодка.       Мы все живем в желтой подводной лодке. Желтая подводная лодка. Желтая подводная лодка.*       * The Beatles «Yellow submarine» — Песня Битлз «Желтая подводная лодка».