***
Драко расхаживал взад-вперед по булыжной мостовой у входа в театральный квартал волшебного Лондона. Он появился здесь рано, не в силах выносить оглушительную тишину своего дома, ожидая, когда подойдет время. Почему он не предложил ей поужинать до начала представления? Немного вина помогло бы снять нервное напряжение. Кроме того, не было никаких причин нервничать, потому что это было совсем не свидание. Это не свидание. Да, он был одет в очень красивую черную парадную мантию, но у него были только самые лучшие мантии, так что это не специально. Ты не специально провел столько времени перед зеркалом, гадая, понравится ли Грейнджер твоя прическа? Драко разочарованно вздохнул и провел рукой по своим светлым волосам. Последние несколько лет он стриг их не совсем коротко, но не зачесывал назад, как в школьные годы. Возможно, выглядеть как студент — ужасная ошибка, ведь воспоминания Грейнджер могли обеспокоить ее. К тому же, если он уложит волосы, то покажет свое желание сделать этот вечер свиданием. Это было не свидание. Я контролирую ситуацию. Драко дошел до крайней точки своего маршрута и быстро повернувшись, чтобы пойти обратно тем же путем, встретился лицом к лицу с Грейнджер. — Привет, — сказала она с ослепительной улыбкой. — Привет. Ты хорошо выглядишь. Это была полная и абсолютная ложь. Гермиона выглядела совершенно восхитительно, и у него перехватило дыхание, но вряд ли это было уместно говорить другу. На ней было чуть больше косметики, чем обычно, а губы накрашены соблазнительным бордовым оттенком. Ее волосы, которые так часто невозможно было укротить, собрались в тугой пучок на макушке, а несколько локонов были выпущены из прически, и общий эффект был восхитительным. — Спасибо, ты тоже. — Она просияла, и Драко подумал, не выдало ли его выражение лица или слова. Похоже, в последнее время он утратил способность сдерживать свои эмоции в ее присутствии. Они вместе с небольшой толпой направились ко входу в театр, и Драко почувствовал, что Гермиона взволнована предстоящим представлением. — Полагаю, ты знаком с этой историей? Сегодняшнего представления? Драко кивнул в ответ. В детстве родители несколько раз приводили его сюда. Каждый волшебный ребенок знал сказку о Фениксе и занавесе. — Одна из любимых историй моей матери. Лицо Гермионы зарумянилось, когда они добрались до освещенного вестибюля. — Я никогда ее не читала. До тех пор, пока ты не согласился взять меня с собой сегодня. Она не была сказкой моего детства. Она казалась слегка смущенной этим признанием, и Драко подавил желание поддразнить ее, как обычно. Родители-магглы, очевидно, не имели доступа к древним волшебным сказкам, и у нее не было причин стыдиться. — Теперь, когда ты прочла, что ты думаешь? Этот вопрос стер румянец с ее щек, когда на ее лице отобразился полет мысли: брови слегка нахмурены, глаза горят, а губы сжаты, в то время, как зубы прикусили нижнюю губу. Если и была какая-то уверенность в Гермионе Грейнджер, так это ее собственное мнение обо всем на свете. Она никогда не ответит просто: «О, мне это нравится». Она обязательно приведет доводы, теории и аргументы в подтверждение своих слов. — Очевидно, что основная идея истинной любви, преодолевающей злое препятствие, довольно сильна. И я действительно провела некоторые исследования по историческому волшебному фольклору, помимо написанных бардом Бидлом, и я знаю, что этой конкретной сказке теоретически более тысячи лет, поэтому я полагаю, что могу простить упрощенное послание в этом произведении, однако, — она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Если посмотреть на это с современной точки зрения, то я огорчена и разочарована характером Фридриха. — Как же так? Большинство ведьм считают его абсолютным романтическим героем. — Но почему? Вот тут-то вся история и разваливается для меня. Александрина — настоящая героиня сказки. Она должна сделать этот судьбоносный выбор, чтобы спасти свою настоящую любовь. Меня беспокоит то, что мы, зрители, никогда не узнаем, что делает этого человека столь достойным ее жертвы! Она добровольно идет в Страну Мертвых, чтобы спасти его, и какова ее награда? Она превратилась в Феникса и прожила остаток своих дней, умирая и возрождаясь из собственного пепла снова и снова. — Еще одна пауза, еще один вдох. — Но Фридрих? Какой же из него герой? Все, что мы знаем о его характере — это то, что он, якобы, очень красив и влюблен в Александрину. Вот и все! Он просто существует до тех пор, пока она не спасет его, а затем он возвращает дом своей семьи, свою магию и свою любовь. А потом он держит Александрину в теле Феникса… как домашнее животное! Эта часть вызвала у меня отвращение! Драко усмехнулся, увидев, какое незабываемое впечатление произвела на нее эта история. — Значит, ты не считаешь, что держать свою бывшую возлюбленную рядом, в виде большой птицы, и передавать ее своим детям, как семейную реликвию, ужасно романтично? Я потрясен, Грейнджер, — протянул он с ухмылкой. Гермиона игриво закатила глаза и сняла плащ, когда они добрались до своих мест в проходе в оркестровой секции. Драко проклинал себя за то, что не поторопился помочь ей. Очевидно, он не привык быть хорошо воспитанным джентльменом на свидании, если не помог своей спутнице снять верхнюю одежду. Только это было не свидание. Так что это не имело значения. Потому что это было не свидание. Но затем, когда Гермиона сняла плащ, под ним обнаружилась потрясающая парадная мантия, и Драко на время забыл, как дышать. Снова. Она была ярко-голубого цвета, слегка приподнятая над ее плечами, что позволяло Драко любоваться обнаженной кожей ее шеи, ключиц и значительной части плеч. Он занялся тем, что снял свой собственный плащ и сжал его, чтобы не быть пойманным в разглядывании Грейнджер. Прежде чем они успели начать разговор, свет погас, давая сигнал к началу балета, и впереди послышались звуки оркестра. Не в силах сопротивляться и чувствуя себя храбрее в темноте, Драко наклонился к уху Гермионы, достаточно близко, чтобы вдохнуть ее таинственный цветочный аромат, и прошептал: — Несмотря на твои опасения по поводу сюжета, я думаю, что тебя вполне увлечет русская версия. — Да? И что заставляет тебя так говорить? — прошептала она в ответ, слегка повернув к нему голову и приблизив щеку на несколько дюймов ближе к его губам. — Потому что там будет живой Феникс. Она издала тихий удивленный вздох, и ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не наклониться вперед и не поймать его ртом. Вместо этого он откинулся на спинку кресла и вцепился в подлокотники гораздо крепче, чем это было необходимо. Может быть, балет ему все-таки понравится.***
Драко ненавидел балет. Буквально за несколько минут он перенесся в детство, где его подкупали сладостями, чтобы он сидел тихо и спокойно на протяжении всего представления. Но все сладости мира не мешали ребенку-Драко считать балет умопомрачительно скучным. Взрослый Драко соглашался с ним. Это было мучительно. Как долго длилась эта штука? Конечно, его вечер с Грейнджер будет занятием, которое помешает им говорить или взаимодействовать каким-либо значимым образом. Его кокетливый шепот перед поднятием занавеса, несомненно, был дурацким, но она, казалось, не возражала. На сцене прима-балерина, исполнявшая роль Александрины, скорбно танцевала, оплакивая смерть своего возлюбленного. Затем злая колдунья должна была совершить свой грандиозный выход, замаскировавшись под великодушного Спасителя, жаждущего помочь скорбящей девушке. Далее, Александрина грациозно вертелась, обдумывая предложенный выбор: продолжать жить дальше или пойти за завесу, чтобы спасти свою любовь. Грейнджер была права: эта женщина была идиоткой, думая, что Фридрих стоит таких усилий. И да, Драко упоминал, что ненавидит балет? Он ненавидел балет. Ему было до слез скучно. Случайно взглянув на Гермиону, он заметил, что она с восторгом наблюдает за происходящим на сцене представлением. Драко скользнул взглядом по ее лицу, горящему интересом к танцующим, вниз к ее слегка приоткрытым губам, дальше к ее стройной шее, и к обнаженной коже ее ключиц. Еще одна завитая прядь выбилась из ее изящной прически и соблазнительно легла вдоль плеча, ближайшего к Драко. Он вдруг понял, что у них никогда не было такой длительной близости, как сейчас. По утрам между их телами всегда был стол. Маленькая каштановая прядь волос, щекочущая ее обнаженную кожу, продолжала насмехаться над ним. Он больше не осознавал того, что происходило на сцене, потому что реальность начиналась и заканчивалась тем, что Драко пытался управлять своими порывами. Он не мог оторвать глаз от того места, где ее шея переходила в плечо. Все, что необходимо, — это одно быстрое движение его руки. Просто нежная ласка его пальцев, когда он отведет прядь волос в сторону. Отшатнется ли она от его прикосновения? Стоило ли ему так рисковать? Большая часть его мозга кричала «абсо-блядь-лютно», но его рациональная сторона сопротивлялась. Драко довольствовался тем, что просто наблюдал, как мягкий локон слегка двигался при каждом подъеме и спуске ее груди от дыхания. Это было бы так легко — просто протянуть руку, отбросить прядь в строну, нежно провести пальцами по ее спине и приобнять ее. Так сидели многие другие пары. Только это было не свидание. Они не были парой на свидании. Драко все еще не мог отвести от нее глаз, но вместо этого сосредоточился на том, чтобы дышать не слишком громко. Мерлин, если весь театр не слышал, как он практически хватал воздух своим ртом, то они точно слышали, как его сердце, казалось, колотилось о грудь. Он готов был задохнуться от одного взгляда на нее, он чувствовал, как кровь стучит у него в ушах, и внезапно почувствовал жар. Но тут Гермиона удивленно выдохнула, и взгляд Драко метнулся к ее лицу. Она пристально смотрела на сцену, и слезы выступили у нее на глазах. Недоумевая, что могло вызвать такое эмоциональное проявление, Драко оторвал от нее взгляд и посмотрел вперед. Каменная арка с разорванным занавесом, которая вела в Страну Мертвых, только что открылась, и Александрина бросилась к ней. Когда балерина грациозно закружилась там, Драко с тревогой увидел, как по щекам Гермионы потекли слезы. Затем она повертела что-то в руках, и Драко увидел, как она вытащила кусок ткани из рукава своей мантии. Это был белый носовой платок. Его носовой платок. Инициалы Д. Л. М. были отчетливо видны в изящно вышитой монограмме по краю, когда она промокнула глаза. Она сохранила его, и не просто сохранила, а посчитала достаточно важным, чтобы носить с собой. Возможно, думая, что он заметил ее тихие слезы, Гермиона повернулась к нему и смущенно улыбнулась, слегка пожав плечами. Драко попытался ухмыльнуться в ответ, как он надеялся, дразнящим выражением, но честно говоря, не имел ни малейшего представления о том, как управлять сейчас своими лицевыми мышцами. Когда она перевела внимание на представление, Драко снова украдкой уставился на ее шею. Руки Гермионы вернулись на колени, она сжимала его носовой платок, время от времени скручивая и теребя маленький кусочек ткани. Затем Драко осознал, что совершил еще одну эгоистичную ошибку в тот вечер: его рука полностью вцепилась в подлокотник между их сиденьями. Еще одна неудачная возможность изобразить джентльмена. Ей некуда было положить руки, кроме как на колени. Это была еще одна упущенная возможность сблизиться с ней. Если бы ее нежная рука лежала в нескольких дюймах от него, он мог совершенно «случайно» коснуться ее, а затем, возможно, удержать и сжать в своей. Пронзительная, навязчивая мелодия Феникса зазвучала в воздухе, но это было ничто по сравнению с возбужденным вздохом, слетевшим с губ Гермионы, звуком, который зажег довольно непристойные мысли в его голове. Я бы заплатил неприличное количество золота, чтобы быть тем, кто вызовет такой звук из твоих уст… Восхищенный взор Гермионы следил за полетом Феникса, когда живая птица триумфально взлетела, знаменуя собой финал балета. Поднявшись вместе со всей публикой, чтобы поаплодировать исполнителям, Гермиона повернулась и лучезарно улыбнулась Драко. — Большое спасибо, что взял меня с собой.* Я искренне хочу, чтобы ты сказала мне это в совершенно другом контексте. — Конечно, Грейнджер, — отмахнулся он от ее благодарности. Когда они вышли вместе с остальными, мысли Драко понеслись вскачь. И что теперь? Может, предложить ей выпить чего-нибудь? Что делают на не-свидании с подругой? Не зная, что предпринять, он попытался завязать разговор, надеясь продлить вечер. — Итак, — начал он во время бесцельной прогулки по улице. — Могу я спросить, что довело такую не романтичную душу до слез? Она игриво шлепнула его по руке. — Я вовсе не не-романтик! Уф! Почему люди всегда так думают обо мне? Если я нахожу неприятным, что, как женщина, я должна быть очарована историей о каком-то слабом подобии волшебника, делающим жертву ведьмы совершенно бессмысленной, не означает, что я не ценю романтику! Я ценю! Мне бы очень хотелось, чтобы кто-то считал меня не просто умным книжным червем, и приносил бы мне цветы или водил на свидания… Она резко замолчала и эффектно покраснела, и Драко не знал, что сказать в ответ. Он хотел перечислить все вымышленные романтические сценарии, которые вообразил в своей голове только за последнюю неделю. Он бы до чертиков влюбился в нее, если бы она этого захотела. Но он не стал распространяться о том, как бы хотел завести роман с Грейнджер, потому что Драко был прагматиком. Трусом. Там должно быть написано «трусом». — Ты не ответила на мой вопрос, Грейнджер. Гермиона вздохнула, и Драко увидел, как легкая тень омрачила ее лицо. — Наверное, я не ожидала, что занавес будет выглядеть именно так. — Как? Она пожала плечами и снова печально вздохнула. — Настолько реалистичным. Почти так же, как настоящий в Отделе Тайн. Они остановились и посмотрели друг на друга. Драко словно ударили в живот. Все, что он знал о происшествии в Отделе тайн — его отец и Беллатриса так плохо выполнили приказ, что Драко был призван Темным Лордом, чтобы занять место Люциуса в его ближайшем окружении. Подробности схватки были ему неизвестны, но сохранились яркие, вызывающие кошмар воспоминания о гневе Темного Лорда после провала миссии. — Я не знал, что это настоящий артефакт, — осторожно сказал он. Гермиона уставилась куда-то вдаль и прикусила нижнюю губу. — Этот объект трудно описать. Он излучал эту потустороннюю силу и пах древней магией, но для меня был зловещим и опасным. Некоторые другие… казалось, он звал их, призывал войти. Мне не понравилось, как я себя чувствовала, — она сделала паузу и вздрогнула. — Я потеряла сознание во время сражения. Я не видела, как Сириус… Как он прошел через… Она замолчала, но затем снова посмотрела на Драко и слегка улыбнулась. — Как бы то ни было, приношу извинения за то, что так расклеилась на публике. Слава богу, у меня была эта маленькая вещица, которая помогла мне в трудную минуту! — она вытащила его носовой платок и насмешливо помахала им перед его лицом. Драко усмехнулся. — Должно быть, это был очень благородный джентльмен, который оставил тебе такой прекрасный подарок на память, чтобы облегчить твое горе. — Хм, — она изобразила задумчивость. — Я не уверена, что назвала бы его галантным джентльменом, скорее напыщенным маленьким аристократом, убежденным, что одной этой безделушки достаточно, чтобы компенсировать случаи воровства кусочков моей булочки. Драко притворился обиженным и прижал руку к сердцу. — Но, Грейнджер, это шокирующее и необоснованное обвинение! Такой клеветой можно погубить репутацию человека. Гермиона закатила глаза от его театральности, но проиграла битву с ухмылкой, которая появилась на ее лице. Ее улыбка в конце концов исчезла, когда они на мгновение остановились, глядя друг на друга, и Драко почувствовал внезапный прилив импульсивности, ободренный силой ее взгляда. — Но если тебе нужен джентльмен… — он замолчал, подходя ближе. Драко наклонился и крепко взял ее за руку. Подняв ее напротив широко раскрывшихся глаз Гермионы, Драко прижался губами к костяшкам ее пальцев, а затем провел по ним большим пальцем, прежде чем мягко отпустить ее руку. — Спокойной ночи, Грейнджер — пробормотал он, отступая на шаг, а затем дезаппарировал.***
Он поцеловал ей руку. Он поцеловал ее гребаную руку. Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Салазар гребаный Слизерин. Да что с ним такое? — Блядь! — закричал Драко, оказавшись в своей спальне. Ослабив и сорвав с себя галстук-бабочку, он бросился в кресло и закрыл дрожащими руками лицо. Милая чертова Цирцея, он, должно быть, самый неловкий человек на свете. Ему необходимо виски. Стакан с янтарной жидкостью был уже на полпути ко рту, когда он вспомнил, где только что были его губы. Он попробовал обнаженную кожу Грейнджер, и это было чертовски божественно. Я контролирую ситуацию. Он поставил нетронутый стакан на стол и откинул голову на спинку кресла, закрыв глаза и мысленно переживая последние мгновения с ней. Весь вечер он искал любой предлог, чтобы прикоснуться к Гермионе, и, упуская одну возможность за другой, в итоге взял и сделал это. Возможно, он был слишком самонадеян. Возможно, он неправильно прочел выражение ее глаз. О черт, может быть, она думала, что он жуткий, и была слишком шокирована его поведением, чтобы хоть как-то отреагировать. Правда, он совсем не дал ей шанса ответить, а просто аппарировал, как идиот. Я контролирую ситуацию. Ничего не поделаешь, Драко был без ума от Гермионы Грейнджер. Интересный поворот в его жизни, и ему не понадобилось и капли алкоголя, чтобы прийти к этому осознанию. Вспоминая прошедший год, он не мог точно определить момент, когда его чувства вышли за рамки платонических. Но чем дольше он сидел в кресле в пустой спальне своего пустого дома, не слыша ничего, кроме потрескивания огня, тем громче становилась эта мысль в его голове. С момента полного краха всей его жизни после Второй войны, в которой Темный Лорд был снова побежден болваном в очках, Драко старался жить только фактами, а не убеждениями. Факт: его отец ошибался почти во всем. Факт: вода была мокрой. Факт: Драко влюбился в Грейнджер. Драко действительно не знал, что делать с этим. Лучше всего, особенно после того, как он унизительно обслюнявил ее руку, было бы, похоронить эти чувства глубоко-глубоко внутри и никогда не открывать их. Да, это звучало здорово. Прагматически. Малодушно. Можете назвать это как угодно, но Драко, по-видимому, хорошо умел выживать. Он пережил чертову войну, хотя не имел на это никакого права, и, Мерлин, он влюбился в Грейнджер так, что это причиняло ему физическую боль. Но что, если она заговорит о его поведении в понедельник утром? — Послушай, Малфой, я не знаю, в какую игру ты играешь, но ты не имел права целовать мою руку без моего разрешения, и я была бы очень признательна, если бы ты исчез из моей жизни навсегда. Ладно, возможно, она не будет такой грубой, но что помешает ей найти легкий способ бросить его? И тогда Драко станет первым волшебником, который откроет, как сделать Круцио самому себе с помощью собственной палочки. Ему нужен план, если она захочет обсудить это. Драко признал бы поцелуй руки только в том случае, если бы она сделала это первой. Потом он решил отмахнуться от него, как от какого-то странного, устаревшего обычая чистокровных. Грейнджер, вероятно, так и думала, поэтому он мог просто использовать ее предвзятое мнение о своем нездоровом наследии. Повзрослев, он видел, как его собственный отец целовал руку многим ведьмам на светских приемах, как в знак приветствия, так и на прощание. Это было вежливо и прилично для молодого волшебника, воспитанного как Драко, — на прощание коротко прижаться губами к костяшкам пальцев своей спутницы. Вот только это было не свидание. И поцелуй Драко явно не был коротким. Может быть, он слишком остро реагировал на всю эту ситуацию? После того, как он так долго обходился без приятной женской компании, может быть, его чувства к Грейнджер были не более чем вожделением? Необходимо было еще раз рассмотреть факты. Факт: Грейнджер была исключительно красивой женщиной. Факт: Драко был молодым, полным жизни мужчиной, который не был слепым. Факт: Драко наслаждался обществом Грейнджер. Факт: Грейнджер была умным и интересным собеседником. Факт: Грейнджер была его другом. Факт: Драко очень хотел бы притянуть ее поближе и аппарировать прямо в свою спальню. Драко застонал и провел рукой по волосам. Сейчас факты явно были не нужны ему. Вместо этого он представил Грейнджер, медленно расстегивающую свою одежду, в то время, как она оседлала его бедра, и отбросил мысль, что это второй раз за сегодня, когда ему нужно было прикоснуться к себе, думая о ней.***
Он поцеловал ей руку. Гермиона совершенно не осознавала, сколько времени прошло после того, как Драко дезаппарировал, оставив ее стоять посреди улицы. Она несколько раз моргнула, потом вспомнила, как аппарировать, и вернулась домой. Слегка дрожащими руками она сумела снять плащ и мантию и кое-как приготовилась ко сну. Она ворочалась с боку на бок почти целый час, пока Живоглот не пресытился ее беспокойством и не вышел из спальни, сердито помахивая хвостом. В конце концов, ее изнеможденное тело сдалось, и она провалилась в беспокойный сон. Что бы он ни делал с ней языком, Гермиона надеялась, что это никогда, никогда не прекратится. Вслед за мягкими легкими поцелуями, он начал долгими движениями вылизывать ее щелку, заставив дрожать всем телом. Сейчас его язык был внутри нее, и Гермионе хотелось кричать, пока ее голосовые связки не лопнут от перенапряжения. Он резко оторвался от ее бедер и начал прокладывать поцелуями путь вверх по ее телу. Она застонала, прижимаясь к нему, и он, наконец, подчинился ее хриплым требованиям и со стоном вошел в нее членом. Гермиона на мгновение заглянула в его серебристые, полные вожделения глаза, прежде чем прижаться к его рту в обжигающем поцелуе. Он отстранился, продолжая резкие движения, и скользнул губами вниз к ее шее. Одна ее рука вцепилась в его спину, а другая запуталась в шелковистых платиновых волосах, и она умоляла его: «пожалуйста, пожалуйста, быстрее, сильнее». Она была так близко. Он прорычал ей в ухо: — Вот так, Грейнджер, кончай для меня. Глаза Гермионы распахнулись. Издав глухой крик, она поняла, что ее рука была внутри трусиков и ласкала клитор во сне. Она быстро убрала пальцы и села в постели, все еще тяжело дыша. — Честно, что со мной не так? — пробормотала она со стыдом. Отбросив одеяло, Гермиона направилась в ванную за стаканом воды, надеясь успокоить свое возбужденное тело. Посмотрев на себя в зеркало, Гермиона подумала, что выглядит очень возбужденной и обеспокоенной. Ее дыхание было учащенным, щеки пылали, затвердевшие соски торчали сквозь ткань кофточки, и она все еще чувствовала, как мокро у нее между ног. Насколько отчаявшейся она была, если все, что потребовалось, — это один поцелуй руки от Малфоя, чтобы вызвать такой откровенный сексуальный сон с ним в главной роли? Но что это был за сон, подумала она со вздохом. Если быть честной, все что Гермиона делала большую часть времени — это осознавала, какое притяжение она чувствовала к нему весь вечер. Все началось почти мгновенно — с того, как лихо он выглядел в своей парадной мантии. Затем, когда он наклонился ближе, чтобы прошептать ей на ухо прямо перед началом балета, Гермиона боролась с инстинктивным желанием задрожать. На какое-то безумное мгновение она представила, как Малфой замедляется, а затем сокращает расстояние, чтобы поцеловать ее ниже уха. Она напрягалась явно сильнее, чем нужно, чтобы отбросить эту фантазию и пыталась сосредоточиться на балете, хотя большую часть времени остро ощущала, как близко к ней находится его тело. И когда она плакала из-за сцены с занавесом (как это, кстати, унизительно, Мерлин), Гермиона боковым зрением заметила точное расположение руки Малфоя. Ей было бы так легко притвориться, что она ничего не заметила, и «случайно» положить на подлокотник свою руку, только чтобы ее встретили его пальцы. Руки этого человека были более привлекательны, чем следовало бы. Каково будет ощущать их на своем обнаженном теле? Гермиона испытывала странное влечение к мужским рукам и лично считала их недооцененной частью мужской анатомии. Руки Рона были сильными и поддерживали ее. Они словно были созданы для комфорта и, на протяжении всех их романтических отношений, Гермиона ценила их теплую фамильярность. Его прикосновения заставляли ее чувствовать себя в безопасности и всегда могли успокоить в трудную минуту. Руки Виктора Крама были грубыми. Не агрессивными и не жестокими, скорее, они были мозолистыми от многолетней игры в квиддич, и когда он хватал ее в приступе страсти, всегда делал это целеустремленно и твердо. Физическая близость была основой их недолгих отношений после того, как они снова сошлись после расставания с Роном, но у них не было почти ничего общего, кроме секса, что привело к обретению еще одного друга после разрыва. Руки Дэниела были нежными. После Виктора Гермиона отошла от свиданий с мужчинами-волшебниками и обратила взор к знакомству с магглами. К большому удовольствию родителей, Гермиона согласилась на свидание вслепую с сыном одной из их пациенток, и отношения продолжались несколько месяцев. Но Гермионе всегда казалось, что его руки ласкают ее так осторожно, как будто он боялся напугать ее, и, возможно, это было причиной того, что Гермиона никогда не могла по-настоящему принадлежать ему эмоционально. Когда их отношения достигли той точки, у которой она принимала решение, заслуживает ли этот человек узнать ее большой секрет (вся эта история с магией), Гермиона порвала с ним. После этого она отказалась от маггловских свиданий, зная, что если ей придется прятать очень важную часть своей жизни, она никогда не станет по-настоящему близка с таким человеком. Руки Камерона были торопливы. В основном потому, что им с Гермионой нужно было удовлетворить взаимные сексуальные потребности как можно быстрее, когда они были вместе. Он тоже был магглом, но Гермиона не стала бы называть их совместное времяпрепровождение «свиданиями». Они несколько раз встречались и проводили вместе вечер, когда ни у кого не было планов. Какое-то время это устраивало ее — быстрый секс без обязательств, но Кэмерон положил конец поздним телефонным звонкам с предложением компании, как только познакомился со своей новой девушкой, и Гермиона пожелала ему удачи. Чем привлекли Гермиону руки Драко Малфоя? Она еще не имела ничего общего с ними, но уже чувствовала, что они могут занять первое место в ее рейтинге. Его руки были так изящны, что заставляли Гермиону едва сдерживать вздох. Большую часть времени они казались уверенными и способными, особенно когда он рассеянно водил своими длинными пальцами по краю кофейной кружки. По двум коротким случаям, когда Гермиона ощутила его прикосновение, она заметила, что у него не было мозолей, это были незапятнанные ладони аристократа, который не занимался физическим трудом ни одного дня в своей жизни. Она решила не обращать внимания на его избалованное детство, не имея ничего против. Ее мысли вернулись к тому, как несколько часов назад его губы ласкали ее руку, а затем он нежно провел большим пальцем по ее костяшкам. Этот низкий, богатый баритон его голоса на прощание вместе с напряженным взглядом, и как он дезаппарировал, не дожидаясь ее реакции… Она признавала, что была разочарована. Гермиона увидела, что ее отражение в зеркале прикусило губу, и снова остро ощутила влагу между бедер. Она расправила плечи и вернулась в постель. В сексуальном самоудовлетворении не было абсолютно ничего плохого. Это было нормально. Это было даже полезно. А когда через несколько минут Гермиона кончила с помощью своих пальцев, ей пришлось прикусить язык, чтобы не выкрикнуть имя некоего друга-мужчины, с которым ей предстояло встретиться в понедельник утром. * Дословный перевод фразы — большое спасибо, что взял меня.