***
Март 2008 года. Драко был человеком привычки. Гермиона находила это милым и одновременно бесилась. Ради Мерлина, если в кафе до его прихода закончатся черничные булочки, этот человек впадет в истерику. Впрочем, у него была привычка, которую Гермиона очень любила. Она заключалась в смене костюмов. Во время пятидневной рабочей недели Драко носил одни и те же костюмы в одинаковом порядке. По понедельникам и пятницам он надевал черный костюм, белую рубашку и черный галстук. Запонки и булавка для галстука были темно-изумрудного цвета. По вторникам и четвергам Драко носил черный костюм в светло-серую полоску и черный галстук. Булавки для галстука не было, а запонки были из аметиста. Но по средам… Среда стала любимым днем недели Гермионы. По средам Драко надевал темно-синий костюм с галстуком в тон, бледно-голубую рубашку и бриллиантовые запонки, которые, вероятно, стоили больше, чем дом ее родителей. Серебристый оттенок глаз Малфоя всегда был выразительным, но синий цвет его костюма и рубашки подчеркивал их сияние. Сегодня была среда, а это означало, что Гермиона проводила слишком много времени, исподтишка разглядывая своего хорошо одетого друга через стол. Она реально не могла себе этого позволить, ведь ей приходилось прикладывать много усилий, чтобы закончить свою презентацию для предстоящей поездки в Венецию в апреле. Но помоги ей Мерлин, этот человек так хорошо смотрелся в синем! — Видишь что-то, что тебе нравится, Грейнджер? — глаза цвета грозового неба над бескрайним океаном сверлили ее сейчас. Черт побери, она никогда не научится быть утонченной, правда? — Нет! Я имею в виду, да… То есть… — его ухмылка явно не способствовала ее стабильному психологическому состоянию. Сделай глубокий вдох, Гермиона. — Ты прекрасно выглядишь в синем! — выпалила она, опуская глаза в свой блокнот. Кто-нибудь, пожалуйста, наложите на меня Обливиэйт.***
Не то чтобы Драко пристально отслеживал, но он сидел с Гермионой Грейнджер за одним столиком в кафе перед каждым рабочим днем уже больше года. Чему он научился за все это время? Он знал о ее родителях, о ее неудачных отношениях с Уизелом и о ее продолжающихся отношениях с семьей Уизли. Он знал, как она пьет чай, что предпочитает черничные булочки, и как она выглядит во время приступа паники. Он видел, как она смеялась, плакала и буквально пылала от гнева, когда однажды он небрежно выразился о домовых эльфах. Драко знал все ее позиции по политическим вопросам. Он знал, какие отделы в Министерстве действительно выполняют стоящую работу, а руководителей каких отделов она не прочь забрызгать неразбавленным гноем бубонтюбера. Драко точно знал, в каком настроении она была, основываясь на том, как она входила в кафе каждый день и сколько чая она заказывала. Они не часто обсуждали войну или Хогвартс, только потому, что эти темы были слишком эмоционально тяжелыми для начала дня. Но, в целом, он знал все то, что большинство друзей знали друг о друге. В последнее время Драко начал заполнять пробелы в своих знаниях по «мелочам Гермионы Грейнджер», задавая случайные вопросы, когда они приходили ему в голову. Так он узнал, что фиолетовый — ее любимый цвет, любимый день недели — среда (она отказалась вдаваться в подробности), любимое животное — кошка, ее патронус — выдра, день рождения — девятнадцатого сентября, любимый вкус мороженого — клубничный, а второе имя — Джин, в честь матери. — Какая твоя любимая сладость? — спросил он вдруг, ни с того ни с сего. К этому моменту Гермиона уже привыкла к череде его вопросов и даже не подняла глаз от газеты. — Магическая или маггловская? — Любая. — Сахарные перья. Драко возблагодарил все божества на свете, что Гермиона была погружена в свою газету, и поэтому не увидела, как его челюсть сжалась, а глаза расширились, когда он подавил страстный стон. Гребаная борода Мерлина, он охотно отдал бы свою палочку, чтобы увидеть, как она сосет сахарное перо. Этого было достаточно, чтобы захотеть подрочить сегодня.***
Драко ждал предлога, чтобы предложить Гермионе еще один выход в свет в течение целого месяца после балета, и вот, наконец, он появился. У Уэсли Макнейра было два билета, очень хорошие места в ложе в оперу в следующем месяце, и он не мог пойти. Пока его коллега бродил по офису «Висп и Райт», жалуясь на жену, твердящую о необходимости отдать билеты из-за незапланированной встречи с кузенами, Драко выглянул из двери своего кабинета. — Макнейр! Я возьму их. Макнейр обернулся, удивленный тем, что Драко вызвался сам. — Ты? Ты хочешь забрать у меня эти проклятые билеты? Драко кивнул и выжидающе протянул руку. Макнейр с подозрением посмотрел на него, прежде чем передать их Драко. — Ты же понимаешь, что они парные? С кем тебе так не терпится промучиться несколько часов, пока какая-нибудь толстая ведьма распевает песни? — Не лезь не в свое чертово дело. И спасибо тебе. — Драко отрубил любопытство со стороны Макнейра, захлопнув дверь своего кабинета прямо перед его носом. Мог ли Драко просто пригласить Гермиону на ужин или даже выпить после работы? Конечно, но почему-то каждый раз, когда он открывал рот, чтобы спросить ее, сразу трусливо закрывал обратно. Он все еще беспокоился, что слишком далеко зашел после балета, и каждая попытка пригласить ее на ужин, воспринималась им как свидание. И это было бы прекрасно, но Драко думал, что испугает ее. К тому же, если быть честным с самим собой, его самоуверенность сильно пошатнулась с тех пор, как в январе она отказала ему в пользу свидания с Энтони Голдштейном. Поэтому Драко поступил прагматично (читай — трусливо) и стал ждать подходящего случая. Предложение культурного мероприятия казалось гораздо безопаснее, потому что у такого вечера была цель, отличная от ужина, выпивки и тоскливых взглядов через стол. Хотя Драко мог бы придумать, чем бы заняться с Гермионой… Очистив свой разум от любых мыслей о недозволенном поведении, Драко как можно небрежнее затронул тему вечера в опере: — Грейнджер, в твоем шикарном детстве вы когда-нибудь ходили в оперу? Она оторвалась от чая и вопросительно подняла бровь. Отлично, он уже все испортил. Он собирался рассмеяться, но, кажется, его колючий тон не показался Гермионе забавным сегодня. — Нет. И прежде чем ты спросишь… Да, у магглов есть опера, просто она считается старомодной формой развлечения. Большинство людей нашего возраста и моложе предпочли бы посмотреть фильм или концерт. — Значит, ты никогда там не была? — Я только что сказала тебе, что никогда там не была. Он не собирался позволить ей все испортить. — Идеально. У меня есть билеты на прекрасное представление, и ты должна сопровождать меня. Ее глаза слегка расширились, а губы приоткрылись. Она словно не знала, что сказать, и Драко старался не казаться взволнованным бесконечным ожиданием, пока ее мозг снова заработает. Можно действительно убить человека, заставив его ждать так долго, чтобы отвергнуть. Если она упомянет Энтони Голдштейна или любого другого безмозглого идиота в качестве оправдания, я клянусь своей магией, что найду этого придурка и отправлю его заклинанием прямо на Юпитер. Наконец, Гермиона вспомнила, как по-человечески разговаривать, и прочистила горло: — Когда будет представление? — Одиннадцатого числа, в пятницу. Она слегка нахмурилась и открыла ежедневник. Как она смогла так быстро найти его среди бесчисленных тетрадей, журналов, периодических изданий и учебников, Драко никогда не узнает. Он предполагал наличие какой-то особенной системы Грейнджер. — Это за два дня до моего отъезда в Венецию. — А это значит, что ты уже подготовилась и собрала вещи для поездки, и тебе не помешает свободный вечер. Она нахмурилась еще на минуту, потом слегка пожала плечами и улыбнулась Драко. — Ты прав. Иначе я буду сидеть взаперти дома, сводя себя с ума, пытаясь добавить последние детали к своей презентации. — Значит, ты придешь? — она мгновенно покраснела от его вопроса, и Драко подумал, что ее мысли пошли по тому же извращенному пути, что и его: я бы хотел, чтобы ты кончила, Грейнджер, позволь мне заставить тебя кончить.* — Да, хорошо, — ответила она хрипло. — Отлично, теперь мне нужно, чтобы ты выбрала ресторан для ужина перед представлением. Драко надеялся, что ужин, как решенная идея, а не просьба, сделает ее более сговорчивой. Это была тактика, которую он часто использовал в переговорах с игроками в квиддич: формулирование запроса, как решенного, обычно было верным способом получить желаемое. Она обдумывала его слова в течение минуты, прежде чем снова кивнуть, и Драко задался вопросом, не наложил ли кто-то на него веселящее заклинание, потому что он внутренне боролся с улыбкой, как идиот, глядя на нее. — Ты не возражаешь, если мы поужинаем в маггловском Лондоне? — спросила она нерешительно. Грейнджер, я поужинаю на дне гребаного океана, если ты захочешь. Он пожал плечами: — Нисколько. Она лучезарно улыбнулась ему, и Драко постарался не обращать внимания на свое ускоренное сердцебиение, думая, что простое согласие на ее просьбу сделало ее такой счастливой. — Отлично, я отведу тебя в одно из моих любимых мест! — она выглядела такой восторженной при мысли об ужине с Драко, что его снова охватила надежда. Безусловно, опасное состояние, но, черт возьми, Грейнджер внушала ему ее постоянно. Внезапно выражение ее лица немного изменилось. — Это будет твой первый раз… Ну, знаешь, кроме кафе… Это будет твой первый ужин в маггловском ресторане? Драко постарался не обидеться, что она все еще сомневается в нем, но неуверенность в ее голосе задела его. — Доверие завоевывается со временем, — снова прозвучал в его голове голос целителя Браунинга. — Я буду в порядке, Грейнджер, выкинь беспокойство обо мне из своей хорошенькой головки. Я обещаю не вызывать никаких вальсирующих фламинго в середине ужина и не нарушать Статут секретности. Его шутка подействовала, и она снова улыбнулась. — Да, пожалуйста, сдерживайся во время своего первого визита в маггловский ресторан, и я сделаю все возможное, чтобы не совершить никаких ошибок во время моего первого визита в оперу. — Хм, похоже, эта ночь будет первой для нас обоих, — он не хотел говорить это так многозначительно, но теперь улыбка Грейнджер исчезла, и она пристально посмотрела на него. Было что-то странное в ее взгляде, что заставило Драко приклеиться к стулу, не в силах оторвать от нее глаз. Как это случилось? Когда это случилось? Испытывала ли она тот же смутный водоворот эмоций, что и он? Неужели она тоже не спит по ночам, гадая, каково это, когда его руки путаются в ее волосах? Неужели ее часы бодрствования в офисе заполнены отвлекающими мыслями о том, как их тела могут чувствовать себя, прижимаясь друг к другу? Заметила ли она, что их взгляды друг на друга длились на несколько секунд дольше, чем это было принято в обществе? Могла ли она догадываться, что его мысли о ней были настолько всепоглощающими, что ему приходилось доставлять себе удовольствие дважды в день? — Да, будет, — тихо согласилась она и, наконец, отвела взгляд. Я контролирую ситуацию.***
Апрель 2008 года Где же эта проклятая чаша? И нуждалась ли Молли на самом деле в этой особенной, супер особенной семейной реликвии, чтобы подать им салат? Насколько Гермиона знала, это был обычный воскресный ужин в Норе. Не чей-то день рождения, не день смерти, не годовщина помолвки, не объявление о беременности и не запуск нового продукта «Всевозможных волшебных вредилок». Гермиона никак не могла понять, почему Молли отвела ее в сторону почти в тот самый момент, когда она пришла просить ее помочь найти эту чрезвычайно важную чашу. И вот так Гермиона обнаружила, что прочесывает тесную и захламленную кладовую рядом с кухней в поисках миски, которая с таким же успехом могла попасть в другое измерение, потому что здесь ее точно не было. — О, привет, Гермиона! Я и не знал, что ты здесь! Гермиона обернулась на приветствие и увидела улыбающегося Чарли Уизли. Она быстро обняла его. — Привет! Да, твоя мать поручила мне задание. Она хочет, чтобы я нашла какую-то старую деревянную салатницу, которая раньше принадлежала твоей тете Мюриэль, но пока мне не везет. Гермиона вернулась к своему занятию, отодвинув в сторону старые проржавевшие котлы и несколько пыльных томов книг Гилдероя Локхарта по ведению домашнего хозяйства и кулинарии. Она обернулась, услышав, как Чарли неловко откашлялся. — Я… Э-э… думаю, что у моей матери есть скрытые мотивы, — сказал он с застенчивым видом. Увидев, что Гермиона озадачена, он уточнил: — Она послала меня сюда за тем же самым. Гермиона застонала и почувствовала одновременно раздражение и смущение от того, что Молли открыто вмешивается в их с Чарли личную жизнь. — О, ради бога, я не заинтересована в отношениях с тобой! Не обижайся, Чарли, — добавила она с застенчивой улыбкой, надеясь, что он не обиделся. — Ничего страшного, — усмехнулся он, и она обрадовалась, что он скорее развеселился, чем обиделся. Гермиона прислонилась к стене буфета и закрыла лицо руками. — Я постоянно излучаю флюиды жалкой и одинокой старой девы? — Не больше, чем я атмосферу жалкого и одинокого холостяка без женщины, которая бы заботилась о нем, — криво усмехнулся Чарли. Гермиона украдкой взглянула на него сквозь пальцы и рассмеялась. — Полагаю, мне следует еще раз сообщить твоей матери, что, несмотря на чудесное время, проведенное вместе в кладовой, мы не помолвлены. Она оттолкнулась от стены и попыталась пройти мимо него, но он осторожно положил руку ей на плечо. — Гермиона, я не возражаю, если ты скажешь ей, что встречаешься с кем-то другим. Я знаю, что это не ее дело, но может отвлечь ее от тебя на некоторое время. Гермиона посмотрела на серьезное лицо Чарли и задумалась над его советом. Она могла бы сказать Молли, что ей не нужна никакая помощь в ее личной жизни, большое спасибо, и что, конечно же, она встречается с кем-то… Но это было бы ложью, а Гермиона ненавидела ложь и, по случайному совпадению, не была особенно искусна в искусстве обмана. Тогда ей придется придумать имя и историю, и все это выйдет из-под контроля унизительным образом. Потому что правда была настолько странной, что Гермиона даже не знала, как объяснить ее. Она была одинока по какой-то причине в течение долгих месяцев. Причина заключалась в том, что ее чувства к Малфою теперь вышли за рамки дружбы, и она совершенно не знала, что думать и чувствовать в его очаровательной компании. — Так и есть, правда? Ты встречаешься с кем-то, — тихо пробормотал Чарли. Она тяжело вздохнула и обхватила себя руками за талию. Ее неудачный эксперимент с Энтони Голдштейном показал то, что она не знала, как давать шанс другим мужчинам, когда ее разум был постоянно поглощен Драко. — Нет. Во всяком случае, не совсем, — наконец ответила она. — Но ты хочешь встречаться с ним? — Откуда ты знаешь, что я думаю о ком-то конкретном? — Гермиона, — он слегка усмехнулся. — Никто не вздыхает так глубоко и не дает отрицательного ответа на прямой вопрос о свидании, если не мечтает о конкретном человеке. Гермиона раздраженно выдохнула. — Неужели это так очевидно? Чарли еще раз тепло усмехнулся и нежно сжал ее плечо. — Тогда почему ты не с этим парнем? Разве это не вопрос на миллион галеонов? Еще одно сомнение, еще один вздох Гермионы. — Я не уверена, хочет ли он… Я думаю, что возможно, но отношения с ним были бы… сложными. Сложно — это слабо сказано, но она не знала лучшего описания. Проблематично? Сбивает с толку? Невероятно жарко? О, Мерлин… — Это странно, — засмеялся Чарли, смутив Гермиону. — Что тут странного? — Никогда бы не подумал, что самая храбрая ведьма, которую я когда-либо встречал, будет вести себя как трусиха. — Трусиха? — Гермиона зашипела от ярости. — Ну, а как же тогда ты? Я еще не видела, чтобы ты приводил кого-то в Нору, так что же тебя сдерживает, Чарли? Только не говори мне, что все эти годы ты жил как монах! — выпалила она в ответ, и он мгновенно пришел в себя. — Это очень сложно, — горько возразил он. — Наверное, это делает меня грязным лицемером, а? Он грустно улыбнулся ей, и Гермиона тут же почувствовала себя виноватой. Так редко можно было видеть пылкого Чарли в таком мрачном настроении, что это погасило ее краткую вспышку гнева. — Это было грубо. Извини, Чарли. Он отмахнулся от ее извинений. — Нет, ты, как всегда, права. Я просто надеюсь… — он глубоко вздохнул и убрал руку с ее плеча. — Я просто надеюсь, что после всех этих лет ты поймешь, что наша семья любит тебя, несмотря ни на что. Ты так многим пожертвовала ради Рона и Гарри… Ради всех нас, правда. Я всегда восхищался тобой и всегда буду восхищаться. Поэтому я хочу сказать тебе, что если самая храбрая ведьма, которую я когда-либо встречал, не может найти в себе мужества признать неудобную любовь… Тогда для остальных нет большой надежды, не так ли? Гермиону до слез взволновала страстная речь Чарли. Она посмотрела в его голубые глаза и поняла: он проходит через то же самое, он хочет кого-то, кого не должен. Возможно, однажды они посмеются и сравнят то, как каждый из них управлял своей романтической борьбой, но сейчас ей было достаточно знания, что кто-то в мире сопереживает ее бедственному положению. Она бросилась вперед и заключила его в крепкие объятия. — Не говори никому, Чарли, но я думаю, что ты самый умный в своей семье. — Я не буду давать таких обещаний. Какое-то движение в коридоре, ведущем в кладовую, заставило их отпрыгнуть друг от друга. — О боже! Пожалуйста, простите за вторжение! — прощебетала Молли, убегая с таким видом, словно опять наступило Рождество. Чарли и Гермиона испуганно переглянулись, а потом расхохотались. Как только они отдышались, Чарли выпрямился. — Мне, наверное, лучше пойти и мягко сказать ей правду. Он собрался уходить, но Гермиона окликнула его: — Чарли… Спасибо. Он снова грустно улыбнулся ей. — Всегда пожалуйста. Я волнуюсь за тебя, Гермиона. Если ты решишь совершить этот прыжок веры, то не только получишь мою поддержку, но и дашь менее храбрым из нас пинок под зад, чтобы мы перестали жалеть себя и сделали то, что хотим. С минуту Гермиона стояла молча, одна в кладовке, и прощальные слова Чарли эхом отдавались у нее в голове. Его заботливое ободрение поддержало ее, но был еще один человек, который мог помочь ей принять решение. Она подошла к краю сада Норы и отыскала Джинни, которая лущила горох над большой миской в конце длинного деревянного стола. Плюхнувшись рядом с подругой, она схватила несколько горошин под предлогом помощи. — Твоя мать только что пыталась заманить меня в чулан вместе с Чарли. Она также видела, как я обнимаю его, и я почти уверена, что сейчас назначает дату нашей свадьбы, — сухо сообщила Гермиона Джинни, которая поморщилась. — Мне очень жаль. Хотя, по-моему, ей очень жаль, что вы с Чарли до сих пор не женаты, — ответила Джинни. Это было довольно безобидное замечание, предназначенное для комплимента, и Джинни была одной из ее лучших подруг, но Гермиона внезапно покраснела. — Вы все так обо мне думаете? О, смотрите, вот идет бедная, отчаявшаяся, одинокая Гермиона. Какая жалость, что она все время работает, а не ищет себе мужика. Как печально сложилась ее жизнь, — выпалила она. Джинни отреагировала на ее раздраженное заявление терпеливым и спокойным взглядом. — Гермиона, ты же знаешь, что никто здесь никогда так о тебе не думал, — мягко сказала она, и Гермионе стало немного стыдно за свою горькую вспышку. — Я знаю, я знаю, мне очень жаль, — заверила ее Гермиона, гнев покинул ее. — Между прочим, твой брат просто чудо. Я просто не вижу у нас романтического будущего, и он тоже. Некоторое время они сидели молча, пока Гермиона пыталась собраться с мыслями. — Я думаю, что этот пятничный поход в оперу с Малфоем может быть свиданием, — тихо призналась она. Джинни осторожно опустила горошины и некоторое время бесстрастно смотрела на Гермиону. — Я не знала, что твои чувства так сильно развились. Теперь это звучит так… Связь вышла за пределы фазы похоти. Это то, чего ты хочешь? — ее голос был нейтральным, но Гермиона чувствовала укол обвинения за словами Джинни. Хуже всего было то, что она даже не могла винить свою подругу за негативное отношение к Драко: вражда между семьями Уизли и Малфоев продолжалась уже несколько десятилетий. В то время как Гермиона была лично посвящена во взросление и раскаяние Малфоя, у Джинни была только информация из вторых рук о его предполагаемом изменившемся характере. Гермиона закрыла глаза и потерла висок, пытаясь уложить мысли, но все, что она видела, смыкая веки, — было хитрое, ухмыляющееся бледное лицо и платиновые волосы. — Что-то не так, Джинни? Разве это плохо — хотеть его? Джинни удивленно и виновато посмотрела на нее. — О, Гермиона, я не хотела, чтобы ты чувствовала себя так, прости, если я… — Эй, Джин! Ты нам нужна для квиддича! И ты не будешь охотницей на этот раз! — рев Рона прервал их напряженный разговор, и обе женщины съежились. — Он выбрал самое неподходящее время в мире, — прорычала Джинни себе под нос, когда ее брат подошел к ним. — Расслабься, мерзавец, я сейчас приду! — крикнула Джинни в ответ и встала навстречу Рону, прежде чем он успел вмешаться в ее личную беседу с Гермионой. — Иди, — настаивала Гермиона. — Я закончу вместо тебя. Гермиона подвинулась и заняла место Джинни над миской с горохом. — Гермиона? — тихо отозвалась Джинни. — Я думаю… ну… я думаю, что… На самом деле, знаешь что? — Джинни сделала паузу, ее настроение внезапно сменилось с мрачного на яростное и решительное. — На самом деле не имеет значения, что я думаю. Надень свое пурпурное платье и напиши эсэмэску, свяжись по каминной сети, или отправь мне сову сразу же в субботу утром. — Она бросила прощальный ухмыляющийся взгляд на Гермиону и подмигнула ей, прежде чем резко повернуться и побежать к импровизированному полю для квиддича. Ее пурпурное платье, да? Гермиона озорно усмехнулась про себя и поблагодарила всех божеств, которые помогли Молли и Артуру Уизли воспроизводить на свет детей, пока очередь не дошла до Джинни.***
Драко прекрасно провел утро пятницы. Прошлым вечером он получил сову с письмом от Минервы Макгонагалл, содержащим все комментарии, вопросы и опасения, высказанные Советом управляющих Хогвартса относительно Фонда Гермионы Дж. Грейнджер для студентов немагических родителей. Было несколько отрицательных мнений от чистокровной гвардии, с тонко завуалированным отвращением к инициативе в пользу магглорожденных студентов. У некоторых были проблемы с логикой, которые явно имели корни в незнании маггловского мира (разве эти семьи не могут путешествовать каминной сетью? Зачем нам нужна дополнительная поездка на Хогвартс-Экспрессе?), но они определенно поддерживали идею фонда. По подсчетам Драко, более половины из них были полностью согласны с этой идеей и прислали свои дополнения и предложения по вводной программе. Итак, колеса пришли в движение, чтобы фонд Грейнджер мог в конечном счете стать реальностью. До сих пор Макгонагалл держала свое слово, и имя Драко на всех документах по-прежнему оставалось «анонимным благодетелем». Так как Гермиона в воскресенье уезжала в Венецию, у него будет целая неделя одиночества в кафе, когда он сможет обдумать свои идеи для ответа и правок проекта. Кроме того, был крошечный факт, что сегодня вечером Драко поведет Гермиону в оперу. И на этот раз он с самого начала уже поступил правильно, заставив ее выбрать ресторан для ужина. — Хочешь булочку? Сегодня утром у меня не было времени позавтракать. — Ее просьба проникла сквозь мысли о вечере, и он кивнул. Когда она вернулась с двумя тарелками, Драко поднял глаза и увидел, что она неловко топчется перед ним. — У них осталась только одна черника, поэтому я наугад взяла еще абрикос. Какую хочешь? Драко поднял бровь, глядя на нее. Он терпеть не мог абрикосы, но Грейнджер стояла перед ним со своей застенчивой улыбкой, и, зная, что она тоже предпочитает чернику, он решил не быть сегодня самым эгоистичным идиотом в мире. — Сегодня можешь съесть с черникой, — сухо сказал он и взял у нее другую, более неприятно пахнущую булочку. На мгновение она удивилась, потом пожала плечами и снова села. Драко поставил тарелку с отвратительной булочкой на стол и продолжил подчеркивать и обводить статистику вратарей резервных игроков команды «Ос». Он стал лучше писать шариковой ручкой, но ему все еще приходилось сильнее концентрироваться, чем при скольжении пером по пергаменту. Его мышечная память письма пером была сильной, но если он хорошо концентрировался, используя ручку, его письмо становилось похожим на красивый разборчивый почерк, а не выглядело как те странные, абстрактные художественные полотна, сделанные единорогами, обмакивающими свои копыта в чернила и топчущими чистый холст. Они реально продавались за несколько тысяч галеонов, и у матери Драко было две таких картины. — Ух ты, черника сегодня такая вкусная! Восклицание Грейнджер нарушило его концентрацию, но Драко не обратил на нее внимания. Она явно пыталась подразнить его, а он был полон решимости изобразить свою лучшую подпись. Он хотел, чтобы буквы его имени, начертанные шариковой ручкой, выглядели идеально, прежде чем даже прикоснуться к золотой авторучке, подаренной ему Гермионой на Рождество. — Я могу сказать, без сомнения, что эта булочка совершенна, и никогда другая выпечка не была такой восхитительной. Драко стиснул зубы, услышав ее голос, но не доставил ей удовольствия, отреагировав на насмешку. — Огромная потеря для человека, не попробовавшего этот вкус! Наконец он поднял глаза и бросил на нее сердитый взгляд, а она невинно захлопала ресницами. — Есть ли смысл в твоих бреднях? — Я просто заметила, что ты еще не притронулся к своей булочке, — ответила она, мило улыбаясь. — А поскольку ты обычно съедаешь черничную менее чем за тридцать секунд, это значит, что ты не так сильно любишь абрикос. И я не хочу отвечать за твое плохое настроение сегодня. Признайся, что предпочел бы чернику, и я поделюсь с тобой. Кто она теперь, чертов Аврор-следователь? — Правильно, Грейнджер, но ты не заметила, что у меня сейчас очень заняты руки, и если ты так отчаянно хочешь поделиться, то можешь скормить ее мне сама. — Он открыл рот и насмешливо склонился над столом. Она поняла, что он блефует. Ухмыльнувшись, она отломила пальцами кусочек булочки и наклонилась вперед, чтобы осторожно положить его в рот Драко. Но когда ее рука была примерно на полпути к его губам, атмосфера изменилась. За несколько секунд, которые потребовались ей, чтобы протянуть к нему руку, ее ухмылка исчезла, сменившись гораздо более серьезным выражением лица. Все поддразнивания стерлись из его сознания, Драко почувствовал тот же трепет предвкушения, когда на поле выпускают снитч перед началом матча. Ее рука на мгновение замерла, а затем пальцы осторожно положили кусочек теста ему на язык. Она медленно убрала руку, слегка коснувшись краешка его губ. Драко напряг все свое самообладание, чтобы не сомкнуть рот и не слизать кусочек булочки с ее изящного пальца. Он был совершенно уверен, что такая сдержанность дает ему право на Орден Мерлина второй степени, по меньшей мере. В конце концов он вспомнил, что должен жевать и глотать, а не сидеть с едой, торчащей из его открытого рта. — Вкусно? — тихо спросила она. Драко медленно кивнул, хотя вообще не ощутил вкуса — настолько его захватила мысль о ее пальцах, побывавших у него во рту. Она наконец отвела глаза, и Драко понял, что она взволнована, судя по тому, как пылали ее щеки. Прежде чем он смог остановить себя, прежде чем смог прислушаться к внутреннему голосу, прежде чем даже подумал о том, какой монументально глупый шаг он собирается сделать, Драко бросил свои бумаги и ручку на стол и агрессивно разорвал свою нетронутую абрикосовую булочку, разделив ее на несколько кусочков. Гермиона уставилась на его руку, держащую кусок теста между большим и указательным пальцами. — Обмен — это честная игра, Грейнджер. Открывай, — пробормотал он тихим голосом, находясь на тонкой грани между угрозой и соблазнением. Гермиона послушно наклонилась вперед и открыла рот, словно он достал волшебную палочку и заставил ее сделать это. Не сводя с нее глаз, Драко повторил ее действия несколько мгновений назад и медленно положил лакомство на ее язык. Но Драко был довольно неаккуратен, разрывая его на части, и кусочки крошащейся булочки застряли в уголке ее рта. Когда его большой палец нежно смахнул оставшиеся крошки с губ, ее язык внезапно метнулся навстречу его прикосновению. Ощущение ее влажного языка, скользнувшего по пальцу, заставило его в свою очередь прикусить собственную губу, и он заметил, что глаза Гермионы при этом движении опустились к его рту. Драко неохотно убрал руку и откинулся на спинку сиденья. — Вкусно? — повторил он ее вопрос. — Очень, — прошептала она, все еще глядя на него. Драко поднес большой и указательный пальцы, которые только что были у нее во рту, к губам и чувственно облизал их, не сводя с нее пристального взгляда. — Да, должен согласиться, — пробормотал он. Он смотрел, как ее глаза следят за движениями его пальцев, затем ее горло дрогнуло, и она нервно сглотнула. Гермиона прервала зрительный контакт и рассеянно зашуршала бумагами и блокнотами, лежащими перед ней. Она встала, беспорядочно запихивая все в сумку. — Я вспомнила… Раннее собрание… Министерство. Так что я пойду… прямо сейчас. Но, увидимся позже вечером? Драко кивнул, решив, что будет лучше, если он позволит ей уйти первой, и ему не придется вставать из-за стола, пока физическая реакция его тела на недавние события все еще была на виду. Я бы отдал все, чтобы сейчас быть в мантии… — Я с нетерпением жду этого. Она перекинула сумку через плечо и чуть не опрокинула при этом стул. — Хорошо, отлично… Да, я тоже… И не забудь надеть костюм к ужину. Я имею в виду, ты, конечно, не забудешь одеться… Я просто хотела сказать, чтобы ты не надевал мантию на ужин, потому что это маггловский ресторан… То, что сейчас на тебе надето, прекрасно… Если это то, что ты планировал надеть… Я не имела в виду, что ты не можешь выбрать себе одежду, потому у тебя это отлично получается… То есть, у тебя есть глаз на такие вещи, так что… Правильно. Ну, а теперь я пойду, — она оборвала свой лепет и выбежала из кафе прежде, чем Драко успел ответить. Я контролирую ситуацию. Я обречен. Нет. Я контролирую ситуацию. * Слова «придешь» и «кончить» на английском «come».