Remain Nameless | Оставайся безымянным

      Драко вздохнул, аппарировав в пустынный переулок рядом с местом их встречи. Он принял решение: это будет их последняя вылазка за пределы кофейни. Его чувства к Гермионе настолько переросли дружбу, что это причиняло боль. Его маленькая распутная выходка утром в кафе была признаком того, что он не мог доверять себе в ее присутствии. Их отношения не должны были выйти из-под контроля, он хотел защитить их обоих.        Только сегодня, вытерпи сегодня. Ты можешь возвести стены в понедельник, только не будь сегодня задницей и никаких прикосновений, кроме чисто платонических.       Драко решил быть сдержанно дружелюбным, но потом завернул за угол перед рестораном и увидел Гермиону. Он остановился.       Ее красота снова полностью уничтожила его. Он неподвижно стоял, наполовину спрятавшись за углом кирпичного здания, и просто смотрел на нее, оставаясь незамеченным.       Гермиона явно приложила немало усилий, чтобы укротить свои буйные кудри в этот вечер. Они были собраны в гладкий пучок над шеей, а несколько прядей красиво обрамляли лицо. Ее короткое платье было элегантным, насыщенного пурпурного цвета, и Драко бросило в жар, когда он понял, что никогда не видел так много ее обнаженной кожи. Платье без рукавов с глубоким вырезом, обрамляло воротником ее шею, оставляя кожу плеч и рук открытой ночному воздуху. Пышная юбка не доходила до колен, и Драко мог видеть ее ноги.       Мерлин, она была на каблуках.       Уизли, должно быть, самый большой идиот на свете.       На протяжении всей своей жизни Драко часто думал о Роне Уизли как об абсолютном идиоте (на поле для квиддича, во время занятий, всякий раз, когда он открывал рот и т. д.) Но, увидев Гермиону сегодня вечером, он подумал об этом сильнее чем когда-либо. Как этот придурок вообще упустил ее?       Отрезвляющая мысль о том, что придется отпустить ее, заставила его живот болезненно сжаться. Такая умная женщина, как она, должна знать, верно? Должна понимать, что Драко ей не подходит. Он так боялся потерять то, чего у них даже не было. Будучи трусом до последнего, Драко знал, что его сердце не вынесет потери Грейнджер. Во всех его самых смелых мечтах и фантазиях об отношениях с ней не было ни одной версии, которая не заканчивалась бы ее уходом. Это было неизбежно, он не мог предложить ей ничего, кроме жалкого подобия волшебника, все еще отчаянно пытающегося понять, как жить своей жизнью. На его фамилии теперь лежит отвратительное клеймо, не говоря уже обо всем его личном эмоциональном и ментальном багаже и сеансах целителя, что заставило бы сбежать любую благоразумную ведьму. Если они когда-нибудь начнут романтические отношения, она в конце концов опомнится, или Драко снова все испортит. И тогда она уйдет и станет его окончательной гибелью. Это уже зашло слишком далеко.       Драко будет делать то, чем успешно занимался всю свою жизнь. Он будет лгать. Он будет лгать себе и всему остальному миру. Далее — краткий экскурс в жизнь Драко, полную лжи:       Двенадцать лет: я лучше Гермионы Грейнджер, потому что я чистокровный, а она магглорожденная. Ложь.       Тринадцать лет: я совершенно точно не боюсь дементоров. Ложь.       Пятнадцать лет: я абсолютно не завидую идиотской армии Гарри Поттера, изучающих продвинутую защитную магию, и я думаю, что Долорес Амбридж — здравомыслящий человек. Ложь.       Шестнадцать лет: для меня большая честь получить Темную Метку на службе у Темного Лорда, и нет никаких угрызений совести по поводу того, что мне придется убить Альбуса Дамблдора. Ложь.       Семнадцать лет: все в порядке. Моя семья переживет нашу службу Темному Лорду. Все хорошо. Темный Лорд добьется успеха, и наша семья будет вознаграждена. Вот чего я хочу. Мир, управляемый Темным Лордом, будет лучше. Ложь.       Восемнадцать лет — двадцать один год: я справляюсь. Я могу прекратить использовать зелье сна без сновидений в любое время, когда захочу. Мне не нужна помощь. Ложь.       Двадцать два года — двадцать семь лет: мне никто не нужен. Я могу справиться с бессонными ночами. Я могу справиться с ночными кошмарами. Мне никто не нужен. Ложь.       Прямо сейчас: продолжать отношения с Гермионой было бы ошибкой. Я совершенно точно могу жить без нее. Мне нравится быть одному. Ложь. Ложь. Ложь.       Возможно, кто-то мог бы осудить его за ложь в течение всей его жизни, но разве не она позволила ему выжить? — Существует огромная разница между выживанием и жизнью, Драко, — раздался в его голове голос целителя Браунинга.       Драко отмахнулся от слов целителя. Он будет продолжать лгать и притворяться, что прекрасно чувствует себя, возвращаясь домой каждый вечер в свое слишком большое для одного человека поместье. Он будет продолжать лгать, что предпочитает оглушительную тишину, и что его одиночество не вытесняет постепенно из него жизнь.       Гермиона теребила часы на запястье, и Драко показалось, что она немного нервничает. Он мог это сделать. Мог причинить ей боль сейчас и спасти ее в долгосрочной перспективе. Он сделает то, что не смог сделать в ту ночь, когда Беллатриса мучила ее на полу в гостиной: спасет от боли. Он догадывался, что ее тянет к нему (это чувство было взаимным), но в конце концов это пройдет. Гермионе Грейнджер суждено быть великой, и он не станет ей мешать, не потащит ее за собой. Сегодняшняя ночь будет прощанием с будущим, которое никогда не наступит. Когда-нибудь она поймет, что это к лучшему.       Мы должны оставить все как есть. Позволь мне отпустить тебя, Грейнджер.       Драко вздохнул, оттолкнулся от здания и вышел из-за угла. Она повернула голову в его сторону, и лицо ее просияло. Она практически светилась. И все потому, что увидела его.       Слишком многое уже произошло, я испытываю к тебе слишком сильные чувства. Я только причиню тебе боль.       Он проглотил нерешительность, застрявшую в горле, заставив свое тело приближаться, чувствуя, как плывет к ней, словно притягиваемый какой-то энергией, вышедшей из-под контроля.       Вы просто друзья, просто друзья, просто друзья. — Привет! — Ты прелестно выглядишь.       Слова вырвались прежде, чем он смог их остановить, и он знал, что затаенное восхищение в голосе выдало его. Драко злился на себя, потому что «прелестно» было слишком много и в то же время недостаточно.       Ты прекрасна, восхитительна, охренительно превосходна, и я никогда не забуду, как ты выглядишь в этом платье.       Он смотрел, как она сделала небольшой вдох, прежде чем ответить. — Спасибо.       Ресторан представлял собой высококлассную итальянскую закусочную, расположенную в двухэтажном здании из белого кирпича, с гирляндами огней, заманчиво развешанными по внешней стороне фасада и над открытым патио. Гермиона решила зарезервировать столик в помещении, хотя было не по сезону тепло, что с британской погодой в апреле было так же легко предсказать, как научить сову плавать.       Когда их проводили к столику внутри, Драко с удивлением обнаружил, что большая часть посетителей наблюдает за ним и Гермионой. Две женщины, сидевшие за стойкой, открыто уставились на него, и он прищурился от их наглости. Другая женщина даже подтолкнула локтем своего спутника и чуть ли не указала пальцем в его сторону.       За те тридцать секунд, что потребовались, чтобы сесть (еще больше пристальных взглядов, когда Драко отодвинул стул Гермионы), его настроение значительно испортилось. Драко, кипя от злости, уставился в меню. — Что случилось?       Конечно, Гермиона заметила.       Драко поерзал на стуле и раздраженно фыркнул: — Кажется, ты говорила, что это маггловский ресторан? — Да. — Тогда почему все здесь пялятся на нас?       Он ждал, что она отклонит его подозрения. Он ждал, что она закатит глаза и скажет, что у него поехала крыша. Он совсем не ждал того, что Гермиона рассмеется. — Они смотрят на тебя не потому, что ты — Драко Малфой, печально известный наследник состояния Малфоев. — Тогда что здесь происходит, черт возьми?       Она одарила его взглядом, полном невыносимого превосходства с оттенком жалости, как делала всегда, считая, что информация до смешного очевидна. — Они пялятся, потому что ты — самый привлекательный мужчина из всех, кто был здесь сегодня. Наверное, самый привлекательный мужчина, которого они когда-либо видели.       Она произнесла все это так спокойно и объективно, как будто его привлекательность была установленным фактом Вселенной, выученным на уроке Истории магии.       Она действительно только что призналась в этом? Неужели она так думает о нем? — На тебя тоже все смотрели, — выпалил он, пытаясь осмыслить ее смелое заявление о своей привлекательности. И действительно, половина взглядов посетителей ресторана была направлена на Гермиону, хотя она этого и не заметила.       Но Гермиона закатила глаза. — Ну конечно, они все удивлялись, как я могу ужинать с тобой.       Неужели у этой женщины нет ни одного гребаного зеркала? — Нет, Грейнджер, они пялились из-за того, как чертовски великолепно ты выглядишь в этом платье, — отрезал он. И тут же перевел взгляд на меню и притворился, что читает, чтобы не видеть ее реакцию.       Это было не очень-то платонически, правда?       Драко не осмеливался поднять глаза, пока к ним не подошел официант, чтобы принять заказ. Гермиона откашлялась и заказала бутылку красного вина более высоким голосом, чем обычно. Он заметил слабый румянец на ее щеках, переходящий на шею.       Они не разговаривали и не смотрели друг на друга, пока их бокалы не наполнились вином. Гермиона будто собралась с духом, выпрямившись в кресле. Она протянула ему бокал. — За первую ночь, — провозгласила она, смело глядя ему в глаза.       Ему следовало бы выдать едкий ответ. Отвергнуть ее тост. Положить конец всей этой чепухе еще несколько месяцев назад.       Но Драко был слабым, очень слабым человеком. Особенно когда это касалось очаровательной девушки перед ним. — За первую ночь, — повторил он и чокнулся с ее бокалом своим.       Драко перевел разговор на предстоящую конференцию Гермионы и почувствовал, как в воздухе между ними исчезает напряжение. Посреди ужина Драко совершенно забыл, что они сидят в маггловском ресторане. Вино было превосходным, а еда не хуже, чем в любом другом изысканном заведении, которое Драко посещал когда-либо. Единственным реальным отличием этого места от волшебного было то, что ни одна из тарелок или бутылок не летела к ним по воздуху, и никто вокруг них не носил мантии. Никто из посетителей не размахивал палочкой и не проклинал Драко из-за его фамилии, сердито требуя объяснений за то, что он осмелился разделить трапезу с героиней войны Гермионой Грейнджер. Все это казалось таким освежающе нормальным — быть безымянным мужчиной, ужиная с красивой женщиной. Добрым и умным мужчиной, каким он был здесь, в мире магглов.       Драко внимательно слушал, как Гермиона объясняла один из самых сложных переводов рун, которые обнаружила в древнем тексте, когда она внезапно замолчала и уставилась на него. — Э-э, Грейнджер? Все в порядке?       Она нахмурилась и, казалось, сделала серьезный вывод. — Я много говорю о своей карьере, правда? — Да? Но я не… — Ты никогда не говоришь со мной о своей работе.       Такой поворот разговора озадачил его. — Конечно, говорю. Я всегда отвечаю на твои вопросы.       Она покачала головой, продолжая хмуриться. — Да, это в основном факты, а иногда ты рассказываешь о своих коллегах. Но ты никогда не говоришь мне, как относишься к своей работе. Я даже не знаю, что тебе нравится в твоей работе, или что ты находишь интересным в спорте.       Драко тепло усмехнулся, увидев, как мило она выглядела, не зная ответа на вопрос. — Ты ненавидишь квиддич, — просто ответил он. — Нет! — возмущенно фыркнула она, заставив его снова рассмеяться. — Конечно, да. Зачем мне мучить тебя не интересной темой?       Она выглядела слегка обиженной его ответом, сжимая свой бокал с вином. — Но ты же не интересуешься благополучием магических существ. Неужели я постоянно мучаю тебя по утрам?       Откуда, черт возьми, взялась эта неуверенность? — Ну конечно нет, я не какой-нибудь добряк с сострадательным сердцем, — заявил он. — Неужели ты думаешь, что меня действительно волнует, как вырубка леса влияет на лукотрусов? Это не имеет никакого отношения к теме разговора, просто ты почти воспламеняешься от волнения и страсти, приводя свои доводы. Ты не знакома с полумерами, — он замолчал, делая глоток вина. — Ты много чего можешь, Грейнджер, и с тобой никогда не скучно.       Карие глаза пронзали его, искушая Драко поднять свои окклюменционные щиты, но он знал, что она никогда не воспользуется им таким образом. К тому же, все его эмоции совершенно очевидно отражались на его лице.       К счастью, чары рассеялись, когда подошел официант со счетом. Прежде чем Драко успел вытащить маггловские деньги, которые принес с собой, Гермиона достала маленькую пластиковую карточку из кошелька и отдала ее официанту. — Это что, новые деньги?       Гермиона покачала головой. — Нет, это кредитная карточка. Вместо того чтобы носить с собой бумажки или монеты, я отдаю им карточку и подписываю соглашение об оплате суммы из моих банковских средств. Все происходит в электронном виде. Это ужасно удобно, даже не хочу говорить, как волшебный мир мог бы извлечь выгоду из подобной системы. Гигантские золотые монеты до смешного громоздки. — Я должен был заплатить сам, — нахмурился Драко, раздраженный тем, что она не позволила ему проявить хоть какую-то галантность.       Она отмахнулась от его слов. — Нет, ты достал билеты на сегодняшнее представление и заплатил за балет. Кроме того, мне нужно продолжать наращивать свой кредит в маггловском мире. Достаточно однажды ограбить Гринготтс, и они постоянно обращаются с тобой, как с преступником каждый раз, когда нужно посетить свое хранилище…       Драко рассмеялся, представив себе Гермиону, преследуемую группой гоблинов из Службы безопасности. — Пойдем, воришка, мы же не хотим, чтобы тебя обвинили в краже серебра сегодня вечером.       Они вышли из ресторана и направились обратно в пустынный переулок, куда Драко аппарировал перед ужином. Гермиона украдкой огляделась по сторонам, затем, убедившись, что они совершенно одни, кивнула. Драко достал палочку из внутреннего кармана пиджака и несколько раз постучал по воротнику. Его черная парадная мантия и плащ с богато украшенными серебряными застежками заменили костюм, появился жилет, изумрудные запонки материализовались на запястьях, а галстук-бабочка обвился вокруг шеи. — Проклятье, — пробормотал он, теребя покосившийся галстук-бабочку. — Я никогда не смогу заставить это заклинание работать правильно…       Он посмотрел на Гермиону и растерял все слова. Ее пурпурное платье удлинилось, превратившись в изящный короткий шлейф с серебристым узором, пришитым сзади и по краям платья. Верхняя часть ее платья осталась прежней, а это означало, что Драко проведет остаток ночи, глядя на ее обнаженные руки и плечи. Не замечая его горящего взгляда, она набросила на спину экстравагантный темно-синий плащ: богатая бархатная ткань была покрыта сверкающим узором из звезд, которые казались сверхъестественно яркими. Она подняла глаза и заметила его пристальный взгляд. — Разве это не прекрасно? Мой подарок на прошлый День рождения от Джорджа и Анджелины. Я предупредила их никогда не говорить мне, что это за шелк, ведь я почти уверена, что у меня возникнут моральные возражения.       Драко хотел насмешливо фыркнуть в ее сторону, но мог думать только о том, что блеск ее плаща — ничто по сравнению с ней. Он пробормотал какой-то ответ и продолжил возиться с галстуком-бабочкой на шее. — О, позволь мне! За эти годы я неплохо научилась завязывать галстуки-бабочки. — Прежде чем он успел открыть рот, чтобы возразить, она подошла к нему и взяла полоску ткани из его неуклюжих пальцев.       Он позволил своим рукам безвольно упасть по бокам, когда она вторглась в его пространство. Ее руки находились чуть ниже его подбородка, и достаточно было лишь наклонить голову, чтобы прижаться губами к кончикам ее пальцев. Она была так близко к нему, что каждый маленький вдох сопровождался тем сладким, чудесным, таинственным цветочным ароматом, который преследовал каждый уголок его сознания, когда ее не было рядом. — Вот, — прошептала она, в последний раз поправляя галстук. — Теперь все идеально.       Ты — идеальная.       Неужели она тоже это чувствует? Драко смотрел в теплую глубину ее глаз, таких близких, что он мог видеть их сияющий золотистый оттенок, и задавался вопросом, чувствует ли Гермиона, как пульсирует желание в ее венах? Ее пальцы медленно отпустили галстук-бабочку, но она не отодвинулась. Будет ли она возражать, если он прижмет ее спиной к стене этого кирпичного здания и накроет губами ее губы, как ему этого очень хочется? Будет ли она возражать, если он попросит, чтобы она забыла про эту чертову оперу? Если скажет ей, что предпочел бы ласкать ее тело весь остаток вечера?       Помнишь, кто ты? Помнишь, что ты? Ты никогда не сможешь быть тем, что ей нужно. Отпусти ее.       Драко закрыл глаза и откашлялся. — Мы должны идти, — прошептал он, не в силах вымолвить что-то другое.       Он отступил на шаг и протянул ей руку, чтобы аппарировать. Он постарался не обращать внимания на то, как она сжала его руку, и сказал себе, что это всего лишь ощущение аппарации и ничего больше.       Когда они оказались возле Большого оперного театра и присоединились к толпе других хорошо одетых волшебников и ведьм, она взяла его под руку. Чувство, которое она вызывала в нем, было теплее, чем сливочное пиво, лучше, чем черничные булочки, более желанное, чем зелье сна без сновидений.       Гермиона Грейнджер проведет вечер в городе, под руку с ним, на людях, по собственному выбору. Это не должно было делать его таким пугающе довольным, таким неприлично гордым. Потому что это было мимолетное чувство, и будет лучше подавить его.       Сегодняшний вечер показался Драко удивительно удачным. Не было ни премьеры, ни закрытия сезона, и это означало почти полное отсутствие прессы. Оглядев вход, он с огромным облегчением не обнаружил ни сплетников, ни модных репортеров. Он вспомнил, что удача была на его стороне: сегодня вечером шло выступление «Странных сестер», и это, несомненно, было более захватывающим представлением для жадной до знаменитостей и сплетен прессы. Сегодня вечером Гермиона держала его под руку, и будь он проклят, если что-то испортит этот счастливый момент.       Со времен войны Драко очень внимательно следил за всем, что его окружало, и, когда они вошли в большой вестибюль, его глаза окинули помещение. Хотя он поймал несколько пристальных взглядов (черт бы побрал его узнаваемую шевелюру), никто, казалось, не показывал пальцем, не насмехался и не тянулся за своей палочкой. Гермиона как-то призналась ему, что публика часто не удостаивает ее даже второго взгляда, когда она находит время, чтобы приручить волосы: очевидно, ее публичный имидж узнаваем только в том случае, если ее волосы распушены до состояния огромной копны, когда она несла стопки книг и следовала за Гарри и Роном. Драко чуть не расхохотался до слез, когда она призналась, что однажды получила картину с изображением этой самой сцены по почте от сумасшедшего поклонника.       Ведьма, державшая его под руку, смотрела на потолок оперного театра с восторженным интересом. Вестибюль представлял собой галерею, по которой посетители должны были пройти внушительный путь, прежде чем попасть в настоящий театр. Драко знал, что в прошлом этот длинный и устланный коврами вход служил предлогом для богатых и чистокровных посетителей демонстрировать свои экстравагантные парадные мантии, расхаживая, как павлины на параде. Он смутно припомнил, как был здесь раньше с другими ведьмами — словно целую жизнь назад. Он сопровождал одну (или обеих?) сестер Гринграсс (у Астории волосы более светлого оттенка, верно?) в оперу несколько раз. Они почти не разговаривали, и к этому моменту Драко мечтал влить в себя по меньшей мере одну бутылку виски.       Сам зал был очень роскошным: зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры всех размеров, но потолок был просто гвоздем программы. Окрашенные в яркие, смелые цвета, сцены из знаменитых опер красовались над ними, они выглядели невероятно живыми и неземными одновременно. Драко никогда раньше не замечал волшебства в произведениях искусства, но, глядя на них глазами Гермионы, он начинал ценить сочетание поразительного искусства и волшебства, существующих вместе, чтобы получились такие удивительные фрески.       Свободной рукой Драко указал на изображение скорбной молодой женщины в красном, расхаживающей перед входом в лабиринт. — Видишь ее, там? Это изображение сегодняшнего шоу.       Ее взгляд проследил в направлении его указательного пальца, обнаружив фигуру Ариадны, героиню вышеупомянутой древнегреческой истории, и Драко уже знал, что Гермиона была знакома с ней. Пока они шли по галерее, Драко, пользуясь ее рассеянным взглядом, наблюдал за Гермионой. Могла у него быть нормальная жизнь? Если бы он не был таким колоссальным неудачником, сложилась бы она иначе? Возьми он себя в руки раньше, возможно, такие вечера были бы прекрасным постоянным явлением, а не исключением?       Они последовали за другими посетителями, подходя к концу галереи. Остановились перед парящими белыми перчатками. Перчатки ожили и сняли с Гермионы и Драко их плащи. Гермиона снова взяла его под руку, и они стали подниматься по роскошной, покрытой ковром лестнице к своей ложе.       Билетер раздвинул тяжелые темно-бордовые шторы, когда они дошли до середины зала. Гермиона в восторге бросилась вперед, чтобы полюбоваться видом с балкона их ложи. — Ого, это потрясающе! У меня никогда не было таких мест ни в одном театре!       Отдельная ложа? Чертов Макнейр, я действительно в долгу перед тобой.       Они сели в мягкие кресла, и Драко было приятно, что оперный театр с большим вниманием отнесся к комфорту, чем балетный. Драко попытался вспомнить, любит ли он вообще оперу. Его предыдущие попытки приобщиться к этому виду развлечений все еще оставались туманными в его памяти. (Может быть, это у Дафны Гринграсс были светлые волосы? Она очень увлекалась оперой. Или, по крайней мере, обращала на нее больше внимания, чем на Драко.) Он надеялся, что опера больше понравится ему, чем балет. Особенно потому, что ему было необходимо отвлечься, сидя так близко к Гермионе.       Она теребила расшитую бисером сумочку, и Драко усмехнулся, когда она наконец взяла маленькие золотые очки. — Ты принесла свои очки для оперы?       Она пожала плечами, озорная улыбка заиграла на ее губах. — Ты же знаешь, я люблю подготовиться. Шикарный вечер в опере всегда был моей фантазией.       Драко усмехнулся: — Правда? Тогда скажи мне, чем обычно заканчивалась твоя фантазия?       Второй раз за этот день она поняла, что он заигрывает.       Гермиона не ответила ему. Во всяком случае, на словах. Вместо этого она пристально посмотрела ему в глаза, затем ее взгляд медленно поднялся к его волосам, на мгновение вернулся к глазам, а затем продолжил свое исследование. Ее глаза задержались на его губах, проложили обжигающую дорожку вниз по шее, остановились на груди, а затем двинулись вниз, и еще ниже, пока она не стала откровенно пялиться на его брюки чуть ниже пояса. Когда ее потемневшие карие глаза снова встретились с его глазами, свет в театре погас, сигнализируя о начале представления, и Драко вспомнил, что ему нужно сделать вдох.       Застенчивая улыбка тронула ее губы, когда она отвернулась от него и посмотрела на поднимающийся занавес. Дорогой Мерлин, если она снова будет так флиртовать с ним, Драко не знает, что сделает с собой.       Представление началось, и зазвучало сопрано по-итальянски, но Драко обнаружил, что не может заставить себя волноваться, ни капельки. Он уже видел это шоу раньше, возможно, со своей матерью или, возможно, с Асторией? Нет, это была Дафна. Наверное.       В любом случае, опера была скучнее, чем урок Истории магии, который преподавал профессор Биннс. Он украдкой взглянул на свою очаровательную спутницу и заметил, что очки остались у нее на коленях. Словно почувствовав на себе его пристальный взгляд, она посмотрела на него и слегка наклонила к нему голову. Гермиона одарила его застенчивой улыбкой, возможно, смущенная своим кокетливым поведением ранее, и переключила свое внимание на представление внизу. Драко не мог отвести от нее взгляда. Он не мог наслаждаться шоу, поскольку кое-что гораздо более увлекательное захватило все его чувства.       Остальная часть оперного театра, вся толпа, певцы внизу перестали существовать в его глазах. Он видел только ее, сидящую рядом с ним в великолепном облегающем платье; легкая золотистая кожа ее руки умоляла, чтобы ее коснулись и погладили.       Она снова слегка наклонила к нему голову, но на этот раз не улыбнулась. Ее лицо будто напряглось, и она поерзала в кресле, невольно придвинув свое тело на несколько дюймов ближе. Обе их руки покоились на широких подлокотниках, разделявших их кресла, и Драко позволил своему взгляду блуждать от ее лица вниз, к изящной руке.       Всего лишь легкое движение, и он сможет мягко коснуться ее руки. Его глаза снова скользнули по ее лицу, и он заметил, как она разомкнула челюсти. Гермиона снова посмотрела на него краем глаза, и ее губы приоткрылись, когда она сделала несколько неглубоких вдохов.       Кто из них сдастся первым? Драко был уверен, что в этот момент его тоска по ней была осязаемой. Каждая клеточка его существа кричала, чтобы он дотронулся до нее, хотя бы раз, просто нежно коснулся обнаженной кожи ее руки своей. Он проследил взглядом вдоль ее тела к мягким локонам, спадающих с низкого, крепкого пучка. Каково это — расчесывать пальцами выбившиеся пряди ее волос?       Пульс Драко участился, его сердце билось в такт тому, как вздымалась и опускалась ее грудь. Теперь Гермиона сидела почти лицом к нему, даже не потрудившись притвориться, что наблюдает за представлением. Их руки лежали рядом, и ее взгляд то и дело скользил по его руке.       Драко знал, что она слышит его дыхание или, по крайней мере, предательский стук его сердца. Что произойдет, если они поддадутся этому ощущению? Выражение ее глаз, каждый легкий вдох из приоткрытых розовых губ, словно затягивались внутри него спиралью, и ждали того, что вот-вот произойдет.       Гермиона склонилась еще на несколько дюймов и теперь полностью повернулась к нему. Это больше не было игрой, и после нескольких месяцев обжигающих взглядов, возможно, они оба были готовы признать напряжение между ними. К черту оперу, и к черту предлоги, чтобы проводить время вместе. Драко хотел ее, и если он правильно читал выражение ее лица, то знал, что она тоже хочет его.       На сцене внизу могла вспыхнуть полномасштабная дуэль, и никто из них не заметил бы этого. Огни оперного театра зажглись, сигнализируя об антракте. Ни один из них не отвел взгляда. Драко почувствовал, как сердце подступило к горлу. — Не хочешь ли ты… — начал он. Драко был на девяносто девять процентов уверен, что его вопрос закончится словами: выпить в вестибюле?       Однако этот оставшийся один процент содержал в себе огромное количество других, более заманчивых возможностей.       Например:       Не хочешь ли ты уйти со второй половины представления и пойти вниз по улице в тихий маленький коктейль-бар, где мы могли бы посидеть в темном углу, и моя рука, наконец, легла бы на твое бедро?       Или:       Не хочешь ли ты, чтобы я прижал тебя к одной из этих мраморных колонн и целовал до потери сознания?       Или:       Не хочешь ли ты, чтобы я нагнул тебя прямо в этой ложе, перед всей толпой, собравшейся здесь сегодня вечером, и просто взял и…       Но он так и не добрался до второй половины своего вопроса. — Малфой? — знакомый и неприятный голос позвал его по имени, и Драко замер.       Он увидел, как взгляд Грейнджер метнулся назад, и его сердце упало. Он на мгновение закрыл глаза, собрался с мыслями и медленно встал, повернувшись, чтобы поприветствовать уставившегося на него недоверчивым взглядом Блейза Забини. — Забини, — холодно ответил он. Он услышал шорох позади себя и понял, что Гермиона должно быть, тоже встала. — Я так и думал, что это ты, твои волосы и все остальное, — сухо объяснил Блейз. Драко не видел своего бывшего одноклассника с тех пор, как его мать устроила Новогодний бал, и тогда он обменялся с ним всего парой слов.       Статная женщина в янтарном платье схватила Блейза за руку и окинула Драко быстрым взглядом. — Позвольте представить вам Сесилию Монтескье, — небрежно произнес Блейз.       Старый сосед Драко по общежитию мог бы взять на свидание метлу — так безэмоционально он отнесся к женщине, державшей его под руку. Если Блейз хотел привести сюда того, кого собирался игнорировать, Драко удивился, почему он выбрал именно этого человека: ее волосы были зачарованы, чтобы переливаться разными цветами одновременно, а бриллиантовый кулон, сверкающий на ее шее, был размером со сливу. — С удовольствием, я Драко Малфой, — сухо сказал Драко. Он просто быстро пожал ее протянутую руку, не тратя ни времени, ни сил на то, чтобы соблюсти чистокровный этикет, целуя костяшки пальцев. Женщина издала пронзительный смешок. — О, конечно, я знаю, кто Вы! — Ему пришлось приложить все усилия, чтобы не закатить глаза.       Он снова обратил свое внимание на Блейза, который с интересом оглядывал Драко, и понял: он не узнал Гермиону. Стиснув зубы, Драко приготовился к неизбежному. — Забини, я уверен, ты помнишь Гермиону Грейнджер из Хогвартса?       Драко получил удовольствие от того, как на мгновение глаза Блейза расширились, а рот слегка приоткрылся, прежде чем он вернул обратно свою надменную и бесстрастную маску. Нормальный человек отреагировал бы громким шокированным вздохом, но Блейз Забини не знал, что такое нормальные человеческие эмоции. — Грейнджер? Неужели? — протянул он, не поздоровавшись и не предлагая пожать руку. — Забини, — услышал Драко ледяной ответ Гермионы. Драко был горд холодом ее тона: он мог бы заморозить дьявольское пламя.       Спутница Блейза тем временем откровенно таращилась на Гермиону, ее накрашенный рот комично приоткрылся в форме буквы «О».       Драко уставился на Блейза с леденящей душу улыбкой, словно подталкивая того выплюнуть оскорбления, пляшущие на кончике его языка. Блейз только приподнял одну бровь и ответил самодовольным и оценивающим взглядом. — Ну… Как бы это ни было интересно, мы вернемся в нашу ложу. Рад видеть тебя, как всегда, Малфой, присоединяйся к нам после шоу, мы идем выпить, хорошо? — не дожидаясь ответа от Драко, он подтолкнул свою спутницу, которая все еще таращилась на Гермиону, обратно к бархатным занавескам.       Драко заставил себя досчитать до десяти, прежде чем повернулся к Гермионе. Этот грубый мерзавец сделал все возможное, чтобы Гермиона почувствовала себя нежеланной гостьей. Для Драко не осталось незамеченным, как Забини отреагировал, узнав Гермиону, и как он демонстративно не пригласил ее выпить с ними. И если Драко заметил это пренебрежение, то Гермиона, несомненно, тоже заметила.       Его словно окатило холодной водой, это была реальность, в которой Драко нуждался, чтобы обуздать свои эмоции. Как раз в тот момент, когда Драко подумал, что может быть достойным Гермионы, его прошлое ворвалось, чтобы напомнить ему, что на самом деле он не имел никакого права находиться рядом с этой женщиной.       Он больше не мог обманывать себя. Блейз залез ему под кожу всего несколькими словами и взглядами, и все, что Драко мог сделать — это помешать себе погнаться за ним и заколдовать его всеми возможными способами. Он снова сосчитал до десяти, молча кипя в кресле, не зная, куда направить бурлящую в нем ярость.       Гермиона может считать его изменившимся человеком, хорошим человеком, но такие люди, как Блейз Забини, всегда будут рядом, чтобы напомнить ему обо всех ужасных вещах, которые он совершил в своей жалкой жизни.       Он внезапно повернулся к Гермионе, извинение уже готово было сорваться с его губ, когда она заговорила первой. — Такой же напыщенный, как всегда, не правда ли? Вы часто с ним видитесь? — Нет, к счастью. Еще немного, и я не смогу ответить за проклятия, которые рвутся из моей палочки, — выплюнул он, и она будто отпрянула от него.       Огни оперного театра снова погасли, сигнализируя об окончании антракта и начале второй половины представления. Теперь между ними возникло напряжение иного рода: Гермиона рассеянно ерзала с очками на коленях, а Драко смотрел на сцену остекленевшими, невидящими глазами. Всю оставшуюся часть шоу он держал руки при себе, не осмеливаясь даже приблизиться к ней.       К концу последнего часа Драко успокоился и смог рассуждать здраво. Ему не нужно было быть таким сердитым болваном и портить Гермионе первый поход в оперу. Он вернется к дружелюбию и сердечности после представления, может быть, предложит пропустить по стаканчику где-нибудь поблизости.       Когда отзвучали последние ноты, и все артисты вышли на сцену, чтобы принять аплодисменты, они оба встали и молча вышли из ложи. — Это действительно было замечательно, спасибо за приглашение, — наконец тихо сказала Гермиона. Драко предложил ей руку, чтобы проводить вниз по лестнице и обратно в галерею. — Не стоит благодарности, Грейнджер. — Когда она положила свою ладонь на его руку, он попытался не наслаждаться теплом ее прикосновения, зная, что все закончится слишком быстро.       Они забрали свои плащи из парящих в воздухе перчаток и направились к выходу, Гермиона боролась с застежкой на шее. — Можно подумать, что эту штуку просто застегнуть, — пробормотала она, безуспешно пытаясь закрыть ее. Драко собрался предложить свою помощь, и вдруг раздался голос: — Малфой!       Драко снова повернул голову в сторону Блейза Забини. Выкрикивая про себя кучу проклятий, Драко оставался неподвижным, когда Блейз уверенно подошел к ним с Гермионой. Спутница Блейз казалась совершенно забытой, следуя примерно в пятнадцати футах позади.       Он остановился рядом, и Драко с удовольствием отметил, что он все еще на несколько дюймов выше своего старого школьного товарища. — Да? — коротко спросил Драко.       Блейз сделал маленький шаг назад и поднял ладони вверх в притворной капитуляции. — Не стоит так церемониться со старым другом, Малфой. Я просто хотел пригласить тебя на сегодняшний вечерний прием. — По какому поводу?       Блейз ухмыльнулся:  — Моя мама… э-э… дружит с композитором из сегодняшнего шоу. Сегодня вечером она устраивает торжественный прием в его честь в нашем доме. Ты же знаешь, какая она стойкая покровительница изящных искусств.       «Скорее, она пытается захомутать десятого мужа», — ехидно подумал Драко. — Может быть, в другой раз, Забини, мы просто… — Послушай, Малфой, — Блейз заговорщицки шагнул к Драко, но не потрудился понизить голос. — Заканчивай свои дела, — его темные глаза скользнули к Гермионе, затем снова к Драко, — а потом присоединяйся к нам для более приятного времяпрепровождения сегодня вечером. Я могу познакомить тебя с сестрой Сесилии, если тебе понадобится подходящая спутница.       Драко почувствовал, как закипает его кровь. Как смеет эта высокомерная задница так грубо оскорблять Гермиону, как будто она не стоит рядом и не слышит каждое его слово? Кем он себя возомнил? — И что, черт возьми, это должно значить, а? — он не хотел кричать, и теперь весь зал смотрел на них, но Драко был глух от ярости.       Блейз отступил на шаг и смерил его спокойным взглядом. — Как тебе будет угодно. Должен признаться, даже я не думал, что ты опустишься так низко, чтобы вернуть своей семье доброе имя в глазах общества.       Ухмыльнувшись напоследок, он пошел прочь, но Драко последовал за ним. — Малфой, не надо! — предупреждение Гермионы прозвучало как будто издалека, и он не замедлил погоню за Блейзом, который теперь шел спиной к Драко, быстро увеличивая расстояние между ними. — Малфой! Он этого не стоит! — ее голос прозвучал снова, и на этот раз он почувствовал легкое давление на левую руку, когда она сжала ее в своей.       Он сунул другую руку под мантию и нащупал волшебную палочку, но Гермиона резко дернула его. — Драко!       Услышав свое имя, он похолодел. Она никогда не обращалась к нему по имени, ни разу с тех пор, как они впервые встретились детьми. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее и заметил, что ее брови озабоченно нахмурены, а глаза широко раскрыты и полны мольбы. — Драко, — повторила она. Теперь, когда она привлекла его внимание, ее голос успокаивал. — Ну же, пошли. Все в порядке, давай просто уйдем.       Он молча кивнул и вынул руку из внутреннего кармана мантии, борясь с желанием проклясть Забини и изгнать его с планеты. Драко позволил Гермионе быстро утащить его за руку через боковой выход, подальше от любопытных глаз остальной толпы.