Последняя из Слизеринов. Книга IV

— Я все больше убеждаюсь, что у тебя талант рыть себе могилу, — резонно заметил Игорь. После моего возвращения, хотя я бы назвала это бегством из Хогвартса, прошло чуть больше недели. Я безвылазно сидела в замке, а первые дни и вовсе в своей комнате, поддавшись мимолётной слабости — никого не видеть и не слышать, словно это помогло бы избавиться от горы под названием «проблемы», давящей на мои плечи. Как бы не так. Но пришлось выдать себе нагоняй и наконец-то выйти из этого затворничества. Передо мной на столе лежала стопка газет, сверху который лежал выпуск «Ежедневного Пророка», в котором был некролог, посвящённый памяти Альбуса Дамблдора. На десятой странице была статья, рассказ некого Элфиаса Дожа — насколько мне известно, он был советником Визенгамота, другом и ровесником Дамблдора. Его статья о жизни Альбуса была довольно… милой, но какой-то блеклой, на мой взгляд. И она стала ещё более несущественной и не стоящей внимания после заявления Риты Скитер о том, что скоро свет увидит её книгу, посвящённую подробному описанию жизни Дамблдора, его тайнам и секретам. Судя по громким заявлениям, она основательно покопалась в его грязном белье. До сих пор не понимаю эту женщину. — Ты вообще слушаешь меня? — голос Каркарова неприятно резанул слух. Я и забыла, что не одна. — Конечно, — оторвав взгляд от газеты, произнесла я. — Что-то о моей опрометчивости и глупости? Я сказала это наобум, за последние несколько дней все беседы сводились лишь к одному. Хотя иногда от меня ещё требовали ответов о том, что делать дальше. Я старалась отмалчиваться, но вечно это продолжаться не могло. — Могла бы хоть сделать вид, что слушаешь, — перестав мельтешить перед глазами, произнёс Игорь. — Скажи, когда ты начнёшь относиться ко всему этому более ответственно? Не забыла, что от тебя зависят жизни других людей? — Поверь, не забыла, — процедила сквозь стиснутые зубы я, беря в руки фиал с нашей с Грин-де-Вальдом кровью. — До сих пор не понимаю, как ты стрясла с него эту клятву. Пробормотав что-то невнятное, я поднялась из-за стола и отошла к окну. Растерянность так и терзала меня. — Разбери хоть письма, — сдался Игорь и вышел из комнаты. Совет был хоть и не нов, но полезен. Пора было брать себя в руки. Возвращаясь к столу, я не могла не коситься в сторону газет. Хоть я все и прочитала по несколько раз, но ни в одной статье не было упоминания о том, кто убил Дамблдора. Лишь несколько общих фраз о нападении Пожирателей Смерти на Хогвартс. После того, как все это предалось огласке, я не думала, что многие рискнут отправить своих детей в школу в сентябре. Я тоже, хотя и не боялась, что меня там ждёт беда, не хотела возвращаться. Нужно было вплотную заняться более важными делами. Но вот парадокс — моё присутствие в Хогвартсе даст мне чуть больше свободы. Но не отправься я в школу, и Реддл найдёт мне куда более важное занятие. И не факт, что оно мне придётся по душе. К тому же у меня осталось незаконченное дело в Хогвартсе — я должна узнать у Серой дамы судьбу диадемы Когтевран. Подавив тяжёлый вздох, я принялась разбирать накопившиеся письма, отмечая, что большинство из них можно было бы и не открывать. За монотонной работой я и не заметила, как немного отвлеклась от всего остального — от мыслей о Драко, Реддле и дальнейших планах. Мне в руки попало письмо от Богрода, а открыв его, я не сразу поняла, о чем идёт речь. «Касаемо последних распоряжений о вашем личном хранилище, которые мы обсуждали в нашу последнюю встречу. Новая информация может быть для вас полезна, поэтому я вынужден просить личной встречи». Сначала я пыталась вспомнить, какие давала распоряжения насчёт хранилища. Я точно помнила, что ни о чем таком не просила его… — Ну, конечно! — хлопнув себя по лбу, воскликнула я. Единственное, о чем я просила — узнать что-то про Чашу Пуффендуй. Очевидно, гоблин смог что-то пронюхать. Обрадовавшись хоть какому-то сдвигу с мертвой точки, я спешно покинула замок. Для отвода глаз прихватила мешочек с драгоценными камнями, чтобы не показываться с пустыми руками. Гринготтс встретил меня привычным рабочим процессом. Кто-то перебирал якобы драгоценные камни, сортируя их и взвешивая, кто-то занимался монетами. Я прошла к длинному прилавку, за которым на высоких стульях сидели гоблины и обслуживали немногочисленных посетителей. Подойдя к свободному служащему, я попросила о встрече с гоблином, которому было доверено вести дела от моего имени. Меня, конечно же, узнали и тут же проводили в небольшую отдельную комнату, где я принялась ждать Богрода. — Леди Слизерин, — спешно ворвавшись, произнёс гоблин. Он выглядел очень взволнованным и раздражённым. — Я уже хотел посылать вам ещё одно письмо, ведь на предыдущее вы даже не потрудились ответить… Гоблин даже не пытался скрыть упрёка. — Так что там у вас? — спросила я, проигнорировав его недовольство. Гоблин несколько секунд задумчиво молчал, словно решая, стоит ли мне что-то говорить. Я уже хотела напомнить, что у нас довольно выгодное для него сотрудничество, но в этом не было необходимости, гоблин заговорил сам. — Я узнал об этом совершенно случайно и считаю невероятной удачей, — деловито сцепив руки перед собой на полированной поверхности стола, произнёс он. — Я уже и не надеялся что-то узнать про эту Чашу. Да будет вам известно, что наш банк хоть и ведёт опись всего имущества, находящегося в хранилищах, держит эти сведения в строжайшем секрете. А получить доступ к ним, не привлекая внимания, очень трудно. Не так давно я разговорился с одним старым гоблином, который давно отошёл от дел. И он вспомнил про эту Чашу. Именно он почти двадцать лет назад принимал точно такой же артефакт от юной Беллатрисы Лестрейндж. Гоблин замолчал, явно наслаждаясь эффектом, произведённым его словами. Тот факт, что какой-то гоблин смог припомнить события такой давности, был подобен чуду. Нахождение одного из крестражей у Беллы было довольно логичным. Признаться, я и не подумала об этом, считая, что Реддл не доверил бы кому-то сохранность своей души, пусть это был всего лишь её осколок. Один из нескольких. — Он уверен, что это была именно она? — Мадам Лестрейндж? — переспросил гоблин. — Конечно. — Да черт с ней, с этой сумасшедшей! — резко отрезала я, находясь на взводе. — Я про чашу! Хотела добавить несколько слов вроде «остолопа» или «дубины», но вовремя остановила себя. Портить отношения со своими глазами и ушами в Гринготтсе было бы глупо. Но гоблин все равно уловил изменения в моем тоне и выглядел уязвлённым. — Леди Слизерин, у нас — гоблинов — невероятное чутьё на артефакты подобного рода. Без лишней скромности, мы можем отличить самую искусную подделку от оригинала. И, если достопочтенный Гордог сказал, что это была та самая Чаша Пуффендуй, то я склонен ему верить. В конце концов, именно руками гоблина она была создана. Причины лёгкой обиды, так явственно звучавшей в голосе гоблина, стали мне понятны. Сомневаться в одном, значит, сомневаться во всех гоблинах мира, чего они терпеть не могут. Этот народец сильнее денег любил лишь мысль, что они самые умелые кузнецы и ювелиры. — В таком случае беру свои слова назад, если они как-то обидели тебя и твоих побратимов, — растянув губы в вежливой улыбке, произнесла я. — Есть какой-то шанс добыть эту Чашу из хранилища Лестрейндж? Выразительный взгляд, которым одарил меня Богрод, был красноречивее любых слов. — Если только кто-то из Лестрейнджей сам её вам вынесет, — проворчал гоблин. — Никто, кроме них, не может попасть внутрь. Её ячейка находится на самом надёжном уровне. Я задумчиво почесала подбородок. — И что именно делает этот уровень таким надёжным? Гоблин снова нахохлился, словно я задала неуместный вопрос. Что было недалеко от истины. — Я хоть и согласился на сотрудничество с вами, но не обязан раскрывать все тайны нашего банка! Поджав губы, я не стала давить на гоблина, решив, что стоит все получше обдумать, продумать, как достать эту треклятую чашу из хранилища Лестрейнджей. Попрощавшись с гоблином, я оставила ему мешочек с драгоценными камнями и вернулась в замок. Странное чувство, будто Богрод что-то не договорил, неприятно осело в мыслях. Возможно, у него было какое-то предложение, а сам он выжидал и смотрел, на что я готова пойти, чтобы заполучить эту Чашу. Думаю, мой интерес к артефакту одного из Основателей Хогвартса не остался незамеченным. В задумчивости я слонялась по Нигрумкору, думая сразу обо всем и ни о чем конкретном. Я даже не обращала внимания, куда именно я иду, пока не остановилась перед знакомой дверью лаборатории. Первой мыслью было развернуться и уйти. Но я быстро отказалась от мыслей о побеге. Хотелось обсудить с кем-то всю ту гущу событий, в которую я окунулась по самую шею. А гуща эта, к слову, была дурнопахнущая. Решительно толкнув дверь, я вошла в лабораторию, в которой я давненько не была. Пыль, лежащая всюду тонким слоем, была неприятна глазу, как и пустующая рама портрета. Позвав отца при помощи крови, я достала палочку и принялась наводить порядок, желая себя хоть чем-то занять в ожидании. Поначалу я бросала косые взгляды на портрет, но он продолжал быть пустым. Оказалось, после себя я оставила в лаборатории, мягко говоря, беспорядок. Немудрено, ведь я старалась там не появляться без веской причины, боясь снова встретить незваную рыжеволосую ведьму. Стараясь привести котлы в порядок и убрать остатки зелий, что намертво прикипели ко дну, я перестала бросать взгляды на портрет. — Маглы говорят, что труд может сделать из обезьяны человека, — раздался голос позади меня, отрывая меня от моего занятия. — Не волнуйся. Во мне взыграло исключительно чувство стыда, — опуская палочку и обернувшись, произнесла я. — Поняла, что твоё поведение было далеко от идеала, и сама назначила себе отработку? — вальяжно развалившись в кресле, спросил отец. От меня не укрылось, с каким любопытством он рассматривает меня, словно пытаясь заметить любые, даже самые малейшие изменения. — Нет, что ты, — фыркнула я, невольно скрещивая руки на груди. — Стало стыдно за то, что прекрасная лаборатория погрязла в беспорядке. Вот и пришла исправить. Отвернувшись от портрета, я сложила более-менее очищенные котлы на полочку. Действие было простым и не требовало много времени, но я делала все как можно медленнее, не желая встречаться взглядом с отцом. — Тоже достойно похвалы, — заметил Салазар. — Рад тебя видеть. Закончив с порядком, я подошла к тяжёлому столу, который неизменно стоял возле стены, и опустилась в кресло. Я проделывала это множество раз, вот и сейчас в кресле было так привычно. Это то самое чувство, когда ты возвращаешься домой в любимую кровать или надеваешь старый растянутый свитер, но который настолько удобен и любим, что не заменит даже самые дорогие и мягкие вещи мира. Чувство уюта ни с чем было не спутать. И именно так — уютно — было здесь. Словно находишься на своём месте. — Я пыталась как-то тебя звать, — начала я, чувствуя, что горло сдавило спазмом. — Ну, знаешь… Уже после того, как я узнала, что в твоем портрете живет одна дамочка. Неопределённо махнув рукой в сторону резной рамки, я следила за реакцией отца. Он продолжал сидеть в кресле, слегка улыбаясь, и продолжал меня рассматривать. — Но ты, похоже, был занят, — закончила я свою мысль, не зная, что еще сказать. — В какой-то степени да, — туманно ответил он. Шумно вздохнув, я с ногами забралась в кресло. Желание поделиться всем произошедшим горело под кожей, но самым сложным оказалось начать этот разговор. — Столько всего произошло за это время, — неуверенно начала я, а потом внутри меня словно прорвало какую-то плотину, и слова полились рекой. Рассказывая о событиях минувших дней, недель и месяцев, я приправляла их изрядной долей собственных переживаний и эмоций. Мне это было необходимо. Нужно было кому-то рассказать о тревогах и переживаниях, от которых, в силу своего юного возраста или глупости, я не могла отмахнуться. Слишком много обмана витало вокруг меня. Врали мне. Врала я. А если добавить сюда тайны, секреты и постоянное желание о чем-то думать и заботиться, то это всё словно источало мою уверенность как в собственных силах, так и в окружающих меня людях. Немного успокоившись, я постаралась добавить к своему рассказу, который больше стал походить на исповедь, каких-то фактов и деталей. А когда я закончила, то почувствовала если не облегчение, то какое-то притупление своих тревог. Отец дал мне возможность высказаться, не перебивая, лишь изредка задавая вопросы и что-то уточняя. Солнце уже склонялось к горизонту, а от долгого разговора у меня пересохло горло. — И, кстати, бузинная палочка теперь здесь, в замке, — зачем-то сказала я, желая поделиться с отцом этой маленькой победой. — И меч твоего давнего друга тоже прихватила… Черные брови Салазара поползли вверх, а сам он коротко хохотнул и хлопнул ладонью по подлокотнику. — Ты стащила меч Гриффиндора? — уточнил он, явно развеселившись. — Умно, однако. Значит, твоя охота за Дарами продолжается? Я опустила взгляд на руки, не желая, чтобы отец понял, насколько эта тема для меня неприятна. Ведь, похоже, с Малфоем у нас снова не все гладко, а ведь он ещё не знал, что я снова тешила себя надеждой вернуть Геллерта. Ох, я снова, раз за разом поступаю с Драко нечестно, а он вовсе не достоин такого отношения. Что же я творю? — Но если Дамблдор хотел, чтобы меч был у Поттера, то зачем ты его забрала? — отец быстро посмотрел на ситуацию с другого угла, правильно выхватив главное. Слабо усмехнувшись, я смахнула несколько соринок со своих штанов. — Ведь он бы ему пригодился, если вдруг он найдёт крестраж, — продолжил отец. — А ты лишила его этой возможности. Не просто так, верно? — Конечно, — кивнула я. — Ведь тогда я останусь для них единственной, кто сможет уничтожить крестражи. Сомневаюсь, что кто-то из них сможет подчинить Адское пламя или найдёт лишний клык василиска. А я, если он обратится ко мне за помощью, конечно же, не откажу. И кто знает, что я попрошу взамен… Улыбка на губах отца стала шире, а во взгляде промелькнула гордость. — Моя девочка. Такие простые слова отозвались целой бурей эмоций. Было чертовски приятно слышать подобное от близкого человека, пусть от него и остался лишь такой отголосок, как портрет. Но сейчас я остро ощутила, что мне не хватает его рядом — живого и вполне настоящего. — Ох, уж эта молодость, — с какой-то иронией заявил отец, когда я замолчала. В его глазах я отчётливо видела смешинки. — Я рад, что ты осознаешь ответственность и у тебя есть план, пусть и без чётких границ. И, раз уж ты взялась за это дело, решив занять свою сторону, то стоит крепко придерживаться её. Слова хоть и звучали просто, но были мне нужны. Хотелось знать, что я хоть что-то делаю правильно. Впрочем, понятие «правильность» многогранное и настолько индивидуальное, что сложно сейчас быть в чем-то уверенной. — Но я все ещё считаю, что твоя затея с этим Реддлом не самая удачная. Уж слишком сильно ты увязла в этой грязи, что он распускает вокруг себя. Как бы он сам ни считал, но он ведёт себя далеко не величественно. История, как наша, так и магловская, показывает, что тирания и жестокость не нравятся никому. — Боюсь, он не совсем величия ищет, — проворчала я, прекрасно понимая, что затея с Пожирателями и Реддлом действительно удалась совсем не так, как я хотела. — Скорее уж бессмертия и единоличной власти. — Понятия не слишком разные. Я хмыкнула, не желая быть втянутой в рассуждения на подобные философские темы. Никогда не любила такие беседы, ведь они всегда зависели исключительно от личного восприятия. — Раз уж мы обратились к истории, то давай я напомню тебе кое о чем, — постучав пальцем по губам, произнёс отец. От его задумчивости не осталось и следа, а её место заняла какая-то решимость, словно он что-то придумал. — И о чем же? — не проявив чудеса терпимости, спросила я. — Ты ведь помнишь, что я был… советником Вильгельма? — с заминкой сказал отец. Вопрос показался совершенно неожиданным, а я даже не мгновение растерялась. — Скорее уж его палачом, — хмыкнула я, припомнив давний разговор с Еленой. — В таком случае, я думаю, что знаю, как тебе слегка изменить баланс сил. И раз уж ваш Лорд не чурается играть со смертью, то и мы ответим тем же. Черные глаза Салазара опасно полыхнули мрачной решимостью, а тон, мгновенно заледенев, бросил меня в дрожь. Поразительные изменения, которые произошли в одну секунду, напомнили, что за волшебник находился передо мной. — Что ты задумал? — невольно голос дрогнул, но не от страха, а скорее от предвкушения. — Не думаешь же ты, что я не помогу наказать одного зазнавшегося волшебника, решившего поиграть в бога, который к тому же обижал мою дочь? — постучав по подлокотникам, ответил отец. — Мы используем мёртвых нам во благо.