Колесо Фортуны

В последнее время таблетки, прописанные лекарем от головной боли, мало помогали. Они притупляли симптомы, но не спасали от тошноты или рези в глазах. О моем недомогании знала лишь Ханна, но дергать ее лишний раз я не хотела. У нее намечалась любовь с одним из гвардейских рыцарей, и я стала отпускать ее повидаться с будущим мужем. Я устало привалилась к дивану, лениво перебирая кипу документов, и затем бросила это занятие. На часах пробило десять утра. — Иди уже, — Лукас, сидевший напротив, вальяжно потянулся. — Заноза номер один мечтала погонять чаи с тобой. Я откинула с лица рассыпавшиеся волосы. Давно бы их остригла, но боялась гневного визга горничных, которые обожали возиться с моими кудрями. Да они и красивые, вроде. Диван подо мной неожиданно воспарил в воздух, и я вскрикнула от неожиданности. — Ты что творишь?! — Прекрати делать такое скорбное выражение морды. Раздражает твоя меланхолия. Лукас махнул рукой, и диван вместе со мной вмиг вылетел за дверь, и затем плавно опустился на пол. Мне хотелось возмутиться, но как ни странно, вдруг головная боль ослабла, и возмущение сменилось облегчением. — Давай же! — Лукас телепортировался рядом и потянул меня за руку, поднимая, и затем толкнул в спину. — Хватит прятаться от внешнего мира. — Да иду я. Я запиралась в Изумрудном дворце от всех долгое время. Знаю, что это переходный возраст и в двадцать я буду смеяться над своим ребячеством. Но словно после ссоры с Его Величеством пошло что-то не так. Внутри меня будто оборвалась нить. Лили решила организовать мне и Атанасии чаепитие, чтобы мы развеялись. Няня видела мое состояние и всячески старалась поднять мой дух. Когда я вышла к месту, где обычно мы проводим чаепитие, Лили, горничные и Атанасия вдруг заулыбались так ярко. Я села напротив сестры и неловко ей улыбнулась. Она что-то читала. Все шло хорошо до тех пор, пока в поле зрения не появился Его Величество. Я почувствовала, как горячий воздух вокруг меня поплыл рябью от холода со стороны Клода. Все горничные замерли в ожидании бури. — Папочка! — воскликнула Атанасия. — Присоединяйся к нам! Я нахмурилась, когда Феликс встал по правую руку от меня. Клод придвинул стул ближе и нацепил гримасу капризного старика. — Я немного опоздал, — Клод мимолётно бросил на меня взгляд. — Надеюсь, вы мне оставили немного еды? Я вопросительно взглянула на сестру, но она была такой же потерянной. Значит, произошло, что, как говорится, меня не звали, но я пришел. — Конечно, папуля, — лицо Атанасии выражало полную растерянность от происходящего. — Я сегодня посвободнее, так что составлю Вам компанию, — он сел буквально в полуметре от меня, хотя места за столом было предостаточно. За те дни, что мы не виделись, он сильно исхудал и выглядел паршиво. Его тонкие, словно бумага, губы с трудом удерживали улыбку. Бледное лицо, опухшие веки и огромные круги под глазами наталкивали на мысль, что он не спал несколько ночей и нещадно пил. Такое уже случалось однажды. Он пододвинул в мою сторону тарелку с фруктами, но от его вида мой желудок взбунтовался. — Скоро ваши дни рождения, — сказал он безэмоционально. — Какой подарок вы хотите? — Мне ничего не нужно, — Ати все никак не могла отойти от шока. — Мне бы только провести этот день с Гвен и папочкой. Этого будет достаточно. — Что насчёт этого думает Гвендолин? — император устало вздохнул и его глаза заблестели. Мясной пирог и чай в моем желудке резко потяжелели, словно налились свинцом. — Она не против, — заколебалась Ати. — Она не против. Мы уже это обсуждали. Нежданное любезничество с его стороны выглядело крайне подозрительно. Перед глазами опять заплясали зелёные круги, как и с утра. Я старательно подавила приступ тошноты. Из-за нервов покалывало в груди. В последнее время слишком много навалилось: ссора с отцом, участие в заседаниях Высшей коллеги, скорый дебют. Рука Феликса легла на мое плечо. Он что-то спросил, но мой слух обратился в глухоту. Воздух вокруг стал невыносимо жарким и липким. В желудке заурчало и меня пробил пот. Бедные внутренности сжались в последней жалкой попытке восстановить контроль над телом, но еда попросилась наружу. Вскочив, я ринулась к ближайшему дереву и очистила желудок. Вся дурнота, овладевшая мною, тут же улетучилась, и с каждым вздохом становилось легче. Я упала на колени. Сбоку донесся приглушенный вскрик Лили. Она рванула ко мне. После очищения желудка меня словно окунули в тёплую воду: тело стало лёгким, голова закачалась. Я плохо переваривала происходящее. — Милая! — Лили отбросила мои волосы назад и схватила за плечи, не давая завалиться. — Я позабочусь о ней. Шатким голосом пояснила она Клоду и Атанасии, которые повскакивали с мест. Я запомнила, как Феликс подхватил меня на руки. Слуги засуетились, и откуда донёсся приказ отнести меня в Гранатовый дворец. Мне повезло — я крепко заснула сразу же, не терзаясь стыдом. Где-то в глубине души теплилась надежда, что при пробуждении кто-то будет сидеть у моей кровати. Когда я очнулась, за окном уже была глубокая ночь. К большому разочарованию, это были мои покои в Гранатовом дворце. А это значит, что Клод всё-таки распорядился, чтобы меня вернули сюда. Со стороны кресла-качалки послышался шорох, а затем из-за спинки показалась копна золотых волос. Атанасия удивлённо потерла глаза, махнула мне рукой и пересела на кровать. Она протянула руку и со всей серьёзностью потрогала мой лоб. От ее сосредоточенного вида я хихикнула. — Я и не знала, что ты любишь так пугать! Как ты могла молчать о том, что плохо себя чувствовала? Для меня было странно видеть, что она не пыталась шутить или вести себя как обычно. — Врач сказал, что у тебя недосыпание, мигрень, стресс и ещё… Похоже, что на фоне усталости развился невроз. Я просто не понимаю, — Атанасия вдруг всхлипнула и схватила мой воротник. — Если тебе плохо, ты должна мне сказать! Если у тебя что-то болит, ты должна сказать! Если папа достает тебя, ты должна была рассказать мне. Я же твоя сестра. Почему ты хранила все в себе, в то время как я доверяла тебе. Ты знала обо всем, что беспокоило меня, тогда почему сама не платишь мне тем же доверием? Она вдруг заплакала. Я застыла. Ее слезы обезоружили меня. До сей минуты я почему-то думала, что наши узы сестер — это профанация. Тот факт, что Атанасия, — с той, с которой я росла, — искренне считала меня семьёй, не укладывался в голове. Она видела, как я пыталась отдалиться от нее. — Прости, — я приподнялась на локтях. — Прости. Мне больше нечего было сказать. Ати взглянула на меня и вдруг разозлилась. — Ты думаешь, я не знаю, что ты презирала меня за то, как я подлизывалась к папе? Думаешь, мне самой не противно от этого? — Это не так, — попыталась оправдаться я. — И ты никогда не была честна со мной, но я все равно люблю тебя. Я уже говорила тебе — я приму в тебе все. — Слушай, прости меня, — я взяла ее за руку. — Мне жаль. Правда очень жаль. Вечно я тебя расстраиваю. — Ты не знаешь, что это такое — трястись за свою жизнь, — в ее глазах плескалась скорбь. — Страх, что однажды твой отец тебя просто зарежет. И мне было бы проще, будь я одна. Но у меня есть сестра, за которую я цепляюсь и переживаю. И она не ведает, насколько сильно я боюсь за нее. Я молюсь, чтобы она не столкнулась с тем, с чем пришлось столкнуться ее сестре в прошлой жизни. Ее голос дрогнул. — Извини. — Я в порядке, — улыбка Атанасии не была искренней, а в глазах отражалась боль и грусть, что мне не хватило духу смотреть в них. — Я вижу, что тебе тоже тяжело, иначе ты бы не была в таком состоянии сейчас. — Атанасия, побудь сегодня со мной, — я коснулась ее локтя. Мы легли спать вместе впервые за несколько лет. Отвернувшись, я смотрела в окно и представляла первую встречу с Дженнет. Я начинала уже засыпать, как Атанасия зашевелилась. — Иджекил сказал, что помнит меня, — вдруг полушепотом буркнула она. — Прошло столько лет. Плохо дело. Он не успел мне что-то сообщить. Говорит, в следующий раз… Что в следующий раз? Этот Лукас! Умеет же он невовремя… Ай! Я полностью перетянула одеяло на себя, и Атанасия осталась без него. От нашего откровенного разговора словно рухнула стена, которая разделяла нас. Мне стало так легко. — Спи! — Знаешь, — она перевернулась на спину. — Раньше мне казалось, что если герцог приведет Дженнет и папа ее признает, то для меня наступит конец. Но сейчас я понимаю, что это не так. — Грядёт что-то ещё более ужасное? — я повернулась к ней и столкнулась с серьезным взглядом голубых глаз. — Я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — Знай, что я не одобряю глупое самопожертвование. — Но это мой выбор. Ясно? Я люблю тебя намного больше, чем ты меня. Знаю это и принимаю. — Ты не до конца осознаешь те слова, что сейчас вылетают из твоего рта. — Я люблю тебя больше отца. Твое счастье мне всегда будет дороже собственного. — Прекрати! Моя жизнь не ценнее твоей. — Я говорила себе: я хочу, чтобы ты жила. Вышла замуж, нарожала детей и была счастлива. Ты станешь толстой и седой. В окружении огромной и любящей семьи. По-моему, это превосходный конец и единственный, который я приму. Я, возможно, знаю, как закончится моя история. В петле или на гильотине. А может я буду рядом с тобой, такая же седая и толстая. — Ты несёшь такой бред. — Если я умру, то только за тебя и только не от папиных рук. — И рассуждаешь, как покойник. Тебе не нужно было читать все шесть томов по философии. Атанасия рассмеялась и взяла меня за руку, отчего внутри разлилось тепло. Она всегда искренне верила, что мы будем вместе до конца. Но мы обе осознавали, что до карамельного хэппи энда мы можем не дожить. Я подтянула к себе колени и наконец закрыла глаза.