Над Берлином шел снег

      На следующее утро Магда сидела в гостиной, отделанной в красно-коричневых тонах, читала газету и поглядывала на Геббельса. Тот тоже смотрел на нее время от времени. Наблюдал за реакцией. В газете была статья про ее выступление. «Восходящая звезда Магда Фидлер обратилась с речью к молодежи. В последнее время заметно, что молодые люди все больше волнуются за судьбу родины, и Фидлер подчеркнула, что это хорошо и правильно. Как сообщалось ранее…». Магда перечитывала отрывок снова и снова. Во-первых, не могла сосредоточиться на ней, во-вторых, не верилось, что про нее написали не маленькую заметку, а целую статью.       — «Берлинский ежедневник», как видите, исправляется, — Геббельс сложил газету пополам. — Любили раньше полить нас помоями… Стоило выгнать из газеты евреев вроде Теодора Вольфа, и дела пошли в гору. Тексты лучше стали, оформление, вы же понимаете. И, заметьте, у них полная свобода!       Магда кивнула. «Конечно. Свобода у них, такая же как у меня: наступай себе на горло, чтобы никто другой не наступил», — подумала она, разглядывая собственный портрет на первой странице. Утром она проснулась знаменитой. Ее узнавали на улицах, здоровались, желали хорошего дня. Магда растерянно принимала знаки внимания и хотела провалиться под землю.       В кабинет заглянул секретарь. Убедившись, что его заметили, он зашел и передал Геббельсу записку.       — От Гитлера, — пояснил он. — Что-то срочное.       — Вы можете рассказать мне про него? — вдруг попросила Магда, когда за секретарем закрылась дверь. — В смысле, про Гитлера. Я так много слышу о нем, но ничего не знаю.        Ничего не знать о нем опасно. Он ведь главная скрипка в ужасном концерте, называемом НСДАП. Пока Магде приходится работать только с его приспешниками, но кто знает, как в будущем обернётся жизнь.       Геббельс кивнул, сосредоточенно читая текст. Дочитав, он бросил записку в ящик стола и вздохнул задумчиво:       — Знаете, Магда, сам иногда недоумеваю, как оказался в ближайшем окружении этого великого человека. Мне льстит, что я помогаю ему. Мы прошли тернистый путь… Вы, наверное, помните, как в прошлом году было тяжело?       Магда кивнула. Она действительно помнила. Забастовки, роспуски Рейхстага, министерская чехарда: все отложилось в памяти длинным осенним кошмаром.       — Гитлер привлек к себе миллионы, — Геббельс прикрыл глаза, сложив руки в замок. — Ему долго не удавалось найти нужную линию. Повезло, что у руля оказались в большинстве своем идиоты. Бывший канцлер Франц фон Папен — человек хитрый и весьма склонный к интригам, его аристократические манеры импонируют Гинденбургу. Но наше с ним коалиционное правительство не продлится долго, Магда, поверьте. Все его внимание приковано к другому бывшему канцлеру, Курту фон Шлейхеру. Их сжигают нереализованные амбиции и ненависть друг к другу. Пусть грызутся.       Магда снова кивнула. Она понятия не имела, кто эти бывшие канцлеры, в то время политика ее не интересовала. Однако раз Геббельс так старательно в своей речи подчеркивал, что сотрудничество с ними ненадолго… Значит, сами национал-социалисты стеснялись этой связи.       — Фон Папен просидит в правительстве еще от силы пару месяцев, — повторил Геббельс, и Магда удостоверилась в своей догадке, — он может думать, что переиграл Шлейхера, а Гитлер переиграл их обоих и получил канцлерское кресло. Они не видят в нем конкурента, думают, что он с треском провалится… Глупости! Посмотрите, как все поменялось в лучшую сторону за полгода! — министр пропаганды внезапно подскочил и принялся расхаживать по кабинету туда-сюда, продолжая высоким голосом, дрожащим от волнения, гнева и восхищения: — Дураки в Рейхстаге думают, что используют его в своих интересах, но на самом деле это он использует их всех. Им катастрофически не хватает дальновидности, мелкие интриги затмили им разум, и каждая ошибка приближает нас к цели. Магда, повторяю, он великий человек! Из самой невыгодной позиции, из самого отчаянного положения он смог за короткое время подняться на самую вершину…       — Потому что стравливал врагов, и они в борьбе не замечали? — Магда отложила газету. Нужно запомнить все, что ей доверяют в порыве откровений. Она заметила интересную закономерность: если Геббельс начинает часто обращаться к ней по имени, значит, беседа доверительная. Если по фамилии — официальная.       — Вы невероятно умная девушка... — Геббельс достал портсигар. — Помните, что я предлагал вам учиться? Теперь я просто настаиваю. Вам остро не хватает знаний, вы их хватаете из, если можно так выразиться, окружающей действительности. Такие знания не имеют системности, ими сложно пользоваться. Посидите тут, вернусь через несколько минут.       Он вышел, на ходу раскуривая сигарету. Магда взяла еще одну газету, чтобы не сидеть без дела. Как же странно было видеть Геббельса таким заведенным! Он напоминал скачущий мяч. Безграничная, фанатичная привязанность к Гитлеру мгновенно опьяняла его. Вот, значит, как его ослеплять… «Боже мой, и он-то что-то говорит про дальновидность и прозорливость, — Магда разглаживала серый газетный лист пальцами. — Как люди, профессионально занимающиеся политикой, не видят происходящего у них под самым носом?».       Страшная догадка ударила под дых: а она сама видит? Как самоуверенно она размышляет, что все вокруг глупцы! Может быть, она тоже не блещет умом. Может, они все прекрасно видят, просто изменить не могут? Что тогда может она, маленькая девочка? Ей шестнадцать, и она ничего не смыслит в подковерных играх. Магда передернула плечами и скомкала только разглаженную газету. Чертово призвание! Жила, горя не знала. Надо же было именно ей получить такую судьбу.       — Что-то не то написали? — голос над ухом заставил ее подпрыгнуть. Геббельс вернулся так тихо, что она не заметила его появления.       — Нет-нет, — Магда улыбнулась через силу. — Просто задумалась. Вы напомнили мне прошлый год. Иногда до сих пор страшно… Страшно, что прошлое вернется.       — У прошлого длинные тени, — он успокаивающе похлопал ее по плечу, — но мы уже получили власть и никому ее не отдадим. Только через наши трупы.       — А как же Гинденбург?       — Президента мы не тронем. Он и без нашей помощи не проживёт долго. Он очень болен, Магда. Кстати, о нем записка. Нам с вами предстоит выставить Гинденбурга дураком, не называя прямо. Я напишу вам речь.       Геббельс сел за стол и пододвинул к себе печатную машинку. Магда опустила взгляд. Она чувствовала себя марионеткой, которая может только путать ниточки, доставляя неудобство кукловоду, но это самое страшное, на что она способна.       — Кстати, Фидлер, вас ждет молодой человек. Спрашивал, когда я вас отпущу.       — Хельмут? — Магда чуть улыбнулась.       — Хороший юноша, — Геббельс сосредоточенно крутил колесико печатной машинки, настраивая интервал. — Истинный ариец. Старательный, пунктуальный. Только, ради бога, не увлекайтесь им слишком сильно, Фидлер, первая любовь прекрасна, но редко бывает счастливой.       — Что вы, — Магда покраснела, — он мой хороший друг. Он и его сестра Хельга.       — Друга тоже можно любить, — Геббельс бросил на нее взгляд из-за колышущегося листа бумаги. — Запомните мой совет: слишком сильно любить неразумно. Когда слишком сильно кого-то любишь, Магда, то не замечаешь в нем плохого. Впрочем, это не так страшно. Страшно то, что не замечаешь, любят ли тебя в ответ. Тебя, а не твой образ… Ну, бегите, Магда. Я задерживаю вас. Все важное сказано, а речь пока еще не написана, чтобы ее обсуждать.       Она коротко попрощалась и вышла. Какой странный день! Но он в чем-то прав: так было с Эдвардой… Они были не разлей вода, дружили с пеленок, а потом стало ясно, что Эдварда дружила не с ней, а с ее образом. Магда шумно вздохнула. Когда же она прекратит мучиться и вспоминать? Почему именно образ Эдварды постоянно всплывает и не дает жить спокойно? Он похож на свинцовые ботинки, которые не дают двигаться. Нужно выкинуть ее из души и сердца.       Чтобы забыть человека, надо его простить. Она и рада была бы простить: не получалось.       Хельмут ждал ее на крыльце. Он широко улыбнулся, раскинув руки в приглашающем обняться жесте. Магда стряхнула с себя все неприятные мысли. Нехорошо быть мрачнее тучи, когда тебя так встречают.       — Я не знала, что ты будешь меня ждать, — она застенчиво улыбнулась, позволив себя обнять. — Не стала бы так задерживаться.       — Хотел сделать тебе сюрприз, — пояснил Хельмут. — Пойдешь на танцы? Последние теплые сухие деньки, пока еще можно танцевать на улице, ну?       — Пойду. Но разве танцы не завтра?       — Завтра, — Хельмут потер затылок. — Сегодня хотел предложить пройтись по Берлину. А еще… у Хельги день рождения на днях. Я ищу подарки, поможешь?       Магда не могла отказать. Хельмут был похож на потерявшегося щенка: такой же жалобный взгляд, такая же растерянность во всех жестах. Мужчины вообще плохо выбирают подарки сестрам. Девушкам почему-то легко, а родным им сложно. «Смешные», — заключила она.       Ходить с Хельмутом по магазинам оказалось сложно. Он не знал, что ищет. Магда тоже боялась ошибиться с подарком. Хельга казалась ей очень приземленной, поэтому дарить книгу не очень хорошо. Дарить одежду? У нее, Магды, вкуса нет. Косметику? У Хельги целый шкаф! Зачем ей еще? Она же может себе из реквизитов взять и не мучиться. Подарить ей собачку тоже не лучший вариант. Ей некогда с ней гулять, а Хельмут стеснялся. С маленькой собачкой он выглядел комично. Вот овчарка — замечательная собака, такую он бы подарил. Магда покрутила у виска: овчарка сломает Хельгу пополам и не заметит.       Наконец, когда Магда успела отчаяться что-то придумать и посоветовать, Хельмут заприметил шарф в витрине.       — Слушай, может, ей подойдет? — спросил он неуверенно. — Хельга любит зеленый. У нее красное зимнее пальто, красиво будет.       — Наверное, — Магда выдохнула. Шарф хороший и в духе того, что носила подруга. — А я подарю ей перчатки к нему.       — Заметано, — Хельмут заметно повеселел.       Бесцельно пошатавшись между магазинами еще с полчаса, они вышли к парку. Хельмут уверенно пошел во внутрь, и Магда не стала возражать. Ей-то все равно, где ходить. С Хельмутом тем более. Его приятно слушать, с ним безопасно и комфортно.       Деревья в парке уже пожелтели и облетали. Под ногами шуршали сухие листья. Шиповник, рассаженный вдоль дорожек, ярко полыхал крупными ягодами. Тугие алые гроздья рябины висели на тонких веточках, как фонарики. Магда сорвала одну и отправила в рот несколько ягод, морщась от вяжущего кисловатого вкуса.       — Голодная? — сочувственно поинтересовался Хельмут. — Давай присядем, у меня есть перекус.       Они уселись на полуразрушенном деревянном мостике над Шпрее. Магда болтала ногами, пытаясь коснуться воды. Хельмут вытащил из кожаной сумки термос, хлеб и колбасу. Магда не ела с самого утра. Пока он не показал ей еду, она и не думала, что проголодалась. Желудок заурчал и напомнил, что чашка кофе и тарелка каши — замечательно, но на весь день мало. Магда взяла предложенный бутерброд и задумчиво принялась его жевать. Подарок Хельге куплен, и теперь можно поразмышлять о своем.       — О чем думаешь? — Хельмут протянул ей крышку термоса с горячим чаем.       — О глупостях, — Магда приняла ее и поправила съехавший с плеч плащ.       — У тебя прямо аллергия на прямые ответы, когда ты стесняешься. Что за глупости?       — Хельга такая красивая. У нее много поклонников, конечно, и она воспринимает их как должное. А так странно, наверное, быть любимым, — Магда сделала глоток чая. — Знать, что по тебе кто-то скучает, кто-то думает о тебе постоянно, воображает вещи, которые он мог бы делать с тобой. Я вот не могу представить, что кому-то нравлюсь и что кто-то мечтает гулять со мной от зари до зари. Ведь кто-то, наверное, думает обо мне…       — Ты всерьез приняла шутку про Геббельса? — сочувственно спросил Хельмут. — Не бери в голову.       — Что? Боже, да я и забыла, — она отмахнулась. — Я поняла, что ты шутил. Конечно нет. Просто мы с ним говорили сегодня о любви.       — С Геббельсом? — Хельмут скосился на нее недоверчиво. — О любви?       — Ну да. Нет, погоди, мы сначала говорили о Германии, а потом как-то про любовь… Да не суть, — Магда хлопнула себя по лбу. — Не то. Я совсем другое хотела сказать. Мне кажется, я никогда никого не любила по-настоящему. В смысле, как описывают в книгах. Так точно никогда…       — Быть такого не может, что не любила, — усомнился Хельмут.       — Может, — упрямо возразила Магда. — Не знаю я, как чувствуется любовь. Все описывают ее одинаково, а у меня она вроде бы есть, а вроде бы нет. Честно, не понимаю. Хельмут, мне иногда кажется, я ненормальная. Послушай, я очень устаю от людей… Мне они нравятся, правда. Очень! Но уже через час общения... Ты же сам видел! Мы всего лишь купили шарф, а я уже задумываюсь о чем-то постороннем и ухожу в себя. А еще вот мы с тобой сейчас говорим, потом я приду домой и лягу на полчаса просто смотреть в потолок. Мне так стыдно, что я странная.       Солнце просвечивало через ее уши, было видно каждый сосудик. «Какая же она хрупкая», — Хельмут наклонил голову вбок, любуясь. Магду хотелось оберегать, как тепличный цветок, защищать от всех напастей. Надеть бы на нее хрустальный колпак, как на розу.       — Знаешь, можно быть немного ненормальной в хорошем смысле. Ты любишь людей и заботишься о них, а это значит, что у тебя очень милый характер, пусть и странный, — он стянул с себя шарф и, не слушая возмущений, намотал ей на голову. — Так лучше. Ум отморозишь.       — Спасибо… — Магда протянула ему пустую крышку от термоса. — У меня, кстати, тоже день рождения на носу.       — Кошмар, — Хельмут схватился за голову. — Опять выбирать подарок! С тобой ходить по магазинам проще, чем с Хельгой! Она обойдет весь Берлин раз тридцать.       — О, ты можешь просто прийти, без подарка, — Магда расхохоталась. — Правда. Просто приходи.       Они замолчали. Листья кружились над рекой и падали на спокойную темную гладь. Магде нравилось думать, что это не листья вовсе, а золотые корабли. Они кружились и покачивались по реке, и казалось, что приплыла целая эскадра из прекрасной сказки.       — Знаешь, Геббельс хочет, чтобы я пошла учиться в университет, — нарушила затянувшееся молчание Магда.       — Шутишь?       — Нет. Пока не знаю, на какой факультет. Может, филологический или философский. Он не сказал, пообещал только замолвить за меня слово. Сказал, что даст мне литературу для подготовки к вступительным.       — Обязательно воспользуйся его предложением, — серьезно произнес Хельмут. — Такое делают раз в жизни. А ты боялась его, глупая.       — И до сих пор боюсь, — Магда передернула плечами. — Давай о ком-то другом говорить, меня сегодня тошнит от разговоров о нем и с ним.       Так они просидели до темноты. Хельмут проводил ее до самого дома. Магда взбежала по ступеням, вошла в квартиру и вдруг спохватилась: на голове-то у нее импровизированный головной убор! Наспех всунув ноги в первые попавшиеся туфли, она вылетела на улицу, догнала Хельмута и, хохоча, поймала его в петлю из шарфа. Хельмут рассмеялся в ответ, потянул аркан на себя и прокружил Магду по улице, потому что она не собиралась выпускать свой конец.       — Заболеешь и останешься без голоса, как вещать будешь? — он подтолкнул ее к подъезду.       — Как-нибудь, — она с явным сожалением выпустила шарф. — Спокойной ночи!       Дома пахло квашеной капустой и жареными сосисками. Мать привычно шила, отец курил и что-то писал в записной книжке. Магда быстро расправилась со своей порцией и, умывшись холодной водой, юркнула в постель. Лучше пораньше лечь спать, зато избежать расспросов. Мать все время интересуется, о чем она беседует с министром. Разговаривать не очень хотелось, наговорилась уже сегодня. Завтра на все вопросы ответит.       На стене висела большая карта мира. Отец недавно купил и повесил ее над кроватью. Ему, видимо, уже сообщили, что дочери необходимо высшее образование. «Боже мой, — Магда разглядывала Африку, на которой плясали лучи от фонаря, — неужели мне придется все зубрить по новой?». В народной школе география ей не нравилась. Предмет был скучным до тошноты, а преподаватель путал Восток с Западом.       Магда беспардонно списывала все контрольные с заранее заготовленных шпаргалок. Их складывали гармошкой и приклеивали к батарее. Если не везло занять место у окна, то приходилось клеить их под парту. Так или иначе, а толку от урока не было. С горем пополам Магда усвоила, сколько есть континентов и федеральные земли Германии. Остальное забывалось, как только звенел звонок.       Сон окутал теплой мягкой дымкой. Кровать как будто покачивало из стороны в сторону. Совсем как листья на реке. Магда сквозь дремоту слышала голоса с кухни, и ей казалось, что она плывет на корабле, а беседуют не родители, а команда. Свет в комнате погас. Это мать заглянула к ней, заметила, что она уже спит, и потушила лампу.       — Никак не могу привыкнуть, что Магда совсем повзрослела, — она прикрыла дверь в комнату.       — Да, теперь наша дочь на первых страницах газет, — отозвался отец, потушив сигарету об уголок стола. — Посмотри, какая фотография.       — Вальтер, какие газеты? Ее провожают до дома юноши!..