Слепая Л.

солнце просачивается сквозь жалюзи желтые ромбы красные прямоугольники пальцем в воздухе я нарисую улыбку все что останется: свет на сетчатке глаз кирпичная крошка мята на подоконнике моя бесполезная нежность часики и незабудки пакет барбарисок белые полосы в небе от самолета в землю под стеклышком кем-то закопан секрет я никогда не сделаю тебе больно Дзеси Икита

      Драко всё утро изучал присланные ему лечащим врачом Поттера книги и методички по развитию ПТСР, процессу восстановления и прочую белиберду. Именно так он и посчитал, дочитав очередной параграф и придя к выводу, что все эти «ступени», разговоры и прочие терапевтические мутные воздействия для его Поттера не подходят. Он почему-то был уверен, что вся эта сухая система, предназначенная для простых людей и магов, не сработает в случае с Гарри. И он, как всегда стараясь слушать свою интуицию, не раз и не два выручавшую его, решил, что он разработает свою индивидуальную программу.       Он допивал кофе и прокручивал в голове вчерашнюю прогулку, вспоминая грязные лужи и румяные щёки, дурацкую свою шутку и тёмный завиток за ухом, такой детский и глупый. Драко поморщился, переживая мысленные лирические спазмы и отмахиваясь от них, как от назойливых мух.       Переступив порог Гриммо, двенадцать, он тут же увидел незнакомый плащ на вешалке и услышал приглушённый смех Гарри где-то в глубине дома. Драко тихо прокрался на звук и замер, не входя в кухню, прислушиваясь к разговору.       — Ну, это хорошо, что теперь ты хотя бы нормально питаешься, — услышал он голос, точно принадлежавший Грейнджер.       — Да, только этот Уайт — жуткий сноб. Ты бы слышала, что он иногда мелет, — вновь смеялся Гарри своим бархатным мягким смехом.        «Сплетник», — мысленно обругал его Драко.       — Но в целом он не достаёт тебя? — вкрадчиво спрашивала Гермиона.       — Достаёт, ещё как! Он хам и зараза! Чуть не зашиб меня в первый день. Убить его хотел поначалу... — потешался Поттер. — А теперь вот думаю, что, может, и пусть мельтешит. Вчера заставил меня выйти, и, если честно... Если честно, я уже давно так хорошо не спал — даже не снилось ничего.       Послышалось шуршание и шаги, скрип дверцы холодильника.       — О-о-о! — удивлённый голос Гермионы. — Вот это изобилие. Да он у тебя кулинар! — она присвистнула.       А Драко в этот момент испытал жуткую волну стыда и ярости. Поганка насмехалась над ним.       — Ты ещё его сырники не пробовала. М-м-м... — отозвался Гарри, и волна гнева сменилась волной странной гордости за себя.       Послышался звонкий звук поцелуя.       — Пока, Гарри, я зайду на следующей неделе. И если он тебя будет обижать...       — То я сам разберусь, Герм. Хватит за меня переживать. Я большой мальчик.       Драко скользнул в нишу за шкафом, пропуская Гермиону, и лишь услышав, как хлопнула входная дверь, вышел из своего импровизированного укрытия.       — Выходи уже! — донёсся до него крик Гарри.       — Привет, слепыш, — вальяжно вошёл в кухню Драко. — Насплетничался и нацеловался? — съязвил он.       — А ты наподслушивался и наревновался? — парировал Гарри.       — Идиот, — зло бросил Драко, сам не понимая, отчего так бесится, — сырников больше не получишь!       — Ну во-о-от... — наигранно надул губы Гарри. — Брось, ты сопел за дверью как астматик. И я тебя только хвалил перед начальством, так что ты, наоборот, должен мне благодарность, — ехидно вещал он. — Так что гони сырники! — он ловко прыгнул в сторону Уайта, схватил его за хвост и дернул, как дернул бы хулиган первоклашку за косичку.       Драко тут же злобно хлопнул его по руке и зашипел:       — Я тебе не прислуга, говнюк! И я не сопел, просто у тебя, как у всех слепых обострённый слух, кретин. И уж тем более, какая-то грязнокровка мне не начальница! — особенно ядовито выпалил он и, выходя, саданул дверью крепко, плоско, хлёстко — словно по лицу.       Драко всего колотило от злости. Он пару раз нервно пересёк туда и обратно гостиную, судорожно освежая и без того дивные цветы в вазах и подкладывая поленья в камин, чтобы занять себя хоть чем-то. Казалось, забытое раздражение на мерзких смеющихся гриффиндорцев накрыло его до самого темечка. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Малфой всегда плохо контролировал свой гнев, отдаваясь ему в полной мере. Он стоял у окна, пытаясь привести себя в чувство и достичь такого хрупкого равновесия, когда в комнату вошёл Гарри, уверенно лавируя между мебелью, пересёк гостиную и, подойдя к Драко, серьёзным твёрдым голосом сказал:       — Я хочу ещё раз потрогать твое лицо.       Драко вздрогнул, сглотнул и стоял, не решаясь шевельнуться или ответить что-либо. Гнев тут же сменился подозрительностью, такой же, как та, которая рваными клочками сейчас витала вокруг Поттера. Сосредоточенно протянув руки вверх, Гарри стал с нажимом проводить пальцами по лицу Уайта. Лоб с выпавшей на него прядью жёлтых как рожь волос, овал лица, прямой нос… Он мазнул пальцами по губам, и у Драко сбилось дыхание. Он заворожённо смотрел то на лицо Поттера, то на эти танцующие пальцы. Драко перехватил скользящую по его щеке ладонь и прижал к своему лицу сильнее, прильнув к ней и удерживая.       — Прости меня, — слова вылетели сами, он даже не успел осознать, как легко они вылетели навстречу любопытной, ласковой руке. — Я не знаю, что на меня нашло... Просто... — он нахмурился, говорить правду всегда сложно. — Просто я ненавижу, когда мной понукают, когда насмехаются. Но я совершенно точно не хотел расстраивать тебя.       Гарри не отнимал ладони от пылающей смущением щеки.       — И ты меня прости, — вдруг произнес он. — Я не хотел смеяться и не сплетничал, я просто, по правде сказать, хотел отвязаться от расспросов и от Герм... — он поджал губы и уже тише сказал: — Похоже, твоя компания — единственная, которую я могу выносить сейчас, — он слабо улыбнулся, и рука соскользнула со щеки и спряталась, будто испугалась, в карман. — Ты напомнил мне одного человека так ярко, что я усомнился в своём рассудке на пару минут, — он качался с пяток на носки, как всегда растрёпанный, неловкий, обманчиво-наивный, и Драко в этот момент так захотелось быть собой. Удивить его, стать ему другом, всё переиграть, перехитрить судьбу, но... всегда было это но...       — Пойдём, сделаю тебе сырники, — сказал он вместо сенсационных и, скорее всего, самоубийственных признаний и потрепал Поттера легонько по волосам, скорее приглаживая, чем лохматя. И вновь заметил тот глупый завиток чуть позади уха, маленькое чёрное перышко, чуть закруглённое к ушной раковине.       — Un oiseau*, — улыбнулся он.       — Материшься? — уточнил Поттер.       — Молюсь, — задумчиво ответил Драко, не сводя глаз с вороной прядочки.       Чуть позже за столом Драко только успевал подкладывать в тарелку ненасытного Поттера тёпленькие сырники и подливать в мисочку сметану.       — Однажды ты лопнешь! — смеялся он, с наслаждением глядя, как Гарри урчит от удовольствия и облизывает пальцы.       — Просто это ну очень вкусно, — улыбнулся он. — Я официально признаю тебя лучшим сырникоделом из всех! — он вывел в воздухе вилкой какой-то странный знак, и вдруг промелькнула искра.       — Гарри, Гарри! — вскрикнул Малфой. — Ты видел?! Тьфу ты... — тут же осёкся он. — Ты почувствовал?       — Что? — удивлённо застыл Поттер.       — Искра! Там был какой-то магический выброс. Гарри, Гарри! — он схватил его за руки, поднимая из-за стола. — Давай ещё! Ещё раз попробуй что-нибудь сделать.       Гарри сильно сжал его руку и, часто дыша, взволнованно закрыл глаза и шепнул:       — Акцио палочка.       И тут же они услышали, как в гостиной на каминной полке чуть задрожала палочка Поттера. Она, увы, не переместилась к нему в руку, но всё же шевельнулась. Драко подхватил Гарри за талию и покружил, радуясь искренне и открыто.       — Я тебя теперь этими сырниками закормлю, обжорка! — засмеялся он, поставив ошарашенного Поттера на место.       — Получилось, да? Уайт, у меня получилось, говнюк ты этакий! — Поттер дёрнул его за хвост и засмеялся весело, задорно, с ямочками на щеках и солнечными лучиками у глаз. Так он улыбался только друзьям, так теперь улыбался Джону Уайту.       — Знаешь, я только сегодня думал, что для тебя не подходят те методы, что обычно используют для лечения таких случаев, — рассказывал Драко, собирая посуду со стола. — Я придумал для нас свою программу восстановления и теперь вот только больше убедился в правильности решения. Скажи, ты мне хоть чуть-чуть доверяешь? — он вытер руки о передник и выжидающе замер, глядя на Поттера, сидящего на высоком табурете и беззаботно болтающего ногами.       — Ни капельки! — рассмеялся Гарри. — Ты точно прохвост и лис, и я уверен, что ещё пожалею, что связался с тобой. Но, похоже, кое-что у тебя выходит неплохо, так что... я весь в твоём распоряжении, — он развел руками в стороны и снова улыбнулся той самой чарующей улыбочкой, на которую Драко вот уже второй раз за день залипал, почти не моргая.       — Тогда иди одевайся, сходим кое-куда, — он снял передник и вышел в гостиную. — Буду ждать внизу, — через плечо бросил он Поттеру.       Гарри соскочил с табурета и ловко поднялся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени, как когда-то. Ему нравилась та появившаяся лёгкость в общении с навязанным помощником. Его присутствие щекотало нервы и вносило разнообразие в пустую в последние полгода жизнь Гарри. Он, конечно, догадывался, что Уайт ему врёт, и врёт о многом. Концы с концами в его истории о себе совсем не сходились. Он подозревал, что они всё же были знакомы, и что Уайт ходит зачем-то под обороткой, но всё это скорее обостряло чувство интереса и здорового азарта. С ним было не скучно, и он совершенно точно не жалел его и не относился как к больному. За последние месяцы Поттер так устал от этого вечно чуть печально-тревожного тона у всех, кто с ним разговаривал. «Ну как ты?» — и такое ощутимое досадливое покачивание головой, мол, мы понимаем, что «никак», но должны спросить из вежливости.       Рон с его вечным предложением напиться и пуститься во все тяжкие, прекрасно знающий, что Гарри терпеть не мог спиртного и уж точно не позволил бы женатому другу пуститься в какие-то там «тяжкие». Все эти разговоры ни о чём. Не поддерживающая поддержка, сжимание его плеча и похлопывания по спине: «Крепись, друг. Всё наладится». Приемлемо раз, досадно два, на третий такой приход Рона Гарри уже вёл себя негостеприимно.       Он устал, устал притворяться, что верит в это «всё наладится», что верит в то, что Рону сейчас хочется проводить время с ним, а не с женой или новыми друзьями по гольф-клубу. Он устал от слёз Молли Уизли, так героически сдерживаемых в начале каждого её визита и все равно проливающихся к концу встречи. Эти женские, хоть и теплые, причитания совсем не утешали его, а только больше ввергали в уныние. Джинни и Дин приходили иногда и пытались его приободрить весёлыми рассказами о квиддиче, анекдотами и волной незлых сплетен об общих знакомых, но они все равно, уходя, так сильно смущались и расшаркивались прощаясь. Так ясно Гарри понимал, что они оба отчего-то чувствуют себя виноватыми... так глупо... Смешно, что они так смущались его даже теперь. Ребята с работы быстро потеряли интерес к своему сослуживцу. В конце концов, на войне как на войне. Ранения дело такое, в их работе обычное. И, конечно, Гермиона. Она, всегда более чутко чувствуя его, всё равно тоже в итоге срывалась в этот дрожащий голос и поджатые губы, в теплые похлопывания и обещания, что всё наладится.       В итоге он в один день просто взбесился, не в силах выносить эти всхлипы и остатки заинтересованной дружбы. Он закрыл все камины, прогнал всех с порога. И, как оказалось, достаточно было раз-другой хорошенечко обложить визитеров, чтобы видеть их всё реже и реже, сведя почти на нет такие утомительные и ненужные посещения. И так бы, наверное, было бы и дальше. Глухое одиночество, безнадёжные походы ко врачу и прозябание в своем импровизированном склепе, купаясь в воспоминаниях о счастливых днях. В мечтах о несбыточном, в жалости к себе и сожалениях о том, что так и не успел, не успел изменить главное в своей жизни, хотя бы попытаться... Но теперь уж что об этом! Маленькая шкатулка. Вот и всё, что осталось у него от больших надежд и тайных мечтаний, вот и всё, что хоть на мгновение скрашивало его одиночество и боль... пока не появился Уайт.       Ехидный врун и наглец, но в то же время чутко подобравший ключик к нему, и Гарри это понимал. Понимал, что Уайт стал ему симпатичен. Он был прям и горд, не лебезил, не заискивал, не скрывал денежного интереса, но в то же время явно был увлечён задачей поставить Гарри на ноги. Как он радовался сегодня вместе с ним... Гарри мысленно улыбнулся.       Мальчишка! Старше он, как же... Хотя не вызывало сомнений, что Уайт был хороший и сильный маг, целеустремлённый, явно очень образованный и сведущий во многих областях. С ним было интересно, что бы там Гарри ни говорил, ненапряжно и даже весело порой. И Гарри очень понравились их чтения вслух, как ни крути, но коротать вечер так было куда приятнее, чем бесконечно шататься по дому, круша всё вокруг. К тому же, ему очень нравился голос Уайта, такой чарующе приятный, будто слышанный им много раз, но более тёплый и открытый. Гарри было даже жаль, что он не мог увидеть самого Уайта, хотя, если честно, его подсознание и мечтательная натура уже много раз пририсовывали Уайту вполне определённые черты и силуэт... сказочный, милый сердцу образ, так часто мелькавший в его воображении и снах. И тут, пожалуй, слепота была даже на руку; благодаря ей Гарри мог представить на короткое мгновение, что это не Уайт так радостно переживал с ним сегодня их общую маленькую победу над недугом. Что это не просто оплачиваемый помощник, посторонний и чужой человек, а тот... тот, кто никогда не смотрел на него иначе, как с ненавистью.       — Я готов, — спустился он с лестницы, поправляя на ходу ворот чёрной водолазки. И у двери почувствовал тёплую лёгкую руку, оправляющую ему закатанный рукав.       — Ты хорошо сегодня выглядишь, Гарри, — мягко поощрил его приятный голос, и Гарри почему-то тут же почувствовал, как щёки залил румянец, совсем смешной и неуместный.       Он отвернулся, пряча вспыхнувшее лицо, стал спешно заматывать шарф и отшутился:       — Не могу сказать о тебе того же.       Место, куда аппарировал их Уайт, странно пахло. Чем-то сладко-приторным и в то же время резким, словно старой шубой в шкафу, но отчего-то с легким налётом чего-то молочного. Уайт с кем-то поздоровался и стянул с Гарри пальто.       — Не бойся. Тебе понравится, я уверен, — он взял его за руку и потянул куда-то за собой.       Они прошли длинное помещение и вновь вышли куда-то, где было свежо, но не холодно. В этом месте было очень шумно. Всё вокруг шебуршало, скреблось и пищало, тявкало и поскуливало, и Гарри спросил, уже с улыбкой понимания:       — Это питомник?       — Ага, — радостно согласился Уайт и опять потянул его куда-то.       — Вот. Присядь здесь на корточки и вытяни руку.       Гарри послушно присел, и тут же в его руку Уайт насыпал что-то кругленькое и твёрдое.       — Корм, — понял Поттер, и в то же мгновение почувствовал, как его ладони коснулось что-то мягкое, нежное, усатое и влажно лизнуло его пальцы.       — Это щенок, — не смог сдержать детскую искрящуюся улыбку Гарри и, скормив лакомство пушистому малышу, аккуратно погладил лобастую смешную голову с милыми ушками. — Ах ты мой славный, — гладил он щеночка золотистого ретривера, и тут же в бок его боднула ещё одна такая же вислоухая голова, и ещё одна, и ещё. Они окружили его со всех сторон, игриво постукивая толстыми лапами, напрыгивая и потявкивая. Один особенно смелый щенок запрыгнул Гарри на колени и, дотянувшись, стал лизать его лицо, а тот хохотал и гладил его, их всех, стараясь потрогать как можно больше озорников, обнимал, прижимал к себе ласковых кусак. Повалившись на спину, он, облепленный пушистыми комочками, хихикал, отворачивая обслюнявленное со всех сторон лицо, и звал:       — Уайт, Уайт, ты посмотри на них, нет, ты только глянь, что они вытворяют. Мои хорошие, какие же вы славные, какие лапочки.       А Драко стоял в стороне и не мог наглядеться на эту умильную картину — ласкающегося Поттера, весёлого, нежного, облепленного щенками всех окрасов, и чувствовал, как колотится в горле огромное, никуда не помещающееся сердце.