Слепая Л.

никогда воздух не был таким опьяняюще-прозрачным а небо настолько ясным и чистым чище любого ребенка, чище самых светлых помыслов, чище любого прихода таким как ТЫ настолько, что я даже не замечаю, как лежу здесь, тряпичная кукла, на краю обочины, весь в грязи раскинув руки в стороны и улыбаюсь без губ своими серо-красными припухшими глазами у меня к тебе подобие любви которую хочется глотать, пускать по вене, скуривать на кухне и бесконечно смеяться до болезненных спазмов и тошноты и небо небо небо небо не бо лит впервые за несколько лет (двадцатилетний старик) верь мне доказательство счастья - в следах от твоих зубов на костлявых запястьях Дзеси Икита

      К вечеру Драко стал понимать, почему Гарри так не хотел принимать это лекарство. Он ходил будто в тумане, всё переспрашивал, то словно засыпая в кресле, то, пошатываясь, бродя из угла в угол. Его бросало в жар, но при этом он весь трясся, как от холода. Драко было понятно, что в зелье какой-то компонент не подходил Гарри, и, скорее всего, завышена его дозировка. Он взял колбу с остатками зелья себе, решив сегодня же сделать анализ компонентов и подобрать для Гарри подходящую дозировку вещества. Это было несложно, так как он наизусть уже знал медкарту Поттера, все его параметры, детские болячки и аллергии, и вывести из всего этого нужную формулу было легко. Он укутал Гарри в одеяло в кресле, разжёг посильнее огонь и включил лёгкую музыку фоном, чтобы тот не скучал.       — Я скоро вернусь. Гарри, слышишь? Мне надо уйти ненадолго. У тебя нет нужного мне оборудования, а я должен заняться твоим зельем.       — К чёрту зелье! — рявкнул Поттер. — Я говорил тебе, что мне будет только хуже. Мне не нужны лекарства! Слышишь, Уайт? Мне ничего не нужно, только... — он осёкся, резко отвернувшись к огню. — Иди. Мне всё равно, — его всего трясло, он ёжился в огромном одеяле, кутаясь в него как в кокон.       Драко подошёл и пригладил ему растрепанные волосы.       — Я скоро вернусь, — мягко сказал он и ушёл.       А Гарри, посидев ещё немного, поднялся к себе в спальню и, достав свою заветную шкатулку, сел прямо там на пол, утыкаясь в закрытую крышку горячим воспалённым лбом. Он раскачивался и словно поскуливал, давясь болезненными слезами.       — Плохо, как же мне плохо. Без тебя... мне так плохо. Всегда, я всегда без тебя. Где же ты? Ты ведь где-то есть. Где-то ходишь, говоришь, что-то делаешь... А мне так плохо... Разве бывает так долго плохо... Разве бывает так больно... Я не хочу больше, я не хочу... Ты проклятый... Не могу больше... Не могу... Не могу без тебя... — он стучал лбом о деревянную резную крышку, словно пытаясь выбить из своей головы все ненавистные мысли, все терзающие его столько лет чувства. Вырвать из себя с мясом, с кровью, отшвырнуть и жить, дышать, позволить себе любить, улыбаться, позволить себе не ждать чуда.       Ведь все забывают, все перерастают, переболевают, а он... Только не он. Он болен безнадежно, он отравлен, он опустошён. И некого винить, некого звать на помощь, некому даже рассказать. Он навсегда один на один с этой больной страстью, с этой мучительной тоской, с этой любимой мягкой прядочкой, украденной тайком, его маленьким сокровищем, его постыдным секретом.       Драко метался по своей квартирке, разбрасывая по столам и тумбочкам пакетики и мерные колбочки. Уже бурлили в баночках смеси трав, и химические всполохи озаряли его скромное жилище. Он битых три часа возился с подобранными ингредиентами, вычисляя и записывая нужные последовательности и пропорции. Весь в копоти и дыму, он, закатав рукава, работал не покладая рук. Он хотел как можно скорее вернуться к Гарри, привести его в нормальное состояние. Драко беспокоился, не хотел оставлять его одного, но нужно было разобраться. Он хотел помочь, хотел вылечить Поттера, хотел для него лучшей жизни.       Ему отрадна была мысль, что он стал причиной того, как Гарри быстро шёл на поправку. Он смог его расшевелить, радовать его, дарить ему свою заботу, оберегать. Всё это было так ново, так необычно для бывшего слизеринца. И всё это ему нравилось. И Гарри, Гарри тоже ему нравился. Нет, тот порой, конечно, как и раньше, страшно раздражал его этой своей упёртостью, правильностью, гордыней, своими плебейскими замашками. Но Драко не мог не замечать, как теплело у него на сердце, когда вредина Поттер говорил ему: «Спасибо» или: «Ты мне нужен», когда он доверчиво брал его за руку, когда смешно морщил нос, когда ел или хохотал словно мальчишка.       Он нравился ему. Даже когда злился и хмурился, насупленный, патлатый, с бегающими желваками, выкрикивающий ругательства и угрозы, пугающий и воинственный. Перед таким Гарри Драко робел и терялся ненадолго, но всегда теперь знал, как успокоить, как отвести грозу. Гарри, как взлохмаченный волчонок, остро реагировал на мягкий голос и ласковые касания, его можно было будто приручить нежностью и заботой, превратить его из дикого зубастого зверька в покладистого, игривого, весёлого щеночка. Он стал слабостью Драко и, с некоторых пор, и сладостью…       Воспоминания о его упругом, рельефном, сильном теле, о его стонах, о том, какой он предстал тогда перед ним — большой, горячий, открытый...       Драко хотелось ещё. Узнать, какой ещё может быть Поттер. Робкий или развязный, порочный или стесняющийся, громкий или тихо постанывающий, берущий или отдающийся. Поттер был дивно хорош, лучше, чем любой другой, побывавший с Драко, а сравнить было с кем, но Гарри... Он был просто красавец, атлет и в тоже время такой нежный, робкий, а эти шрамы и тёмные волосы, и гуляющие мышцы под золотой, Мерлин, золотой, сказочной кожей... М-м-м...       Драко отвлёкся, отдаваясь воспоминаниям о недавних событиях, но, одёрнув себя, пару раз выдохнул, успокаивая некстати возникшие желания, и принялся с усердием работать.       Спустя четыре испорченных образца и шесть муторных часов зелье было готово. Чистейшее, выверенное, идеально проработанное, оно светилось бирюзовыми каплями в толстостенном сосуде.       — Десять очков Слизерину! — сам себя похвалил Малфой и, несмотря на усталость и потрёпанный вид, на ходу надевая пальто, мгновенно аппарировал на Гриммо, двенадцать.       Уже занимался рассвет. Драко обеспокоенно прошёлся по комнатам и, не найдя нигде Гарри, поднялся к тому в спальню. Он сидел, тихо поскуливая, где-то в самом углу, замотавшись в штору и дрожа от холода или озноба. Драко кинулся к нему, разворачивая из тёмной портьеры и поднимая за плечи. Глаза Поттера были закрыты, а на лбу виднелась сильная ссадина, уже не кровоточившая, но красная и воспалённая.       — Ну что же ты... — с жалостью выдавил из себя Драко. — Идём, тебе надо кое-что выпить, а потом согреться. Сейчас станет лучше, слепыш, сейчас, — он достал из кармана пузырёк и приложил к холодным, бледным губам Гарри. — Пей, пожалуйста, всё до конца.       Поттер, видимо, не имея сил сопротивляться, полностью осушил флакон и обмяк в руках Драко, шепнув:       — Уайт?       — Мадам Помфри, — усмехнулся Драко, укладывая дрожащего Поттера в кровать и накрывая одеялом.       Сам он лёг рядом, поверх покрывала, и обнял вздрагивающего Гарри, сильно прижав через слои одежды к себе. Он знал, что ничто не согревает лучше, чем человеческое тело, и спустя всего пару минут оба уже мирно спали, прижавшись друг к другу аккуратной «ложечкой», смешивая волосы на подушке — темные, иссиня-чёрные пряди Гарри Поттера резкими угольными штрихами расчерчивали белоснежные серебристые локоны Драко Малфоя, забывшего принять своё оборотное зелье. Лунные лучи ласкали их лица, и царица ночи, платиновая королева небес, полная чарующая луна загадочно и лукаво улыбалась двум спящим юношам. Только она одна видела их настоящих, только она знала все их тайны.       Время приближалось к обеду. Не задёрнутые с вечера шторы дружелюбно впускали в спальню солнечные лучи, такие редкие для этого города и для этого времени года. Теплые лучики настойчиво согревали лицо забывшегося Принца Слизерина, ласкаясь к нему, вкрадчиво заставляя проснуться. Малфой сел в кровати. Проморгавшись, он потянулся и посмотрел на спящего рядом Гарри. Тот явно выглядел уже много лучше, чем накануне. Щёки порозовели, губы были приоткрыты и чуть влажные. Гарри мирно спал, обняв подушку, и чему-то улыбался во сне. Драко протянул к нему руку, но тут же отдёрнул её, признав в протянутой ладони свою собственную кисть, а не Джона Уайта. Он резко вскочил с постели и, нашарив в кармане брошенного тут же пальто флакон с обороткой, поспешил в ванную. Наспех побрызгав в лицо холодной водой, окончательно сбрасывая с себя сонливость, он залпом выпил зелье, и ровно в тот миг, когда в зеркале появилось симпатичное личико Джона Уайта, дверь распахнулась, и в ванную вошёл Поттер. Он сладко зевнул и запустил пятерню в волосы, не то приглаживая, не то ероша их.       — Уайт, что вчера было? Я почти ничего не помню, — он стоял в дверном проёме в одних легких пижамных брюках, красивый, сильный, мужественный, заспанный и почти раздетый.       Драко ошалело смотрел на него, сглотнул и каким-то чужим голосом сказал:       — Ты отравился этим поганым зельем. Это побочки. Они неправильно дозировали кое-какие компоненты. Но теперь всё будет хорошо, я вчера ночью всё исправил и успел сварить новое. Будешь пить, восстанавливать силы, радоваться и поправляться, и всё без этих жутких симптомов передоза, — рассказывал он, а сам пожирал глазами прекрасное тело, разглядывал беззастенчиво все изгибы и переливы на коже.       — Оу, значит, ты хорош в зельях? — улыбнулся с ехидцей Гарри.       — Да... — заворожённо ответил Драко. — Я хорош в зельях, а ты очень хорош собой, — он даже не пытался сдерживать себя.       — Что? — удивлённо приподнял бровь Гарри. — Я что? — переспросил он.       — Ты, — Драко подошёл ближе и положил руку ему на грудь, на дурацкую букву «Д». — Очень, — почти шёпотом отвечал он. — Хорош собой. Ты невозможно красив. Твоё тело.... Просто отвал башки, Гарри, — он не стал ждать ответа и думать о последствиях, а припал к шее Поттера губами, прижался к нему своим телом, дурея от пряного запаха в ложбинке между плечом и ключицей, от гладкости его сильной спины и от такого трепетного «Ох-х-х...», слетевшего с губ Гарри, от неожиданности попятившегося назад и вздрогнувшего, но тут же покрывшегося мурашками и обнявшего его в ответ.       Драко выцеловывал шею и плечи, опускаясь к груди, обхватил губами маленький острый сосок и пощекотал его кончиком языка.       — Уа-а-айт... — простонал тут же Поттер, так явно чувствительный к этой ласке.       Он прижал голову Драко к груди сильнее, давая ему терзать пунцовый возбужденный сосок до изнеможения, до искр из глаз. Рукой Малфой уже оглаживал через лёгкие брюки упругие ягодицы. Он сжал маленькую накаченную попку Гарри, наверное, до красных следов — такая она была славная.       — Ты тоже... — хрипло сказал Гарри. — Разденься тоже, — он стал на ощупь стягивать с Уайта водолазку, пройдясь пальцами по ребрам, вызывая щекотку и сладостную дрожь. Драко сам расстегнул брюки и скинул их, тут же стягивая и пижаму Поттера. Разгоряченные, они прижались обнаженными телами друг к другу. Горячая, воспаленная ласками и поцелуями кожа покалывала и будто искрила между ними. Гарри целовал покатые плечи Уайта, гладил его спину и длинные волосы, вплетая в них пальцы, а Драко не мог оторваться от изучения каждой впадинки, каждого изгиба этого безупречного тела. Он блуждал руками по торсу Гарри, восхищённо проводя по шрамам и царапинам. Сжимая его всего, пощипывая, покусывая. Ему хотелось вжаться как можно сильнее, хотелось большего... Он стал нетерпеливо и жадно целовать его куда придется — во всё, что попадалось под губы. Они оба уже были все во влажных, сладостных дорожках, зацелованные, заласканные. Драко в забытьи стал надавливать на плечи Гарри, пытаясь опустить его вниз. Он уже не мог терпеть, он хотел его до искр из глаз, хотел кончить от него, для него. Поттер, поняв его правильно, стал опускаться поцелуями всё ниже и ниже, прикусывая кожу. Он встал на колени и сильно сжал руками бедра Уайта, оглаживая выступающие косточки на бёдрах, поднял вверх голову с раскрытыми глазами, невидящими, но такими живыми и яркими.       — Да-а-а... — стонал Драко, пальцами одной руки с оттяжкой раскрывая Гарри рот, другой придерживая тяжёлый твёрдый член, водя им по припухлым губам. Гарри неуверенно обвёл языком головку и, когда Драко толкнулся нетерпеливо, отодвинулся, чуть оскалившись.       — Не боишься меня, Джонни? — шепнул он, легко коснувшись зубами алой крупной головки.       — Ещё... ещё чего! — дрожа всем телом от возбуждения, простонал заплетающимся языком Драко.       Гарри тут же притянул к себе Уайта за бёдра и принял в себя — сразу глубоко, жарко. Драко всхлипнул на вдохе и вломился до основания, вжимаясь в губы Гарри.       — Не боюсь... Ты мой... Хороший... Мой...       Гарри, задохнувшись, отстранился, чуть откашливаясь.       — Я... Уайт, я не знаю как, — он ещё раз неспешно, влажно лизнул по всей длине. — У меня никогда не было... — замялся он.       — Не было с мужчиной? — спросил, чуть трезвея, Драко.       — Нет... Не было... вообще... — Гарри, смутившись, отвернул голову.       А Драко на миг оцепенел от удивления, и тут же сложилась мозаика в его голове. Вся робость, вся неловкость движений, излишняя пылкость, мальчишеская скованность в теле воина. Поттер был чистым, светлым, то есть чистым совсем... Драко подхватил его за плечи, поднимая вверх к себе.       — Но как же так? — поцеловал он пунцовые от нелепого стыда щеки Гарри. — Ты ведь — Гарри Поттер. Да под тебя любая ляжет или любой...       — Мне не нужен был любой. Я... Я хотел... Неважно! — он прижался горячим телом к телу Уайта. — Неважно, Джон.       — Нет, важно. Для тебя, видимо, важно, — мягко говорил Драко, гладя вспотевший тёмный затылок. — Зачем ты сейчас согласился? Если бы я знал... Если бы я знал, какой ты... какой ты чистый… Я никогда не полез бы. Прости, Гарри. Прости... Я ведь не знал, — он гладил и гладил, нежно, ласково проводил по спине и волосам. — Ты такой... даже в этом — такой невероятный! Ну, кто бы мог подумать! Ведь ты — мечта миллионов, ты звезда и такой чистый, такой верный … — он запнулся, неприятно поражённый этой мыслью — о том, что Гарри хранил себя, своё тело и душу для кого-то. — Знаешь, ради кого бы ты ни терпел столько, думаю, что хуже не будет, если я сам приласкаю тебя. Ладно? Я хочу показать тебе, как это приятно. Совсем немножко, — он потянул его в комнату, ведя за собой, сжимая его ладонь, подтолкнул к кровати и лёг рядом, чуть поглаживая Гарри по груди, выводя на ней концентрические круги своего замешательства.       — Знаешь, ты был первый, кто так поцеловал меня... ну, тогда в лесу, — вдруг произнёс Гарри. — Так... словно я особенный для тебя, словно я твой, — он замялся. — И ты — первый, кто коснулся меня... там. Кто ласкал меня, кто говорил мне… такое, — он вновь порозовел и тихо-тихо сказал: — Мне понравилось, поэтому я и согласился сегодня.       — Гарри, прости меня, — шепнул Драко, целуя его в плечо. — Я ведь не знал. Прости, что украл твой первый раз.       — Ты ничего не украл, поверь, — в голосе Гарри слышалась горечь. — Просто я всегда хотел... чтобы это было с определённым человеком и только с ним, но это всё фантазии. У меня никогда не было никаких шансов тогда и уж тем более нет шансов теперь, когда я вот такой, — хмыкнул он, беря ладонь Уайта и укладывая её на свои слепые глаза.       — Какой? Какой ты? — мотал головой Драко. Он чувствовал, как его заполняют нежность и жалость, и восхищение, и совершенная мешанина.       Гарри молчал, плотнее прижав прохладную ладонь Уайта к своим глазам.       — Ты такой красивый, — шепнул Драко, нависая над Гарри, убирая руку с его глаз.       Он поцеловал его в лоб, в скулу, в закрытые глаза, в уголок губ, спустился к шее. Много-много нежнейших поцелуев от подбородка до плеч. Он рассыпал их, как лепестки на ложе новобрачных, целуя и целуя золотую кожу.       — Ты такой сильный, — провёл рукой по груди, пальцами очерчивая шрамы, — и смелый. И сладкий, — он прикусил вновь бусины сосков, вырывая из Гарри томные стоны, лаская их долго и с наслаждением, вылизывая, как розовые леденцы — твёрдые и такие же вкусные. — Ты такой добрый и чистый. Гарри... ты лучший... — он выцеловывал дорожки от груди к животу, ласкал руками бёдра и их внутреннюю часть.       Гарри дрожал под ним и извивался, он непрестанно охал и ахал, и стонал, и поскуливал, и Драко еле-еле держал себя в руках. Но сейчас он хотел только одного — подарить наслаждение Гарри, ласкать его, ласкать, чтобы он забыл всё на свете и всех.       — У тебя прекрасное тело, — шептал он сквозь поцелуи, — твои руки и грудь, и живот, — он гладил их, проходя лёгкой щекоткой самыми кончиками пальцев, — и твоя задница... Боже, Гарри... я бы целыми днями кусал твою попку! — он нежно сжал его ягодицы. — А там внутри, — рассказывал он жарким шёпотом, не останавливая поцелуи и ласки ни на миг, — внутри тебя есть волшебное местечко. Если на него чуть надавить, ты увидишь рай. Гарри, мой сладкий, как же ты стонешь, как стонешь... — он добрался губами до подрагивающего члена и, дразня, прошёлся языком вокруг головки.       Гарри дёрнул бедрами, прогибаясь в спине, но Драко удержал его руками, придавливая к кровати, и плавно прошёлся губами по всей длине. Ещё и ещё раз, и мог теперь слышать только крики, эти восхитительные крики, дикие, яростные. Гарри вцепился в его волосы и не отпускал до самого конца, толкаясь и толкаясь в его рот как бешеный, с силой и страстью, пока, чуть ли не вставая на лопатки, не кончил, изливаясь и замирая на пике наслаждения.       Драко блаженствовал. Он вырвал у судьбы первый оргазм Гарри, первый настоящий оргазм. Он навсегда теперь будет первым у Поттера. Его первый мужчина. Первый, кто целовал, кто ласкал, кто довёл его до экстаза. Первым...        «И единственным», — мелькнула шальная мысль.       — Гарри, Гарри, ты прекрасен. Ты красавец. Ты такой... — Драко сел на кровати, опираясь на пятки, и стал ласкать себя. — Иди сюда, — он подтянул разомлевшего Гарри к себе и положил его руку поверх своей. — Чтобы ты почувствовал, как я хочу тебя. Тебя, Гарри, потому, что ты прекрасен, ты так желанен, ты... ах-х-х... Ты не... о-о-о... невероятный, ты моя сладость... О-о-о... Гарри... о-ох-х...Ты чувствуешь? Чувствуешь, как я хочу тебя... — ласкать себя было так остро, так возбуждающе.       Гарри целовал его за ушком, чуть покусывая маленькую мочку. Обдавая дыханием его шею, он слушал страстный бред Уайта, не убирая своей руки, не касаясь в полной мере, но и не устраняясь. Он заводил своей робостью и откровенностью неимоверно.       — Хочу тебя, хочу, чтобы ты знал, что я хочу тебя, чтобы чувствовал это... Что ты прекрасен... ах-х-х... боги... Гарри... О Гарри... малыш! — он излился на их руки и уткнулся лбом в горячее плечо Гарри, краем глаза видя, как тот лизнул с пальца капельку его семени и улыбнулся.       — Ты тоже сладкий, — сказал он.       И Драко, не выдержав всего этого, повалил его обратно на кровать, подмял под себя и стал целовать эти губы, теперь со своим вкусом, это сводило с ума...       — Поттер, может, ну его, это твое воздержание, — смеялся он. — Наберёшься опыта... — мурлыкал ласково. — Потом поразишь свою избранницу умелостью.       Малфой вжался в Гарри сверху и снова начал танец языком по разгорячённой коже.       — Знаешь, я не уверен, но думаю, что… что этому человеку, ну, о котором мы говорим... — Поттер замялся. — Я думаю, что было бы важно для такого, как он... она... чтобы я был… ну, чтобы это было впервые. Он... она... очень консервативна, — он стушевался. — Джон, я правда не думаю, что когда-то получу... ее. Но пока я мог просто надеяться, держался как за спасательный круг за эту мечту. Я ещё никому не рассказывал об этом. Просто пока... Пока не сказали «нет» — можно надеяться, мечтать... А теперь я словно сжигаю мосты. Это так странно и страшно. Эта любовь всегда была со мной как оберег, и я боюсь остаться без неё. Ты понимаешь? Джон? Джон? — он растерянно, немного неловко погладил Уайта по спине и волосам.       — Да, Гарри, — тихо отозвался Уайт. — Я понимаю... Точнее, не до конца. Я никогда так не любил и не думаю, что полюблю, но я уважаю тебя за это и немножко завидую. Ведь это, наверное, так приятно — любить кого-то так сильно. Ей повезло с тобой, и однажды она это поймёт, вот увидишь...       — Да... увижу... — грустно хмыкнул Гарри. — Нет Джон, не увижу, да и не в этой жизни, — он ответил на ласковый поцелуй, потёрся носом о щеку Уайта и тихонько, по-детски сказал: — Я есть очень хочу.       — Ты классный, — рассмеялся Драко. — Ты весёлый, ты красивый, ты умница и ты обжора! Но ты определенно заслужил сегодня сырники, лакомка мой. Валяйся, а я приготовлю тебе завтрак в постель. По закону жанра, — улыбался он, — секс, разговоры, завтрак в постель, цветы, прогулка...       — На свидание меня зовёшь? — засмеялся Гарри в ответ, зарывшись в подушки и одеяла будто в домик.       — Конечно! А как иначе! Пойдёшь со мной в кино? — захихикал Драко, натягивая пижаму Поттера и напоследок еще раз целуя его перед тем, как выйти из спальни, счастливым и несчастным, довольным и растерянным, запутавшимся, ничего не понявшим толком, кроме одного. Ему было невероятно хорошо сегодня, ему было одуряюще хорошо рядом с Гарри.