Слепая Л.

Я. Тебя. Соберу. По обрывкам страниц из прочитанных вместе книг, По пустым переулкам, исхоженным раз за разом, По улыбкам и взглядам, Случайно брошенным фразам Я тебя соберу и в шкатулке запру навсегда. Я. Тебя. Полюблю. За ночные часы разговоров и споров с улыбкой, За прогулки под мелким дождем вдвоем без зонта, За безмолвное «да», За громкое «нет», За короткого счастья попытку И забыть уже не смогу, боюсь, никогда. Я. Тебя. Прокляну. Прокричу в пустоту, выпуская наружу Все осколки, всю боль, всю хранимую мной черноту. Я тебя прокляну, лишь за то, что остался ненужным. Я тебя прокляну, за тебя уходя за черту. Ещё одна Малфой

      — Как же я устал, устал, мой ангел, устал от всего.       Гарри стоял в своей спальне и поглаживал пальцами мягкую прядку серебристых волос, аккуратно завёрнутых в тёмную ткань с зелёной полоской. Когда-то это был карман на школьной мантии, оторванный в драке и бережно хранимый как завоеванный трофей.       — Я годами беседую с тобой как с воображаемым другом. Думаешь, я не понимаю, что это ненормально? Ещё как понимаю, — усмехнулся Гарри. — И разве я мало боролся с тобой? Я так пытался столько раз забыть, вырвать тебя... — теперь он уже нежно оглаживал шёлк ткани. — Но ты как репей, как сорняк — пустил корни и заразил всю почву. Я отравлен тобой. Я больше не буду бороться. Ты победил. Опять. Ты всегда побеждаешь, — он горько улыбнулся, бережно заворачивая прядку волос в ткань, — и в этот раз ничего не вышло. В конце концов, ты побеждаешь всех. И Чжоу, и Джинни и теперь Уайта... Знаешь, на миг мне показалось, что... что, может, с ним бы я мог... смог бы быть счастлив. Я забылся совсем на краткий миг... а теперь... Видишь, мы опять только вдвоём. Ты и я, как и раньше, да, мой ангел? Может, так и лучше. Я не умею быть с кем-то, я всё порчу, я не могу никого любить, кроме тебя, не могу довериться. Быть одному не так уж плохо. К тому же Уайт забыл своего Бегемота, так что формально я больше не одинок, — Гарри задумчиво повернул голову на свет окна. — Он подошёл так близко. Ближе всех. Я никогда не думал, что с кем-то может быть так хорошо, с кем-то, кто не ты! Знаешь, он тоже слизеринец и такой же прохвост, — Гарри улыбнулся, вспоминая Уайта. Его шутки и его длинный щекотный хвост, его манеру поглаживать пальцы и того, неизвестного Уайта — костлявого, кусачего, ненасытного, вздорного нахала, алчного и упрямого, непонятного, таинственного Уайта. Гарри вздохнул, закрывая шкатулку. Всё в прошлом. Наверное, стоило ему заплатить — он сделал так много. Теперь Гарри мог снова вести почти самостоятельную жизнь. Магическая сила вернулась, и он больше не чувствовал себя неполноценным и немощным. Магия вернула ему его стержень, веру в себя и в свои силы, а зрение... Ну что ж, он приспособится. Есть много вариантов.       Конечно, его жизнь никогда уже не будет прежней, и не только из-за слепоты, но и из-за всего, что он пережил тогда — из-за страха, из-за унижения и, конечно, из-за Уайта. Тот подарил ему так много нового: и радость, и тоску, и обман, но с ним Гарри был счастлив. Он не стал бы этого отрицать ни тогда, ни теперь. Теперь Гарри знал, как это бывает. Пусть кратковременно, пусть всего пара безмятежных недель, но он был совершенно счастлив здесь с Уайтом, валяясь у камина и слизывая сахарный сироп с его липких длинных пальцев, слушая, как он тихим голосом рассказывает очередную заумную историю, прерываясь лишь для того, чтобы глотнуть вина и поцеловать его, Гарри, в сладкие от засахаренных орешков губы. Теперь Гарри знал, как это — ощущать тепло и заботу, радость и спокойствие в чужих объятиях. Знал, чего был лишён. И, может, сейчас это даже делало его боль острее, ведь теперь ему было с чем сравнить.       — Нет, нет, мой ангел, — говорил Гарри, закрывая комод и поворачивая ключ в замке, — всё это слишком сложно, слишком много секретов и тайн, слишком это по-слизерински. А мне достаточно в своей жизни и одного змея...       Драко бежал. Нет, не так. Он летел. Летел, окрылённый своими чувствами и желанием скорее, скорее...Скорее всё. Он задыхался этим ощущением, ему казалось, что все вокруг ужасно медленное. Время тянулось бесконечно, он едва смог уснуть накануне и, проснувшись бодрым и выспавшимся, с удивлением обнаружил, что на часах всего лишь семь утра. От усталости не осталось и следа, Драко умылся, тщательно привёл в порядок свою одежду. Ему хотелось выглядеть хорошо, хотелось быть красивым; он сам над собой посмеивался, разглядывая себя в зеркало и вертясь перед ним, словно смазливая пуффендуйка. Даже нанёс немного косметических чар, скрывая круги под глазами и болезненную бледность лица.       Выпив последние остатки кофе, Малфой ещё раз взглянул на часы. Всего лишь девять утра. Время сегодня было немилосердно к нему, но терпеть уже не было никаких сил. Накинув пальто, он вышел на улицу, решив немного пройтись пешком и успокоить трепыхавшееся птичкой сердце. Прогулка стала напоминать пробежку, так он летел навстречу своей судьбе, словно к его обуви приделали пару крыльев вместо подошв. Вот, вот уже знакомая лестница и крыльцо, и дверь. Сейчас, сейчас, ещё пара минут, и он увидит его, наверняка заспанного, сердитого, любимого, увидит своего Гарри... Скорее, скорее...       Дверь была заперта. Драко на мгновение растерялся. Он привык, что она для него всегда открыта, у него был свой ключ, да и в последнее время они были так поглощены друг другом, что и не запирались. Он часто, пока ещё Гарри спал, выбегал в соседнюю лавку за свежей выпечкой или за цветами. Возвращаясь, забывал захлопнуть двери, торопясь нырнуть обратно в тёплую постель и разбудить Гарри прикосновением холодных с мороза рук, погладить его лицо очередным цветком, поцеловать мягкие, тёплые со сна губы, тут же приоткрывающиеся и целующие в ответ. Гарри всегда обнимал его и, вдыхая запах его волос, говорил, что они пахнут озоном, свежестью, утром … От воспоминаний у Драко засосало под ложечкой. Всё это ещё возможно, всё это теперь может быть взаправду, всерьёз. Каждое утро каждого дня он может, он должен быть рядом с Гарри.       Он громко постучал в дверь. Стук этот ожидаемо проигнорировали. Драко стал стучать громче и без остановки.       — Гарри, это я! Открой! — громко крикнул он. — Я не уйду, пока не увижу тебя, — крикнул ещё громче. Малфой молотил и молотил в глухие створки. — Гарри, если надо будет, я тут заночую! — серьёзно заявил он.       Дверь резко распахнулась, едва не ударив его по лицу. История повторялась — на пороге стоял взъерошенный, не сильно, но заросший Поттер, сердитый и грозно сжимающий кулаки. Он схватил Драко за грудки и одним движением втянул в дом, захлопнув с треском дверь.       — ЧТО. ТЕБЕ. НАДО. УАЙТ? Ты сумасшедший? Маньяк? — раздраженно спросил Гарри.       — Да, я сумасшедший. Можешь не сомневаться, — улыбнулся Драко, любуясь дорогим лицом. — Я хочу сыграть в игру, ты же азартный, я знаю. А ещё я знаю, что ты любопытный, впрочем, как и я, — он не без удовольствия заметил, как Гарри «навострил ушки». — Сыграем? «Quiproquo»! Одна правда за другую правду. Ты говоришь мне, что в твоей шкатулке, а я говорю тебе кто я и даю изучить своё лицо.        Видно было, что Гарри вначале, когда зашла речь о шкатулке, мгновенно напрягся. Но, услышав встречное предложение, заинтересованно повернул голову в сторону Уайта.       — Хорошо, — легко согласился он.       Драко даже опешил от такой быстрой победы.       Гарри подошёл чуть ближе, оттесняя Уайта к стене, и заблокировал его руками по обе стороны от головы. У Драко так часто забилось сердце, жилка на пульсе трепетала, зрачки расширились — он был так близко, так близко. Нависая над Драко, он обдал его горячим дыханием и облизнул сухие губы. Малфой тут же растерял все внятные мысли, мог только смотреть на эту чёткую линию узких, сухих, опасных губ, которые говорили:       — В той шкатулке — две фотографии школьных времён с изображением меня и моих друзей, оторванный карман от мантии и прядь волос, — он приподнял бровь, ухмыляясь, — твоя очередь.       — Хитре-е-ец, — протянул Драко по старинке, специально растягивая гласные, как не делал уже давно. — Ну давай, Потти, вперёд.       Он взял дёрнувшуюся тут же руку Поттера и, не обращая внимания на его вспыхнувшие щеки, его будто одеревеневшие пальцы, положил ладонь на своё лицо. Гарри застыл. Он не шевелил рукой и, казалось, даже перестал дышать.       Спустя пару бесконечно длинных мгновений его дрожащие пальцы начали свой таинственный танец по худому острому лицу Драко Малфоя. Лёгкими касаниями Поттер обвёл вначале весь овал лица, надбровные дуги, впадины глаз, прямой нос, высокие скулы. Вернувшись к глазам, он коснулся ладонью пушистых прямых ресниц и почувствовал мимолетную щекотку, когда Драко моргнул. Гарри запустил пальцы в волосы у левого виска и огладил ушную раковину. Вновь пройдясь по щекам и скулам, он коснулся улыбающихся, чуть приоткрытых губ. Драко всё это время стоял неподвижно, зажмурившись от удовольствия, ловя каждой клеточкой своего тела нежные, изучающие касания. Когда Поттер коснулся пальцами его губ и аккуратно очертил сначала верхнюю, потом нижнюю, потом обе вместе, Драко не удержался и легонько, едва-едва поцеловал любопытные пальцы.       Рука тут же отдернулась, и Поттер отскочил, словно его укусила змея в траве. Он неверяще мотал головой.       — Нет, нет... Ты вновь меня морочишь, Уайт. НЕТ. Этого не может быть... Нет... — он пятился назад, испуганно пряча собственные, сказавшие ему ошеломительную правду, руки.       — Гарри, это правда я. Нет никакого Уайта, есть только я, — громко сказал Драко и сделал шаг навстречу. — Ведь ты же чувствовал, что это я. Наверняка подсознательно ты уже знал это. Скажи. Скажи, Гарри. Я хочу, чтобы ты назвал меня по имени, — он подошёл вплотную к растерянному, словно мечущемуся Гарри.       Теперь уже Драко теснил его к стене и, прижав его к боковой створке книжного шкафа, повернул к себе за подбородок отвернутое лицо Гарри.       — Назови, Гарри, назови моё имя, — тихо попросил он.       — Драко, — глухо сказал Гарри, будто бросил это короткое слово в воду как тяжелый камень, — Драко Малфой.       Гарри вновь отвернулся, он чувствовал себя опустошённым, выпотрошенным. Не было ни сил, ни желаний, он замер и хотел лишь одного — исчезнуть, исчезнуть прямо сейчас, сгинуть, пропасть где-нибудь во льдах и снегах.... Что угодно, лишь бы не думать о том, кто стоит рядом, и что он сделал.       — Гарри, — осторожно позвал Драко и хотел взять того за руку мягким, привычным для них обоих жестом, но Гарри отдёрнул руку так, словно коснулся раскалённого железа.       — Я знал, что ты врун, подлец, что ты истинный змей, но такое... Малфой, это... — он не поднимал горящего лица.       В его позе, в тоне, в том, как висели его руки вдоль тела, во всём этом не было жизни, будто он только что был на свидании с дементором.       — Даже для тебя это слишком бесчеловечно. Ты превзошёл сам себя.       — Что? Что ты такое говоришь? — Драко понял, что что-то пошло не так, как он рассчитывал, как успел намечтать себе. Он видел, что Гарри словно захлопнулся, что он разбит и опустошён, что он словно не здесь и он совершенно точно не понимает его и не верит. — Нет, Гарри, нет. Ты всё не так понял! Послушай...       — Довольно! — громко крикнул Поттер, и вокруг угрожающе зазвенела посуда и задрожали стёкла. — Что я неправильно понял, Малфой? Ты смеялся надо мной всю мою жизнь, ты унизил меня, высмеял, надругался над моим телом, над моими мечтами, над всей моей жизнью! Ты поимел меня во всех смыслах, а теперь, я уверен, за деньгами пришёл, — он щелкнул пальцами, и в его руке тут же появилась чековая книжка. — Ликуй! Тебе всё удалось.       Он быстрыми шагами подошёл к секретеру и набросал пару слов пером на верхней бумажке чековой книжки. Оторвал её и, вернувшись к Малфою и нащупав его руку, сунул бумагу ему в ладонь, тут же резко отдернув свою, как если бы коснулся чего-то омерзительного.       — Сумму впишешь сам, — отвернулся Гарри к стене, сжимая кулаки. — А теперь проваливай! Ты получил всё, что хотел. Я унижен и раздавлен — ты с деньгами и отмщён, или что там было у тебя на уме... Теперь избавь меня от своего присутствия.       Поттер старался говорить твёрдо, но было слышно, что голос его дрожал. Он часто сглатывал, грудь его вздымалась, словно он долго бежал, мышцы спины были напряжены.       Драко стоял словно остолбенел, пока слушал всю эту длинную обидную речь. И, едва Поттер закончил, он кинулся к нему, обнимая со спины, уткнулся лбом ему между лопаток и затараторил, пытаясь удержать за ускользающий хвост своё счастье.       — Нет, Гарри, нет. Всё не так, всё! Да, вначале я хотел... денег и просто вернуть долг жизни. Я хотел помочь. Правда. Ну, и подзаработать тоже, это верно. Но я ведь не предполагал тогда, что полюблю тебя. Слышишь, Гарри! — он стиснул его поперёк груди, сильнее вжимаясь в твердую спину. — Я люблю тебя, Гарри, прошу, поверь мне. Мне ничего не надо! — он, комкая, отбросил чек в сторону.       — Ты жестокий человек, Малфой. Жестокий и очень опасный, — Гарри развернулся к нему лицом и взял железной хваткой его нижнюю челюсть. — Ты же аристократ, Малфой! Тебя учили манерам, — шипел Поттер, — ты должен знать, что нельзя говорить с полным ртом! Нельзя говорить о любви с полным ртом лжи! — шипящие звуки зло слетали с его искажённых губ. — Поверить тебе? Тебе, подлому крысёнышу? Довольно с меня твоих сладких речей, проваливай! Что ещё ты хочешь? Мой дом? Мою жизнь? — Поттер уже шипел, сильнее сдавливая челюсть Малфоя. — Ты — сын своего отца, этого у тебя не отнять! Ты даже превзошёл его, — и Драко не успел ничего ответить или сделать, Гарри шепнул: — Инкарцеро, — и, сунув обездвиженному Малфою в карман смятый чек, он провёл пальцем напоследок по его щеке: — Прекрасный мерзавец, сладкая ядовитая гадина, — горько шепнул Поттер. Уже не стесняясь, сглотнул подступающий к горлу комок, он бросил в камин горсть летучего пороха и, втолкнув туда Малфоя, чётко сказал: — «Неоновый демон», — это был один в меру злачный кабак возле дома Малфоя в Грей-тауне. — Фините, — успел он освободить от пут исчезающего Драко Малфоя.       Драко выпал из камина бара и даже не шевельнулся. Он лежал на грязном липком полу местной пивнушки, и ему казалось, что сердце остановилось. Он не чувствовал своё тело, своё дыхание — его будто парализовало. Не было слёз, даже мыслей не было. Он провалился в чёрный омут, безнадёжными волнами сошедшийся над его головой.       Гарри осел возле своего камина, рухнул, словно ему кто-то подсечку сделал. Так долго сдерживаемые титаническими усилиями слёзы наконец-то заструились по его лицу, тёплые и горькие. Они капали и капали на деревянный настил. Гарри запрокинул голову и закричал страшно и истошно:       — ДРАКО!.. — и это не был даже крик, не был стон, не был рёв — так кричит раненый зверь в последней отчаянной попытке высвободить искалеченную лапу из смертельного капкана. Так кричит мать, сжимающая мёртвое тельце своего дитя — это дикий, последний вопль души, потерявшей всё, что её когда-то держало на земле.       В комнате со звоном в один миг взорвались все стёкла и зеркала, словно дождём осыпаясь мелкими осколками на пол и на тело Гарри. Тысячи мельчайших стеклянных крупиц врезались в его кожу, но он не чувствовал этих колючих маленьких ранок....       Он был в парке на соседней улице, в беседке, укутанный полами пальто Драко Малфоя, шепчущего ему в самое ухо: «Глаза мои бродят сами, глаза мои стали псами». Он был под заснеженной ёлкой, прижатый к её стволу, и подставлял лицо под тягучий поцелуй и снег. Он плескался в бассейне, брызгая каплями воды в смеющегося рядом юношу. Он танцевал в латинском клубе, горячо, страстно прижавшись спиной к взмокшей груди, слушая музыкальный ритм сердца в ней. Он метался в своей постели, комкая простыни и ощущая жар и глубину мягкого рта у себя в паху. Он просыпался утром и чувствовал острое колено, по-хозяйски закинутое на своё бедро, и шелковистые, щекочущие плечо локоны.       — А-а-а! —резал истошный вопль тишину дома. И несчастный старый дом содрогнулся, словно от глубинного толчка землетрясения. Рухнули с петель картины и рамы, упали с полок книги, и посыпалась посуда, скрипели доски и карнизы. Дом пульсировал раненым чревом, терзаемый горем своего хозяина. Гарри, как ходячий мертвец, встал и, наступая на настил из раскуроченных вещей и стекла, побрёл наверх.       Он зашёл в ванну и включил тёплую воду, наполняя белоснежную ёмкость чистыми струями. Открыв шкафчик, пошарил рукой по нижней полке в поисках мыла, но рука его не нашла искомый брусок, а нащупала твёрдую, чуть шероховатую поверхность. Он провёл по ней пальцами, узнавая чехол от бритвы, которой каждые два дня брил его помощник, его друг, его любовник, его… Драко... Гарри открыл футляр и впервые сам коснулся костяной ручки и холодного лезвия. У основания он нащупал вензель и легко считал закругленные, витиеватые буквы «Л. A. M.» — Люциус Абраксас Малфой.       Рукоятка легко и проворно легла в его ладонь.       «Как иронично, — усмехнулся про себя Гарри, — вот и правильно. Давно пора. Давно», — спокойно мелькнула освобождающая мысль.       Гладкость стали была так приятна, когда он дотронулся до острия кромки.       Он зажмурился... зашипел сквозь зубы... но было совсем не больно...       — Вот и всё, — беззвучно шепнули губы, — Вот и всё.       Он неторопливо лёг в наполнившуюся ванну. Тёплая вода плескалась вокруг шеи. Запястьям было щекотно, даже приятно... Из открытой двери слабыми сквозняком приходил ветерок, едва ощутимый и ласковый. И вместе с ветерком налетела мягкая усталость, будто после длинной прогулки в поле ржи, когда волосы полны солнечного света и сухих колосков...       Лезвие, выскользнув из дрогнувших пальцев, звякнуло о кафельный пол. Гарри вдруг увидел, именно увидел, коридор и много комнат. Они не менялись, пока он шёл по коридору, открываясь одна за другой — светлые, пустые. Не страшные, нет. Просто странные. Гарри шёл и шёл вперед, ничего не ощущая, ни о чем не думая.       Открыв очередную дверь, он почувствовал, что начал уставать и оглянулся, но позади было пусто и лишь виднелись распахнутые им же двери. Стало так тоскливо. Несколько комнат он прошёл зажмурившись от внезапного страха. Гарри казалось, что с каждым шагом тело его усыхает и превращается в тлен...       Идти было уже тяжело — он хуже видел, света вокруг становилось все меньше. И когда двери позади него, резко громыхнув, исчезли, Гарри понял, что дверь, которая была сейчас прямо перед ним — последняя.       «Я умру», — спокойно подумал он и из последних сил повернул потемневшую от старости ветхую ручку...       Он увидел детскую, худую, бледную, маленькую ладошку, протянутую ему:       — Я Малфой. Драко Малфой.