Ибошь акселем

      Он же знает английский. И я знаю, осенило Юру, когда уже готовились ко сну. Как бы теперь сформулировать то, что нужно? Плиз, колл ми бай май нейм? Что-то тупость какая-то в сахарном сиропе, сел на кровати, прислушался к шуму воды в ванной.       Ну, а как тогда? Потянул мысленно своё имя. Почесал нос. Это хорошо, что всё же отдельно моются. Потому что при одном только воспоминании о том, что тогда увидел, во рту становилось как-то очень мокро, а самому страшно. И хрен понять, чего бояться, не припрёт же Ибо его к стенке и не… не сделает там чего-нибудь. Потому что это ведь не обязательно. Они поговорили, поняли всё или почти всё про друг друга, уже отлично. И не надо ничего больше, даже если и надо. И рад бы как Ибо, но что-то как будто мешает.       Долго он там плещется. Пойти, что ли, проверить? Ага, щаз. Вдруг это какая-то китайская хитрость из каких-нибудь древних свитков типа «Искусство войны»? Юра прихватил кожу на большом пальце, погрыз. Подумал, что чего-то он уже совсем в неадеквате, вздрогнул от скрежета по стене и звякнувшей задвижки в ванной. Стащил телефон с прикроватной тумбочки, ткнул в их чат. сИстричка так и не выходила из оффлайна. Да ну не, просто времени у неё нет, дыры латает, ещё чем-нибудь важным занята, ну или нет необходимости пока на связь выходить. И вообще… нет её и нет. Пусть лучше и дальше оффлайнится, чем подсматривать будет. Хотя мы ничем таким и не занимаемся. И не будем. Наверное. Поправил в трусах. Ебучие гормоны. Пубертат, блин.       Ибо вышел из ванной. Юра вперился немигающим взглядом в пустую страницу дохлого браузера. Был бы там, у себя, можно было погуглить, а здесь интернета в их телефонах нет, и к местному вай-фаю не подключаются, зря только спрашивал пароль. Но Игрел тогда сразу предупредил, что связь в говно, работает через раз, ну вот так всегда было. Хера-с-два, всегда, подумал Юра. Это ты своим промытым эльим мозгом веришь во всё, что вам вещают, а я нет. И тут же ужаснулся — ну потому что вдруг он тоже будет так когда-нибудь? Если миссия затянется, они надышатся желтушным воздухом, насмотрятся новостей по телеящику, перед которым временами зависали остальные в общей гостиной и впитывали всё, что толкали отутюженные шарнирные дикторы и тараканьи чиновники — что, вот, и вакцину скоро выпустят, и больниц новых понастроят, и очередной тараканище, в накинутом на хитин белом халате, вышагивал по больничным коридорам, сочувственно кивал жвалами, затянутыми в медицинскую маску, и поглаживал лапами в перчатках худющие и маленькие человеческие руки. Говорили тараканы странно — монотонно и, как если бы их действительно озвучивал какой-нибудь гугл-переводчик, и Юра подозревал, что примерно так оно и могло быть. Не встроились в Систему, не синхронизировались. Система их отторгает, а они, знай себе, жрут. Потому что не нужна им никакая синхронизация. А вот управлять элами надо — чтобы играть интересней. И кто знает, какую забаву выдумают со следующим миром, когда этот прикончат. А следующий вполне может быть Юрин. Или Ибо. Любой, куда эти твари проползут.       — А в китайском есть звук «эр»? — спросил. Ибо моргнул и завис, подгружаясь. Устроился рядом полулёжа, сложив руки на животе. На белой футболке, надетой на влажное тело.       — Ну как тебе сказать. Чистого звука, чтоб прям «ррррр», — и он натурально затырырыкал, Юра аж заслушался, — нет. Но я могу сказать так, — тут он произнёс гортанное «ар», где «р» была и не «р», а как нечто закатившееся вглубь нёба и там пророкотавшее. — Или так, — и тут Ибо издал совсем уж странный звук, в котором Юра услышал рычащего жука, попробовал повторить, но ни черта не вышло, Юра попробовал снова, рот наполнился слюной и ощущением каши, Ибо засмеялся, получил возмущённый тычок в плечо и засмеялся громче, Юра стал набирать воздух, как паровоз на старте, глянул в прыгающие запятые глаз и засмеялся тоже, а потом, когда весь запал вышел, взял и ткнулся в губы, поймал последнюю смешинку, встретился с удивлением в дрогнувших расширившихся зрачках, переглотнул и отстранился, но тут же был пойман за нижнюю губу и взят в плен юрким и мягким языком, закован в теплоту широких ладоней на затылке и пояснице. Юра только и успел, что подумать «пиздец», послать все сомнения и вопросы, и шагнуть в эту пропасть по имени Ван Ибо.       — Так что там с моим китайским языком? — спросил Ибо. Очень хороший язык, мне понравилось, сделай так ещё, подумал Юра, вспыхнул ушами, занавесился волосами и сказал:       — А произнеси моё имя? Я… мне… проверить кое-что надо. Я потом объясню.       — Ну Юра, — Ибо почесал бровь, задумался, — а ещё Юрий. Я помню. И, наверное, можно как-нибудь ещё. Юра-ди.       Юра-ди. Юра покатал на языке это сочетание. Прикольно. Интересно. Хорошо. Не как дурацкое Юрио от Никифорова. Посмотрел на губы Ибо, растянувшиеся в этом «ди». Представил, как Никифоров говорит то же самое. Брр. Передёрнул плечами.       — Ты чего? — спросил Ибо, — тебе… тебе неприятно так?       — Не, нет, ты чего, — замахал Юра руками, сцепил их в замок, устроил на нервных коленях, — я это… просто… другое вспомнил. А «ди» — это что? Типа кунов как в японском? Ну приставок к имени…       — Я в курсе за японский, — Ибо дрогнул кончиком рта в лёгкой улыбке, — смотрел аниме One Piece, про пиратов?       Юра отрицательно мотнул головой, мысленно несколько раз повторив название. Вдруг потом, если что вдруг…       — Хм… вспомнил и подумал, что тот мир, Вселенная аниме напоминает этот мир. Ну или этот мир тот, я хз, кто из них раньше был придуман. Но там тоже кого только не водилось: и рыболюди, и русалки вообще, и скайпийцы, и… короче, это вообще не новинка. Надо будет этой сказать, что она схалтурила — нет бы самой что придумать, так просто потаскала у всех, что увидела.       — Так она этого и не отрицала, — заметил Юра.       — Это да. Там, в этом аниме, One Piece, персонаж есть. Очень мне нравится. Ророноа Зоро. Когда-нибудь закошу под него. Проколы в ухе уже есть, волосы можно покрасить — у него зелёные. Может, и агентство удастся уговорить. И вот буду я с зелёными волосами. Или синими. Можно сначала в синий, а потом краска будет сходить, и я буду почти зелёный. С мышечной массой только проблема — я столько вряд ли накачаю.       — Любишь мускулистых мужиков? — съязвил Юра.       Ибо окинул его долгим взглядом. Медленно покачал головой. Пиздец, подумал Юра. Что-то жарко, прям хоть окно открывай. Там трухлявая осень и соплежуйный ливень, мозговыносящий скрежет щетинистых лап, которые мягкие и холодные наощупь, теперь он это знает и должен бы сейчас по привычке кутаться в одеальный кокон, но хрен там.       — Возвращаясь к твоему вопросу, — Ибо разорвал тишину, и Юра напряг память — какой у него там вопрос был-то? — «Ди» — это производное от младший, братик.       — Младший? Братик?       — Зачем ты два раза одно и то же произносишь? — нахмурился Ибо.       — Я только повторяю за тобой.       — А. Ага. Опять.       — Синхронизация, — кивнул Юра, закусил губу и посмотрел на Ибо, — а скажи… на английском скажи… хау ду ю спелл май нэйм? Нот ин инглиш. Ай мин… ю спик инглиш энд… ин зис инглиш фрэйз онли май нейм… виз ё' чайниз… эээ… пронанс суэйшн? Андерстенд? (1)       — Андестенд, — серьёзно сказал Ибо, — энд ю майн. Плиз. Ай вонт. Ай нид. Ду ю… плиз? — вздохнул, выдал опять кривую недоулыбку, снова вздохнул, — Айм вери глэд ту си ю. Найс ту мит ю, ЙурлллА. (2)       И голос у него не изменился.       — Охренеть, — выдохнул Юра. Ибо ждал. — Ща-ща, погоди. Я счаз. Это… лет ми спик фром май харт, — прыснул в кулак, Ибо выгнул бровь. — джаст э момент, плиз. Ландан из зе кэпитал оф грет британ энд ю… ю… из май бест… френд, — закончил тихо, обтёр ладони о джинсы. Ибо смотрел. — Френд… май бест френд Ибо. И это… спасибо, что ли. (3)       Ибо ухмыльнулся и щёлкнул его по носу. Нот эт ол, сказал. Ю ар велком. Май плэже. «Май гилти плэже», додумал Юра и пожалел, что окно никак не открыть. (4) Ну и ладно. Ну и ничего. Пожелал скомкано «спокойной ночи», завернулся в одеяло и уполз к стене. Ибо посидел ещё, сходил в ванную, включил там свет, да так и оставил дверь открытой, погасив лампочку под потолком. Юра уже не возмущался. Если ему так спокойнее, то и ему нормально.       Не нормально, раскрыл глаза, когда Ибо одной рукой подгрёб к себе, закинул на него ногу, уткнулся носом в шею, подышал там чего-то — Юра аж весь взопрел — и сказал спать. Ты охуел, подумал Юра. Как теперь спать-то? Хотел обернуться и сделать чего-нибудь, но пригрелся. И уютно. И «что-то я ещё не готов», несмотря на «а чего тянуть?». И так сердце заходится, того и гляди кровь из ушей и носа пойдёт. Нет, ну его. Лежим и лежим. И завтра день ответственный. И нечего. Думал так, а сон всё не шёл. Всё повторялись элементы программы, перескакивало на то, что показывал Ибо, выплывал зал и потерянный Тирел, бегали по зеркалам тараканы — от милипизерных и до совсем гигантских, оборачивающихся в три ряда вокруг танцующих, а на концах усов, каждый на отдельном, болтались Игрел с Атрелом, перемазанные в блестящей глазури, Юра налетал на хитиновое тело, резал его коньками, но лезвия осыпались железной пылью, а самого Юру тянули к себе, прижимали к центру сочленений мягкими тёплыми лапами. Юра рвался и хрипел, угрожал, что всех уроет, требовал вернуть ему китайца, а над ухом свиристело ласковое «ЙурлллА».

~°•°~

      Не заладилось, ещё когда они погружались в машину. Один из парней хлопнул себя по лбу и заявил, что забыл чехол с костюмом. Кажется, это был Лиел, но Юра бы не поручился, просто имя само как-то всплыло, хотя они и не общались. Но пусть будет Лиел, вообще не принципиально, думал Юра, глядя на то, как тот забегает в здание, а потом на всех парах несётся обратно и, запыхавшись, плюхается на своё сидение. Возвращаться — плохая примета, вспомнилось старое. Уж на что деда не суеверный, никаких там чёрных кошек или женщин с пустыми вёдрами, а в эту примету верил и заставлял смотреться в зеркало «раз уж вернулся», или сам выходил на лестничную клетку и передавал забытое «вроде как и не возвращался». Юра отмахнулся мысленно. Всё это фигня. Главное — не верить, и всё будет заебись. Не будет, проползло ядовитым сомнением. Вот с таких мелочей всё и начинается — кто-нибудь что-нибудь забудет, и у всех наперекосяк идёт. Да нет, хрень какая, сцепил Юра зубы.       Кто-то проворчал, что как это можно забыть свой костюм; «а голову ты не забыл», — издевательски подкинул мозг почему-то голосом Барановской, при том, что Юра почти никогда ничего не забывал (полотенце один раз не считается, а сама она никогда так не говорила, ей довольно было презрительно поджать губы, чтобы дать понять — ты полное говно… нет, не так, ты — фекалийная масса и ни на что больше не способна, кроме как приманивать мух, ну же, удиви меня, если сможешь); кто-то волновался, что они могут опоздать, другие ответили, что это раньше можно было в пробках застрять, а сейчас какие пробки — город почти что мёртвый, ну не мёртвый, тушуются, а… подчинённый установленному порядку.       Юра закатил глаза на это заученное, ввинченное и посмотрел на Ибо. Спал. Или делал вид, что спит. Юра бы и сам с удовольствием подремал, глаза слипались адски. И он закрывал их, но тут же открывал, продолжая смотреть на нос, возле которого притаился крохотный прыщик, не видный в общем-то, если не разглядывать так близко. А ещё пушок над губой. Кхе, подумал Юра, старше на два года, а совсем как я, у меня вот тоже только пушок, хотя у некоторых юниоров и в пятнадцать уже такие усища лезут, что без бритвы в поездках им никак — забудут и надо бежать, докупать, и тогда-то Юра мстительно припоминал все тупые шуточки в свой адрес, все эти «наша русская фея такая фея», а вот получите головняки и распишитесь, всё у меня есть, только другое. И у него другое. И ведь не блондин, а тоже светлый весь, натурально Белый пион, но ни разу не Ледяной принц. Не ледяной, нет, глядя на губы, вспомнил как задорно те выдают и ругательства и не только это. Бездумно потрогал свою нижнюю губу, оттянул, и тут Ибо приоткрыл один глаз, прищурил его хитро.       «Что?», — спросил Юра. Спросил, так и не отпустив губу. Осознал после хмыканья. Отпустил.       «Что», — спросил ещё раз, без голоса.       Ибо изобразил недоумение. Точно. Юра улыбнулся, округлил губы в английском «уатт», Ибо повёл плечом и сжал своей рукой его. Ох, подумал Юра. И пусть всё ещё было непонятно, как вести себя, что говорить, что можно, а что нельзя, потому что, кажется, всё только усложнилось, но если позволить себе не загоняться, если позволить себе не бояться того, что будет потом, которого может и…       Юра прерывисто вздохнул, Ибо погладил пальцем его руку, Лиел покосился на них, Юра мысленно послал его нахуй, открыл было рот, чтобы и вслух, но ограничился злым взглядом и отвернулся к окну. Всё то же самое, только заплывшее грязевыми потоками — те неслись и по придорожным канавам, перехлёстывали через края, растекаясь коричневой жижей, взрезаемой колёсами поначалу редких автомобилей, а потом и частых — чем ближе к концертному холлу. Ещё можно было попытаться рассмотреть прохожих, согнуто бежавших под зонтами, но стекло было сплошь в жирных мутных разводах, и было непонятно — как эти, под зонтами, вообще решили на улицу выпереться? Ладно те, кто на хлеба и зрелища спешил, а другим зачем в воскресенье куда-то? А, может, в аптеку, сам себе ответил Юра и крепче вцепился в руку Ибо.       Тараканы сегодня не свиристели. Сидели напряжённым рядком и слаженно выставляли оценки. И всё было как-то не так. Они знают, мелькнуло паническое. Да нет, откуда, отступило. Игрел ходил за кулисами, притоптывал носком кроссовки — ни в такт, ни в лад, — посматривал на Атрела, тот вздёргивал коротко подбородком, и на какое-то время Игрел успокаивался, пока не начинал свои хождения по десятому разу. И только Юре, казалось, есть до этого дела. Остальные разминались, настраивались, общались с другими танцорами.       Игрел бесил. Настолько, что Юра не выдержал и пошёл коммуницировать.       — Чего бесишься? — спросил. Оба одарили его взглядом «оно говорящее». Ибо из своего угла посмотрел настороженно, но пока оставался на месте. Вот и замечательно, я и сам могу. Мы с тобой и так уже как сиамские близнецы почти, скоро все завидовать начнут и лезть, а я не хочу, это только моё. И твоё. Наше.       — Иди, — подчёркнуто мягко сказал Атрел, — всё в порядке.       — Да я же вижу, что нет, — возмутился Юра, — что у нас, проблемы по турнирной сетке? До хрена сильные соперники? Или мы где-то проебались? Или что?       — Юрел, — с нажимом повторил Атрел, — может, ты погуляешь где-нибудь? Где-нибудь не здесь?       О, приехали. Как только надо честно в глаза сказать, что за муть творится, так мы сразу в кусты, а спрашивальщиков на «погулять». «Где-нибудь не здесь».       — А, может, ты уже скажешь, что происходит, и никто в команде не будет нервничать?       — Только ты и нервничаешь, — поморщился Атрел и отвернулся.       — Тебе кажется. Вон, Игрел, тоже нервничает. Он не команда? А через него и я нервничаю. Я не команда? И…       — Сын мэра пропал, — прошептал Игрел.       Атрел посмотрел на потолок, выдохнул и, буркнув «разбирайся сам», ушёл. Игрел потоптался, развёл руками и кинулся за Атрелом. Точно ебутся, уверился Юра. Но это что же получается? Тот, кого они грохнули на льду, был тем самым сыном мэра, который проявлял такое приторное участие в организации проводов Зитрела? Тот, с кем связался сам Зитрел в надежде устроить своих. Тот, кого Зитрел провёл в общежитие. И тот, кого видел Тирел и, может быть, не исключено, рассказал об этом Игрелу, вот он теперь и паникует. Потому что если ниточка выведет к ним, то и танцы накроются, и… шкафчик. Обыск.       Юру обдало холодом. Так. Нет. Не будь как этот рогатый. Никуда они не придут и ничего не найдут. А если и да, то… придумаем что-нибудь. Как там сказал Ибо? Проблемы надо решать по мере их поступления? Вот и всё. Вот и нечего.       — Ты чего? — спросил Ибо, неслышно возникший рядом, — что он тебе сказал?       Юра глянул по сторонам. Вроде остальные реально были заняты своими делами, Тирел и вовсе пялился в одну точку на стене, игнорируя весь движняк. Раньше больше остальных подсматривал за соперниками, эмоционально переживал удачу или поражение каждого, а сегодня нет. Поговорить с ним, что ли, мелькнуло. Потом. Юра придвинулся к Ибо, тихо пересказал на ухо услышанное от Игрела и вообще весь диалог.       — Что думаешь? — спросил.       — Думаю, не наша это проблема, не нам и переживать. Мы ничего не видели, ничего не знаем. Наша проблема — это сильные соперники. Вот и всё.       Юра поджал губы, покачал согласно головой. Резонно. Поразмыслил. Посмотрел на собранного Ибо, надувшегося булкой, скрестившего руки. Грохнули и грохнули, чего бухтеть, услышал за всем этим. Надо двигать дальше — к цели поважнее. Да. И гори оно всё.       Тирел всё запорол. Его трек играл, сцена расцвечивалась и перемигивалась огнями, бахнули фейерверки и запустились космические голограммы, среди которых он, по задумке, должен был лететь, перемещаться от одной рождавшейся и схлопывающейся Вселенной до другой, а Тирел стоял и не двигался. Стоял и смотрел перед собой. Превращался в ту самую чёрную дыру, в которую должен был шагнуть в конце номера. Зал гудел, перекрывая биты. Тараканы степенно покачивали усами, щелкали жвалами, перебирали дощечки с баллами, а Тирел стоял и смотрел на них.       Бахнул очередной фейерверк. Отвалилась ступень у ракеты, которая отправилась на его поиски. Тирел дёрнулся, сделал два-три неуверенных шага назад и подломился, рухнул на колени. Закричал. Тараканы заинтересовано качнулись вперёд. Тирел завалился назад, перевернулся и пополз, стирая колени — быстро-быстро, и на последних битах вскочил, чуть не пропахал носом сцену, запутавшись в ногах, влетел в своих, отпрыгнул — бледный, лихорадочный, с вытаращенными глазами, съехал по чёрной закулисной стене, сложился и закрылся руками. Задышал часто, шумно, раскачиваясь.       «Нам пиздец», — подумал Юра.       — Это ещё что такое сейчас было? — зашипел Атрел, нависая над Тирелом. Игрел беззвучно шевелил губами и глядел то на просвет сцены, то на съеженного Тирела, яростно прочесывал волосы и, кажется, был в шаге от того, чтобы не упасть рядом. Ведущие тараторили что-то позитивное, из чего Юра разбирал только «вот это номер» и «зато спеццэффекты какие», толпа улюлюкала и гоготала.       — Похоже на нервный срыв, — сказал Заботливый Эл и присел на корточки, положил руку на подрагивающую спину. — Эй, ты как? Эй? Ну хорош, а?       — Нервный срыв, — Ибо опустился рядом и несмело погладил Тирела по плечу, — от переутомления. Так бывает. У меня… у меня тоже так как-то было. Вышел, а в голове пустота, и тело деревянное. Многое ж на кону стоит, сами говорили. Что, не так?       Ибо глянул на Игрела. Тот размазал по лицу вселенскую усталость, оставил ладонь кляпом, покивал в него. Атрел пожевал ещё гневно губы, подвигал ими и пошёл куда-то. Может, пиздец откладывается, робко шевельнулась надежда. Юра переместился ближе к Ибо. Потоптался в нерешительности. Протянул было руку к тщательно уложенным залакированным чёрным прядям Тирела и убрал, зацепился за свой же локоть. Поддёрнул джинсы, устроился на корточках.       — Ты это… — заговорил тихо, склонившись к самому лицу, — не один, ладно? Мы тоже… — Юра сглотнул пустыню, Тирел прекратил судорожно втягивать воздух. Прислушался, ага. Но и эти могут. Нельзя так рисковать. Но и оставлять так нельзя. Он же или головой ёбнется и выдаст всех, или просто ёбнется. Юра придвинулся.       — Мы с тобой… ты только держись, ладно? Ты… попробуй, представь, что их… зала нет, ничего нет. А команда твоя есть. И мы… мы же команда, мы же бро, да? И похуй на всех. На баллы эти похуй. Обидно, конечно, чо уж. Но похуй же. Ты ещё всем покажешь, да? Зажжёшь зал, разъебашишь всех. Я видел, ты круто танцуешь.       Тирел мотнул головой. Раз. И два. И снова. Фыркнул в колени и наконец отлипнул от них.       — Я всё, — сказал, — уже всё. Сошёл с дистанции. Вычеркнут. И… и похуй. Да! Да! — выкрикнул. Засмеялся. Гулко. Жутко. Скривил тронутые блеском губы, утёр хлюпнувший нос, повёл плечами, сбросив чужие руки. — Я всё. Нет смысла. Его нет. С самого начала не было... не было, - перешёл на свистящий шёпот, ухватился влажными ледяными руками, - не бы-ло. Охренеть, да? Бля, не верю. Не может же этого быть. Они же... а мы... Ты же… понимаешь, да? Если ты... прости, — прошептал, — не могу.       Это ты прости, подумал Юра. Прости, что не пришли к тебе раньше. Переглянулся с Ибо. Надо, сказал. А потом и сел рядом, плечом к плечу. Заявил другим: вы идите, я с ним побуду. Заботливый Эл поднырнул с вонючей жидкостью в мерном стаканчике. Успокоительное, сказал. Пусть выпьет. Влили в безучастного притихшего Тирела. А Юра задумался, глядя со своего места на открывавшийся кусочек сцены и крайнего таракана в жюри — тот, казалось, был всецело увлечён танцами, а Юра разбирал его на составляющие. Вот это мерзкие лапы — мягкие и безвольные, если придавить их сверху швабрами. Вот это голова, и она отделяется от туловища. Со скрипом, но всё же. В голове ганглии — типа мозг. И в теле тоже. Поэтому надо убивать всего, одной башки мало. Тапков здесь таких нет, но они же как-то смогли с Ибо убить одного, значит, и с другими справятся. Не за раз, понятное дело, но как только доберутся до рубильника, так сразу. И этот таракан сдохнет. И все его собратья, все, кто уже вылупился и только готовится. Их никого не останется. А элы выживут. Их мир выживет. И другие тоже.       В общежитие добирались молча. Атрел было кивнул Игрелу, и тут сунулся к Тирелу, но Ибо с Юрой синхронно вышли вперёд, загородили собой и утянули на заднее сидение, усадили между собой, а там и Заботливый Эл подсел, вытянул ногу шлагбаумом в проходе. Игрел махнул рукой и не стал к ним лезть. Но от разборов за ужином это не спасло. И вроде ели себе и ели, когда Атрел отставил тарелку, и все резко стали сытыми. Все, кроме Ибо — посмотрел на всех удивлённо, чего, мол, затихли, и продолжил дальше наворачивать пельмени. Юра мысленно похлопал его крепким нервам, ну или актёрскому мастерству, потому что, если Ибо ставил целью позлить Атрела, у него это вышло — по цвету кожи их типа менеджер сравнялся со вторым типа менеджером, но Игрел сидел тихо и лепил хлебные крошки к крошкам.       — Поздравляю нас, — начал Атрел, когда Ибо доел и приступил к помешиванию чая в стакане ("дзинь-дзинь", "дзинь-дзинь"), — поздравляю, — поморщился Атрел, Ибо хлюпнул чаем и айкнул, обжёгшись, — мы опустились по турнирной сетке. Сегодня было важное, очень важное выступление, от которого зависело — получим ли мы все бонусы, или бонусы получат только те, кто пройдёт дальше. Да, вы все выступили отлично, шикарно. Все, кроме Тирела. А это минус рейтинги, минус контракты, минус…       — Минус халявные лекарства, да? — подал голос молчавший до этого Тирел. Подался вперёд, прожигая ненавистью, — вам же это надо было? Халявные лекарства, которые в случае нашей победы отходят все вам, с каждого участника, да? Мы с Зитрелом… мы видели настоящие договоры. Не те копии, которые есть у каждого из нас, а другие. В двух экземплярах, да? Подпишите здесь, прочитайте и подпишите, а второй, можно и не читая, там же типа то же самое, да? А копии — оп! — и испарились. Не потому ли, что Игрел ходит по нашим комнатам, как к себе, а? А?!       — Я не… — Игрел отлип от созерцания крошек. Атрел остановил его взглядом.       — Тирел, успокойся. Это не то, что ты там себе надумал…       — Да? А где же тогда наши копии? Где копии наших договоров? Почему они все в вашем кабинете? И оригиналы и копии, в которых, я точно помню, не было таких формулировок как сейчас! Что, и подделкой документов, подписей промышляете, не только контрабандой лекарств? Вам как вообще нормально наживаться на людях? А я и думаю, чего это когда Зитрел сказал, что нигде не достать ни разжижающих кровь препаратов, ни кислородных концентраторов, ни кислорода… Блядь! Это всё, всё вдруг быстро образовалось у вас! Сразу так быстренько нашлось! Во всём городе нет, а у вас вдруг нашлось. Как так?!       — Связи, — коротко бросил Атрел. Игрел заторможено кивнул. Пиздят, подумал Юра.       — Связи? — взвился Тирел. — С кем? Не с мэрским ли сынком, которого приводил Зитрел, и который…       Взорвался стеклянным снарядом стакан. Ой, сказал Ибо с ложечкой во рту. Он горячий был, стакан, и жирный, вот и не удержал, пояснил. Простите, виновато пожал плечами. Ну ты вообще охренеть, с восхищением подумал Юра. Тирел сдулся, рухнул на стул, молчал. И другие молчали.       — А я не заглядывал в свою папку с документами, — сказал Заботливый Эл.       — И я, — поддакнул другой. Мы вообще не читали, нам не до этого было, вспомнил Юра.       — Ну, а даже, если и да, то что? — усмехнулся Атрел, — что вы теперь сделаете? Ничего. Вам либо идти с нами до конца — потому что это ваш единственный шанс, ваш и ваших семей, попасть в Белую башню. Либо… либо валить из команды. И никто вас сейчас не возьмёт. Потому что до финиша рукой подать. Наборы, замены — запрещены. Подумайте хорошенько. Мы дали вам возможности. Что с того, если мы возьмём за это некоторую плату? Это справедливо, не находите? Вам — Башня, нам — халявные, как изволит выражаться Тирел, лекарства. Жить как-то надо, крутиться, зарабатывать. А вы как хотели? Всё ж справедливо.       Юра сам не заметил, как подорвался, подскочил к Атрелу и зарядил ему прямо по лоснившейся довольством физиономии, руку прострелило болью. Тут же был схвачен за плечи, брыкнул, лягнул, обернулся — ну надо же, не Ибо, а Заботливый Эл. Ибо всё так же стоял с ложечкой, которой задумчиво водил по губам, а глаза злые. На Атрела смотрят, валяющегося на полу, и на Игрела, поднимающего его. Да ты бы сам ему с удовольствием зарядил, понял Юра. Ты бы сам. И Тирел, да любой здесь. Любой, кроме Игрела — потому что тот такой же. Такой же прогнивший насквозь. Такая же тварь, как и тараканы. Мерзкий. Мерзкие.       Но все стоят, потому что — да. Потому что надо в башню. И нам надо. И я могу ещё и не так тебе зарядить, ухмыльнулся Юра, топнул угрожающе на Атрела. Потому что ничего ты мне не сделаешь. Я вам нужен. Мы вам нужны.