Ибошь акселем

Микросхемы терпят все, Можешь делать все что хочешь. Невиновен, как артист, Чист, как новогодний кролик. За меня умрет радист, Перепутавший пароли. Звери «Игра в себя»

      «Их нет! Их тут нет! Никого нет! Они жрали! Правда жрали! Всех!» — кричали как будто откуда-то сверху и хрустели по чему-то. Юра разлепил глаза и, пошатываясь, встал на четвереньки и зажмурился — в голову словно спицу воткнуло. Подышал. Попробовал снова. Вздрогнул — под правой рукой была оторванная тараканья лапка. Маленькая. Юра согнулся, прижал живот локтями. Мутило. Сквозь разноцветные пятна посмотрел по сторонам. По усеянной тараканьми трупиками крыше бродили элы, несколько забрались на перевёрнутую кверху жемчужным пузом многоножку и прыгали на ней, хохотали. Как идиоты, поморщился Юра. И всё же поднялся. Ибо не было нигде. Юра чуть не сел снова. Упёрся ладонями в колени. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мотнул головой — боль тут же дала о себе знать. Пощупал затылок. Ну да, шишка назревала. Ладно, это хуйня. Где Ибо?       — Ибо! — крикнул Юра. Никто и не глянул. Ага, не до этого. Вон как весело на многоножке. Ещё найдут залежи золотой пыльцы, так вообще веселуха будет. Фу, нет, так нельзя. И на таракашек смотреть нельзя. Думать о них. Всё сделали правильно, не было другого выбора. Не было. Убедить себя сложнее всего. Но спасли же наконец этот ебучий мир с дохлой Системой? И теперь… домой. И, что, Ибо уже… там? Дома?       — Нет, — прошептал Юра. — Нет! — выкрикнул. — Мы так не договаривались, слышишь?! Верни мне его! Верни! Верни.       Элы всё так же прыгали. Бродили между телами, выискивали кого-то. И вдруг на крышу поднялся Тирел. Говорил что-то хмуро. Присел и начал руками разгребать хитиновые горы. Элы потоптались и последовали примеру. Точно, подумал Юра. Точно. С Тирелом он потом успеет. Сейчас главное — Ибо найти. Не могла же Система вот прям щаз отправить их по домам, при этом одного забыв здесь. Или на двоих силёнок не хватило?       Бросился помогать элам. Поднимал и откладывал тело за телом. Хотел быстро, но не мог. Казалось, что сколько бы ни убирал, не уменьшалось. Старался не смотреть. Отвращения не было. Только не проходящая уже боль в горле от вставшего кома. Слёз тоже не было. Наоборот как-то слишком сухо — так, что под веками горело. Лёгкие. Какие же они лёгкие, подумал Юра и всё же всхлипнул. Отвесил себе пощёчину, закусил губу и продолжил.       — Их здесь нет, — сказал Тирел, когда площадка была расчищена. Юра покачнулся.       — Кого нет? — спросил хрипло. Тирел и не посмотрел. Стоял и пялился в пустую площадку.       — Кого нет? — прошипел Юра. Подскочил к Тирелу, — кого нет?! — закричал. Попробовал схватить его за куртку, но пальцы прошли сквозь.       — Это что ещё за хуйня? — Юра отшатнулся и посмотрел на свои руки. Такие же как обычно. Вот и недавно обнаруженная родинка на месте. — Чё за хуйня? Эй! Тирел! Ты… ты видишь меня? Видишь? Тирел?! Ну же?!       Юра кричал и прыгал, но ни Тирел, ни кто другой не видели его. Стояли с похоронными лицами. Бля, пиздец, пронеслось в голове, неужели game over внутри миссии, и я всё, навсегда всё? Навсегда здесь, вот так. Один.       Придавило. Не вздохнуть. Пнул ближайшего эла, налетел на Тирела. Ударился плечом, а этим — ничего. Элы и бровью не вели — стояли, переговаривались, хлопали Тирела по опущенным плечам. Утешающе. «Мы сделали всё, что могли». «Поздно. Слишком поздно». «Мы поздно поняли». «Если бы не ты». «Ты открыл глаза».       Юра крутил головой и не мог понять, что за пургу они несут. На что открыл глаза? Как открыл глаза? И где Ибо? Саданул по ограждению и взвыл от боли. «Да что за хуйня, что за хуйня», — шептал он и кружил на месте. Ещё чуть-чуть и схватил бы себя за волосы, общипал всего — только всё это было зря, потому что он чувствовал всё, а его не чувствовал никто. Не осязал. Они были на одной волне, а он на другой. И шипел, заглушаемый помехами. Сбоил.       — Юррра? — спросил Ибо за спиной. Юра как поднял руку, чтобы кинуть в одного из элов телефон, так и застыл. Развернулся. Ибо. Лохматый, с ссадиной на подбородке, но живой. Осязаемый.       — Ты… ты… живой, — выдохнул Юра и растёр набежавшее в глазах, вдавил обратно, махнул рукой. Рассмеялся сквозь слёзы, сквозь боль в треснувшей нижней губе, шагнул к Ибо, вплавился в него, зарылся носом в шею. Всё так же валил снег — белый-белый, крупный. Помощницы у бабушки Метелицы трудились на славу, не жалели ни себя, ни подушки. «Это странно, — думал Юра. — Идёт снег, я в тонкой куртке, а холода не чувствую. Но тепло его тела — да. Словно одни мы — настоящие».       — Ты чувствуешь меня? — спросил тихо.       — Да, — так же тихо ответил Ибо. — А ты?       — Да. Где ты был? Я потерял тебя.       — Я был здесь. Искал тебя, — сказал Ибо и багнул. Юра напрягся и отстранился, вгляделся в Ибо. Вроде такой же как был, но что это тогда было? Облик Ибо коротнуло снова. Двинуться можно, подумал Юра.       — Что… что это было? — спросил. Ибо заморгал.       — Как… как ты меня видишь? — спросил севшим голосом и зачем-то сжал плечо. Юре стало страшно.       — Как обычно, — ответил едва слышно, — только коротит немного. Ну знаешь, как старый телевизор. А ты?       — Н-нормально. Как обычно, — сказал Ибо. «Ты врёшь, — подумал Юра, — и что-то мне это не нравится». Приблизился, стараясь заглянуть в глаза. Ибо перехватил его и вжал в себя. Сердце его при этом билось так, что отдавалось Юре в грудь. Ладонью придавил затылок. Юра дёрнулся. «Давай постоим так ещё», — сказал Ибо. Давай, согласился Юра. Почесал нос о плечо Ибо. Посмотрел на свои руки за его спиной — обычные. Устроил их туда, где были, огладил. Что ж ты такой напряжённый, дрожишь так? Я же не стал тараканом или что-то типа того. И нос вроде целый — не болит, следов на одежде не оставляет. Вздохнул. Стоять бы так ещё. Когда она там перезапустится? Или процесс уже пошёл? Потому и коротит. Зажмурился и обнял крепче. Мышцы тянуло. Это ничего, подумал. Это хорошо. Это пусть так.       Отстранённо отметил, как Тирел прошёл мимо них и подошёл к самому краю крыши. За ним увязались другие элы. Стояли и смотрели в подёрнутую снежными шумами даль.       — Спасибо, что вытащили, — уронил Тирел.       — Да ладно, чего ты? — отозвался кто-то, — тебе спасибо. Если бы не твои рассылки в соцсетях, не фотографии жрущего…       — Вы могли подумать, что это фальшивка. Любой бы подумал…       — Ты был убедителен. Я помню это — в голове как будто что щёлкнуло, когда прочитал: «почему никто из них не болеет, только мы? Почему никаких ответов из Башни? Никаких доказательств того, что лучшие из лучших танцоры и фигуристы живы? Почему вообще кто-то должен бороться за право на жизнь, в то время как другие умирают без надежды на него?». Я не верил. Не верил тебе сначала. Но стал замечать то, чего не замечал раньше. И это было больно. А ещё… когда они начали глушить связь, чистить сети, удалять посты… и я вспомнил. Вспомнил, что до их прихода всё было иначе. Вспомнил, что всё началось с их приходом. Я не верил. Не хотел верить. Никто из нас. Но потом эти парни… твои друзья?       — Друзья, — сказал Тирел, поднял руку и потёр нос, спрятал лицо. Стоявший ближе всего эл кивнул, положил ладонь ему на спину и похлопал.       — Ты сделал всё, что мог. Не вини себя. Ты — герой, Тирел. Ты смог убедить даже полицию. Не сразу, но они отступили. После того, как здесь что-то бахнуло. Благодаря тебе, твоим словам нам удалось избежать больших жертв. Ты — молодец, Тирел. Ты — наш герой.       Тирел покачал головой и опустился на корточки, обхватил голову руками и ответил глухо:       — Нет. Нет. Это не я. Не я. И я не успел. Не сказал им… спасибо.       — Сказал, — Ибо мерцал всё чаще и чаще. Наверное, и я так же, подумал Юра и коснулся губами родинки в основании его шеи. И это логично. Мы выполнили свою миссию, можем удаляться. Как тот вымазанный гуталином мавр из старого советского кино. Ну да, Отелло. Точно же. Мы — не он. И миссия совсем в другом. И без обязательных реплик в конце. Да и зачем антивируснику реплики, а мы ведь вроде него. У этого мира свои герои, своя память, в которой нам не место. Но если нас будет помнить хотя бы Тирел, ребята из команды — это уже хорошо. И большего не надо.       Как это будет? Исчезнут ли они друг для друга сразу или растворятся постепенно? Сколько ещё отмерено стоять вот и чувствовать тепло, слышать сердце и дыхание, тяжесть его ладоней?       Юра прихватил губами пульс, оставил цепочку невесомых поцелуев на вздыбленной коже и встретился взглядом с Ибо — так и есть, мерцание в глубине зрачков. Юра взрыкнул, вложив в это всё, что испытывал, позволил слезам наконец течь, куда они там хотели. Юре было уже всё равно. Он смотрел и не мог насмотреться. Запоминал и боялся забыть. Якоря. Нужны якоря, понял. Заметался сознанием, пытаясь придумать ассоциации. Ничего не шло.       — Я буду, — хрипло сказал Ибо, — и ты будь. Ладно?       — Ладно, — ответил Юра и сам не узнал свой голос. Такой слабый.       Ибо накрыл его губы своими, сдавил крепче в объятьях.       «Система приветствует вас», — с треском возвестила сИстричка сбоку.       Юра и не посмотрел в её сторону. Он целовал Ибо — губы, скулы, ресницы, снова губы. Словно они были в подводном мире, и весь кислород сейчас был во рту Ибо, в пузырьках воздуха на поверхности его кожи. сИстричка извещала о своей благодарности, а Юра мечтал послать её в пизду и в то же время сдавить до хруста в рёбрах, имей она материальное воплощение. сИстричка озвучивала обратный отсчёт, и Юра стискивал куртку Ибо, забирался под неё, под футболку, вдавливал пальцы до болей в подушечках и чувствовал, как Ибо вбирал его в себя. Одно целое. Они стали одним целым, когда сИстричка объявила: «Миссия завершена».