Павлины и кролики

Опьяненный, мутный от выпитого алкоголя разум едва улавливал смысл болтовни. В голове было пусто. Пусто и глухо, а взгляд цеплял лишь мимолетные жесты сидящего перед ним юноши. Вот он что-то говорит, быстро и бессвязно, речь его достигает ушей одним прерывистым звуком, но то, что не уходит от внимания – движения губ. Тонкие и влажные от раз за разом опрокидываемой чарки с вином. Хочется поцеловать. Не коротко и мимолетно, как обычно. Эти беглые касания губами лишь вызывали желание достигнуть большего. Но всегда не к месту. Вместо этого просыпается жажда впиться грубо, смять, кусать и не отпускать, пока не забьется в его руках от недостатка воздуха. Поддается вперед, но вовремя одергивает себя. Он пьян. И Вэй Усянь тоже. Совершать подобное в пьяном угаре – верх безрассудства. Он словно желает воспользоваться моментом. Воспользоваться состоянием дорогого сердцу юноши. Именно так можно трактовать его поведение. Потому что в глубине души так оно и есть. Но Цзинь Цзысюань замирает и просто смотрит. Смотрит сквозь застилающую алкоголем пелену на него. На Вэй Усяня. На чертового Вэй Усяня. Того, кто со времен самого обучения в Облачных Глубинах не покидал его мысли. Того, кто лишил его сна и спокойствия. Того, кто до скрипа зубов изводил его в их мимолетные встречи средь других адептов, а после незаметно утягивал в безлюдные места и сглаживал гнев нежной стороной своих чувств, целуя быстро, спешно, удерживая покрасневшее лицо в своих ладонях и всегда напоследок оставляя короткий поцелуй в уголке губ. Вэй Усянь внезапно замолкает и тяжело вздыхает, прикрыв глаза. «Жарко» с несчастным тоном протягивает он и тянет воротник в сторону. Оголяя ключицу. Цзинь Цзысюань едва не давится горячим воздухом от открывшегося вида. Вэй Усянь клонит голову в сторону, открывая взору мокрую от пота шею. Он его завлекает или просто слишком пьян, чтобы оценить ситуацию? Капля собирается на шее, такой притягательной и раскрытой для прикосновений. Жажда. Он чувствует неподдающуюся описанию жажду. Не выдерживает и все-таки позволяет себе немного сорваться. Поддается вперед, обнимает одной рукой талию. Склоняется к шее и языком собирает скатившуюся к ключице капельку пота, срывая с губ рваный вздох. Юноша что-то говорит ему, но Цзинь Цзысюань не слышит. Сердце колотится так, что заглушает внешние [не интересующие его] звуки. Ловит лишь тяжелое дыхание, вновь ведя языком вдоль шеи и губами накрывая солоноватую от пота кожу. Целует, без зазрения совести оставляет засосы везде, куда дотянется. Наутро будет стыдно и вызовет много проблем. Но проблемы эти завтрашнего дня. А сейчас есть лишь они двое и разгорающийся пожар в телах, подогретый крепким вином. Ладони ложатся на плечи и судорожно сжимают, когда на шее смыкаются зубы в легком, но ощутимом укусе. Вэй Усянь поддается вперед и устраивается на чужих ногах, прижимаясь всем телом. Голова кружится, и он наспех скидывает с себя верхние одежды, сразу попадая в крепкие объятия. Цзинь Цзысюань ведет губами выше, скользит вдоль кадыка, слегка прикусывает подбородок. И в следующий миг его губы попадают в плен чужих. Вэй Усянь целует, как и прежде. Мимолетно, но крепко. Отстраняется и заглядывает в светло-карие глаза. Им обоим мало. И они вновь льнут друг другу, старательно целуя уже по-настоящему, пусть и еще неумело. Вэй Усянь обхватывает руками шею, жмется, сминает губы неторопливо, впитывая, смакуя впервые допущенную между ними подобную близость. Кто начал это первым, понять сложно. Но в какой-то момент их языки сталкиваются. Обоих словно прошибает током и они резко отстраняются, разрывают поцелуй, смотрят больше удивленно, чем испуганно. Впервые. Сегодня все для них впервые. И осознание этого срывает все преграды. Этот поцелуй куда более пылкий, жадный и грубый. Кусают губы, углубляют поцелуй, даже тут упорно сражаясь за первенство, с настойчивостью сплетая языки и распаляя друг друга еще сильнее. Цзинь Цзысюань не рассчитывает силы, с какими прижимает драгоценное тело к себе. А Вэй Усянь бессовестно трется, слегка выгибается в пояснице и жмется, покачивая бедрами. Просто сводит обоих с ума. Горячо дышат, в редкие мгновения отрываясь от губ, и вновь сливаются в поцелуе. Мокром, звучном. Несдержанно стонут, когда Вэй Усянь медленно ведет бедрами, растягивая трение. Цзинь Цзысюань хватается за бедра, крепко сжимая пальцами, но не может в бардаке своего сознания понять – натянуть плотнее к себе или скинуть. И в конце концов просто опрокидывает на пол. Вэй Усянь тихо стонет в поцелуй, зарывается пальцами в волосы и сдергивает мешающуюся заколку. Грубо сжимает локоны, стискивает в кулаке и притягивает лицо к себе, не позволяя отстраниться. Толчок. Выгибается, свободной рукой хватается за спину и тихо скулит, вскидывая бедра навстречу. Это трение скованной одеждой плоти друг о друга дарило невероятные, но такие неполноценные ощущения. Растягивало чувство жара. И отчего-то возбуждало лишь сильнее. Было больно. Хотелось стянуть одежду с обоих, ладонями обхватить оба члена и довести, наконец, до конца. Но продлить удовольствие хотелось тоже. Поцелуй мажет ниже, губы скользят по подбородку, собирают языком дорожку слюны, спускаются к уже украшенной метками шее и открытым ключицам. А движения бедрами ускоряются. Словно между ними нет слоев одежды. Вэй Усянь откидывает голову назад и вновь выгибается, не прекращая встречных движений. Теряется в собственных ощущениях. Мир сократился до них двоих, и даже если бы кто-то осмелился войти в покои Цзинь Цзысюаня, они бы не обратили на вторженца никакого внимания. Воображение подкидывало картины изрядного разврата. Губы Цзинь Цзысюаня, растянутые плотным кольцом на возбужденном члене. Рука, двигающаяся в такт движениям головы. Ласкающие тело пальцы. Смущенно сведенные ноги Вэй Усяня, что мгновенно широко разведены. Теснота и жар внутри, частые шлепки и громкие стоны на грани вскриков. Цзинь Цзысюань с трудом проглотил вязкую слюну. Он хотел его. Хотел Вэй Усяня. Всецело. И теперь, когда они почти переступили эту черту, разум посетила мысль: Вероятно, теперь он не скоро сможет подавить в себе это порочное желание. Вэй Усянь под ним протяжно простонал и вцепился в лежащие на бедрах руки, выгибаясь и замирая, плотно сжимая партнера бедрами. И вскоре обмяк. Завораживает. С раскинутыми по полу черными волосами. С приоткрытыми в попытке отдышаться зацелованными губами. С красными щеками и часто и глубоко вздымающейся мокрой грудью. Вэй Усянь завораживал. Алкоголь отступал. Выветривался вместе с горячим дыханием. Помещение накрыла оглушающая тишина. Внезапно Вэй Усянь подорвался. Так резко, что врезался лбом в лоб Цзинь Цзысюаня. И пока тот тихо шипел от боли, хватаясь за ушибленную голову, пораженно осмотрелся по сторонам. На Цзинь Цзысюаня. Осторожно оттянул край своих штанов. Влажно. Лицо его вспыхнуло. В жизни он не испытывал подобного стыда! Вэй Усянь торопливо отполз от еще не пришедшего в себя юноши и коротко бросил: – Извини! Прежде чем сбежать на заплетающихся ногах из чужих покоев, на ходу накидывая верхние одеяния. Цзинь Цзысюань отмер и медленно приложил ладонь к горящему лицу. Как же позорно. Позорно, что он не испытывал совершенно никаких угрызений совести. А вместо этого лишь жалел, что теперь проблему решать ему придется одному.