Павлины и кролики

Цзысюань в сердцах пнул стол. «Вэй Ин слишком юн», какого черта?! У всей семейки гребаных Цзяней настоящий комплекс. Их опека над приемным ребенком скоро достигнет критической отметки. Это бесит, бесит, бесит, так сильно бесит! Мужчина распахнул окно. Прохладный ночной воздух заполнил комнату. Сегодня было облачно, и свет луны не падал на территорию Ланьлин. В попытке хоть немного успокоить сердце, полное тревог, жгучей злобы и подавляемый страсти, Цзысюань присел на край окна и прикрыл глаза. Раньше, когда Вэй Усянь прибывал в Башню Кои, он часто ночами сбегал из отведенных ему и Цзян Чэну гостевых покоев, проникая в комнату своего альфы через окно. Его было просто невозможно заставить быть осторожнее и послушнее. Сколько бы Цзинь Цзысюань не просил его просто переждать одну ночь и не рисковать, юноша только отмахивался и по-хозяйски располагался в чужой кровати. — Я все равно не смогу уснуть, когда ты находишься буквально через стенку от меня, — просто и без капли смущения отвечал он, зарываясь в большое одеяло до половины лица, задорно улыбаясь и сверкая глазами. Цзысюань перед ним был безоружен. И ему оставалось только сдаться, пустить все на самотёк и заключить Вэй Усяня в крепкие объятия под одним одеялом. Именно так однажды они и были пойманы. Сейчас Вэй Ин был не в том состоянии, чтобы его навещать. Мужчина опустил взгляд на траву внизу, а после взглянул на растущую рядом яблоню. Его посетила внезапная идея. *** Цзинь Цзысюань закрыл окно. В комнате Вэй Усяня не горели свечи и было темно. Он чувствовал себя преступником. Цзян Чэн, вероятно, прямо сейчас все ещё стоял за дверью на страже. И если он застанет его, прокравшегося в комнату его младшего брата через окно, даже не посмотрит на то, кем является Цзысюань. Он просто убьет его на месте. И в душе Цзысюань понимал, что он будет прав. Взрослый альфа, пробравшийся в покои юного омеги в период течки. В любой другой подобной ситуации сам Цзысюань, не задумываясь, обнажил бы меч. Вопиющая наглость шла вразрез с его собственными моральным принципами. Но устало спящий на разворошенной кровати юноша — человек, к которому он испытывал не столько животное стремление обладать, сколько простое желание быть рядом и оберегать. Он любил его, и эта любовь давала ему сил держать себя в руках. Он пришел сюда не как альфа к омеге. Он пришел, как мужчина к своему любимому человеку. Цзысюань осторожно опустился на край кровати. Даже во сне выражение лица Вэй Ина было крайне измученным, а с щек не спадала краснота. Мокрые от пота пряди прилипали ко лбу, и когда мужчина осторожно убрал их на бок, юноша тихо застонал. Если бы Цзысюань сказал, что никогда не испытывал плотского желания по отношению к Вэй Ину, он бы солгал. Но и никогда он даже не допускал мысли о том, чтобы позволить себе прикоснутся к этому прекрасному цветку. Он не мог. У него не было права. Сейчас же окруживший его запах словно пробирал до костей, распаляя огонь в сердце и теле мужчины так сильно, что ему пришлось до боли сжать собственное бедро, чтобы удержать под контролем собственное тело. Но он знал, куда шел. Он дал себе слово сохранить чистоту любимого, и был готов скорее проткнуть себя мечом сотню раз, чем позволить себе пойти на поводу у собственных инстинктов. Словно почувствовав его присутствие, Вэй Усянь тихонько заворочался и приоткрыл глаза. Взгляд его был подернут дымкой дрёмы и изнеможения. Он медленно вновь прикрыл глаза и шумно вздохнул, приподнимаясь. – Не вставай, – попытался вновь уложить его на подушку Цзысюань, но юноша лишь отмахнулся и устроил голову на бедрах мужчины, руками слабо обхватывая талию, а лицом утыкаясь в живот. Даже сквозь одежду Цзысюань чувствовал его жар. – Я ждал, – тихо произнес Вэй Усянь и повел носом, потеревшись о ткань одежд и вдыхая аромат своего альфы. А после со стоном выдохнул, поджимая согнутые в коленях ноги под себя. – Помоги... – Не могу... На Вэй Ине была одна верхняя часть ночных одежд. Цзысюань видел, как обессиленно дрожали его колени, как вздымалась грудь, а пальцы отчаянно цеплялись за его одежду, как судорожно выгибалась поясница и поджимались пальцы ног. Он не мог этого выносить. Его словно дразнили. Человек, которого он любил больше всего на свете, лежал прямо перед ним, готовый принять его, заключить связь с ним. А он не имел права ответить взаимностью. Не мог помочь им обоим. Он мог просто... смотреть. И ждать. Но как долго ему придется ждать? Вэй Усянь зажмурился, и Цзысюаню пришлось до боли стиснуть собственные зубы. – Дядя... все еще против? – сдавленно выдохнул юноша, поворачивая голову и поднимая прекрасные влажные серые глаза на мужчину. — Да, — вздохнул Цзысюань и ладонью нежно провел по растрёпанным черным волосами. Вэй Усянь щекой прильнул к ладони. — Он заботится о тебе, но делает этим только хуже. Я не знаю, как мне объяснить ему, что ты уже достаточно взрослый. Юноша взглянул на него сквозь полуприкрытые глаза, откровенно усмехаясь. — Есть у вас что-то общее, — беззлобно фыркнул он и медленно поднялся с чужих колен, укладываясь на подушки. Он не стал никак пояснять свои слова, лишь завозился на кровати, зарываясь в одеяло. Цзинь Цзысюань прислонился спиной к изголовью кровати. Он не собирался спать, но и не мог заставить себя уйти. Он прекрасно понимал, что его нахождение в комнате может повлечь за собой неприятные последствия. Но сейчас стоящий за дверьми, слово сторожевой пёс, Цзян Чэн не казался такой большой проблемой, как мысль о том, что он должен снова оставить своего возлюбленного наедине с его проблемой. Он побудет с ним до рассвета. Это не страшно. Он успеет уйти. И он ничего не сделает с ним. Лёгкое, как крылья мотылька, касание к пальцам привлекло его внимание. Из-под одеяла выглянула ладонь и самыми кончиками пальцев накрыла его собственную. Столь аккуратный и нежный жест с новой силой разжёг в нем пламя гнева и безграничного тепла. И в ответ Цзысюань легко скользнул меж тонких пальцев, переплетая со своими в крепкий замок. Он рядом. Он не оставит его одного. Вскоре Вэй Усянь заснул. Убаюканный мирным сопением любимого Цзысюань провалился в сон следом за ним. Когда он открыл глаза, первым, что он увидел, были фиолетовые одеяния. — Немедленно выметайся, — холодный голос, прогнавший мороз по коже, и полные сдерживаемой ярости глаза на потемневшем лице. — И отправляйся к моему отцу с объяснениями.