Павлины и кролики

Корпеть над бумагами за последний год стало не столько обязанностью, сколько хобби. Цзинь Гуаншань заболел – заболел сильно и не мог более покидать своих покоев, денно и нощно находясь под присмотром своей супруги и лекарей. Орден под гнетущей атмосферой главного дома впадал в уныние, но Цзинь Цзысюань нашел свое занятие. Как наследник, он был вынужден ныне самостоятельно выполнять всю работу отца. Будь то бумаги или переговоры. И втянулся он легко. Потому что, наконец-то у него было то, что помогало отвлечься от нестерпимой тоски. Вэй Усянь писал так часто, что посыльные устали доставлять письма будущему главе раз в неделю и в один момент стали приходить раз в месяц с целой кучей за пазухой. Все их Цзинь Цзысюань знал наизусть. Решение запретить им видеться до окончания обучения Вэй Ина он принял покорно. Продолжая корить себя за совершенное, он без возражений принял это наказание. Конечно, тем вечером он не должен был позволять себе близость с ним. Конечно, у этого могли быть пагубные последствия. Конечно, это его вина, что на протяжении трех лет видеться им было запрещено. Но понимания никогда не было достаточно. Эти годы гон он переживал особенно тяжело. Вэй Ин писал ему, что лекари помогали справиться с течкой, но не могли отпаивать его травами постоянно – могло навредить организму. А Цзысюань просто позволял себе облегченно выдохнуть. На одних письмах и работе пролетели его три года, но об окончании обучения ни в одном письме не было ни слова. Тревога и беспокойство прокрадывались в его разум незаметно, но с каждым днем все сильнее внушали, что, возможно, он все неправильно понял. Что на самом деле помолвку разорвали, а Вэй Ина отняли у него насовсем. Что юноша остыл, пусть это и было до невозможного абсурдно – нехватку друг в друге они делили на двоих. И, перечитывая очередной раз письма Вэй Ина, составленные с игривыми нотками, о том, как бы поскорее надеть красные одеяния и собственной рукой нарисовать киноварь на лбу жениха, Цзысюань убеждался – это не было сном, и ему надо подождать. Но со временем все начиналось по новой. Ставни позади с легким скрежетом приоткрылись, и сгорбленный над столом Цзысюань лишь не глядя бросил: – Матушка, я не буду ужинать. Ставни вновь скрипнули, и мужчина полностью сосредоточился на бумагах, так и не заметив легкого стука шагов по деревянному полу. Позади него кто-то опустился на пол – близко-близко – и прежде чем Цзысюань переключил внимание, знакомый и такой родной запах заволок его сознание. Он так и замер, не в силах ни повернуться, ни усмирить пустившееся в пляс сердце, когда ладони скользнули по нему и сцепились в замок на груди, и вслед за теплым дыханием его шею обожгла боль. Пальцы, сжимающие кисть, предательски дрожали. – Теперь мы в расчете, – промурлыкал низкий, но все еще знакомый голос над самым ухом, стоило зубам пропасть, а языку ласково обвести след. Метка горела огнем. Цзынь Цзысюань обернулся и наткнулся на так любимые им серые глаза, по которым он невероятно скучал все эти годы. Но в следующий миг опешил – детские черты лица пропали без следа. Перед ним сидел уже почти-мужчина, и казалось, что, если сейчас они поднимутся на ноги, в росте он ему точно проиграет. – Почему ты не предупредил о приезде? – глупо поинтересовался он, не в силах придумать более оригинального приветствия. – Хотел устроить сюрприз, – тепло улыбнулся Вэй Ин и склонил голову на бок, хитро прищурившись. – Надеюсь, ты готов уделить мне место в своих скромных покоях, потому что более я никогда отсюда не уеду. Цзысюань пораженно похлопал глазами, не в состоянии справиться с нахлынувшими чувствами и эмоциями, разбившими вдребезги его годами выстроенное терпение. И в следующий момент он резко оттолкнулся от пола, заключая своего уже не-юношу в крепкие объятия и опрокидывая на пол, придавив своим телом, словно боясь, что иначе он вновь от него ускользнет. – Ты еще спрашиваешь! – выдохнул он, оставляя целомудренный поцелуй на виске счастливо посмеивающегося омеги.