Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Бэррон не очень понимает в чем был смысл того, что Коля пошел с ним, ну да ладно. Сам факт уже делает Трампа счастливым. Коля хоть и до сих пор обижен, все равно нашел предлог для того, чтобы они смогли побыть вдвоем. Даже если они и не разговаривают. Лукашенко забирает все пакеты, пока Бэррон оплачивает заказ и прощается с курьером. Белорус задерживает взгляд на том, как поднявшийся ветер прячется в мягких светлых прядях, тяжело вздыхая. Бэррон спрашивает, что случилось, но ответа не следует. Хоккеист уже было поворачивается и собирается уходить, как Бэррон останавливает его, хватаясь за рукав, и протягивает его же карту. Надо же, Коля о ней вообще забыл. —Положи в карман, —сухо выдает он, а Бэррон опускает взгляд и хмыкает. Можно было и помягче, сухарь блин. Трамп сует карту в карман джинсов, но вместо того, чтобы убрать руку, делает шаг вперед и оказывается прижат к белорусу почти вплотную, —мы на улице, —Бэррон вглядывается в совершенно каменное выражение лица и чуть наклоняет голову вправо. —Ты правда злишься на меня? —в ответ тишина, —Коль… —Мне тяжело, —и Бэррон не совсем понимает, это потому, что у него пакеты в руках, или его ладонь в кармане джинсов. Хочется верить, что второе, потому что, если это окажется не так, Бэррон расстроится, —пойдем, парни ждут, —белорус кивает в сторону кампуса, а Бэррон плетется за ним, как собачка, в голове у себя прокручивая миллиард вариантов для того, чтобы извиниться перед ним. Непонятный какой-то этот Лукашенко, ей богу.

***

Мэтт забирает у Коли из рук все пакеты, чуть толкая того плечом, а потом орет остальным о том, что еда подана, на что Марк бросает в него какой-то карандаш, говоря, что они все находятся в одной комнате и незачем было так орать. Уокер замечает какое-то странное состояние Бэррона, поэтому просит Никиту заняться с ебнутым едой, а они пока сходят на кухню за стаканами. Коля бросает в Марка уничтожающий взгляд, но что-то Уокеру подсказывает, что пора бы начать посылать его в ответ нахер. Нечего стоить из себя хуй пойми что и Бэррона обижать. Пусть в себе для начала разберется, а уже потом будет права на собственность качать. А пока Марк с Бэрроном ушли, Коля падает обратно на свое место, а рядом садится Никита и секунды три неотрывно смотрит на друга. —Что? —не выдерживает Лукашенко —Почему на Бэрроне твоя кофта? —вопрос ставит в ступор, а сердце уходит в пятки, когда Коля понимает, что его сейчас держат над обрывом и у него есть всего одна попытка, чтобы выбраться. Скрыв собственную нервозность, белорус усмехается. —А почему на Мэтте твоя? —вопросом на вопрос отвечает Лукашенко. Никита сначала не догоняет, а после оборачивается и возмущенно чуть ли не орет: —Какого хуя, Стивенсон? —застанный врасплох канадец, с куском пиццы во рту, вскидывает бровями. До разгневанного русского дело не дошло, в комнату заходят Марк с Бэрроном, а Уокер рычит на двоих, чуть ли не ввязавшихся в драку, чтобы те успокоились. Никита уже хочет было нажаловаться, но Марк отмахивается, говоря, что не хочет слушать никакие жалкие оправдания. Ершов зло пыхтит, а потом угрожает Мэтту, что как только он отвернется—тот тут же плюнет ему в колу. Стивенсон показывает ему средний палец, а Никита хмыкает, что он его сейчас сломает. Коля хлопает Ершова по плечу, пододвигаясь ближе к ребятам. Хорошо, что вопрос забылся, потому что Коля не знает, как вообще нужно ответить Никите, чтобы он поверил. Несмотря на то, что каждый в этой комнате однажды чуть не убил другого, за едой атмосфера становится более дружелюбной. Ребята даже смеются над одной шуткой Мэтта. Всего над одной и только потому, что она не про пиво. Бэррон спрашивает как вообще так получилось, что они стали дружить, потому что все четверо такие разные и, кажется, что кроме хоккея у них общего нет. Трое кивают, потому что в теории именно из-за хоккея они и стали общаться. —Мы с Мэттом по приколу стали общаться на первом курсе, —хмыкает Марк, а Стивенсон ржет, подтверждая тем самым слова Уокера, —нас в одну комнату поселили, как-то раз я наорал на него, что он свинья и мы поняли, что это судьба, —Стивенсон изображает рвотные позывы, но в основном ничего не опровергает. Бэррон качает головой, внимательно слушая Марка, —потом с Никитой стали общаться, когда он в команду нашу вписался, —пауза, —хоккейную, я имею в виду, —мы подумали, что будет круто, потому что Никита русский чувак, а они смешные, —Мэтт с Марком одновременно вздыхают, —никогда мы еще так не ошибались, —Никита закатывает глаза, —запомни, Бэррон, русские—не смешные, —вздох, —белорусы, кстати, тоже, —Бэррон дергает краешком губ, —ну, вот так, —Марк пожимает плечами, —на втором курсе перевелся Коля, а познакомил нас уже Никита, так и стали все общаться, —в воздухе повисает какая-то ностальгическая, спокойная атмосфера, —думаю, если бы нас связывал только хоккей, мы бы не стали дружить, —все дружно кивают. —Звучит как тост, —Стивенсон поднимает стакан с шипящей газировкой, остальные проделывают тоже самое, чокаясь. —То-есть, вы с Мэттом, получается, лучшие друзья? —Марк практически давится, а Бэррон хлопает его по спине и извиняется за столь неожиданный вопрос. —Милый, если бы ты знал, как я рад, что сейчас живу с Колей, а не с этим идиотом, ты бы не задавал такие вопросы, —Мэтт в ответ пытается пихнуть его, но они слишком далеко друг от друга сидят, —Лукашенко хотя бы молчит и животных любит, —фыркает Уокер, а Бэррон бросает удивленный взгляд на белоруса. Хотя, чему тут удивляться, стоит Бэррону вспомнить свое же прозвище и все становится на свои места. Никита страдальчески стонет, а Мэтта пробивает на неконтролируемый смех. —А что не так с животными? —не понимает Бэррон. —У нас просто особая связь с хомяками, —сквозь смех выдает канадец, а Марка всего перетряхивает. —Заткнись, он погиб трагически! —Стивенсон тут же хмыкает: —Ну да, —ухмыляется Мэтт, —трагически… На дворе стояло незапоминающееся время года, что каждый пропускает по-своему, а после удивляется как это вообще произошло. Лето, переходящее в осень. Мэтт с Марком разделяли одну тесную комнату в кампусе первокурсников, поскольку в этом году поступило гораздо больше людей, чем в предыдущем. Двухэтажная кровать, занимающая чуть ли не половину комнаты, всего один учебный стол, какой-то полудохлый кактус, забытый прошлым хозяином, и хомяк. Да, хомяк. Поскольку комната эта была общая, а Мэтт на постоянной основе пропадал у первокурсниц, Марк решил завести себе маленького друга, который не будет его доставать, с которым можно будет поговорить, да и в принципе Уокер животных очень любил, не важно какого они размера. Что не скажешь о Мэтте, который нового сожителя воспринял с перекошенной мордой, но ничего не сказал. Решил, раз это вонючее создание нравится его соседу, вот пусть он за ним и ухаживает. На том и порешали. Хомяк в комнате прижился, Мэтт даже со временем научился игнорировать ночные гонки в сраном колесе и периодические погрызывания клеточных прутьев. Казалось, зажили все они втроем долго и счастливо. Но длилось счастье недолго. В один прекрасный, а может и не очень, вечер, когда Марк в очередной раз играл со своей вонючей игрушкой у себя на верхнем этаже, Мэтт валялся снизу и хер пойми чем занимался, за такой промежуток времени уже успело забыться. Все бы ничего, вот только по прошествии минут, может быть, десяти, Уокер уснул крепким сном, а Мэтту стало скучно и тот тоже решил лечь пораньше. По крайней мере, никто еще не умирал от того, что проспал лишние несколько часов. Серый вечер потихоньку накрывали ночные сумерки, а хомяк, имя которому даже дать не успели из-за вечных тренировок и постоянных пропаданий на учебе, решив, что обоссать половину кровати своего любимого человека для него проще простого, стал искать, чем можно было себя поразвлечь. Погрыз деревянный подлокотник и край подушки, наевшись пуха до отвала, пушистый комок подумал, что было бы неплохо спуститься вниз. Хомяк просто не знал, что эта мысль его погубит в прямом смысле. Свесив лапки и попытавшись дотянутся до лестницы, у него почти получилось забраться на ступеньку, но. Но лапки маленькие, а тело большое. Произошел перевес и вот уже в следующий момент летит несчастный испуганный грызун семейства Хомяковых на мирно спящего Мэтта, не подозревая, что это было последнее, что он вообще увидел в своей жизни. Мэтта подбрасывает на постели, а бедное крохотное животное нащупывается огромной лапищей и резко отбрасывается в сторону. Стивенсон садится на кровати как раз в тот момент, когда что-то мягкое шлепается о твердый пол и по комнате раздается секундный писк. Канадец трет глаза, а после смотрит на то, что он вообще кинул. Смотрит секунду, две, после чего глаза округляются, а рот открывается в беззвучном: «бля-я-я-я». Мертвый расплющенный хомяк, больше напоминающий шерстяной блин, валяется на полу возле кровати Мэтта, а хоккеист опускает ноги на пол и сидит, подперев голову руками, где-то час. Марк его убьет. Убьет, а потом скинет все это на несчастный случай. Уокер на верхней койке ворочается во сне и шарит по постели, видимо в поисках своего маленького друга. А Мэтт смотрит на мертвого хомяка, заранее представляя на его месте себя. Время два часа ночи. Обычные люди, как Марк, спокойно спят, ни о чем не подозревая, а Мэтт пытается найти какой-нибудь ближайший круглосуточный зоомагазин с хомяками, потому что не очень хочется умирать молодым и красивым. Хомяк, наверное, тоже не хотел. Но у него как-то выбора не было, а вот у Мэтта он пока есть. Пока что, к сожалению. Так и не найдя ничего ближе, чем в другом штате, Стивенсон кусает костяшки, пытаясь завести свои мозговые шестеренки и придумать что-то более-менее логичное и понятное, а не: «ну я обосрался, что эта хуета упала на меня». Мэтту пиздец, Мэтту такой огромный пиздец, что жопа неосознанно сжимается от всей этой ситуации. Взгляд падает на открытую клетку и чуть приоткрытое окно, и в голову канадцу приходит просто наигениальнейшая идея в мире. Он берет расплющенное создание и кладет его обратно в клетку, закрывая ту. После чего открывает окно и удивляется тому, какой он крутой. Мэтт просто сделает вид, что ничего не знает, а хомяка, ну, допустим, продуло, ночь была холодная. Утром он пожалеет Марка, предложит ему пива и может быть даже сходить за новым хомяком. С этими мыслями Стивенсон ложится спать, поражаясь своему уму. К сожалению, Мэтт встает раньше, чем Марк, потому что сон нихуя не шел. Было холодно, что пиздец, Стивенсон даже начал думать, что это он подохнет от холода, а не крыса Марка. Но дабы не навести на себя лишние подозрения, Мэтт решает сходить в душ и простоять там до пробуждения своего соседа. Все равно тот никогда не спит долго, на учебу встает вовремя и никогда не опаздывает. Настоящий ботан, можно было охарактеризовать Марка именно так, если знать только его наружность. Мэтт, к своему сожалению, знает его чуть больше. Душ Мэтт заканчивает принимать, как только слышит, как Марк спускается вниз. Первым делом Уокер обычно подходил к своему другу, а уже потом занимался своими делами. Так что канадцу осталось просто подождать. Мэтт выходит из душа, закидывая полотенце на шею, когда замечает Марка, стоящего возле клетки. —Ты че? —как можно непринужденнее спрашивает Мэтт, а Марк подзывает соседа к себе и глухо шепчет: —Он мертв, —Мэтт хмыкает, говоря, что ночью было холодно и его просто могло продуть. Марк медленно поворачивается к своему канадскому другу, и Мэтт понимает, что его план медленно, но верно, летит в пизду. —А сломанный позвоночник ему тоже ветром надуло? —леденящий душу тон просачивается сквозь кожу, а у Мэтта кровь в жилах застывает, —ты уебище? —вопрошает Уокер и только сейчас до Стивенсона доходит, что его друга трясет от обиды, —он был мне дорог! —Ну хочешь мы другого купим? —уже не зная, что сказать, предлагает Стивенсон, —бля, не плачь только. —Иди ты нахуй блять, —взрывается Уокер, с силой колотя Мэтта по груди, —засунь себе в жопу свое ебаное «купи», бессердечный мудозвон! Как ты мог, он был еще так молод, у него вся жизнь впереди была! —Да я испугался! —на таком же повышенном тоне выпаливает Мэтт, останавливая руки Марка, —эта хуйня упала на меня сверху, когда я спал, я случайно! —Уокер чуть подуспокаивается, стирает все же скатившуюся слезу с уголка глаз и угрожающим тоном шипит: —Никто не должен узнать об этом, понял?! —в ответ кивок, —пойдем. —Куда? —Устраивать его похороны, —пауза, —и попробуй спиздануть что-нибудь тупое, ляжешь с ним рядышком. Бэррон трясет Марка за плечо, выводя его из транса, а Никита несильно бьет Мэтта по затылку, когда тот зависает на чем-то. Бэррон, видя, что Марку как-то взгрустнулось, спрашивает не хочет ли тот поделиться, на что Уокер лишь мотает головой. Бэррон хороший ребенок, но эта история навсегда останется межу ним, Мэттом и их почившим другом. Дабы сменить тему, Марк спрашивает есть ли у Бэррона домашние животные, на что Бейкер отвечает, что у него есть кошка. Мэтт тему подхватывает, но говорит, что к животным в принципе относится нейтрально, Никита с ним соглашается, а Коля вздохнув, говорит, что у него собака. Марк у себя в голове этот факт отметил, ему показалось забавным то, что даже в этом Коля с Бэрроном разные, это довольно интересно. Мэтт тут же фыркает, предполагая, что у такого, как Коля, наверняка какая-нибудь овчарка, Никита закатывает глаза, говоря, что у Лукашенко не меньше ретривера, а Коля усмехается. Вот кто-кто, а Никита должен был знать про Умку. Не такой уж он и внимательный зритель, значит. Марк был умнее, просто попросил показать фотку. Коля тут же соглашается, вытаскивает телефон и с секунду что-то там ищет. После того, как белорус поворачивает мобильник к экрану, у Мэтта с Никитой на лице застывает тупое выражение лица, а Марк с Бэрроном смеются, умиляясь с фотки, на которой белоснежный шпиц сидит в цветах. Колю, конечно, больше интересует реакция Бэррона, и он остается ей вполне доволен. У парня так глаза светятся, что, Коля не сомневается—когда-нибудь они с ним обязательно познакомятся и даже подружатся. —А зовут как? —интересуется Бейкер. —Умка, —отвечает Лукашенко, а у Мэтта с Никитой вырывается страдальческий вздох. —Коля, что за хуйня, мы думали у тебя нормальная собака, —ноет Мэтт. —Это нормальная собака, —хмурится белорус. —С дебильным именем, —подхватывает Ершов. —Мне было двенадцать, когда я придумал ему имя, отъебись, —огрызается белорус, поворачивая телефон к себе, —нормальное имя, —Марк практически ржет в голос с того, что Коля ведет себя как ребенок и Бэррон его в этом поддерживает. Уокер хлопает друга по плечу, говоря, что собака у него нормальная и имя тоже хорошее. Белорус фыркает, но видно, что это его успокаивает. Хоть кто-то на его стороне. —А твоя кошка? —поворачиваясь к Бэррону, спрашивает Марк, —фотки есть? —Бэррон кивает, заходит в свою галерею и поворачивает телефон экраном к ребятам. —Ебать, мейн-кун? —с нескрываемым шоком выдает Стивенсон, —охереть. —У нее такой взгляд, будто она ненавидит этот мир, —Ершова аж передергивает. На фотографии благородная кошка, чистейшего белого цвета, белее, чем зимний снег, хмурит свои прозрачно голубые глаза в экран, словно показывая, кто тут хозяин. —Она не любит фотографироваться, —смеется Бэррон и тут же перелистывает фотку, —о, это мы вместе, —Марк практически умиляется с того, насколько по-детски круто пытается выглядеть на фотке Бэррон, а сам Бейкер смущенно смеется, листает еще парочку фоток с кошкой и убирает телефон. Разговор о животных плавно перешел в обсуждение игры, Мэтт как раз вспомнил про то, что Бэррон говорил, что он буквально лучший, и именно поэтому на следующий матч вызвал именно его. Бейкер нервно усмехается, берет из рук Никиты джойстик и крутит его в руке. Коле всего на секунду показалось, что это выглядело очень круто. Всего на секунду, потому что Бэррон—это Бэррон и он, скорее, супермилый, чем крутой. Выбор команды был за Бэрроном, а вокруг парней уже расселись Ершов с Уокером, чтобы самолично убедиться в том, что Стивенсон сейчас всосет по полной программе. А Стивенсон точно просрет, потому что от Бэррона так и веет уверенностью. Обычно игры проходят в каком-то напряжении, но вот конкретно эта пролетела, как пятиминутный перерыв на матче. Бэррон счастливо смеется, хлопая Мэтта по плечу, когда на экране загорается «15:0», а канадец от шока даже рот закрыть не может. Марк, положа руку на сердце, объявляет Бэррона своим сегодняшним героем, а Бэррон смущенно отдает старшему джойстик и пожимает плечами. «Я же говорил» —повисает в воздухе, и никто спорить с этим даже не собирается. Никто, кроме Мэтта. Который, после осознания того, что его только что натянул какой-то первокурсник, возмущенно запыхтел, как самовар, сунул Коле в руки джойстик и сказал, что хочет посмотреть на их игру. Бэррон смотрит на Колю, но тому будто все равно. Лукашенко разводит руки в стороны и кивает Марку, что бы тот предал джойстик обратно Бэррону. Бейкер забирает его и вздыхает. Не нравится ему, когда Коля так холоден, в груди болит от этого. Мэтт, надутый, наблюдает за тем, как Коля с Бэрроном, совершенно с каменными лицами начинают игру, а после перестает дуться и подсаживается ближе. У Никиты начинается нервный тик, а Марк удивленно раскрывает глаза. Если это не та картина, где два титана бьются друг с другом, то что? Под громкие возгласы с двух сторон, матч заканчивается счетом «3:3», а Марк ржет над Стивенсоном, говоря, что он самый настоящий лох. Никита требует матч реванш, потому что таких напряженных игр в виртуальности он еще никогда не видел, но Бэррон отдает ему джойстик и говорит, что больше не хочет играть. Марк так же отказывается, поэтому бедному Никите приходится играть с орущим Мэттом. Уокер доедает последний кусок пиццы, когда замечает, что Бэррон сначала смотрит на Колю, а потом уж слишком тяжело вздыхает и достает телефон.

Barron: Коль...

Марк тут же смотрит на Колю, который дергается от оповещения, достает телефон и так же утыкается в него. Так-так, назревает что-то интересное? Kolya: что

Barron: ну как мне перед тобой извиниться, чтобы ты простил меня?

Kolya: не знаю Kolya: придумай что-нибудь Kolya: ты это умеешь Бэррон пялится в телефон несколько секунд, потом на Колю, который безэмоционально откладывает мобильник в сторону, и хмурится. Ах так, Лукашенко, холодная и неприступная крепость, значит?