Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Утро совершенно ничем не отличается от предыдущих. Хотя нет. Одно отличие, все же, есть. Сегодня понедельник, а значит начало учебной недели. Марк встает самый первый. Вчера ночью он, непривычно для самого себя, не мог уснуть довольно долго. Не то, чтобы его задели Колины слова, просто тот был слишком груб. Отчасти, Марк, наверное, может понять друга, даже если он ничего и не говорит ему, ясно как день—между ним и Бэрроном что-то произошло, Коля мог быть просто на взводе. Уокер спускается со второго этажа, чувствуя неприятную тяжесть в районе груди. В чем-то Коля прав, но Марк отказывается верить в то, что он опять поступает опрометчиво, что он растерял свою уверенность и взрослость. Еще раз он такой ошибки не переживет. Отбросив все ненужные мысли, Уокер берет телефон со стола, поставленный вчера вечером на зарядку, в одну руку и кусок шарлотки в другую. Откусив и разблокировав телефон, Марк понимает, что встал даже раньше, чем обычно. Возможно это из-за нервов, сон у него явно был неспокойный. Есть свободное время, причем его много, но. Но, пораскинув мозгами минуты две, парень решает остаться в комнате и подождать, пока проснутся Коля с Бэрроном, что сейчас так сладко посапывают на его койке. Трамп во сне хмурится и жмется ближе к Коле, издавая уже слышимое Марком ранее кошачье урчание. Чертовски мило, на самом деле, Марк еще ни разу не слышал таких звуков от кого-либо, кто не кошка. Усмехнувшись собственным мыслям, Уокер доедает свой кусок шарлотки, проверяется соц. сети, усевшись на диван, и отправляет в черный список половину из тех парней, что успели написать ему за ночь. Все как-то пресно, не интересно, скучно. Лучше бы Коле поскорее встать, чтобы у Марка был мизерный повод повеселиться—издеваться над белорусом очень весело, особенно теперь, когда в это можно втянуть еще и Бэррона. Главное палку не перегибать, а то не хочется спать на коврике под дверью, коврика-то у них нет. Просидев так где-то десять минут, Марк решает начать собираться, потому что его уже достало сидеть и наблюдать за тем, как эти двое умудряются нежиться даже во сне. Отвратительно мило, у Марка не выдерживает его материнское сердце. На секунду, пока Марк ходил по комнате и думал, что ему надеть, в голове мелькает мысль, что они оба как-то уж слишком плотно спят. Уокеру кажется, что, даже если в будущем у них будет кровать размера кинг сайз, они все равно забьются в уголочек и будут спать, прижавшись друг к другу. На губах появляется ухмылка, но щипающие от слез глаза говорят о том, что лучше бы Марку начать думать о чем-нибудь другом, а не о будущем какой-то там парочки, даже если это и касается его друзей. Марк только заканчивает собирать собственную сумку, как наконец на нижней койке происходит движение. Уокер откладывает свои дела и решает, за то, что миловались тут и оставили его одного, немного поддать им пинка под жопу. Ладно, только Коле, Бэррон еще вставать не планирует. Белорус переворачивается на спину, убирая с Бэррона заброшенную руку. Этой же самой рукой Коле потирает свое заспанное лицо и, щурясь, правда непонятно от чего, начинает осматривать комнату, натыкаясь на всего одетого Марка. —Я уже пол часа жду, пока ты проснешься, —не пытаясь понизить тон, хотя бы ради Бэррона, начинает бурчать Уокер. В ответ Лукашенко лишь хмурится, явно не понимая че он с утра пораньше орет на него, —у нас тренировка сегодня, вообще-то, —с секунду Коля тупит, хлопает глазами пару раз. —Что? —а голос сонный, парень сам еще толком не проснулся. —Тренировка, говорю, парни уже вниз пошли, нас одних ждут! —Марк машет у Коли перед глазами, пытаясь вывести его хоть на какие-то эмоции. Хоккеист все еще с тупым лицом смотрит на Уокера, но чем больше он на него смотрит, тем больше в лице появляется осознания. —Постой…ты серьезно? —севший, от осознанного ужаса, голос, смешит похлеще всяких стендапов. Марк держится, чтобы не сорваться и не захохотать в голос, а у Коли уже, кажется, шестеренки в голове начали свою адскую работу, и сейчас из ушей пар повалит от того, насколько она усердна. Хоккеист подрывается с кровати, но Марк сгибается пополам и валится на диван, под непонятливый, даже охуевший, взгляд друга. —Ну ты и олух, —Марк угорает во все горло, что аж живот болеть начинает. Коля сначала не понимает в чем дело, а потом усмехается, ни разу не добро, зачесывает волосы назад и начинает наступать на понимающего, что пора начать читать все известные ему молитвы, Уокера, —не бей, подумай, Коля, —пытается унять его Марк, но поздно. По комнате проносится вскрик, а после Уокера всего начинает швырять по дивану, потому что больше, чем драк Марк боится именно щекотки и сука Коля это, конечно же, знает. Марк ржет, кажется, на весь этаж, и успокаивается только когда белорус заваливает его и шипит: —Весело тебе? —Вообще нет, я умер, кажется, —хрипит парень куда-то в диванную обивку. Живот болит так сильно, словно он только что сделал не менее пяти подходов на пресс, а голова гудит от слишком громкого собственного голоса. Коля отпускает друга, оттряхивает ладони, разминая шею, и только потом замечает полусидящего на кровати Бэррона с лицом, которое означает ни что иное как: «вы охуели или да?». —Сколько времени? —спрашивает Бейкер, потирая глаза. Коля переводит взгляд на Марка, который достает выпавший из кармана телефон: «почти восемь» —сообщает он. Бэррон скулит, падает обратно на кровать и зарывается в одеяло, называя обоих парней предателями и бубня, что он хочет спать. «Все равно вставать на занятия» —пожимает плечами белорус, подходя к кровати и садясь на ту, —ну и что, —ворчит Бэррон, вздрагивая, когда Коля приобнимает его, завернувшегося в кокон и вздыхает: «тебе придется встать» —отстань, я не хочу, —Марк притих, наблюдая за всем этим действием. Лукашенко молчит с секунду, раздумывая о чем-то, а после хмыкает, что, вообще-то, у Бэррона сегодня пары раньше, чем у них начинаются, —Коля, я тебя сейчас ударю, —звучит совершенно негрозное из-под одеяла, а Марк подпирает щеку ладонью и подавляет рвущуюся наружу глупую улыбку. —Тебе надо встать, —мягко произносит хоккеист, слегка потрясывая одеяльный кокон. Бэррон всем своим естеством отказывается даже выныривать из одеяльной крепости, хотя дышать в ней становится как-то трудновато, не только из-за того, что ему не хочется на учебу, или лень. Бэррону, если честно, немного стыдно перед Гленом за вчерашнюю шутку и очень страшно, что отец до сих пор не уехал. Да, прошло много времени, а он, скорее всего, не будет даже лишнюю секунду уделять такой незначительной мелочи, как Бэррон, но все равно. Вдруг он теперь приставит охрану или специальных людей, которые будут следить за ним, за тем, чтобы он ходил на учебу, а после нее только в кампус. Да и какой кампус, Бэррон сейчас живет у Коли с Марком. Если отец еще и про это узнает, то все, прощай свободная жизнь, здравствуйте белые стены, высокие потолки и фальшивые семейные завтраки по утрам. Бэррона передергивает. Нет, он не хочет этого, завтракать вместе с Колей и Марком ему нравится гораздо больше. Даже если не всегда влезает все, что они предлагают. Одеяло с лица все же приходится убрать. Дышать невозможно. Бэррон смотрит из-под полуприкрытых век на расслабленное лицо Коли и в голову ударяют воспоминания о вчерашнем дне. Они правда просто возьмут и замнут этот разговор, словно его не было? Разве это правильно? «Полежи со мной немного» —просит Бэррон, замечая, как выражение лица хоккеиста сменяется на беспокойное. Ну вот, опять, — «пять минут, ладно, и я встану?». Бэррон ожидает, что Коля сейчас вздохнет, погладит его по голове и скажет, чтобы он вставал, потому что может опоздать, но. Но Коля не делает этого: он вздыхает, гладит его по голове и забирается к Трампу под одеяло. Бэррон разворачивается, утыкаясь носом Коле в ключицу, а Марк встает с кровати, бросает, что пойдет посмотрит как там парни и уходит, прикрыв за собой дверь. Они и правда лежат совсем недолго, не разговаривают, ничего, просто обнимаются. Бэррону неспокойно, но для себя он решил—если произойдет что-то, то он просто найдет Колю и ему будет все равно, будут ли рядом парни. Если Бэррону будет плохо, он уйдет туда, где ему будет комфортно, то есть, к Коле. «Все в порядке?» —интересуется белорус, поправляя лезущие на глаза волосы. Бэррон не отвечает, но не потому, что не хочет, просто не знает, что именно ему нужно ответить. Не может же он просто сказать Коле, что боится собственного отца, тогда ведь придется рассказать кто его отец, а там уже всплывет и небезызвестный факт, что Бэррон—сын президента. Глубоко выдохнув и поняв, что, если им и предстоит встретиться, избежать этого Трамп не сможет, потому что зависит это не от него, парень ближе жмется к горячему телу хоккеиста и урчит что-то невнятное. «Можешь доесть шарлотку» —предлагает Коля, а Бэррона почему-то пробирает на неловкий смех. Заботливый Коля—самый любимый Коля для Бэррона, это самая настоящая правда. «Я не голодный» —отказывается Трамп и утыкается Коле в щеку, перебирая пальцами по натренированной груди. Белорус вдыхает теплый, уже ставший таким родным и успокаивающим, запах, называет Бэррона крошечным и предлагает начинать собираться. Бэррон думает, что Коля начнет торопить его, но Лукашенко бросает, что если Бэррон опоздает совсем на чуть-чуть, то он честно не будет злиться. Бэррон уже в который раз подумал, что Коля у него самый лучший. Так начали сборы. Коле собрался раньше Бэррона, но это и не удивительно: когда белорус уже собирал свою учебную сумку, Бэррон только выбирал в какую из Колиных кофт ему сегодня разрешат влезть. Лукашенко поглядывает на парня краем глаза и, если честно, то ему абсолютно все равно в чем там Бэррон ходит, пока это его вещи. Сначала было странно и неловко, что парни могли заметили или что-то вроде, но со временем стало как-то по барабану. Бэррон счастливый, а значит все в порядке, с остальным Коля как-нибудь разберется по мере наступления. —Я не знаю, что выбрать, —отчаянный вздох первокурсника лишь забавляет. Коля зачесывает волосы назад, подходит сзади, сжимая Бэррона в объятиях. Бейкер ойкает, но тут же в любимых руках расслабляется, гладит хоккеиста по голове и хмыкает, —а ты что думаешь? —Коля мельком осматривает две свои совершенно одинаковые толстовки с разным принтом, пожимает плечами и целует Бэррона в открытый участок шеи, прокладывая дорожку до покрасневшего чуть ли не до самого кончика, ушка. —Все, что угодно, —бурчит белорус, —тебе идет абсолютно все, —Бэррон в ответ смущенно смеется. —Ты меня смущаешь, —Коля покрепче сжимает свое солнце, не переставая наслаждаться тем, какой Бэррон игривый и нежный в его руках. Даже его смущенный смех кажется самым заразительным и самым прекрасным на свете. —Это чистая правда, котенок, —шепчет Коля, —я бы не стал тебе лгать, —хмык, —особенно в этом, —некоторое время они стоят молча. Хоккеист сжимает по-своему хрупкое тело у себя в руках, чувствует неловкие, но безумно приятные, прикосновения холодных подушечек пальцев к собственным костяшкам, слышит чуть обрывистое, но такое успокаивающее дыхание Бэррона и на секундочку, всего одну, в голове проскакивает совершенно эгоистичная мысль, чтобы просто завалить Бэррона и остаться с ним в комнате вдвоем. С чего такие мысли у Коли не очень понятно, скорее всего это влияние самого Бейкера, которые не прекращает их игры ни на один день. Может Бэррону пора съехать обратно, думает Коля, чувствуя укол вины за такие мысли, для его же здоровья и крепкого сна белоруса, с которым они попрощались, как только за порог их комнаты ступило вот это нечто с слишком активным либидо. Коля не против, Коля только за, вот только он беспокоится за Бэррона, да и, если честно, он сам уже затрахался. Не устал, нет, конкретно затрахался. Коле уже хочется просто лечь, послушать фырканье, вперемешку с какими-то словами и мурчанием, сонно поцеловать Бэррона в висок, как он любит это делать, и отрубиться на так нужные ему восемь часов. Лукашенко вздыхает, —ну что, ты решил? —в ответ угуканье. —Пойду в этой, —и указывает на какую-то с белыми хаотичным принтом. Коля шепчет «хорошо», притягивает Бэррона еще ближе, практически неслышно бубня «так не хочется отпускать». Бэррон переспрашивает что он сказал, но Коля лишь улыбается, лохматит волосы и выпускает Бейкера из рук. Пора одеваться, собираться и выходить. Впереди трудный учебный день.

***

Коля ждет, пока Бэррон завяжет шнурки на кедах, наблюдая за тем, как волосы парня смешно подпрыгивают во время движений, но отвлекается, как только телефон в руке коротко вибрирует, уведомляя о сообщении. В общий чат Мэтт пишет, что Колян лох, раз проспал, а Марк в личку, что они с парнями уже в учебном здании, и лучше бы Коле с Бэрроном поторопиться. Занятия Бейкера начались вот уже как минуты три назад, а он все возится со шнурками. Коля нервничает, хотя сам сказал, что если тот немного опоздает, то он ничего не скажет. Впрочем, он ничего и не говорит, лишь смотрит, да вздыхает. —Не вздыхай так, я уже все, —Бэррон выпрямляется, закидывает сумку на плечо и кивает белорусу на дверь, мол пойдем уже. Коля ничего не отвечает, пропускает Бэррона вперед, а сам закрывает дверь их комнаты, пока первокурсник елозит носком по линолеуму, заправляя волосы за уши. Пока парни спускаются на первый этаж, Бэррон спрашивает о планах на вечер. Коля жмет плечами, говоря, что это обычно зависит от всеобщего настроения и количества заданной домашки. Бэррон в ответ мычит. Между делом Коля спрашивает не звонили ли Бэррону насчет его кровати. Трамп качает головой туда-сюда, раздумывая с секунду: —Нет вроде, если за сегодня не позвонят, я спрошу у коменданта, —в ответ Коля лишь кивает. На самом деле Бэррон хотел выдать что-то вроде «я вам уже надоел, да?», но решил, что это слишком выдаст его шаткое состояние. Бэррон, порой, удивляется сам себе: ему хватает буквально секунды, чтобы от состояния адекватного восприятия себя перейти в самобичевание. Это не нормально, Бэррон понимает, но ничего не может с собой сделать. Скоро все пройдет, как только Бэррон убедится, что он действительно в полной безопасности, —а чего спрашиваешь? —все-таки не сдерживается и спрашивает Трамп, глянув на белоруса искоса. —Да просто, —вновь жмет плечами хоккеист, но после понимает, какой ответ должен был прозвучать на самом деле и его скрытый смысл. Коля вздыхает, здоровается со своей вахтершей, и парни выходят на улицу, —ты не надоедаешь, просто жить втроем, —хоккеист поджимает губы, усердно думая о чем-то, —комната хоть и большая, но явно не рассчитана на трех проживающих, —вздох, —к тому же Марк постоянно рядом, —парень на секунду замолкает, —это напрягает, то, что я не могу касаться тебя, когда захочу. На улице поднимается ветер, а с ним заодоно и волосы Бэррона. Трамп хватается за голову, придерживая те, одновременно с этим раздумывая о словах парня. Им осталось идти всего каких-то пару метров. —Но ты можешь, —выдает вполне очевидную вещь Бэррон, когда они заходят внутрь. Почему-то некоторые оборачиваются, словно увидели что-то страшное и скорее хотят убедиться, что им показалось. Коля вспоминает совпадают ли у них этажи, но вспомнить не успевает, потому что Бэррон явно идет в том же самом направлении. —Конечно могу, —соглашается белорус, когда они уже поднимаются по лестнице. Мимо проходит компания, среди которой Бэррон замечает Еву, что пялится на них с перекошенным лицом, но уже через секунду забывает об этом, —Но мне не нравится смешивать личное с остальным, —короткий вздох, —с парнями я другой, —еще один, более раздраженный, —а общаться с тобой, как с ними, —хоккеист усмехается, —это слишком, —и тут же, тише, —ты заслуживаешь лучшего, —Бэррон нервно смеется, поглядывая на время. Коля толкает дверь на этаж и тут же замечает парней. Никита с Мэттом, как и всегда, сидят на подоконнике, Марк рядом. Лукашенко поправляет волосы, понимая, что они расстаются на несколько часов. Непривычно, Коля как-то за эти пару дней привык к тому, что Бэррон постоянно рядом, —в общем, не знаю, меня это напрягает, —подытоживает парень, останавливаясь возле кабинета, где у Бейкера пара. —Ладно, я понял тебя, —на выдохе произносит Бэррон, —в любом случае, —Трамп неловко хлопает Колю по предплечью, практически дружески, если не учитывать тот факт, что они, как бы, встречаются и Бэррон предпочел бы обнять его, нежели просто хлопнуть. Но тут Колины друзья, которые знают Бэррона как друга белоруса—кроме Марка, Марк знает о них—и нельзя при них палиться, —не думай об этом, —Коля коротко хмыкает, с огромным усилием побарывая в себе желание потрепать парня по голове. —Это мои слова, вообще-то, —Бэррон неловко краснеет. Он все еще не привык к этому заигрывающему тону, иногда проскальзывающему у хоккеиста. Лукашенко смотрит на это полыхающее чудо и понимает, что еще секунда и им будет сложно разойтись, —ладно, иди, напишешь мне, если что, —Коля кивает на дверь. —Обязательно, —коротко усмехается Бэррон, выглядывает из-за Колиной спины и машет остальным парням, забегая к себе в аудиторию, на ходу извиняясь за опоздание. Коля медлить не стал, сразу после того, как дверь хлопает, разворачивается и подходит к парням. Мэтт спрашивает почему они вообще пришли вместе, на что хоккеист отвечает, что просто пересеклись на улице и дошли вдвоем, да и вообще какая ему нахер разница, это же Бэррон, а не какая-то девчонка. «Кстати, о девчонках» —Мэтт поднимает указательный палец вверх, словно он профессор, которых хочет объяснить заумную задачку, но на деле же все оказывается куда проще. Стивенсон, ухмыляясь так, как может только он, интересуется у Коли когда он познакомит своих друзей с той самой, что так искалечила его спину, но в ответ получает лишь неопределенный хмык, который сбивает с толку. Коля не злится, не раздражается, просто хмыкает и подпирает почти залеченной спиной стенку. Мэтт в шоке уставился на парня, словно это и не Коля вовсе. И пробует задать вопрос еще раз, решая, что он просто не услышал. Но на него быкует Никита, говоря, что он достал уже спрашивать всякую херню. Мэтт практически оскорбляется, но Ершов бубнит, что если у него кто-то и есть, он сам об этом потом расскажет. Стивенсон обиженно пыхтит, но все-таки замолкает, а Коля начинает чувствовать, как ему совесть давит на грудь и не дает вдохнуть хоть капельку жизненно важного воздуха. В голове в очередной раз всплывает уже надоевшая мысля, что парням надо рассказать. Но ее тут же душит собственный страх быть брошенным и оставленным, не давая той и малейшего шанса на существование. Марк в лице белоруса перемену замечает, делает вид, что смотрит на время, и предлагает парням уже заходить внутрь. Мэтт возмущается зачем так рано, на что Уокер, на лице которого не дрогнул ни один мускул от этого громкого ора, отвечает, что если он хочет, может лечь, заснуть и сдохнуть. Тут же между парнями повисает тишина. «Я могу и один зайти» —устало вздыхает Марк и, не дождавшись ни от кого ответа или какого-нибудь дебильного звука, разворачивается и заходит в аудиторию. —У него все нормально? —словно в пустоту спрашивает Никита, не ожидая, что ему ответят. Еще больше он не ожидал, что рот откроет именно Мэтт. —Даже если и нет, —вздыхает Стивенсон, —он никогда не скажет, —взгляды тут же переводятся на канадца, который из ребенка за секунду превратился в адекватного парня, —в этом весь Марк, —на выдохе произносит младший, а остальные оба с ним соглашаются, —пойдем? —вопрошает Стивенсон, но ему не отвечают. Никита спрыгивает с подоконника, подбирая свою сумку с пола, и это служит своеобразным толчком для всех. Парни заходят внутрь, замечая нескольких одногруппников, что занимались своими делами—большинство, конечно, просто разговаривали между собой—и решают, что идея Уокера была не такой уж и плохой. Марк до сих пор роется в своей сумке, кидая на вошедших друзей всего один холодный взгляд. Всех троих передергивают, но они мысленно решили делать вид, что все нормально, поэтому подходят ко своим местам, начиная повседневные разговоры и повседневную суету. Никита заходит в телефон, как и Мэтт, а Коля, достав все нужное, поворачивается и смотрит на старшего долгих тридцать секунд, пока тот сидит в телефоне. Отвлекает его звук приходящего сообщения. Mark: прекрати на меня пялиться или я расскажу все Бэррону. Коля слишком громко усмехается, откидываясь на спинку стула. Kolya: он знает, что кроме него, меня никто не интересует, обломись. Марк делает вид, что его сейчас стошнит. Mark: отвратительно, Коля, не говори так больше никогда. Упомянутый в жизни смеется. Всего секунду. После его лицо принимает серьезный вид. Kolya: с тобой все нормально? Mark: а с тобой? И оба тут же поднимают глаза друг на друга. Марк понимает, что именно промелькнуло в голове белоруса в тот момент, когда Никита сказал те слова, но правда не понимает, почему тот не может переступить через себя. Это не так сложно, как кажется, но Коля словно цепенеет, когда думает об этом. Для Марка это странно и непонятно. Mark: ты помнишь, что я тебе сказал, после того, как ты признался? Коля не отвечает, но Марк спиной чувствует, как тот напрягся. Mark: помни, пожалуйста, об этом. Mark: и прекращай думать слишком много Mark: так и головой поехать можно. —Вы че переписываетесь, сидя рядом? —ржет Мэтт, —вы конченные? —гогот разносится чуть ли не на всю аудиторию, а Марк готов поклясться, что ему сейчас стало все равно на то, что за убийство сажают. —А может ты конченный? —взрывается Уокер, —иди соси палец, не вмешивайся в проблемы взрослых, —Стивенсон передразнивает его, за что получает кулаком по башке и грозный, почти готовый на то, чтобы свернуть ему шею в одно мгновение, взгляд, —тебе жить надоело? —вопрошает старший. —Да мне скучно просто, —Мэтт зевает, откидываясь назад и закидывая ноги на парту, —телки все морозятся, —жалуется парень, но его никому не жаль. —Если ты так и продолжишь называть девушек «телками», то к концу жизни тебе будет помогать только дрочка, —бурчит Никита, отрываясь от телефона всего на секунду. —Мне ж не на всю жизнь, —усмехается Стивенсон, —ночь максимум. —Скажи это своей шаболде, —не выдерживает и вставляет свои пять копеек Уокер, надеясь хоть так пробудить давно умершую и похороненную под кучей плиток совесть, но нет, Мэтт даже не реагирует. —У нас с Евой свободные отношения, —и вздыхает, так удрученно, —это выматывает, —У Марка перекашивается лицо. —Что конкретно тебя может выматывать, кроме тренировок и заливания пива в свой организм в четыре утра? —Стивенсон, казалось, всерьез задумался над словами. —Секс, —Марка почти стошнило, —порой я думаю, что трахаюсь просто чтобы было, —Никита с Марком одновременно закатывают глаза. —Философия—это не твое, друг мой, —Никита хлопает его по плечу, —тем более размышление на такие темы, —усмешка, —не думай, вдруг поумнеешь и поймешь, какое ты хуепутало, —Мэтт угорает, бьет Никиту по предплечью и чуть ли не падает со стула. «Сядь нормально» —ворчит Уокер. Мэтт называет его страшненькой мамашей и садится нормально, когда в аудиторию входит преподаватель. Больше парни не разговаривают, потому что начинается пара. Марк поворачивает голову на Колю, который подпирает щеку кулаком и смотрит в никуда. Уокер хочет спросить, что с ним, но вовремя вспоминает, что это бесполезно, потому что белорус ему вряд ли ответит. Марк лишь пихает его в бок, кивая, мол, пара началась, на что ему отвечают «угу» и дальше уходят в себя. Ну, попытаться стоило. Коля перестал слушать наиинтереснейший диалог в мире еще когда он только начался. Мысли Мэтта дебильные, как и он сам. Устал он. Конч. Вот кто устал, так это Коля. Неловко сознаваться в этом, тем более самому себе, но белорус был просто дико счастлив, что утром, как и прошлой ночью, ничего не было. Ему правда хотелось просто поспать, просто отдохнуть. Да, Бэррон соблазнительный и все такое, не трогать и не хотеть его может, наверное, только мертвый, да и то будут вопросы, но Коле нужен отдых. Жизненно необходим. Как и телу Бэррона, понимает он это или нет. Вообще, если так подумать, все это у Бейкера началось как-то слишком резко, хоккеист даже не скажет когда именно, потому что не помнит, но, возможно, после того как он был слишком груб с ним. Коля закрывает лицо руками, вздыхая. Пиздец, что он наделал. Он же не включил какую-то функцию, которую теперь не выключить? Бэррон ведь не всегда будет таким? Коля Бэррона любит, но блять, иногда нужно просто спать, просто мыться и просто готовить на кухне, а не заниматься сексом при любом удобном случае. Может Бэррон нимфоман? Белорус подпирает лицо ладонями, задумчиво хмыкая. Но раньше же такого не было. Хотя откуда Коле знать, Бэррон и сам, он уверен, не знал об этом. В голове всплывает тупая, но легко осуществимая идея. Просто посмотреть в интернете. Но тут уже возникает другой вопрос. Что именно ему писать? Первое, что приходит на ум: «слишком активная половая жизнь», но белорус сразу же набирает другое, стоит ему заметить «частый секс сокращает продолжительность жизни мужчин». Коля откидывается назад, усердно думая над поведением Бэррона. Оно слишком отличается от обычного полового созревания, да и Бейкеру уже семнадцать. Хотя…если учитывать тот факт, что он только-только познал все прелести половой жизни…Лукашенко вздыхает, чувствуя, как голова начинает болеть от слишком разных, переплетенных между собой, мыслей. Он не знает, а поэтому просто набирает первое всплывшее слово, а дальше просторы интернета ведут его за ручку, указывая, что у Бэррона, скорее, сатириазис, поскольку нимфомания—это исключительно женский термин. Белорус так увлекается, пытаясь вчитываться в каждую строчку, что совершенно не замечает, как возвращается в привычное положение и что Марк уже как минут пять читает вместе с ним. —Интересная статья? —издевательский смешок на ухо. Коля вздрагивает, тут же выключая телефон.