Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

К счастью, отсутствие Уокера ничего не поменяла в расстановке приоритетов Лукашенко. Когда Марк вошел в комнату, тот сидел на полу, оперевшись спиной о кровать, раскачивал коленом и что-то писал в своей тетради по хирургии. Бэррон все еще спал. Даже с места не сдвинулся, хотя это понятно, учитывая, что белорус в него влил и в каких количествах. Они это не обсуждали с Колей, да и вряд ли надо, тот явно не собирался возвращаться в тот день и переживать уже произошедшие события. Коля итак уже выглядел, как ходячий труп, этого вполне хватило, чтобы Марк отстал от него, хоть и с явной неохотой. Лукашенко даже не потрудился сделать вид, что заметил приход друга, он даже не дернулся, когда Уокер вошел в комнату и с каким грохотом бросил сумку на пол, прошелся пару шагов и грохнулся на диван, раздраженно вздохнув. —У нас сегодня не было пары, но узнали мы об этом только когда она уже началась. Мне пришлось написать Джастину, чтобы он разобрался и отпустил нас, но он сказал, что это будет не сразу и попросил нас войти в кабинет. Мэтт свалил сразу и, я думал, он больше не появится, но знаешь, что он сделал? —сделав всего секундную паузу и не дождавшись ответа, Марк продолжил, —принес мне кофе, а Никите пепси. Он так и не объяснил и откуда у него деньги, но мы и не спрашивали. Знаешь, мне кажется, с ним что-то происходит. Он сегодня даже попросил Еву не доставать нас вопросами о тебе, а это для него, кажется, вообще что-то невероятное, она же вертит им как хочет…—еще даже не закончив свою тираду, остановившись вдохнуть воздуха, дальше Марк продолжить не смог. Коля медленно закрывает свою тетрадь, поднимает впалые, с черными синяками под ними, глаза на друга и спрашивает уставшим голосом: —Кто такой Джастин? —А? —не понимает Уокер, а когда до него доходит, что это имя Коле просто не знакомо, отмахивается, но тем не менее отвечает, —староста с пятого курса, такой высокий блондин, —на пальцах объясняет Марк, однако интерес Лукашенко тухнет уже после слова «староста». Марк это замечает, поджимает губы и выжидающе смотрит целую минуту, —Коль, все в порядке? —Как думаешь, что с Мэттом? —Марка бесит, когда так явно перескакивают с темы на тему, но он ничего не может сделать. Если Коля не хочет разговаривать с ним о собственном состоянии, то Марку остается лишь смириться с этим. Как бы его это не бесило. —Я не скажу тебе, —произносит Уокер, замечая в глазах белоруса немой шок и недоумение, —у меня есть предположение, но я не скажу тебе. —Мы друзья. —И тем не менее, мы не всем друг с другом делимся. Коля чувствует острый укол вины в районе сердца. Да, каждый из его друзей знает о нем что-то понемногу, но, если сложить все эти факты в одно целое, получится цельный пазл. И тем не менее, никто из них не будет этого делать. У Марка и Мэтта есть свои секреты, свое прошлое, как и у Коли с Никитой. Белорус поднимает глаза на болтающего ногами Уокера на диване. Он отлично может себе представить их рядом. Марка, что лишь снаружи выглядит сильным и несгибаемым, и Мэтта, который хоть и дурак дураком, но практика показала, что, когда ты падаешь лицом в собственное дерьмо, из него тебя, хохоча во всю глотку, вытаскивает именно Стивенсон. Да, Уокер скрытый и ранимый, да, Мэтт грубый и живет одним днем. Но они так до противного дополняют друг друга, что Коле становится тошно. Тошно за себя и свое отношение к Никите. Они ведь тоже могли бы быть такими, вот только Лукашенко предпочел отдалиться, чем поговорить с лучшим другом. Желудок скручивает чувство вины. —Это было грубо, —с болезненной усмешкой произносит хоккеист. В ответ короткое пожимание плечами. Марк раскачивается на диване, гуляя взглядом по комнате, иногда задерживая его на Коле и Бэрроне. —Хочешь что-то сказать—говори, —вздыхает Уокер, вставая с дивана. —Вы просто нечто, —Марк ничего не отвечает, хватает спавший с сумки бомбер Мэтта и просовывает в рукава руки, накидывая тот на плечи, —вы могли бы встречаться, —Марк на это заявление лишь сдавленно прыскает, подходит к Коле и присаживается перед ним на корточки. —Я слишком хорош для него, а он слишком ребенок, увы, за наше счастье не болей, —хлопнув Лукашенко по плечу, Марк нащупывает в кармане пару баксов, подходит к двери и, чуть помедлив, оборачивается, —пройдешься со мной? Хочу в круглосуточный зайти. —До него час идти, —предупреждает парень, тем не менее поднимаясь со своего места. —Так идешь или нет? —С секунду помедлив, Коля встает окончательно и останавливает взгляд на Бэрроне, —можешь до ворот проводить, я сам схожу, тебе бы воздухом подышать, —наклонившись к Трампу и видимо проверив что-то, хоккеист кивает. —До ворот ладно. Марк жмет плечами, хотя на самом деле глубоко в душе ликует. Ему удалось вытащить Лукашенко на улицу—значит все еще не так плохо. Коля может двигаться, а это значит, что никакой затяжной хандры не случится. Разве что только белорус сожрет себя за живо, но Уокеру к этому не привыкать. Он знает как и из этого состояния выйти. Он, походу, вообще знает все те чувства, которые Коля сейчас испытывает. И именно поэтому такие недолгие прогулки могут смягчить самосуд белоруса. Он должен понять, что жизнь не остановилась. Он не должен делить себя, как Марк, на «до» и «после», потому что все, что происходит с ним—лишь события одной полосы. Усмехнувшись собственным мыслям, Марк качает головой. И почему нельзя отмотать время на пару лет назад, встретиться с прошлым собой и вытолкать из усыпанной звездами спальни, в которой Марк заперся и отказывался даже на балкон выходить. Марку не стоило делить себя, но уже ничего не поделаешь. С Колей он этого не допустит. С Колей все будет в порядке, он останется единым целым. У него есть Марк и Бэррон, который в любом случае оклемается. Как только это случится, Марк отойдет на второй, а то и третий план, потому что на первом для Коли всегда теперь будет Бэррон. Даже завидно. —Ну, мы идем? Уокер вздрагивает, поскольку не думал, что Коля соберется так быстро. Лукашенко переоделся в новые джинсы, футболку и кофту на молнии, ту самую, которая теперь гоняется на плечах Трампа и облюбована им со всех сторон. Марк старается не заострять на этом внимания, неловко разминает шею, и они выходят в коридор, тут же сталкиваясь с Мэттом и Никитой, которые шли в свою комнату, кто-то за тем, чтобы поспать, как Никита, а кто-то чтобы прибухнуть и поиграть в фифу, как Мэтт. Тем не менее, оба парня при виде Лукашенко оживились. —Кто-то умер? —не сдержал едкого замечания Стивенсон. Коля сильно нахмурился и процедил, сквозь зубы «что?», —у тебя такой вид, будто кто-то умер, ты вообще спал? —канадец заправляет по четыре пальца в карманы джинсов, оттопыривая большие пятые и чуть нагибается, заглядывая другу в изнеможённое лицо, —Колян, завязывай, экзамены еще не скоро, не дрочись ты над ними так, —просит Мэтт, а Коля бросает короткий взгляд на Марка. Этого хватает, чтобы понять—Уокер опять прикрыл его жопу. Расслабив лицо и поняв, что он все равно ничего не собирается им объяснять, Лукашенко выдает многозначительное «ага» и засовывает руки в карманы кофты. Никита же, сверля Колю взглядом все это время, заметил, что друг выглядит уже слишком подавленным и словно забитым для человека, который готовится к экзаменам. Коля уже хочет было ответить что-то, может быть даже приоткрыть завесу из тайн и выцедить, что ему было не очень хорошо, но его сбивает громкий возглас Мэтта. —Кстати об экзаменах! —восклицает парень, —погнали на каникулы в Канаду, Никитос и Марк отказались, потому что они маменькины сынки, Колян, ты-то меня поддержи! —канючащим голосом большого ребенка ноет Мэтт, а двое упомянутых тут же направляют свои заинтересованные взоры на звезду по имени Николай. —В Канаду? —переспрашивает он, словно не расслышал, хотя Мэтт, как обычно, орет даже когда просто разговаривает. —В Оттаву, да, там зима покруче будет, чем тут, тут просто фуфло для девчонок, —Мэтт гордо вскидывает голову, но тут же хватает Уокер за плечо и, хлопнув по нему, притягивает к себе ближе, —даже эта девочка кутается в чужие кофты, не стыдно, Уокер? —издевательски язвит он прямо на ухо, но тут же получает в нос и отпускает друга. —Пошел на хуй, —ни капли ни зло посылает его француз, поправляя слезший с плеч бомбер, —ты мне сам его сбагрил. —Да-да, насрать, —Мэтт, шмыгнув носом для проверки не сломан ли он, вновь обращается к Коле, —мы еще вернемся к этому разговору! —предупреждает он. —Сначала нужно сдать экзамены, —спокойно произносит Лукашенко. —сдай, а потом посмотрим, —Мэтт, казалось, искренне удивился. —А че только я? —Ты единственный, кто ничего не делает все эти три года, —подсказывает канадцу Ершов. —И все равно остаешься в списках на перевод, —с каким-то сожалением произносит Уокер, но тут же давит улыбку, делая эту фразу ни капли не обидной. Мэтт пихает Марка в бок, тем не менее тоже хмыкает над шуткой. Парни расходятся, когда Марк вспоминает о том, что ему нужно было в магазин. «Вы вдвоем?» —вопрошает Никита, но оба тут же мотают головой, а Уокер еще для пущей уверенности и руками. Марк небрежно пихает Колю в плечо, объясняя, что этот труженик согласился проводить его лишь до ворот. «Ты че сам пойти не можешь, тебе охрана нужна?» —фыркает Стивенсон, но тем не менее на этой язвительной ноте их диалог заканчивается. Канадец с собратом-славянином заваливаются в свою комнату, а Марк сжимает пальцы на кофте Лукашенко и тянет того к выходу из кампуса. Марк ожидал, что Коля начнет расспрашивать его о том, что Уокер там наплел остальным, но к огромному удивлению белорус не проронил ни слова до самых ворот. К концу их недолгой прогулки Марк сомневался стоит ли отправлять Лукашенко назад одного, но другого выхода не было. Нужно же как-то отпускать своих детей в свободное плаванье, давать им некую свободу или хотя бы ее смутное ощущение. —Ну и что это было? —все-таки не сдерживается белорус, когда Марк уже хочет было выйти за ворота и, махнув другу, удалиться в ближайшую кругласутку. —Ты про тебя и твое задротство к учебе? —с неким интересном спрашивает он, получая в ответ короткий кивок и скрещенные на груди руки, —ну не говорить же им правду, —вздыхает Уокер, видя, как вздрагивают плечи хоккеиста. Одно мимолётное, но явно показывающее состояние его друга целиком и полностью, движение, —а это было самое разумное вранье, —пауза, —к тому же, зная тебя, ты реально бы засел за учебу в любое время суток, —Марк делает короткий вздох, —ну или так было раньше, не суть, ты понял меня. —Спасибо. Марка аж всего перекашивает. —Не говори так, —просит он, —я ничего не сделал, —Коля явно не согласен с ним, но высказываться не собирается. Лишь жмет плечами, мол как хочешь, и, бросив короткое «бывай», уже хочет уйти, как Марку на телефон приходит сообщение, заставляя Лукашенко на секунду остановиться. Любопытство кошку сгубило, хочет было фыркнуть Уокер, но вовремя вспомнил о Бэрроне и заткнулся. Вот о кошках сейчас вообще говорить не стоит. —Кто пишет? —спрашивает белорус, а Марк аж несдержанно хмыкает от этого заинтересованного голоса. —Да так, —уклончивый ответ ни разу не удовлетворил хоккеиста, тем не менее наседать он не стал. По лицу Марка было видно, что этому сообщению он удивился и не в плохом смысле. Такое бывало редко, —я, наверное, вернусь поздно, —говорит он, параллельно отвечая, —или утром, —Марк жмет на кнопку отправки сообщения и поднимает глаза на Колю, —как-нибудь без меня управишься? —Коля должен был рыкнуть на него и послать куда подальше после таких реплик, но Коля уже не Коля, поэтому он просто вскинул бровью, бросил «ладно» и теперь уже окончательно удалился. Марк наблюдает за спиной белоруса, пока тот не скрывается из виду, и только после этого застегивает бомбер и выныривает на улицу. Ни дня без приключений.