Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Не ограничится. Ну, это было понятно, глупо было предполагать, что остальные симптомы обойдут Бэррона стороной. Сонливость, одолевшая первокурсника, спала через час, за который Коля с Марком успели окончательно остыть, а Лукашенко даже засесть за домашку и изучение материала перед предстоящей проверочной. Перед тем, как Бэррон окончательно проснулся, Марк позвонил Мэтту. О чем они разговаривали Коля не слышал, поскольку Уокер вышел на балкон и закрылся. Да, звукоизоляция у них в кампусе хромает, но старший, видимо, старался не повышать голоса и поэтому до белоруса доходили лишь обрывки слов: «ясно», «да-да» —и какой-то сдавленный смех. Марк выходит с балкона, хмыкая в трубку «ладно, до скорого», как раз в тот самый момент, когда Бэррон болезненно стонет: «голова» и приоткрывает дрожащие веки, тяжело дыша. Коля хотел спросить у Марка в чем дело, но быстро сообразил, что Бэррону он сейчас нужнее, поэтому друзья лишь переглянулись, поняв, что, если разговор и будет, явно не в ближайшее время. Уокер откладывает телефон на стол, возле выключающегося ноутбука Лукашенко, и, обойдя друга, принимается наблюдать за тем, что происходит, в ожидании либо того, что его попросят помочь, либо попросят свалить. Коля останавливает Бэррона, когда тот предпринимает попытку самостоятельно подняться, осторожно берет его за предплечье и помогает, оперев Трампа о собственное плечо. Бэррон прячется, как котенок, в изгибе шеи белоруса, жалуясь, что у него мир перед глазами плывет. —Тошнит? —Нет, —отвечает он, слабо мотая головой, —просто все кружится, —Бэррон хватается за Колю здоровой рукой, сжимая свитер своими чуть подрагивающими пальцами, а после как-то ослабленно смеется, —Коль, —в ответ короткое мычание, —не хочешь в душ сгонять? Марк подавляет истерический хрюк, делая вид, что откашливается, а белорус цыкает, несильно шлепая Бейкера по плечу. Неловко. Вообще-то он собирался, все-же он изрядно вспотел, пока гонялся за мячом, но шоковое состояние напрочь отбросило эти мысли и даже само ощущение грязной кожи ничуть хоккеиста не напрягало, поскольку он уже как-то привык к этому. Теперь же Коля может в полной мере ощутить собственный идиотизм от забывчивости. Он отрывается от Бейкера, стараясь не навредить его руке, и совершенно молча удаляется в ванную под пристальный взгляд оставшихся в комнате парней. Как только на пол душевой падает что-то тяжелое, а до ушей доносится шипящий звук воды, Марк все же не выдерживает и несдержанно смеется, обхватывая себя поперек живота. —Это было круто, —Бэррон на это заявление непонимающе хлопает глазами, а после сводит брови и произносит: —Я сказал что-то смешное? —Марк даже поперхнулся воздухом от того, насколько грубо это прозвучало. Уокер выдает сдавленное «э», но Трамп опережает его, —почему ты вообще все еще тут? —Прости? —у Марка аж брови подскочили от этого наглого тона, —это моя, вообще-то, комната тоже. —Да? —Старший хмурит брови, когда Бэррон неверяще хмыкает, —не заметил. —Ты обнаглел, Бейкер? Дверь ванной комнаты хлопает с немного грубоватым: «тон смени». Марк в шоке уставливается на друга, но ему снова не дают вставить и слова. —Ты знал побочки. —Я не думал, что он будет вести себя так. —И часто ты? —Марк не понимает его. «Что?» —вопрошает он, —не думаешь? —В Лукашенко летит мысленный пинок, когда как хоккеист стирает скатывающуюся каплю с шеи и обходит Уокера, возвращаясь обратно к первокурснику. Бэррон тянет ручки к своему нападающему, льнет ближе и, несмотря на фантомную боль, которую он явно чувствует, мурчит ему в шею, что он мечтал об этом со дня приезда. Коля зарывает пятерню ему в длинные светлые волосы и чуть массирует затылок, привлекая ближе. Марк чувствует себя третьим лишним на этом празднике жизни, поэтому встает, накидывает бомбер Стивенсона и, взяв телефон и сунув в карман, отчаливает, желая парням удачи. Коля гладит Бэррона по волосам, спуская ладонь к основанию шеи. Бейкер вздрагивает, когда чувствует к себе столь странное и неловкое прикосновение, но ничего не говорит. Ему так не хватало Коли все это время. Ощущения его чуть грубоватых ладоней, шершавых подушечек пальцев, проезжающихся по коже, его твердости и смирения с поведением своего парня. Бэррону так хочется почаще оставаться с ним вот так вот, просто сидеть рядышком и нежиться, не разговаривая. Проходит несколько секунд, после которых Бейкер все же нарушает тишину, перебирается к Коле в ноги, несмотря на возмущенное «у тебя рука», и откидывается назад, спиной ощущая гулкое сердцебиение хоккеиста. «Я тут недавно подумал» —начинает Бэррон, стоит белорусу окончательно расслабиться с ним и уложить свою голову ему на плечо, — «нам, наверное, не нужно разговаривать об этом» —Коля немного не понимает про что он, пока Бейкер не приподнимает свою ладонь и не проводит пальцами по щеке третьекурсника, — «я про признание», —в ответ Лукашенко обхватывает котенка поперек талии и жмет ближе к себе, вызывая тихий смех, — «я в порядке, правда, я понимаю, что для тебя это сложно», —Коля хочет было что-то сказать, но Бэррон несильно шлепает его по щеке, — «не говори ничего», —смешок, — «назови меня моим прозвищем», —и тут же, — «по-русски, я хочу чтобы ты сказал это по-русски». Белорус неловко улыбается ему в макушку, поддается вперед и выдыхает в самое ухо: «котенок», из-за чего Бэррон вздрагивает, тянет Колю на себя и целует, подрагивая и смеясь между поцелуев. Коле нужно было помнить о том, что состояние Бэррона, особенно эмоциональное, сейчас нестабильное и оно может поменяться в обратную сторону в совершенно любой момент, но своими любовными действиями Бейкеру как-то удалось усыпить бдительность хоккеиста. Перевернувшись лицом к белорусу, Бэррон, медленно прогнувшись в спине, спускает свою ладонь ниже по тяжело дышащей груди, но ее тут же перехватывают и забрасывают себе на шею. Бэррон протестующе мычит, но от него отрываются и хмыкают в чуть приоткрытые губы: —Второй раз я не попадусь. Бэррон смеется: «как жаль», уже через секунду отталкивает Лукашенко от себя и слезает с насиженного места на удобных бедрах. Коля не успевает за ходом событий, как Бэррон вмиг мрачнеет и вздыхает: —Я сильно его обидел, да? —А? —белорус сначала не понимает о ком идет речь, но вспоминает недавний диалог, который больше напоминал перебрасывание ножами с Марком и хмыкает, —не обращай внимания. —Но я так не могу! —вскрикивает Трамп, тут же злясь, стоит Коле прикрыть его рот ладонью: «не так громко». Бэррон пихает руку хоккеиста от себя, фыркая, —не затыкай меня, Лукашенко. Ну вот, думает третьекурсник, у него опять испортилось настроение. Коля послушно убирает руку, заводя ее за спину и облокачиваясь на ту. Бейкер смотрит на него с какой-то злобой, но уже через секунду вновь наваливается и фыркает: «ну не смотри так на меня, я не могу на тебя злиться!». Хоккеист жмет плечами, мол он тут ни причем, гладит по голове и спрашивает не болит ли у Бэррона рука. Впрочем, вопрос Бейкер проигнорировал, уткнулся в своего парня и пробурчал: —Я, правда, был не прав, —Коля вздыхает, одним коротким хлопком по плечу прося Бэррона посмотреть на него, что парень и делает. —Поговорите потом. Бэррон мечется по лицу хоккеиста видимо в поисках какого-то осуждения его поведения или признака того, что ему все равно и он говорит это лишь для того, чтобы Бэррон от него отстал, но нет. Коля смотрит на него в ответ, поправляет спадающие пряди и одними губами вопрошает: «что?», выглядя при этом так беспечно, что Бэррон успокаивается. —Правда? —Конечно, —хоккеист осторожно приподнимается с постели, предлагая Бэррону улечься обратно и отдохнуть, —он поймет, —Бейкер угукает, но белорус понимает, что его словам вряд ли поверили. У Коли получилось более-менее успокоить Бэррона. Лукашенко садится за стол, говоря, что ему нужно заниматься, так как скоро начнутся промежуточные контрольные к допускным экзаменам. Бэррон лишь отмахивается: «я понимаю», говорит, что ему будет достаточно того, что Коля просто будет рядом и если что он сможет обратить на него внимание. «Конечно, котенок» —хоккеист подмигивает ему, открывает ноутбук и под какой-то неважный треп ни о чем начинает печатать пробные ответы на вопросы, которые, вероятнее всего, попадутся на экзамене. На телефон, лежащий на столе, приходит сообщение от Марка. Он пишет, что они вместе с Мэттом вернутся поздно. На вполне логичный вопрос знает ли об этом Никита, Уокер присылает одну скобочку и просит предупредить своего славянского собрата. Коля пишет короткое «ок» и зачем-то добавляет, что Бэррон просил передать, что ему стыдно за свои слова. «Это все лекарства» —вот что отвечает старший. Больше они не переписываются. —Как думаешь, я смог бы научится играть в шахматы? —Мне нужно сходить к Никите. Бэррон направляет расфокусированный взгляд на своего парня, и улыбается, как-то глупо и уж слишком криво, прося повторить, потому что он был занят своими мыслями и не расслышал. Коля повторяет только что произнесенную фразу, получая в ответ какой-то странных хихик и простое «ну иди». Белорус настороженно вопрошает не будет ли Бэррон против, на что Бейкер сначала как-то загадочно улыбается, а после вновь принимает сидячее положение и пальцем приманивает белоруса поближе к себе. Как только хоккеист садится рядышком, первокурсник тянет его на себя и смеется в самое ухо: «я не помню кто это». Немного сбитый с толку Лукашенко хмурится, не понимая, что произошло, но тут же спрашивает, пытаясь сделать ситуацию как минимум не идиотской. «Никита?» —короткий кивок головой в ответ, — «мой друг, вообще-то». Бейкер смеется, обнимает парня одной рукой и мотает головой: «все равно не помню». —Ты в порядке? —Немного жарко, —сознается Бейкер, как-то уж слишком тяжело вздыхая, —ты очень горячий, но я все равно не могу отпустить тебя, —голос Бэррона чуть глохнет, а слова смешиваются, из-за чего их становится трудно понимать, —не оставляй меня, ладно? —Я отойду на пару минут, потом вернусь, —хватка становится только сильнее, —Бэррон, две минуты, честное слово, —Бейкер мотает головой, но его отрывают от любимого плеча, берут за лицо и быстро целуют, —две минуты, обещаю. Бейкер называет его противным, в шутку, конечно же, отпихивает от себя и угрожает, что, если ровно через две минуты Коля не вернется, они не будут разговаривать целых двадцать минут. Белорус делает вид, что очень испугался этого наказания, смеется и все-таки выходит из комнаты, тут же хлопая дверью в соседнюю. Бэррон слышит, с неким звоном в ушах, Колино «Никитос», а дальше речь на русском, которую он при всех своих усилиях понять не сможет. Может начать учить русский? Коля же с Никитой иногда говорят на русском, но их никто не понимает. Хотя, в таком случае Коле нужно начать учить французский, чтобы он смог понимать их с Марком и Мэттом, они ведь разговаривают на нем время от времени. Ну или не надо, вряд ли Коле будет интересно слушать то, о чем разговаривают они с Марком. По большей части это сериалы или парни, о которых Марк иногда рассказывает Бэррону или вбрасывает какую-то ненужную информацию. Может это и к лучшему, что иногда они не понимают друг друга. Все же должно быть хоть что-то, о чем они могут разговаривать и это останется в секрете, между определенными людьми. Но Бэррону бы хотелось выучить русский. Хотя бы потому, что Колино «котенок» звучит нежнее, чем все слова на французском, а ведь именно он является языком любви. Кстати о Коле, где он там? Бэррон садится на постели, игнорируя звезды в глазах и легкое головокружение. Оглянувшись, Трамп замечает учебную сумку своего парня, вовремя вспоминая о том, что ему так и не отдали собственный альбом. Конечно, тогда было немного не до этого, тогда была проблема посерьезнее и тупее, но не суть. Сейчас-то все в порядке. Бэррон подсаживается ближе к краю кровати, прикидывая, когда он последний раз пользовался собственными ногами, но додумать не успевает. Дверь открывается, а до ушей доносится слегка удивленное «что ты делаешь?». О, думает Бэррон, вот кто мне поможет. —Я хочу встать, —и тут же, —иди сюда и помоги мне. Коля хлопает дверью и преодолевает расстояние до Бэррона в какие-то секунды, подхватывая парня ровно в тот самый момент, когда Бейкер встает и, чуть покачнувшись, оступается. —А подождать не судьба? —ворчит хоккеист, слыша в ответ неловкий смешок. —Я знал, что ты меня поймаешь. —Знал он… Бэррон мурчит на ухо «ну не ворчи», устраивается в руках хоккеиста и хмыкает, что он собирался забрать свой альбом. Коля вздыхает, спрашивая зачем он ему сейчас. Бэррон ничего на это не отвечает, потому что после вопроса по комнате проносится музыка умирающих китов. Бейкер смущенно прячет глаза, а Коля еле сдерживает смешок. —Ты наконец проголодался? —Бэррон несильно бьет его в плечо, прося заткнуться и стереть с лица это самодовольное выражение. Про альбом забывают в тот же миг. У Бэррона темнеет в глазах и с каким-то странным «ого» он прижимается к хоккеисту, хныкая, что ему на голову словно давят все проблемы этого мира. Лукашенко ждет, пока Бейкер более-менее придет в себя, осторожно поглаживая его все это время по спине, а когда понимает, что парень может уже хотя бы голову поднять и осмотреться вокруг, вопрошает: —Хочешь пельменей сварю? Бэррон прыскает со смеху, но тут же прикрывает рот ладонью, потому что даже для него это получилось слишком громко. Коля цыкает: «что смешного?», а Бэррон лишь сильнее, насколько для него это возможно, прижимается к хоккеисту и по-кошачьи трется лбом о плечо. —Ты идеальный, ты знаешь это? —в ответ лишь непонимающее: —Я просто предложил сварить пельменей. Бэррон лохматит его волосы, кажется, млея от того, что белорус поддается ему и не отказывается от таких вот незамысловатых ласк. Коля ворчит, чтобы Бэррон прекратил так делать, но Трамп лишь хмыкает, тянет на себя и вовлекает в медленный поцелуй. Хоккеист хочет отстраниться, но Бэррон сбивчиво произносит «не надо» и целует вновь: «только так, честно». Коля ему не верит, но Трамп проводит ладонью целой руки по внешней стороне предплечья и мычит куда-то белорусу в губы. —Коль… —М? —Я правда больше не буду, —в ответ тишина, —поцелуй меня нормально, —вздох, —пожа… Колю не надо просить дважды. А Бэррону даже необязательно до конца произносить свою просьбу. Даже если бы это снова была одна из его многочисленных уловок, Коля бы все равно попался. Потому что это все еще его котенок, которому он не привык отказывать ни в каких аспектах их жизни. Тем более в таких. Бэррон вздрагивает, стоит Коле хмыкнуть, уложить одну ладонь Бейкеру на затылок и чуть надавить, впуская горячий язык в чужой приоткрытый рот, сталкиваясь не с сопротивлением или попыткой урвать первенство, а скорее с приглашением и полным согласием на все вытекающее. Бэррон чувствует, как краснеют собственные щеки, как его хоккеист перестает быть джентльменом и уже собственнически вжимается в него, как сдавливает в собственных руках и как проводит свободной ладонью по взмокшей от перевозбуждения спине. «Коль» —пищит парень, но тут же протестующе мычит, когда упомянутый пытается отстранится. «Ты опять» —цыкает хоккеист, все же отстраняясь от Бэррона. Бейкер сглатывает, стоит белорусу провести подушечкой большого пальца по его нижней губе вправо-влево и хмыкнуть «ты краснеешь». Конечно, думает Бэррон, я горю, передо мной мой чертовский обаятельный парень говорит такие смущающие вещи. «Но я ничего не делал» —шепчет он, чувствуя по спине мурашки, когда Коля забирается ему под футболку и чуть надавливает на словно прорисованные косточки. «Ошибаешься» —и целует вновь. Жадно, мокро, так, что у Бэррона голова идет кругом и пальцы на обеих руках подрагивать начинают от переизбытка чувств. Бэррон не уверен, но кажется это было что-то вроде «ты сводишь меня с ума». Трамп смеется в поцелуй, но тут же вбирает в легкие побольше воздуха и на выдохе, свистнув «Коля», отрывается от него. У хоккеиста чуть замыленный взгляд, но он отчетливо слышит это отрезвляющее «куда ты лезешь?», издавая какой-то хрипловатый вздох разочарования. —Ты сам говорил, что нельзя, —Бэррон зарывает пятерню ему в волосы, оставляя поцелуй на нахмуренном лбу. —Я помню. —Тогда, будь добр, убери свои руки с моей задницы, —в ответ вздох. —Ну, —пауза, —это очень сложно, знаешь ли. Бэррон несдержанно смеется, вновь ерошит его по волосам: «твоя честность делает тебя только привлекательнее» —сквозь смех произносит Трамп, тут же толкая Лукашенко на кровать и вновь усаживаясь на его бедра, — «теперь тебе запрещено говорить правду тем, кто не я» —Коля от такой наглости аж хмыкает, но Бэррон звонко чмокает его в щеку и сползает рядом на кровать, несильно стукая по спине. —Я жду твоих пельменей. Коля поворачивается вполоборота к своему котенку, усевшемуся на кровати, пододвигается ближе и заключает в некий барьер из рук, вопрошая: —А если у меня не получится? Бэррон на это, кажется, всерьез задумывается. —Не получается у тебя только мне врать, —щелкнув хоккеиста по носу, выдает парень, —а готовишь ты так же, как и трахаешься. Рассказать, как это? —Не надо, —Бэррон смеется с этого детского выражения лица на его извечно суровом вне комнаты парне, все же выгоняя его на кухню. Белорус бросает «я скоро вернусь», получая в ответ тихое: «уже скучаю». Выйдя из комнаты, Коля чувствует просто невероятный прилив сил. Надо же, думает он, так вот, какого это, наконец почувствовать вкус жизни.