Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

Они проходят зала, может, четыре. Бэррон не обращает внимание ни на что: ни на картины или иные экспозиции и экспонаты. Его даже не бодрит имя великого Пикассо, вылетающее из уст сопровождающей их девушки. Бэррон идет за Колей, смотрит ему в спину и считает шаги до следующего зала, иногда отвлекаясь на чужие ботинки, прошедшие рядом. Вся их группа останавливается перед очередной картиной и когда Бэррон все же обходит белоруса, чтобы встать рядом, первое, что он замечает, это то, что Ева стоит буквально по другую руку его парня, а второе, то, что картина принадлежит Моне. В Зале эхом проносится краткая биография и приукрашенное описание картины, но Бэррон не слушает. Ева старательно делает вид, что ей понятны все слова, произнесенные в адрес великого творца, но Бэррон видит, что у себя в голове она считает все это полной чушью. Коля между ними даже не поглядывает ни на Бэррона, ни на Еву, которые периодически ловят взгляды друг друга. Бэррону так и хочется фыркнуть «отойди от него» и дернуть Колю на себя. Он не собственник, нет, может самую малость, но это Ева. Та самая, черт ее дери, Ева, которая чем-то накачала его непьющего хоккеиста и пыталась воспользоваться этим; та самая Ева, которая не понимает слова «нет»; та самая Ева, о которой Марк порой даже слышать не хочет: «Если ты спросишь меня, кто самая отвратительная девка в мире, ты знаешь ответ. Бэррон, я не ненавижу девушек, я гей, да, но девушки милые. Ева как яблоко. Иронично, да? Только она гнилая изнутри. Я не знаю на что она способна, но одно знаю точно, —Марк делает тяжелую паузу, —никогда мне еще не хотелось сломать человеку что-нибудь просто потому, что он существует» —Бэррон помнит весь этот монолог дословно. Марк ненавидит Еву. Он не говорит почему, точнее говорит, но непонятно. Бэррон не знает, были ли у них какие-то свои терки до его появления, но почему-то ему кажется, что Марк просто хорошо разбирается в людях. Он не раз это доказывал, особенно когда приходил к нему в те моменты, когда слова Бэррону были нужны как никогда. Марк знает толк в словах и вряд ли бы стал говорить о таком, не зная последствий. Марк знает о чем говорит. И если он просит держать Еву подальше от Коли, вся хоккейная тусовка плюс Бэррон должны понимать, что нельзя этого НЕ делать. Исключить можно Мэтта, у которого, кажется, замылен взгляд, и он в упор не видит, что его недо-девушка вожделеет его лучшего друга причем в самом извращенном смысле этого слова. Бэррона передергивает. Наступает какой-то галдеж—студенты, перешикивая друг друга, пытаются поподробнее углубиться в некоторые аспекты биографии и обмусолить их—и среди него Бэррон выцепляет чуть севший, слегка кряхтящий голос первокурсницы. —Тебе не скучно? —Бэррону хочется закатить глаза и оттянуть своего парня подальше, но он ждет. Ему интересно, что ответит Коля, хотя Бэррон практически уверен, что он соврет ей и скажет об обратном. —Слегка, —и почему-то столь небрежный тон выбивает Бэррона из колеи. Ева неловко смеется, видимо радуясь, что у нее получилось завязать разговор, а Бэррон чувствует, как начинают дрожать собственные пальцы, —я предпочитаю других художников, —на секунду между ними тремя застывает непонимание, после которого Трамп, убедившись, что он правильно только что услышал, поворачивает голову на хоккеиста и с ужасом обнаруживает, что тот все это время смотрел на него. «Да, я говорю о тебе» —читается в его самодовольной полуулыбке и Бэррону ничего не остается, кроме как поправить рукава кардигана и выпрямить плечи. Ну и лис этот Лукашенко. —Правда? —сбитая с толку Ева видимо еще не поняла, что разговор окончен, —а какие художники тебе нравятся? — «Высокие», —отвечает белорус, но в эту же секунду поднимается шум и его голос теряется на его фоне, —какие? —чуть повысив голос, вопрошает Ева, а Бэррону хочется сгореть со стыда, потому что вот кто-кто, а он прекрасно слышал белоруса. —Разные, говорю, в основном известные в узких кругах, —Ева кивает головой, словно понимает, выдает протяжное «а, понятно», растягивая «а» и «я». Ее подруга зачем-то зовет ее, и та исчезает так же быстро, как и появилась, а Трамп, приложив небольшую силу, шлепает хоккеиста по спине в псевдо дружеском жесте. —Ты дурак, —ворчит Бэррон, но Коля растягивается в улыбке и больше бухтеть Трамп не в силах. Ну вот и за что он ему такой достался, этот Лукашенко? Последней локацией на их совместное прохождение музея был зал, в котором в основном висели картины. Это была выставка, но Бэррон не успел прочесть какая именно. Зал бы длиннее, чем остальные, и гораздо светлее, а так в основном не отличался от других совершенно. Они проходят мимо экспоната расколотой вазы и встают в некий круг. Бэррон пропускает одну из своих одногруппниц вперед, потому что ему в любом случае будет видно, а Коля рядом усмехается чему-то своему. —Что не так? —на грани слышимости, чтобы никому не мешать слушать и не перебивать девушку, интересуется Трамп, обернувшись на своего парня. —Не перенимай мои жесты, —еще тише произносит белорус с застывшей полуулыбкой на губах. Бэррон цыкает, отворачивается и принимается что-то высматривать в сколах вазы. Высмотреть, правда, не получается. —На этом все, —девушка начинает щебетать какую-то информацию о том и сем, попутно отвечая на возникшие вопросы, а Бэррон тянет Колю к пуфикам из мягкой, плотной ткани и старается не думать о том, что он даже через пальцы чувствует, как в руках его хоккеиста бьется сердце. Пуф маленький и поэтому столкновение колен было неизбежным. Бэррон тяжело выдыхает, поправляет лезшие в глаза волосы и облокачивается на отставленные назад руки. «Я думал, будет хуже» —сознается он, на что белорус коротко и всего раз кивает. Коля предлагает им просто прошвырнуться подальше от людей и не заморачиваться ни на чей счет. Бэррон полностью с этим соглашается, поэтому тут же поднимается с места и шурует в сторону выхода, туда, где он видел выставку картин неизвестных художников. Может быть они не несли в себе какого-то масштабного посыла, но Бэррону было все равно. Ему хотелось почувствовать хоть что-то, кроме боли, которую он испытал вначале. В итоге они прошатались чуть больше получаса, так и не найдя того, что их действительно заинтересовало бы. Бэррон спрашивает бывал ли Коля у себя в Беларуси в музеях, на что белорус ему отвечает, что, если и был, то давно и он вряд ли что-то вспомнит, но сказал, что ему очень нравился зал с портретами исторических фигур. Особенно если есть рама и имя, а самого человека нет, черный фон. Коля говорил, что от такого у него по кожи проходили мурашки. Он не знает почему, но ему всегда нравилось именно изображения людей на картинах. Бэррон слушает этот негромкий бубнеж, пока они расхаживают мимо современной абстракции, возле которой люди то и дело пытаются дать свое название фигурам. Их ладони практически соприкасаются. Теплая и жилистая, ладонь Коли как бы невзначай сталкивается с стиснутыми пальцами Трампа. Кардиган прикрывает его чуть сжатые, подрагивающие пальцы, но как только прикосновение отдает током, они тут же расслабляются. Коля поворачивает голову на Бэррона и коротко улыбается, самым краешком губы. Он поправляет свободной рукой что-то на плече Бэррона, будто там пылинка, и, наклонившись, шепчет: —Я хочу взять тебя за руку. Бэррон тихо охает, чувствуя, как уши тут же начинают полыхать. Он произносит, одними пересохшими губами «я тоже», неосознанно вытаскивая кончик языка, чтобы увлажнить те. В зале многолюдно, но тут нет одногруппников Бэррона. А еще свет настолько яркий и ровный, что Трамп может заметить эту еле-видную пульсирующую вену на виске Лукашенко. Он осторожно вздыхает и, наполнившись решимостью, сам запускает ослабевшие пальцы под крепкую ладонь хоккеиста. Их пальцы тут же переплетаются и в этот момент Бэррона словно неведомая сила толкает к его парню. Их плечи стукаются друг о друга, но, несмотря на короткую вспышку боли, Трамп льнет к Коле ближе, заводя их руки с сплетенными пальцами назад. Ему так хочется сказать, как сильно он его любит, но Бэррон молчит. Молчит и, пожалуй, это молчание может сказать Коле гораздо больше, чем слова. Бэррон чувствует усмешку в своих волосах и то, как белорус стискивает его ладонь в своей руке. Слышит это чуть взволнованное «котенок, тут люди» и, не сдерживая себя, мурлычет, не в силах стоить из себя равнодушного. Коля смеется, хрипло и слегка нервно, выпускает его пальцы из захвата и кладет руку Бейкеру на плечо. «Пойдем дальше» —предлагает он, а Бэррон утвердительно кивает. Он готов идти куда угодно, лишь бы этот момент, их секундные дурачества и флирт никогда не заканчивались. Последующие сорок с небольшим минут парни проводят в более-менее расслабленной обстановке. Коля—по просьбе Бэррона—фотографирует его у ряда картин, одна из которых является репликой «Падшего ангела», а Бэррон, в свою очередь, исподтишка снимает на видео, как белорус что-то сосредоточенно высматривает в витрине с королевскими украшениями. Видео заканчивается недовольным лицом белоруса и его шипящим «не снимай меня». Бэррон дуется, но все равно периодически пополняет галерею такими короткими роликами. В конце концов, даже сам Бэррон признается, что Коля сегодня выглядит в миллиард раз лучше, чем кто-либо вообще. Он фотографирует Колю на фоне какого-то мрачного пейзажа. Спина белоруса напряжена, но его черный образ так гармонирует с тревогой на картине, что Бэррон не удерживается и ставит эту фотку на контакт белоруса. После он показывает ее Коле и, пока тот не успел начать ворчать, быстро чмокает его в щеку. Лукашенко вздыхает, а Бэррон прижимается к его плечу, радуясь, что в этом раунде победа осталась за ним. Ева нагоняет парней, когда они чуть ли не дерутся—в шутку конечно—из-за очередной фотографии. Коля просит Бэррона удалить, на что Трамп отказывается, говоря, что удалит только если Коля поцелует его. «Ну всего один, тебе что, жалко?» —подлизывается Трамп, зная, что такое поведение капитану нравится и он не прочь будет сдаться. Так и происходит. С тяжелым вздохом, словно для него это какая-то каторга, Коля сначала поворачивает лицо Бэррона к себе, а затем, воровато оглянувшись, уже было тянется к своему котенку, как тот уворачивается и хмыкает: —Не, я передумал. Коля, опешив от такой наглости, тычет Бэррона в бок, так, что первокурсник начинает несдержанно хохотать. Белорус называет его каким-то русским словом и наигранно злится, но Бэррон видит, как тот пытается скрыть улыбку и от этого его собственная становится только шире. Ева прерывает их шуточную войну одним коротким взмахом волос и ничуть не заинтересованным «что делаете?». Бэррон, которому внезапно стало жарко из-за их «боя», чуть опирается на белоруса, держась за его предплечье, а Ева, заметив это, переводит взгляд с Коли на Бэррона и вновь возвращает его на Лукашенко. Она вторит «что вы делаете?» делая акцент на слове «вы». Бэррон смотрит на Колю и думает, что, наверное, стоит убрать руку с плеча, чтобы не заподозрить ничего лишнего, как белорус, бросив на него мимолетный взгляд, отвечает: —Ничего, мы собирались обратно, —Бэррон, в подтверждение его слов, достает из кармана телефон и, как бы не заметив сколько прошло времени, хмыкает, —так что мы пойдем, —Бэррон машет Еве, прощаясь с ней, но он знает, как это выглядит с стороны Коли. Его небрежный мах, когда он даже не смотрит в ее сторону. «Выкуси, он мой» —так явно читается в глазах Трампа, что, когда он все же отстает от своего парня, а тот, не выдержав, прыскает куда-то в сторону, смущенно ворчит и несильно шлепает капитана по плечу. —Это мило. —Просто замолчи, Лукашенко. Коля вновь смеется, ерошит его по волосам и кивает кому-то из группы, показывая, что они вернулись окончательно. Ева возвращается по прошествии трех минут. Она слегка растеряна, но больше задумчива. Бэррон не может не остановить на ней взгляда, особенно теперь, когда она беспокоит его все больше и больше. Коля говорит «забей на нее», но Бэррон не может. Она не отстает от его парня. Она не понимает, и Бэррона это раздражает. Коля ведь даже поводов ей не дает, почему она вообще так поехала именно на нем? Что, на весь университет один парень что ли? Бэррон, задумавшись, вслух говорит, что не понимает, как Мэтт ее терпит, на что получает ободряющее похлопывание по плечу. —Вот именно, —вздыхает белорус, —он ее терпит, —и жмет плечами, мол говоря, что этим все сказано. Бэррон не понимает, но когда понимает, легче не становится. Мэтт и Ева встречаются. И Коля с Бэрроном встречаются. Но их пары так колоссально отличаются. Мэтт, хоть и со своими тараканами в голове и немного придурковатым характером, искренен к этой…первокурснице, а она лишь пользуется им, чтобы быть поближе к Лукашенко. Бэррон и Коля любят друг друга. Они не терпят—хотя Коля бы поспорил, особенно когда Бэррону звонит Глен и белорус надевает то-самое-твой-долбоеб-меня-достал-клади-трубку-уже-лицо, —а именно любят. Бэррон вздыхает, что ему жаль Мэтта, но Коля качает головой. —Мэтт не дурак, он, скорее всего, все знает, просто…—белорус делает паузу, как бы подбирая слова, —ему удобно. Такие…кхм… «отношения» —Коля ставит кавычки в воздухе, —для него это нормально, он не знает, что можно по-другому. —В каком смысле? —Бэррон понимает, что за всем этим признанием стоит какая-то глубокая травма или даже трагедия, но он не может представить вечно веселого Мэтта в какой-то сложной ситуации. —Котенок, —вздыхает белорус и Бэррон понимает, что понял все правильно, поскольку его прозвище капитан произносит на четком русском, —я правда не хочу об этом говорить. —Все нормально, —тут же спешит отмахнуться Трамп, —он твой друг, в конце концов, я все понимаю, —Коля угукает, осторожно приобнимая Бэррона за плечо, —пойдем к остальным? Бэррон начинает болтать о каких-то совершенно обыденных вещах, вроде того, что надеется на то, что погода вне галереи хорошая и что ему хотелось бы прогуляться. Коля соглашается, потому что ему пока не хочется возвращаться на территорию, а с Бэрроном вдвоем они практически никуда не выходят. Он поглядывает на Трампа, который, отвлекаясь от него, зацепляется за разговор группы своих одногруппников и секундно выдыхает, радуясь, что Бэррон все еще остается на позитиве. Ева все еще сверлит их взглядом, но подойти больше не решается. Почему, интересно? Задумала что-то? Пока одногруппники Бэррона делятся общими впечатлениями от поездки и планами на дальнейшее времяпрепровождение, белорус пишет в общий чат, который уже успели засрать какими-то дурацкими сообщениями. Стивенсон кидает скриншот из диалога с Евой, которая в свою очередь делится со своим «парнем» селфи на фоне какой-то картины. «Пацаны, че ответить?». Никита отвечает тут же: «Напиши, что у тебя пустое сообщение». Мэтт присылает кучу вопросительных знаков: «че?». Никита отвечает: «ну типа тебе насрать» и тут же: «я не знаю, пусть Уокер скажет, он мастер в этом». Упомянутый не остается в долгу: «напиши, что она похожа на шлюху». Мэтт шлет три точки: «следи за языком, Уокер». Марк пишет не сразу, проходит минуты две: «ну напиши «прикольно», я не знаю». Мэтт отвечает: «ладно, спс, бро», тут же получая в ответ: « «бро» звучит по-гейски от тебя». И добавляет: «бро». Никита называет их придурками и просит не отвлекать от катки. Марк посылает его в жопу, прося вырубить уведомления, если они ему мешают. Никита присылает закатывающий глаза эмоджи. Следующее сообщение Ершова: «я слил». И Мэтта: «ну и лох». Марк пишет Коли в личные сообщения, когда белорус прочитывает все вышеперечисленное и пишет, что сегодня не вернется. Уокер спрашивает как ему поездка и что они делают. Коля отвечает ему фотографией Бэррона, сделанную через витрину. У Бейкера сосредоточенное лицо, но на губах все же проскакивает расслабленная ухмылка. Марк сначала отвечает, что, вообще-то, белоруса видно в отражении, а потом печатает, что Бэррон выглядит счастливым. Коля рассказывает ему в красках каким адом было передвижение на автобусе, а Уокер сочувствует ему, после чего спрашивает может ли он ему позвонить. —Я отойду, —предупреждает Коля Бэррона, и, получив короткий кивок, отстает от группы, отвечая Уокеру «давай». Тут же телефон в руке начинает вибрировать, а Коля приземляется на одном из пуфов, вздыхая. —Что? —вместо «ало» или «привет» начинает белорус. Уокер в ответ цыкает. —И тебе привет, капитан, —Лукашенко мысленно дает подзатыльник старшему, замолкая, пока Уокер не начнет то, ради чего попросил звонка, —ну и что ты молчишь?—Коля хмыкает. —Это ты спросил можешь ли позвонить, я думал ты что-то хотел. —Да не, не особо, —Коля прям видит, как Марк жмет плечами, —мне просто нужен был повод свалить от Джастина. —О, —выдает белорус, —я думал, ты с парнями. —Да, так и было, —Марк чем-то шуршит, видимо курткой, поскольку дальше следует звук застегивающейся молнии, —но потом Джастин позвал меня к себе и мне пришлось уйти, —белорус искренне не понимает, что за бред он только что услышал. —Зачем? —вопрошает тот, —если ты не хотел. —Ну, —тянет Уокер, —ты не поймешь. —Так ты объясни, —Бэррон чуть поодаль слегка хмурится, дергая головой в вопросе «кто?». «Марк» —беззвучно произносит белорус и Бейкер тут же, извинившись, покидает своих одногруппников, направляясь к своему парню. —Я не знаю как, —Уокер на секунду отрывает телефон от уха, предупреждая вахтершу о том, что вернется где-то через час, —просто забей, ладно, я сам не до конца разобрался, —Бэррон садится рядом, выставляя руку ладонью вверх. Коля недоуменно косится на котенка, но тот перебирает пальцами в воздухе. «Дай мне» —наконец просит он, —ты там что? —спрашивает Марк. —А, —нелепо выдает белорус, —Бэррон хочет поговорить с тобой, —Уокер прыскает. —Ну давай, —и тут же добавляет, —только не ревнуй. —Иди в жопу, —посылает его белорус и отдает Бейкеру трубку. —Привет, —радостно начинает он. —Привет, —менее энергично отвечает ему Уокер, —я сбежал от Джастина. Как насчет сбежать от Лукашенко и провести вечер со мной? —Бэррона настолько забавляет его игривый тон, что он смеется. —Я думаю, Коля будет против, —отвечает он, видя, как упомянутый сощурился, —предложи как-нибудь потом, идея мне нравится, —Лукашенко шипит «вы что там задумали?», но Бэррон мотает головой, мол не важно, —что-то случилось? —О, нет, я просто собираюсь прогуляться и мне нужна компания, —говорит Марк, но его бодрый тон гаснет уже через секунду, —ну или мне просто нужно было с кем-нибудь поговорить. Никита с Мэттом куда-то свалили, а Джастин предложил сходить в кино. Если честно, мне хочется побыть одному какое-то время, —Бэррон внимательно выслушивает его, кивая головой, хотя Марк этого не видит, —не понимаю, как можно постоянно находиться вместе. —Ну, —тут же прерывает его Трамп, —ты сравнил. Это другое. —Да нет, одно и тоже. —Нет, Марк, не одно и тоже, —Коля несколько нервно хлопает Бэррона по плечу, когда его тон неосознанно серьезнеет и голос становится громче. Белорус выгнутой бровью вопрошает все ли в порядке, но Трамп вновь отмахивается, —тебе хочется сбежать, потому что вы не любите друг друга. —О, ну он мне нравится, —хмыкает Уокер, —секс довольно неплох. —Вот и я о чем, —вздыхает Трамп, —слушай, —он поворачивается на Колю, —я не уверен, что хочу тебе говорить об этом сейчас в присутствие кое-кого, но просто знай, что я бы никогда не стал сбегать от своего парня куда-подальше просто оттого, что он на меня давит, —Бэррон делает короткий и рваный вздох, вставая с пуфа, —если он тебе не нравится, не надо делать вид, что вы встречаетесь, —и тут же, добавляет, —я беспокоюсь, Марк. Мы все беспокоимся, —на том конце Уокер молчит, но, когда открывает рот, настроение портится еще сильнее. —Наверное не стоило давать тебе трубку, —голос у Уокер глухой и тихий, непривычный для него. —Да, возможно, —соглашается Трамп, —я возвращаю телефон Коле. —Не стоит, я кладу трубку, —и сбрасывает, не удосуживаясь даже попрощаться. Бэррон отдает Коле телефон, а белорус стискивает его ладонь и впивается взглядом в глаза напротив. —Я не буду спрашивать, но ты должен будешь мне все объяснить, —когда телефон выскальзывает в ладонь капитана, Бэррон одаривает его слабой улыбкой. —Когда будем дома, ладно? —Само собой.

***

Марк думает насколько по-идиотски он будет выглядеть, зайдя сейчас в кафе Уолтера после того, как сам сказал ему, что не хочет больше его видеть? Наверное, как самый последний кретин. Но, наверное, Марку не привыкать, потому что, как только температура на улице начинает падать, он, пересилив себя, все же толкает дверь кафе и заходит внутрь, выдыхая, поскольку внутри оказывается тепло. На Марке его дурацкая черная куртка, под которой надето такое же черное худи, красные щеки от мороза и блестящие глаза от нервов. За стойкой оказывается все та же девчонка. Она, видимо, запомнила Марка, поскольку неловко махнула ему и, когда тот подошел, чтобы сделать заказ, пробубнила, что позовет Уолтера чуть позже. Марк говорит ей, что он пришел не к нему, а просто выпить кофе, как вдруг, по закону жанра, упомянутый, потянувшись, входит за стойку. На Уолтере какая-то странная белая футболка, явно застиранная, и черный фартук, повязанный на бердах. Он все еще с ворохом на голове, что делает его только привлекательнее, разминает затекшее плечо и, подойдя ближе, облокачивается на стойку прямо перед Марком. —Ты сказал, что не хочешь меня больше видеть, —говорит он с довольной ухмылкой на губах, а у Уокера першит в горле и сердце заходится в жестком роке. Господи, думает хоккеист, Уолтер невероятно красив. Просто преступление какое-то. —Я не к тебе пришел, —в разрез своим мыслям отвечает Уокер, переводя взгляд на его девушку-коллегу, хотя та оказывается менее приятным объектом на рассмотрение. Она не Уолтер, не мальчишка с изумрудными глазами и медовой кожей, не тот, кто смотрит на Марка с нескрываемым желанием и кто так открыто выражает свои чувства, —и вообще, я уже ухожу. Уолтер усмехается. Ерошит себя по волосам и выпрямляется, пожимая плечами. —Тебя подвезти? —Ты разве не работаешь? —слишком искренне интересуется Марк, давая себе мысленную пощечину. Он должен был сказать «нет, спасибо» и уйти, оставив после себя лишь очередной трепет в юношеском сердце. Но это он ведет себя, как влюбленный подросток, а не Уолтер. Чувства Уолтера были жарче, но они были только для Марка и полыхали в самые опасные моменты. В одних только прикосновениях, в прерывистом дыхании, когда они оказывались слишком близко друг к другу, в том объятии, таком теплом и крепком можно было сгореть дотла. От воспоминаний у Марка кружится голова. Этот пацан и правда выбивает его из колеи, вскружил ему голову и теперь только и делает, что добивает. Против ли Марк? И да и нет. Непонятно. —Не, я пришел, чтобы помочь, мне надоело дома сидеть, —Марк кивает, пока внутри все сжимается от щемящего чувства чего-то родного. Такой простой ответ, такой простой вопрос. С Джастином не так. С Джастином короткие ответы, без объяснения и уточнения. Холодность, —так тебя подбросить? —Нет, я пройдусь, —отказывается Уокер и прежде, чем успевает подумать, продолжает, —составишь компанию? —Ладно, —Уолтер развязывает фартук сзади за считанные секунды, а Марк уже представляет как его веревки смотрелись бы на собственных запястьях. Может просто позволить себе совершить необдуманную глупость, а потом жрать себя вечером, чтобы было хоть чем-нибудь заняться? Может им стоит наконец снять это напряжение между ними? Янг выходит в какой-то специальной сине-белой куртке для яростных морозов и вновь жмет плечами. «Идешь?» —Марку хочется спросить куда именно, но он вовремя вспоминает, что это он позвал его с ним, а не наоборот. Забрав свой кофе, они выходят из кафе и на Марка нападает страх. Что, если мимо проезжающий Джастин увидит их вместе? Что, если он поймет по взгляду Марка, что Уолтер ему небезразличен. Он еще не отошел от их серьезного разговора, когда в порыве страсти, когда Джастин прижал его к стене, он назвал его именем подростка. У Марка ухнуло все вниз в этот момент, а пазл сложился и повесился в рамочку самостоятельно. Марк постоянно думает об Уолтере. Он даже пытался встретится с одним из своих бывших партнеров, не на зло Джастину, просто хотелось развлечения, но стоило только Уокеру подумать, что на месте Джастина мог быть Уолтер, и все как отрезало. За это Марк ненавидит Уолтера также сильно, как и то тупое чувство, которое давным-давно умерло в Уокере. Любовь. Хах, как же. Бэррон может злиться на него сколько угодно, их отношения с его другом могут быть такими, какими они хотя, но факт остается фактом. Они одинаковые. Просто так называемая «любовь» Марка более выгодна для него самого, чем для других. У Лукашенко и Трампа свое представление, у Марка свое. Возможно он подумает об этом, но позже. —Так зачем ты пришел ко мне? —он мог бы спросить «зачем ты пришел сюда?», имея в виду кафе, но сказал именно «ко мне», потому что Уолтер знает Марка. Он знает, что Уокеру не так важно само место, как он сам. Он знает, что Уокер чувствует к нему и знает, что, как бы Марк не брыкался, он все равно, как привязанная к своему хозяину кошка, неизбежно будет возвращаться к нему. Марк вздыхает. Печально и так, словно вот-вот заплачет. Нетронутый кофе отправляется в мусорку. —Я запутался. Уолтер останавливается прямо посреди тротуара и серьезным тоном спрашивает: —Хочешь поехать ко мне? —Марк отшатывается, но Уолтер поднимает руки перед собой и хмыкает, —ничего такого, о чем ты сейчас подумал. Просто…не хочешь развеяться? У меня дома есть приставка, можем поиграть? — «я бы с радостью поиграл с тобой, а не с твоей приставкой» —мысль сбивает Уокера с изначального ответа с отказом, и он не успевает ничего ответить, как Уолтер делает шаг к нему и, осторожно прикоснувшись к плечу, подталкивает обратно. Благо они отошли не так далеко и от мопеда их отделяют какие-то жалкие метры, —о, —внезапно выдает Янг, —только у меня дома вся родня, нам придется запереться в комнате, ничего? —Уолтер отходит от Марка и, чуть склонив голову, выгибает бровь. Марк в шоке пялится на Янга, но в конечном итоге истерически смеется. Он сейчас совершит огромную ошибку, если согласится на этот бред. —Только чур не приставай, —Янг подавляет короткий смешок, отстегивает мопед от гидранта. —Посмотрим, —отвечает он, а Марк готов подпрыгнуть на месте и обвить шею Янга руками. Почему он так хорошо понимает его? Почему он иногда такой же, как и он? Почему, почему, почему все это происходит?