Ты представился мне "Бэррон Бейкер"

После разговора как-то вся прежняя атмосфера сошла на нет. Может быть это и к лучшему, думает Трамп, сидя за столом с учебником в руках, пока его парень просматривает какие-то презентации у себя на телефоне, периодически тяжело вздыхая. Он это специально, Бэррон знает, поэтому никак не реагирует. Глен звонил пару раз, и они на громкой связи разговаривали о каких-то своих вещах. Правда недолго, потому что Коля со своим «выключи или я встану» звучал ну очень угрожающе, а Бэррону угрозы не нужны. Особенно от своего капитана. Особенно когда он помнит, что было буквально несколько минут назад. Коля также, когда Бэррон совсем уже ушел с головой в формулы и функции, не давал своему котенку забыть о себе. Решая очередной пример, Бэррон ойкает, когда его сзади приобнимают и спрашиваю на самое ухо: «принести тебе чего-нибудь?». Трамп говорит, мол, не надо, но Коля лишь теснее прижимается и, оставив короткий поцелуй на щеке, ворчит: «отвлекись хоть на минутку». «На минутку» говорит он, а затем тянет первокурсника на диван и усаживает себе на колени. «Мне надо заниматься» —Коля усмехается ему куда-то в шею, явно не собираясь отпускать. «Займись лучше мной» —Бэррон вздрагивает, услышав это. Коля целует в шею, мягко и нежно, мычит что-то неразборчивое и смеется, стоит Бейкеру неловко провести ладонями по плечам и завести руки за спину. Бэррон хочет напомнить о том, что он еще не до конца восстановился, но он почему-то не может. Потому что прикосновения словно гвоздями прибивают к белорусу, а поцелуи словно разряд тока, проходящий по всему телу и заставляющий сердце биться чаще. «Ну так что?» —у Бэррона спирает дыхание. Коля смотрит на него исподлобья, выгибает бровь и целует в уголок рта, заставляя нервно выдохнуть. Мысли путаются из-за него и из головы тут же вылетает решение уравнения, которым он занимался. Остается лишь Коля, комната и то, как руки его парня собственнически исследуют его собственное тело под футболкой. В Бэрроне просыпается что-то странное. Что-то, спавшее все то время, пока он восстанавливался и старался вообще не думать лишний раз о белорусе без одежды, ибо и в одежде хватало так, что выше крыши. Трамп пытается придумать хоть одну адекватную причину того, что им не стоит сегодня заниматься сексом, но не может. Мысли как-то не хотят мыслиться. Они словно уже поняли, что против белорусского напора не попрешь и просто решили плыть по течению. Отлично, думает Бэррон, ему-то что делать теперь? Возможно, стоит просто расслабиться. Эта мысль, словно огромный сверкающий знак посреди пустынной дороги, врезается в голову, стоит Коле совершенно не нежно прикусить мраморную кожу на горле и втянуть носом воздух. Бэррон скулит, что ему больно и ворчит, что они, вообще-то, не животные, но что-то заставляет его усомниться в собственных словах. Возможно то, что привычное согласное «угу» превращается в язвительный смешок. У Бэррона идут мурашки по коже и отдает в собранную руку. Пальцы на той зарываются белорусу в волосы, словно прячась от слишком острых ощущений, а Коля льнет ближе и, поддев зубами ворот футболки Бейкера, отстраняется, заглядывая в помутневшие глаза. —Коль… —Ты просто…—у Бэррона сами собой прикрываются глаза, когда Лукашенко проводит подушечками пальцев по зардевшейся щеке и, обхватив за шею, притягивает ближе, —ты просто…ты безумие, Бэррон, —Трамп чувствует, как правая рука вздрагивает и в локте начинает тянуть, словно бабочки в животе сожрали все, что могли и перешли теперь к самым уязвленным местам. И если сердце верно хранится где-то под ребрами и охраняется никем иным, как Николаем Лукашенко, то после него самое слабое место Трампа—недавно восстановившаяся рука. —Ч-что? —непонимающе пищит Бэррон, дернувшись. Но отстраниться ему не дают. Колины пальцы крепко держат за шею и не дают даже мизерного шанса на попытку побега. Бэррону ничего не остается, кроме как обмякнуть в руках своего капитана и самостоятельно прильнуть к приоткрытым, расплывшимся в усмешке, губам напротив. Что-то происходит. Это что-то открывает все внутренние двери с желаниями, рвется наружу, как голодная собака, учуявшая свежее мясо, исходит из самого нутра, завязывает тугой узел где-то внизу живота и теперь уже Коле приходится сдавливать бедра Бэррона в своих руках, когда Бейкер поддается вперед и хнычет прямо в рот, прося о большем. Их прерывают целых два фактора. Телефонный звонок и стук в дверь. Коля шипит, стоит Бэррону от неожиданности прикусить его нижнюю губу. Белорус отстраняется, цыкая «котенок, это больно», а Бэррон пытается взять себя в руки, шепча какие-то извинения на французском. —Прости, Коль, я…—стук в дверь, еще более настойчивый, чем до этого, заставляет подавиться собственным воздухом. Бэррон громко кашляет, чувствуя, что вот-вот выплюнет свои легкие, а Коля спокойно выдыхает, хлопает по спине и кивает на дверь. —Открой, я пока отвечу. Бэррон угукает, слезает с колен капитана и шурует открывать дверь, пытаясь как-то собрать слова в предложения, а не выдать нечленораздельные звуки. Трамп хлопает себя по щекам, шипя от боли, делает несколько глубоких вдохов, затем выдохов. Где-то со спины слышится Колино, слегка раздраженное: «где вы? Вы выпили сколько? Твою мать, Стивенсон!» —и звук захлопывающейся двери на балкон. Первая мысль Бэррона: «там ведь холодно!». Вторая: «точно, дверь!». Трамп решает потом побить своего парня за то, что посмел выйти в чем мать родила на улицу, когда там ветрюга, но сначала… —Итак, —Глен бросает в Бэррона какую-то тетрадку. Лист слегка царапает щеку из-за чего Трамп отшатывается и на автомате прижимает ладонь к лицу. Макларен смотрит на всю эту картину, поднимает грохнувшуюся на пол тетрадь и скрещивает руки на груди, —я надеюсь, я помешал вам, иначе мой план провалился, —Бэррон нервно усмехается, облокачиваясь плечом о дверной косяк. —Да пошел ты, —Макларен строит самодовольное лицо, ничуть не оскорбляясь. Бэррон проводит глазами по другу, замечая и явно похудевшие запястья, и синяки под глазами, и осунувшееся лицо, на котором россыпь веснушек выглядит так ярко, что от этого даже в дрожь бросает. Шотландец убирает завихренные волосы назад с помощью спортивной повязки на лоб и, заметив это, Бэррон от неожиданности прыскает. Настолько нелепо выглядит Глен хоть в чем-то, отдаленно имеющем отношение к спорту, —я зачем пришел, собственно, —друг вновь протягивает тетрадь, не став тратить время на обсуждение собственной внешности, —ты можешь решить это? —Бэррон, мотнув головой, мол ну ты и идиот, забирает из рук друга тетрадь и заглядывает в ту. В это же время, буквально в нескольких метрах от первокурсников, на балконе, ежась от холода и проклиная себя за то, что не надел хотя бы ту футболку, что Бэррон ему приносил, Коля пытался, зажимая одно ухо пальцем выяснить в чем проблема у Марка с Мэттом и какого хрена они так нажрались. Правда вот была одна загвоздка. Точнее не загвоздка, затупок скорее. Ухо затыкал Коля, будто это у него тут самый разгар вечеринки, пытаясь выцепить хоть слово из громогласного уканья и стука стаканов друг о друга, но шумно-то было на другом конце, а не тут. Лукашенко чувствует себя ну как минимум идиотом, пока Мэтт вновь не открывает рот. После этого Коля чувствует себя не идиотом, а долбоебом. —Погнали завтра на шашлыки! —орет Стивенсон и тут же в трубку Уокер непонимающе полу-ворчит полу-воет. Коля закатывает глаза. Какие, к херам, шашлыки? —Как какие! —телефон от уха приходится убрать, иначе Коля просто оглохнет. Он что, вслух это сказал? —Самые настоящие, братан, я все организую! —Что ты организуешь? —устало вздохнув, спрашивает белорус, облокачиваясь о перила. Ему надоело пытаться что-то сделать с этим. Тем более с пьяным Мэттом разговор не клеится никогда. Особенно у него. —У нас будет, —Мэтт на секунду замолкает, затем его голос становится чуть тише, —как я сказал? —спрашивает он, видимо, у Марка. Тот бодрым голосом отвечает: «Холостятская туса», —Чума, вот это я умный! Колян! —в ответ вздох, —слышал, у нас будет, цитата: «Холостятская туса»! Как тебе? —А отказаться можно? —Коля мельком выглядывает из-за двери, видит, что Бэррон все еще о чем-то треплется с Маклареном и, решив пустить все это на самотек, вопрошает. —Нет, —твердо отвечает канадец, —я все оплачу, Колян, ну давай, не жопься, —Коля спрашивает с чего такая щедрость, —что я, не могу раз в год своих пацанов собрать потусить? —Коля уже хочет было съязвить «нет, не можешь», но у Мэтта был настолько оскорбленный голос, что белорус просто не решился. Ох уж это его добрая белорусская душа. И кого за нее благодарить? Маму? Папу? Умку, на худой конец? —Так ты как? —с надеждой добавляет младший и на секунду, всего на одну секунду, его голос становится трезвее, чем был до этого. Может, думает Коля, дело не в том, что Мэтт хочет устроить тусовку, а в том, что они просто давно не собирались вместе? Эта мысль плотно зацепляется за совесть капитана и, ехидно усмехнувшись, начинает жрать его изнутри. Черт, они ведь и правда давно не собирались. Бэррон занимает все свободное от учебы время и свободные от хоккея и медицины мысли. Коля даже не подумал, что это может стать проблемой. Точнее не так. Коля не предполагал или же просто-напросто забыл о том, что Мэтт ко всем ним очень привязан. Особенно к нему. Мэтт для Коли кто-то вроде младшего брата. Ну и херовый же Коля брат, раз забылся и все это время игнорировал своего младшенького. На душе сразу становится как-то скользко, мерзко и противно. Неприятно, —Коль? —Давай вот что, —белорус щелкает пальцами, делая паузу, —Я пошлю за вами Никиту, вы приедете, и мы все обговорим, —Лукашенко старается говорить так, чтобы парни поверили в его искренность и не заметили ту жалкую попытку просто свести разговор на нет. —Ты кого наебать пытаешься, Лукашенко? —как-то разочарованно смеется Стивенсон, —мы не первый год дружим, я знаю этот тон, —тут у него забирают телефон и в динамике слышатся какие-то проклятия на, кажется, французском языке. Через секунду Мэтт возвращает мобильник, а Марк называет его «педрила» на английском. Ну и страсти, думает Лукашенко, там у них происходят, —короче, приедешь ты и мы тут все обкашляем. Не подведи, капитан, —Коля хочет было сказать, что он устал за целый день и, вообще-то, занят, но Мэтт бросает трубку, не дав своему капитану даже шанса вывернуться из этой ситуации. Ни секунды не мешкая, Коля тут же набирает Никиту. Тот отвечает практически сразу. После двух гудков. —Да? —до Коли доносятся звуки перебирания гитарных струн, но он решает никак не комментировать это и не спрашивать. —Привет, не занят? —Никита в ответ усмехается и по звуку встает с кровати, потягиваясь. —Для тебя всегда свободен. Чего хотел? —Коля опять-таки мастерски игнорирует первую часть и сразу переходит к основному. —Мэтт и Марк нажрались, нужно вернуть их домой, —в ответ короткое мычание, —Никит? —А, да, ладно, —отвечает друг, но что-то в его тоне настораживает Колю. Мэтт устраивает «вечеринку», потому что они давно не собирались…а может это просто Коля забил на друзей и те теперь ходят, как неприкаянные? Бэррон с Гленом звонко смеются с какой-то шутки—это Коля даже на балконе слышит, —но Макларен тут же шипит, на грани смеха «тише, ты че». Коля на секунду прикрывает глаза. Вселенная так и намекает, да. —Хотя знаешь что? —в ответ тишина, —собирайся и выходи, встретимся у ворот и поедем за ними. —И ты? —усмехается Ершов, будто не верит в серьезный тон белоруса, —Разве ты не занят своими любовными делами? —Коля слышит едкий укор в это фразе. И вздыхает. —Я знаю, что в последнее время мы практически не видимся… —Только на парах, Коль, —тут же перебивает Никита, —после которых тебя и след простывает. Знаешь, если бы были тренировки, ты бы, даже несмотря на то, что ты капитан, сваливал бы первый к своей ненаглядной, я уверен, —Никита цыкает языком, а Коле, если честно, становится немного стыдно, —братан, так не делается. —Я…я знаю, —белорус сжимает руку в кулак и несильно бьет себя по лбу. Он просто идиот, —твою мать… Некоторое время в трубке висит напряженная тишина. Ее разбавляет Никита. Он резко бренчит по струнам и выдает: —Так что, ты скинешь мне, куда ехать? —Я же сказал, что мы вместе их заберем. Никита лишь хмыкает. —Ладно, —пауза, —будут у ворот через пять минут. —Ладно. Никита кладет трубку, а Коля, не справившись с эмоциями, прикладывается костяшками о бетонную стенку блока. Резкая боль пронзает все тело, но легче не становится. Бэррон прогоняет Глена к себе под закатывающиеся глаза и недовольное ворчание. Макларен жалуется, что это нечестно, что Бэррон тут вовсю воркует со своим парнем, а ему, несчастному, приходится ворковать только со своей рукой и задачами по геометрии. Бэррон строит гримасу, полную отвращение и пихает шотландца в бок, кивая на раскрытую дверь его комнаты. «Вали уже» —Глен показывает другу средний палец и захлопывает дверь. Бэррон уже было хочется, хмыкнув, развернуться и пойти обратно к Коле в ручки, как вдруг, вернувшись, натыкается на полностью одетого хоккеиста. На нем какая-то уж слишком пацанская и неподходящая для его имиджа толстовка, волосы чуть взлохмачены—возможно это из-за Бэррона,—а вид серьезный. Трамп складывает руки на груди, уже было собираясь предъявлять своему парню за несанкционированный побег, но белорус поднимает взгляд от телефона на Бейкера и страдальчески вздыхает. В этом вздохе столько раздражения и неприязни к самой сложившейся ситуации, что после него Бэррону даже спрашивать не хочется. Но он все равно спрашивает. —Ты куда? —Марк и Мэтт в говно, —просто отвечает белорус, —нам с Никитой нужно вернуть их в кампус, —Бэррон уже хочет было спросить, мол, они что, сами не дойдут, но по лицу Коли можно прочитать, что нет, сами они точно не дойдут. Лукашенко засовывает телефон в карман джинсов, вытаскивает из шкафа Трампа свою полу-зимнюю куртку, которая когда-то спасала его котенка от холода, когда они выходили гулять поздно ночью, накидывая ту на плечи. Бэррон, вздохнув, подходит сзади и поправляет капюшон. Коля благодарно угукает, разворачивается, в одно мгновение обвивая талию Трамп своей ручищей, привлекает к себе и крепко целует в висок, —я вернусь, но, возможно, поздно, —Коля делает паузу, глядя в полные любви глаза напротив, —но вернусь, я же сказал, что останусь сегодня у тебя. —Будь осторожен, —Коля притягивает Бэррона к себе и целует уже по нормальному. Бейкер вздыхает, шепча меж поцелуев, —я серьезно, Коль. —Хорошо, —отстранившись и потрепав Бэррона по волосам, угукает белорус, —не скучай тут. —Уже скучаю, —ворчит Трамп, но уворачивается от еще одной череды нежностей и прогоняет белоруска, как кошку, —иди уже, давай, быстрее уйдешь—быстрее вернешься. Коля усмехается, уже в следующее мгновение оставляя Бэррона в комнате одного. Трамп садится на диван, вздыхая. Хоть Коля и ушел, все равно часть него осталась тут. Его вещи, его запах, его прикосновения на Бэрроне. Первокурсник падает на диван лицом к потолку и принимается листать галерею в телефоне. Без Коли резко стало дико скучно.