***
Резкий вскрик слетает с сухих губ, заставляя перепуганную от неожиданности девушку, сидящую в кресле у чуть зашторенного окна, подскочить и выронить из рук небольшой планшет. Виен в мгновение оказывается рядом, крепко, но не до боли, хватается за быстро вздымающиеся плечи, приговаривая успокаивающе: — Тише, Тэхён-и, это всего лишь страшный сон, — садится ближе, не отрывая взгляда от чужого напуганного. Широко распахнутые глаза бегают по женскому лицу, фокусируясь в итоге на беззвучно двигающихся губах. Звон в ушах мешает расслышать чужие слова поддержки, но это Тэхёна сейчас и не особо волнует. — Где Чонгук? — спрашивает он, еле услышав самого себя. Виен, оборачиваясь к только что зашедшему брату, просит его подойти ближе. Чонгук, что минутами ранее находился на заднем дворе, разговаривая с Хосоком по телефону и обсуждая исключительно рабочие моменты, взлетел на третий этаж со скоростью света, когда до его чувствительного слуха донесся протяжный крик. Внутри все всполыхнуло, волк очнулся от непродолжительного сна и утробно зарычал, что, кажись, рык этот услышал даже ничего непонимающий Хосок. «Что там у тебя?» — последнее что было сказано на том конце, прежде чем звонок завершился. И сейчас, стоя в проеме коридора с не менее испуганными глазами, осматривает дрожащего парня. У того руки со всей силой сжимают тонкое одеяльце, но еле заметную дрожь все равно можно разглядеть; дыхание потяжелело, и, скорее всего, причиной по большей части является заложенность носа, а уже потом приснившийся вновь кошмар; влажные дорожки на щеках и… Снова плачет. Тэхён своим жалким видом точно бы вызвал у Чонгука отвращение, как происходило это раньше. Ненависть к убогим, как называл таких людей сам альфа, зародилась еще в период средней школы, где на тот момент большая часть его одноклассников переживала подростковый кризис. В то время его компании друзей часто попадало за плохие оценки и испорченную дисциплину, пока «золотого мальчика» строго контролировала старшая сестра. Все же Виен стоит отдать должное, благодаря ее стараниям Чонгук мог держаться на плаву хотя бы в плане учебы. Поведение в школе тоже не особо хромало, если не считать все моменты, когда его друзьям хотелось показать, возвысить себя перед другими. И такое происходило только по отношению к «слабым звеньям», к тем, кто не пытался дать отпор. Чонгук практически не участвовал не в одной из потасовок, лишь молча наблюдал за тем, как бедного мальчика вновь доводили до истерии. «Убогий» — говорили ему, а у Чона это слово закрепилось в голове на всю жизнь. Парень, зажатый в углу на заднем дворе школы, умолял оставить в покое, всегда повторяя одни и те же вопросы — «За что? Почему?» «Потому что ты слабый» — коротко отвечали, и Чонгук, все так же стоя в стороне, видя слезы на измазанных щеках, кривился от такого жалкого зрелища. Кроме слез ты не на что не способен… Чонгук выныривает из своих мыслей из-за раздавшегося всхлипа. Тэхён по-прежнему гипнотизирует своим жалким взглядом, умоляет подойти к нему ближе; вытирает одной ладонью непрекращающиеся литься слезы, опуская на секунду глаза. Виен же мысленно вопит «хватит стоять истуканом, немедленно подойди!», и лучше не испытывать ее терпение. — Что случилось? — с вопросом проходит в глубь комнаты. Брови нахмурены, в попытках вернуть невозмутимо-серьезный вид, только вот они тут же удивленно ползут вверх, когда омега протягивает к нему руки. Без объяснений, без какого-либо слова или малейшего писка. Просто… обними. — Я схожу разогрею суп, — Виен уступает место на кровати и стремится к выходу под возмущенные, мысленно произнесенные, речи брата. Возмущенные, — потому что растерялся, тоже испугался. Что вообще сейчас нужно делать? Успокоить? А как? Узнать в чем дело? Все-таки обнять? Что? А руки так и протянуты, но все зацепится до нужного не могут. — Не уходи, — вдруг разносится несчастный шепот, и для Чонгука в миг все становится на свои места. Сам уменьшает расстояние и никак не сопротивляется, когда шею окольцовывают тонкие руки. — Побудь со мной. — Я итак с тобой. Жалобный скулеж тонет в изгибе мужской шеи, как и омега в сильных руках. Свободная от опоры рука альфы плавно проходится от взмокшего затылка к пояснице, и так по кругу легкими поглаживаниями пока дыхание у Тэхёна не выравнивается, а в его запахе наконец не чувствуются противные нотки страха, тревожившие мысли и волка Чонгука. — Кошмары? — пытается аккуратно уточнить альфа, и сразу же получает утвердительное мычание. — Расскажешь? Тэхён от чего-то льнет ближе, сжимается весь, что Чонгук впадает в некое недоумение. Что же такого произошло, что омега не желает выпускать из своих «объятий»? — Давай приляжем, — предлагает следом Чонгук, слегка отодвинувшись. Тэхён без лишних слов и пререканий, напоследок шмыгнув носом, отлипает от чужой шеи и позволяет другому улечься рядом на спину. Так же ничего не сказав, прилипает к левому боку альфы, кладет голову тому на грудь и, чтобы уж точно не сбежал, крепко вцепляется в ткань как всегда белой футболки. Чонгук, накрыв рукой плотно сжатый кулачок на груди, понимает в чем дело: — Ну-ну, я никуда не уйду, — успокаивает, добавляя немного слащавое для него: — Обещаю. А Тэхён до сих пор потерян. Прислушивается к ритму сердца человека под ним, в страхе за то, что вдруг остановится… как тогда, во снах. Но нет, размеренное биение не прекращается, а немного громкое дыхание щекочет волосы на затылке, успокаивает. Дает понимание, что нужный человек сейчас не где-то там далеко, и даже не в нескольких метрах, а здесь — совсем близко. — Мне приснился ты, — настолько тихо говорит он, будто своим голосом боится разрушить некую интимность атмосферы. — Ты умер. У Чонгука брови стремительно ползут вверх, и вовсе не от слов о своей смерти, а… — И ты из-за этого плачешь? Короткий кивок и влажное пятно вновь расползается на чужой футболке. — Я хочу, чтобы у моего ребенка был хотя бы отец, — хнычет Тэхён. Насколько бы странным это не казалось, он действительно не желает Чонгуку смерти. Да, все, что он сделал — непростительно, и Тэхён навряд ли когда-нибудь сможет такое простить. Но хорошо подумав, понимает, что их общему ребенку будет очень тяжело без отца, ведь именно между ними устанавливается самая прочная связь. Малыш, по их физиологии больше всего нуждается в отце. И если сейчас, находясь еще в утробе, он уже устраивает незабываемые представления, требуя присутствие Чонгука, то что будет если альфы вдруг не станет? Тэхёну придется вновь переживать сильнейшую боль одному, и в конце в агонии будет метаться тоже в одиночку, зная, что рядом никого. Ребенок, родившись, ослабнет, — так написано в одной из книги по описанию рода Сублатио. Выживет или нет — тоже вопрос. И тогда все жертвы будут напрасны? Тэхён умрет напрасно? — Думаю, из меня выйдет не очень хороший отец, — с тяжким вздохом произносит Чонгук. — Воспитанием по большей части будет заниматься Виен. — Но ты ведь будешь рядом, ведь так? — Так. Чонгук разжимает напряженный чужой кулачок, укладывая раскрытую ладонь себе на грудь, прижимает. Воздух пропитан настолько плотным вязким ароматом альфы, что любой, зашедший в эту комнату, задохнется от такого концентрата. Но это как-то не особо волнует, потому что, если надо будет, Чонгук готов наполнить каждую дальнюю спальню своим запахом, каждый угол, и даже все старые картины в подвале. Ради покоя человека, чье сердце наконец сбавляет быстрый ритм. — Точно не уйдешь? — Тэхён невинно и по-детски уточняет. — Обещаю.***
Тэхён ощущает себя жалким и моментами ловит приступы неподдельной ярости, потому что эта взаимная зависимость идет наперекор его внутренней гордости. Потому что привык быть сильным еще с раннего детства, по крайней мере старался быть таким. Его воротило от редко проявляющейся заботы родного отца, поскольку только слепой не увидит фальшь в его словах и поступках. Забота проявлялась в основном в расспросах об учебе, что конечно же волновало старшего Кима больше, чем обычная жизнь своего ребенка, даже если он — омега. Вопрос «как дела?» можно было услышать единично, потому что на конце всегда стояло «в школе», именно в школе и больше никак. И Тэхён всегда отвечал одинаково — «нормально», ведь отцу было вполне достаточно такого короткого ответа. Тэхён ненавидел казаться слабым в школе. Не просил помощи в решении задач на контрольных, не позволял редкостным альфам, настырно набивающимся в ухажеры, таскать свой рюкзак, не давал заплатить все тем же альфам за обед, и всегда отказывался от предложенной ему помощи. Все сам. Потому что сильный. Гордый. Что моментами не могло вязаться с его неуклюжестью и робостью. И сейчас, когда некий туман в голове наконец рассеялся, открывая осознание того факта, что он полностью зависит от чужого запаха, поддержки, присутствия и, в целом, человека, на языке ощущается горечь собственной слабости. До сих пор непривычны некоторые перепады настроения, а вот поведение, еще и рядом с Чонгуком, меняется почти что до неузнаваемости. Уязвимый, нуждающийся в помощи омега просится наружу, что не может не раздражать. Постепенно забывается такое привычное состояние как «одиночество», ведь альфа почти всегда находится рядом: в спальне, гостиной, библиотеке и даже на заднем дворе прямо в эту же минуту. Гуляет где-то на просторах леса среди елей и сосен, но при этом все равно находится поблизости, пока Тэхён уже по неизвестному кругу обходит огражденный низким каменным забором выделенный ему периметр. Захотелось после обеда прогуляться, на что Виен громко и возмущенно ответила отказом, мол, «какая прогулка? Кто еще утром с температурой лежал?», и все бы так и было, если бы не вмешался Чонгук со своим «сама говорила, что нужно больше бывать на воздухе! Так какого хрена теперь запрещаешь?». Слово за слово, и вот уже разговор набирает не совсем благоприятные обороты, на что Тэхёну пришлось вмешаться: — Ладно, я никуда не пойду. Успокойтесь, — вставая на сторону единственной женщины, потому что, зная ее временами проявляющуюся упертость, бесполезно спорить, только разозлишь. Но Тэхён почему-то именно в этот момент забыл, что упертостью здесь обладает не только Виен, как и последующей раздражительностью, в случае явного несогласия. — Пойдешь! — рявкает Чонгук, да так что омега от неожиданности слегка подскакивает. — Со мной, под мою ответственность, — говорит уже сестре, одной рукой заводя притихшего парня себе за спину. Тэхён хватается за отведенную в его сторону мужскую руку, заставляя посмотреть на него. Альфа тут же поворачивает голову, смотря с нахмуренными бровями и неозвученным вопросом «чего ещё»?», а ему в ответ взгляд просящий прекратить этот бессмысленный спор. — Ответственность? — восклицает Виен. — Ха, да её при рождении с тобой не было! Чонгуку стоит больших усилий сдержать свой гнев, и это видно по его плотно сжатой челюсти и расширяющимся крыльям носа при выдохе. Весь его вид кричит о тонкой грани мощного взрыва, пересечь которую не составит сложности скажи Виен еще хоть одно слово. Но Тэхён сжимает чужую руку сильнее, ногтями впиваясь в тонкую кожу запястья, умоляет остановиться. «Не нужно ссор, пожалуйста» — Одевайся, — все-таки сдается Чонгук перед омежьим взглядом. — Я подожду на улице, — и уходит быстрым шагом прочь. Виен тут же переключается на Тэхёна. — И? — Я на чуть-чуть, обещаю, хотя бы на минут пятнадцать, — уверяет её омега. Не хочется злить ни Виен, ни Чонгука. А второго в особенности, потому что тот не является быстро отходчивым по сравнению с его сестрой. Со вздохом и качая головой его все-таки отпускают, напоследок сказав что-то вроде «только попробуй мне заболеть». Тэхён подмечает, что хоть и Виен еще не мать, но фразочки у нее уже точно припасены. На улице для августа немного прохладно, пришлось надеть даже кардиган поверх толстовки с капюшоном, и выглядит Тэхён, конечно, сейчас немного нелепо, но как-то все равно. Главное — тепло и комфортно. А Чонгуку ещё лучше, перекинулся в волка, чья шкура греет получше любой норковой шубы, хотя, омега уверен, ему и без нее не слишком холодно. Альфа обещал, что будет с Тэхёном «под свою ответственность», но ушел, сказав, что нужно немного проветриться, избавиться от накатившей ранее ярости, дабы в дальнейшем не поругаться уже с омегой. И перескочив каменное ограждение, скрылся между широких стволов. Тэхён же по истечению пятнадцати минут ходьбы, уселся на каменный бортик фонтана. Низ живота немного потянуло, вызвав болезненное шипение. «Неужели снова начинается?» — пролетает в мыслях, и, будто уловив вопрос, в этот же момент из леса выходит твердой поступью огромный черный волк. Глаза омеги расширяются в немом удивлении, ведь видеть такого зверя в реальности, да ещё так близко для него впервые. У того шерсть даже без света солнца блестит, переливаясь в некоторых местах от чуть светлых до темных оттенков; крепкие лапы с хорошо выделяющимися меж подушечек пальцев острыми когтями, крепкое, жилистое тело, переваливающиеся на длинных, костистых конечностях; глаза отдающие красным как тогда, при первой встрече в этом доме; крупный нос и островатые уши. Чонгук, надо признать, красив и в таком обличии. И бросается он к омеге сразу же, как только замечает руку на округлом животе, и чувствует чужое беспокойство. Подойдя ближе, не перекидывается в человека, так как предстанет перед омегой в совершенно голом виде. Одежда лежит неподалеку, но идти за ней долго и опасно, — оставлять уже одного Тэхёна нельзя. — Не переживай, — говорит омега, когда волчий нос упрямо несколько раз проходится по животу. — Ничего не болит, просто ложная тревога. Но Чонгук все равно не успокаивается, и теперь лбом толкает чужое бедро в попытках заставить омегу подняться с холодной поверхности, пока со стороны дома ещё не донеслось противное «а ну не сиди на холодном, заболеешь!». Тэхён искренне не понимает, что от него хотят и начинает немного брыкаться, мол, «чего привязался?», а волк настойчиво продолжает. — Чего ты хочешь? — сердито восклицает омега, на что волк начинает рычать и скалиться. Тэхён в испуге подрывается с места, ведь хоть и перед ним находится Чонгук, но оголенные клыки волка пугают не на шутку. Но зверь тут же успокаивается, напоследок облизнувшись. Смотрит так невозмутимо, заводя другого еще в большее недоумение. Пугать у Чонгука даже в планах не было, всего-лишь хотел предостеречь. Да и вообще им уже пора возвращаться, время-то вышло. Поэтому на чуть согнутых лапах выходит вперед омеги и головой кивает в сторону дома, в надежде, что такой беззвучный жест был понятен. — Домой? — уточняет Тэхён, на что получает повторный утвердительный кивок. И затем волк, удостоверившись, что его омега в целостности пересек порог особняка, скрывается за углом дабы наконец принять человеческий облик.***
Уже находясь в теплой постели, Тэхён вслушивается в тихий шелест березовых листьев за окном и наслаждается стойким ароматом хвои, окутавший каждый уголок спальни. Лунный свет сочится сквозь тонкую тюль, попадая на стоящую около тумбы вытянутую вазу с декоративным цветком, а прикроватные светильники теплым светом озаряют комнату. Укрытый белым пододеяльником омега, наслаждаясь ночной прохладой, тихо перелистывает одну за другой страницы понравившейся книги, пока его покой не прерывает внезапный скрип двери. — Почему не спишь? — доносится из темноты коридора и следом на пороге виднеется серьезное лицо Чонгука. — Первый час ночи, заканчивай читать. — Ты что, заменяешь Виен? — отшучивается омега, замечая как Чонгук подходит к окну и закрывает фрамугу. — Почему снова с открытым окном, хочешь проснуться завтра с температурой? — продолжает возмущения Чонгук, после чего взгляд падает на круглый столик. — И почему чай не выпил? Или Кён не так приготовил? — Да что на тебя нашло? — вдруг вспыхивает омега, отбрасывая книгу и поднимаясь с кровати. Тапочки как назло закатились под кровать, поэтому с босыми ногами Тэхён грозно надвигается в сторону человека, нарушившего его покой, с целью выпроводить его. А Чонгук, признаться, пришел вовсе не нравоучения читать. Ему все равно на не выпитый чай и на не закрытое окно, ведь вполне возможно, что Тэхёну просто надоело пить один и тот же чай весь день, а на улице и не так уж холодно, чтобы отчитывать за открытую фрамугу. Под видом своих возмущений он пришел совсем по другой причине, и признаться в ней немного стыдно, поэтому и состроил из себя чересчур заботливого. О чем уже успел пожалеть, увидев недовольство на чужом лице. — На альфах, похоже, тоже сказывается беременность омег? Иначе я не могу дать разумное объяснение твоим придиркам… — На самом деле я за другим пришел, — перебивает альфа. Стыдно признаться, что он просто не может уснуть, не чувствуя под боком кого-то с тонким шлейфом цветочного аромата. Кто часто ворочается в попытках найти удобную позу, кто во сне прижимается к массивной спине или укладывается головой на плечо, и кто тихо сопит ему, Чонгуку, в шею, когда в редкие моменты просыпается желание быть помеченным любимым и нужным феромоном. Стыдно признаться, что сон отказывается приходить пока под рукой не чувствуешь круглого животика. Чонгуку стыдно за свою слабость. — За чем? — серьезно спрашивает Тэхён. Он прекрасно видит метания альфы на дне его карих глаз, и ощущает его растерянность на ментальном уровне. Чонгук нервничает, что для Тэхёна немного удивительно. — Читай сколько угодно, только можно мне полежать с тобой? Я не могу уснуть, — на одном дыхании все проговаривает, потому что очень тяжело. Признания и извинения точно не его сильная сторона. А Тэхён замер в удивлении, потому что… «Чего ты хочешь?» — Ты прекрасно услышал, чего я хочу, — отвечают ему тут же, чем вгоняют еще в большое смятение. И как ответить? Отказаться? Чонгук как бы побеспокоил его, и Тэхён зол. Да и вообще, как он может о таком просить? Наглец! Но с другой стороны, они же договорились «помогать». Чонгук вроде как помогает, даже слишком, а Тэхён… — Хорошо. Взглядами прикованы к друг другу, где один явно пребывает еще в шоке от всего сказанного, а другой молча его благодарит за то, что вот так просто согласился. С неловким кашлем Чонгук проходит мимо, к кровати, выключает светильник со своей стороны и молча укладывается. Внутри спокойно, ведь он на своем месте, рядом. Чувствует копошения за своей спиной и щелчок выключателя от второго светильника. — Ты же хотел еще почитать, — уточняет, повернув голову чуть в сторону. — Да, хотел, но… ты прав, на сегодня хватит. Спокойной ночи, — и Тэхён отворачивается в другую сторону, заключая в объятия одну из подушек. Неловко признаться в том, что просто не хочет отвлекать лишним светом и шумом страниц, да и просто сидеть с мыслью, что рядом спит «его альфа» тоже не выйдет, — смущает. Как и смущает то, что в следующий момент на его живот аккуратно пробирается широкая ладонь, на макушке ощущается чужое теплое дыхание, а за спиной почти что шепотом звучит: — Спокойной ночи.