Конец у всех один

Сон как назло не собирается приходить уже как минут сорок, из-за чего бедный омега уже изворочился на постели в попытках найти удобную позу. Удивительно, что сопящий рядом Чонгук до сих пор не проснулся, а все так же, обнимая уголок тонкого одеяла, продолжает наслаждаться сладкими сновидениями. Действительно сладкими, думает Тэхён, поскольку по его умиротворенному и довольному лицу по-другому и сказать нельзя. Их взаимоотношения достигли того уровня, когда уже никому из них не приходиться просить провести очередную ночь вместе. Так получилось, оба сошлись на том, что будет намного удобнее и правильнее делить одну постель на двоих. Не беременному Тэхёну не нужно будет каждый раз подрываться от очередного короткого приступа и идти в комнату напротив, не Чонгуку не нужно засыпать с неким чувством тревоги, а в конце всё-таки идти к Тэхёну и просить разрешения поспать уже в его кровати. Выбор пал на спальню альфы, ведь, как он сам объяснил, там намного сильнее концентрат его феромонов, что будет являться дополнительным плюсом для Тэхёна; кровать, по сравнению с омежьей, идет чуть больше, благодаря чему никто никого не будет стеснять; ну и как выразился сам Чонгук — «Тебе там просто будет лучше». Поэтому Тэхён особо спорить не стал, не без чужой помощи перетащил пару подушек в соседнюю комнату, и каждый раз после вечерних процедур молча шел и укладывался на отведенную ему часть постели, засыпая с теплым дыханием на затылке и неизменными поглаживаниями выделяющегося животика. Чонгук старался как можно больше проводить времени дома, что-то внутри противно скребущиеся не позволяло задерживаться на работе чуть дольше, чем до пяти вечера. И поэтому, как только секундная стрелка начинает отсчет первой минуты шестого, Чон тут же собирается домой. Его ждут. Свои рабочие часы ему пришлось значительно сократить, так же, как и свои дела. На задний план ушли все его «кровавые разборки», пришлось забыть какого это — выбивать из итак пропавших тварей души, забыть ощущения крови на своих руках и горьковатый аромат железа на своей одежде. Ради Тэхёна, который очень восприимчив к различным запахам, Чонгук не позволяет себе прийти домой провонявшимся сыростью, гнилью и чужой кровью. Чонгук не позволит себе, потерять мнимое доверие своего омеги. Уж слишком оно является ценным… За короткий промежуток Чонгук поменял в своей жизни многое, начиная с каждодневного ужина в кругу семьи и заканчивая, кажется, полнейшим разрывом связи с Чимином. Все, что удалось ему узнать, по испепеляющим взглядам Хосока, — омеге легче не стало. Пару раз во время чисто рабочих обсуждений, младший Чон пытался вытянуть с некогда лучшего друга хоть какую-то информацию о волнующем парне, и на свой вопрос «как он там?», получал всегда однозначный ответ: — А ты сам как думаешь? — в купе с осуждением, граничащим с явной ненавистью. Чонгук в такие моменты виновато опускал взгляд, мысленно коря себя за свое безразличие в их последний разговор. Но как бы сильно он не пытался уколоть себя шприцом с раствором «Совесть», мысли о другом омеге не собирались покидать главный пост, волк внутри упорно давал об этом знать, подкидывая в разум фразы: «так надо», «так лучше», «забудь». И Чонгук забывал, пока на горизонте вновь не появлялся пронизывающий взгляд Хосока. Совсем недавно, глубокой ночью Чонгук с крепко спящим на его плече Тэхёном, вдруг осознал насколько сильно он погряз в своей новой жизни. Каждый его день начинался, в принципе, как и всегда: завтрак, разминка, душ. Только иногда к его ранним завтракам присоединялся и омега. Тэхён один раз, проснувшись даже раньше Чона и пролежав некоторое время в постели, решил тихо отправиться на кухню, выпить чаю. Весь план испортил альфа, потянув за край ночной футболки и сонно спросив: — Ты куда? — и услышав ответ, потянулся к телефону, дабы узнать который час. Брови тут же поползли к переносице, когда на дисплее высветилось «5:18». — Я хочу чаю попить, — сразу ответил Тэхён на не озвученный вопрос. — Не переживай, ложись спать. Только вот Чонгук решил, что засыпать уже бессмысленно, сорок минут сна все равно ничего не изменят. Поэтому последовал за омегой на маленькую кухню, посадил за стол, сказав, что все сделает сам и приступил: дал Тэхёну для начала выпить стакан воды, включил чайник, достал чашки и по привычке сделал бутерброды с копченой курицей и помидорами. Тэхён хотел помочь, но, услышав хриплое «не мешайся», начал возмущаться: — Вообще-то я не просил обслуживать меня. Я все могу сам. — Просто сядь и не бухти, — сказал Чонгук спокойно и поставил перед омегой тарелку и пока что пустую кружку. Завтрак прошел в задумчивой тишине. Один молча жевал приготовленные для него бутерброды и запивал чаем с облепихой, пока напротив него сидел альфа, думающий о планах на день. В конце лишь прозвучало негромкое «спасибо» от омеги и слабый звон посуды в мойке… Чонгук часто покупал по просьбам Виен «тэхёновы хотелки». Все чаще омегу тянуло на сладкое, что не всегда было дома. По пути домой приходилось заезжать либо в ближайший супермаркет за сладкой ватой и попкорном, либо в кондитерскую за Медовиком или Тирамису. Так в один из дней Чонгук добавил свой номер в контакты омеги и сказал, что если ему что-то понадобится, то пусть звонит или пишет сам. — Мне неловко просить тебя о таком. — Я тебе не чужой человек, так что отбрось неловкости. Только вот Тэхён не отбросил, потому что Виен продолжала звонить. А Чонгук, в очередной раз привезя по чужой просьбе твороженный пирог и поставив перед носом омеги, сказал: — Все-таки чужой. На что получил лишь полоску из плотно сжатых губ и опущенный в пол взгляд. Чужой… что вполне обосновано. Чонгук также стал подмечать некоторые «особенности» омеги. Например, Тэхён всегда бесился, когда уже не короткие, но и одновременно еще не слишком длинные волосы отказывались заправляться за уши и мешались перед глазами. Из-за этого альфа однажды принес несколько маленьких заколок, на что Тэхён обижено выдал: — Я не буду ими пользоваться, они сделают меня еще более нелепым, — и кто же Чонгуку не напомнил о придирках омеги к внешности? — А перед кем тебе все равно красоваться? И Тэхён тогда совсем неожиданно для альфы расплакался и ушел, оставив одного с заколочками в руках… Тэхён не любил «химозные», как он сам говорил, пакетированные, фруктовые чаи, предпочитая либо просто черный, либо с примесью только натуральных листьев и фруктов. Также ему не нравились бананы и киви, но был просто без ума от манго. Не переносил запах горелого и сырого мяса, некоторых приправ из-за чего повару пришлось перестать использовать их в приготовлении; запах кисло-молочных продуктов, жареных яиц, огурцов и рыбы. Тэхёну также не понравился один из парфюмов альфы, и в один из вечеров, когда Чонгук после душа решил перекрыть запах крови на своих руках, потому что днем все-таки не смог не повертеть кулаком у чужого носа, омега ему с порога сказал: — Либо ты сейчас же идешь вымывать эту вонь, либо я уйду спать к себе. Чонгук возражать не стал, хотя очень хотелось в силу своего характера и усталости, не было желания снова идти мыться. Но пришлось потратить еще полчаса, часть геля для душа и неизвестное количество воды, чтобы запах духов не так сильно ощущался. Только вот Тэхён все равно не оценил старания, отвернувшись спиной и лежа на самом краю сказал, что все еще чувствует и… — Не вздумай ко мне прикасаться! — вскрикнул, когда альфа потянул руку в его сторону. — Не хочу, чтобы этот запах отпечатался на моей одежде. После этого Чонгуку пришлось избавиться от своего парфюма, выкинув его, и пообещать себе, что как бы сильно не чесались кулаки, держать их нужно все-таки при себе.

***

Тэхён в сотый раз заправляет выбившуюся прядь за ухо и устало вздыхает, потому что ноющая боль в пояснице не дает покоя. Воротник шелковой блузы неприятно сдавливает шею, а кружевные рюши на нем придают еще больше тяжести. Белая ткань липнет к взмокшей спине, но Тэхён упрямо делает вид, что находится в полном порядке. Мягко улыбается, пока, вызванный Виен, художник-портретист на протяжении часа выводит кистью на холсте портрет сидящего перед ним омеги. Та комната на втором этаже, которая изначально для Тэхёна была закрыта, оказалась всего-лишь обыкновенной «мастерской». Так называли её в семье Чон, именно она служила местом для написания портретов и хранения некоторых вещей для омег. Не большая, с несколькими шкафами у стен, маленьким старым диваном, винтажным креслом, круглым ковром и с балконом, выходящим на задний двор. Тэхён конечно же знал и вроде бы был готов к тому, что рано или поздно ему придется позировать ради очередного портрета в одном из коридоров особняка, но, когда Виен пару дней назад сказала, что ему нужно подобрать одежду для этого дня, то он немного подрастерялся. Скользкий страх растекся по венам, и в голове фраза «Неужели конец так близок?». А затем слабый толчок под ребрами, и глаза защипало от горьких слез. В животе малыш с каждым днем все больше начинает буйствовать, пинается сильно, так что только Чонгуку подвластно сбавить этот пыл. Чонгук, к слову, не очень рад был сидеть неизвестно сколько времени рядом с омегой, потому что «У меня дела, мне ехать надо, а не сидеть с тобой». Но повозмущался, и теперь спокойно лежит на рядом стоящем диване, просматривая что-то в телефоне. Насчет спокойствия альфы Тэхён может поспорить, потому что Чонгук далеко не спокоен. Это выдает, во-первых, его запах, а также нахмуренные брови и косые взгляды в сторону художника. Волку Чонгука явно не нравится этот альфа, из-за того, что тот делает слишком уж наглые словесные поползновения в сторону одного омеги. Может Тэхёну и нравились слащавые фразочки в свой адрес поначалу, только вот потом становилось как-то не по себе. В комнате чувствовался сладковатый запах чужих феромонов, выброшенных с целью заинтересовать, расположить к себе, и заглушающий аромат свежести, который был намного сильнее. Чонгук, как всегда, не уступал. — Позвольте вам задать вопрос, Тэхён? — с милой улыбочкой спросил художник, пока Чон борется с чувством стереть эту приторную гримасу с чужого лица. — Конечно, — как-то уж устало выдает омега, но усталость эту никто не замечает. — Обычно такие люди, как вы заказывают семейный портрет: муж, жена или муж, дети. А вы выбрали одиночный, при этом находитесь в интересном положении и у вас нет кольца на пальце. Где же ваш муж? Тэхён замешкался, а вот Чонгук, усмехнувшись со столь глупого вопроса, больше себя сдерживать не намерен. Довольно с него! — Здесь, — делая лживый, спокойный тон голоса, поднимается с дивана. Кричать он не намерен, ни в коем случае. А заставит занять свое место и жалостливо заскулить только своим видом и сгущающимся запахом. — Мы не носим кольца, потому что считаем их неудобными, одиночный — потому что у нас в семье так принято, — медленно подходит, становясь за деревянным мольбертом. Альфа перед ним явно начинает нервничать. — Простите, — замявшись, говорит он, прижимая кисть с палитрой к себе. — Ну и последнее, если хочешь уехать от сюда живым, то советую заткнуться и перестать вонять, — и совсем шепотом. — Не вынуждай меня отвечать на вопрос, почему же мы так далеко живем от людских глаз, договорились? Альфа запоздало кивает несколько раз, переключаясь на свою работу. Тем временем Чонгук чувствует что-то неладное, когда омега за его спиной со стоном выдыхает. Проходит секунда, прежде чем Чон подлетает к Тэхёну, расспрашивая о самочувствии. Тот рукой хватается за ворот блузы, чуть оттягивая и прося расстегнуть злосчастные пуговицы сзади. Просьба не остается не замеченной. Чонгук просит выйти вместе на балкон и аккуратно придерживает омегу за талию, перекидывая тонкую руку к себе на плече. Выйдя на улицу, Тэхён сразу же делает глубокий вдох и почти что падает на плетенный стул. От свежего воздуха стало хоть немного легче. — Не тошнит? — обеспокоенно спрашивает Чонгук и получает отрицательный ответ. — Я принесу воды и плед, подожди минуту. Внутри через пару секунд раздается озлобленное «проваливай» и слова художника мол «мы же еще не закончили», которые тут же прерываются. Тэхён пытается сконцентрироваться на своем дыхании и ощущениях. Холодно, влажная на спине рубашка дает о себе знать, а сентябрьский ветерок не щадит. Слабый пинок вновь раздается в районе ребер, из-за чего омега тихо ойкает и начинает слабые поглаживания живота. Чонгук возвращается через пару минут со стаканом теплой воды и махровым пледом, в который сам укутывает Тэхёна. Молчание между ними держится не долго, так как волнение альфы можно не то, что почувствовать, а даже потрогать. Правда Чон все равно старается сдерживать себя, а Тэхён в очередной раз убеждается, что парень перед ним никогда не признается и не покажет свои реальные чувства и эмоции. — Что-то болит? — Нет, все в порядке. — Так и знал, что этот козел спровоцирует новый приступ. Развонялся, блять, — шипит Чонгук, облокачиваясь об каменные перила балкона. Тэхён еле заметно улыбается, внутри почему-то стало теплее от чужого беспокойства. Только вот должно ли быть это тепло? Он не знает и пока не хочет об этом думать, но это чувство упорно не отпускает. — Не стоило его выгонять. Он ехал сюда дольше, чем рисовал, мы могли бы и продолжить, — тихо говорит Тэхён. В руках все еще держит стакан с водой, смотря как альфа разворачивается к нему, являя недовольное лицо. — Он добирался сюда не самостоятельно, его привез водитель, так что мне совсем его не жаль. А если сюда еще прибавить, что он с тобой сделал… — Чонгук, все в порядке, — прерывает вдруг, когда тон альфы начинает обретать высокие обороты. Хотя кого это тут затыкают? — Неужели? Мне так не показалось, — и снова отворачивается, чтобы не наговорить лишнего. Как-то уж резко получилось, но это его совсем не волнует. Чонгук, по правде говоря, бесится, и сам объяснить не может из-за чего именно. Волку точно не понравились смелые выпады этого художника в сторону его омеги. Беременного омеги. Он на брата своего кинулся с кулаками, а тут какой-то урод заставил почти клыки обнажить. Но как бы не хотелось начистить тому альфе морду, — нельзя. Чонгук пообещал, что не устроит больше сцен — это раз. И никаких кровавых разборок — это два. Раздражает ли его тэхёново спокойствие? Есть немного. Все-таки неприятный осадок оттого, что Тэхён в какой-то степени выгораживает этого художника, разъедает внутренности. «Да как он может его защищать?!» — думает альфа. Может причиной его злости является собственная реакция в целом на эту ситуацию? Возможно. Чонгук корит себя за то, что с каждым днем теряет над собой контроль. Слишком заботлив, слишком податливый. Трясется моментами над омегой так, что самому в это не верится. Иногда задается вопросом, — а что будет дальше? А разве «дальше» вообще будет? — Впервые вижу, как альфа поджал хвост перед другим альфой, — улыбаясь, говорит Тэхён, своими словами вырывает из долгих размышлений. Чонгук, очнувшись, вновь оборачивается и мысленно соглашается с тем фактом, что продолжать их изначальный диалог не имеет смысла. Поэтому просто усмехается и гордо произносит: — Он не из слишком уж сильного рода, а даже, если бы и был, то все равно я ему не по зубам. Тэхён про себя радуется, что ему удалось направить их разговор немного в другое русло. Все-таки что-что, а все альфы любят говорить о себе и своих силах, и Чонгук не исключение. Волк внутри высокомерно задирает голову. — Ты представляешь вообще весь идиотизм его поступка? — начинает Чон. — Он прекрасно чувствовал, что ты помечен моим запахом, и точно понимал, что ты живешь в этом доме. И задавать вопрос насчет мужа, — разве это не глупо? Да еще и распускать свои феромоны в моем присутствии! Он либо самоубийца, либо точно ёбнутый, — наконец выдает свое заключение. Чонгука все равно не отпускает. Ярость и некая ревность пытаются овладеть им, но он старается не поддаваться этим минутным эмоциям. И чтобы сохранить ясность ума, решает как всегда сходить проветриться. На свежем воздухе, среди привычных крепких стволов вековых деревьев действительно становится легче. Только вот одному пойти возможности не предоставляется, да и не хочется как-то. — Если не устал, то можем прогуляться, — невзначай предлагает Чонгук, и по блеску в глазах напротив уже заранее знает ответ. — Только давай погуляем по лесу, там сейчас так красиво! — как-будто бы читая чужие мысли, Тэхён восторженно вздыхает, устремляя свой взгляд вдаль на пожелтевшие березы и некоторые опавшие листья. — Хорошо. И Чонгук, уже как всегда, помогает Тэхёну одеться: завязывает шнурки на слегка потрепанных ботинках и надевает плащ. Придерживает за руку, пока омега потихоньку спускается по лестнице, и, даже находясь уже где-то в лесу, не отпускает. Потому что так душе теплее и просто надежно. Но все равно мысль, тревожащая его ранее до сих пор не отпускает: «Что будет дальше?»