***
Тэхён проснулся посреди ночи и теперь не может уснуть. Хочется чего-нибудь съесть и ему все равно, что рядом стоящие часы показывают далеко не время завтрака. Чонгук под боком, как всегда, сопит, чуть ли не пуская слюни на подушку. Одну из подушек омеги, между прочим. Только вот Тэхёну как-то сейчас не до подушки, в животе раздается слабое урчание, и он аккуратно усаживается поближе к изголовью, подкладывая под поясницу подушку. Чего же хочется? Сладкого? Соленного? Или же острого? Чего-то мясного или же более овощное? Нужно что-то легкое. В конце концов, зачем ночью обжираться? Тогда лучше поесть фруктов? Яблоки, груши, авокадо, манго, гранат, апельсины? Нет. Может сушенных фруктов с чаем? Нет. А может… — Хочу персики, — тихо вылетает мысль. Чонгук рядом что-то промычал. Проблема только в том, что дома персиков нет. Во-первых, на улице середина осени, а во-вторых, Тэхён их в последние несколько недель плохо ел, поэтому и не покупали. А вот теперь хочется, и что делать? Чонгук начинает ворочаться, и в скором времени приоткрывает глаза. Сонный взгляд уже автоматически падает в сторону омеги, который, на удивление альфы, почему-то не спит. И уж как-то виновато поглядывает на него, и, чувствует Чонгук, значит чего-то хочет. — Дай угадаю, снова ночное чаепитие? — уточняет Чон, потому что видит, что за окном еще далеко до рассвета. Омега отрицательно мычит и коротко качает головой. — Тогда ранний завтрак. — Угу, — Чонгук попал со второй попытки, и уже мысленно готовиться к вновь раннему подъему. Вот только совсем тяжело дается поднять не то, что тело, а голову с подушки. Настолько сильно манит, не хочет отпускать. — И чего ты хочешь? — сонно проговаривает он, так и не открыв глаза. Чем быстрее он узнает, чего хочет Тэхён, тем быстрее он принесет ему это и снова отправится спать. Только вот омега не спешит с ответом, молчит, заставляя Чонгука напрячь голосовые связки. — Говори, — слегка рычит он, зная, что Тэхёна уже этим не напугать. Обоим знаком сценарий изо дня в день повторяющегося диалога. Уже как-то привыкли, поэтому омега со вздохом пропитанным разочарованием, не колеблясь, выдает: — Персики. Чонгук хмурит брови, потому что «какие к черту персики?!». Да, он смирился с ранними завтраками, с редкими неловкими просьбами что-то купить, с ночными чаепитиями и даже с некоторыми капризами. Чон привык к тому, что по пути домой может зазвонить телефон с очередной фразой Виен «купи фисташковое мороженное, Тэхён просит». Или же, когда стрелка часов переваливает за двенадцать, и Чонгука аккуратно будят слабыми тычками пальцев в плечо, а потом тихо говорят «может чай попьем?». Чонгук привык и не отказывает омеги не в чем, наоборот, иногда голову посещают мысли, что ему даже нравится такое доверие со стороны Тэхёна. Тот уже не так сильно стесняется, не говорит слишком неуверенно, да и в целом не выглядит таким уж зажатым, как раньше. И Чонгук бы не с большим удовольствием, конечно, но все-таки принес бы эти персики, если бы они вообще были дома. Тэхён — человек-непостоянство, сначала что-то не ест и не хочет, а потом у него внезапно просыпается острое желание. И Чонгук перечить этому не смеет, прекрасно зная и понимая нынешнее положение омеги. Поэтому «с болью в сердце» тянется к телефону, с мыслью, что в крайнем случае отправит за фруктами их семейного водителя. Только вот на дисплее ярко высвечивается «03:28». — Где я тебе персики в такое время достану? — Ничего не нужно, правда, — сразу оправдывается Тэхён. — Я просто сейчас выпью воды, съем яблоко и всё, желание пропадет. Тебе не нужно выполнять все мои «хотелки», ты не обязан. А Чонгук хочет и согласиться, и воспротивиться таким словам. Потому что, как это он не обязан? Обязан! После всего, что было он обязан помогать, поддерживать. И если поддержка заключается в простом действии, таком как принести эти чертовы персики, то плевать на сон, он пойдет и сделает. Принесет персики, вишню, сливы и прочее, стоит только омеге пожелать… Последнем толчком к поднятию собственного тела с кровати становится внутренний зверь, который, наконец-то проснувшись, начинает тихо рычать, потому что его омега ждет и нужно поспешить. Чонгук же молча встает, протирая и скидывая остатки сна с глаз одной рукой и направляется к двери. Тэхён порывается остановить его, спрашивает «ты куда?» и откидывает с ног одеяло, стремясь пойти за альфой. Но тот лишь хрипло, но твердо рявкает одиночное «сиди» и уходит. Тэхён в исходное положение возвращается, понимая, что с Чоном спорить сейчас бесполезно, да и желания нет. Поэтому сидит и покорно ждет, и ожидание длится совсем недолго, потому что вот уже с коридора доносятся шаги и слабый звон посуды. Тэхён поднимает свой взгляд, устремляя на вход в спальню, где на пороге стоит Чонгук, читая что-то на консервированной банке. — Свежих нет, но Виен сегодня должна утром поехать в офис, к обеду вернется и привезет тебе персики, а пока есть только такие. Будешь? — показывая жестяную банку, спрашивает он. Чонгук более чем уверен, что Тэхён не откажется и от таких фруктов, поэтому принес сразу тарелку и вилку. И не прогадал, маленький огонек загорается в чужих глазах, а на губах проскальзывает еле заметная, благодарная улыбка. Тэхён несколько раз кивает и, вновь откинув одеяло, аккуратно двигается к краю постели, придерживая округлый живот. Чонгук тем временем, организовывает на круглом столике у окна «очень ранний завтрак». Открыв банку, выкладывает сладкие дольки на чуть глубокую тарелку и пододвинув ее к месту омеги, усаживается напротив. Тэхён ест с аппетитом, даже забыв о том, что изначально хотел другого. Приторность фрукта оседает неприятным чувством во рту, и Чонгук заметив секундное недовольное выражение и короткий взгляд в сторону графина, стоящего на столе, спешит наполнить стеклянный стакан. — Спасибо, — раздается в тишине высоких стен. Тэхён откидывается на мягкую спинку стула, отодвинув от себя тарелку, и кладет руки на свой живот, любовно поглаживая. Чувство голода ненадолго отпустило, как и желание поесть персиков или чего-то в этом роде. Под ладонями ощущаются слабые толчки, малыш, проснувшись, дает о себе знать, из-за чего Тэхён тихо ойкает, а Чонгук, выныривая из своих мыслей, медленно встает. — Не против вернуться в постель? — говорит Чон, протягивая свою ладонь. Тэхён слабо качает головой в отрицании и, встав, идет в сторону кровати. Чонгук позволяет омеге, как всегда, занять место у себя под боком и положить голову на свое плечо, а Тэхён никак не смеет противиться объятьям альфы и его нежным поглаживаниям на своем животе. Всё так, как должно быть, кроме… — Почему руки холодные? — неожиданно разносится по комнате голос Чонгука. — Замерз? — Нет, — шепотом говорит омега, поднимая свой взгляд. — Смотри мне, не хватало вновь заболеть, — причитает Чонгук, пока Тэхён вновь пытается сдержать смущенную улыбку.***
Чимин сгорает от рук, касающихся его, кажется, везде. Возбуждение внизу нарастает с каждым новым прикосновением губ, оставленным альфой на мягком животике, спускающимся все ниже и ниже. Чонгук чередует нежные поцелуи с легкими укусами, оставляя россыпь своих следов на любимом теле и наблюдает исподлобья как омега в наслаждении закатывает глаза. Запах сочных ягод окутывает всю комнату вместе с насыщенным ароматом лесной свежести. В сумраке страсти тонут два разгоряченных тела, не принимая попыток остановиться, выбраться их этого безумия. Томные вздохи разрезают тишину небольшой спальни, освещенной лишь блеском уличных фонарей. Первые стоны, слетевшие с омежьих губ, ловят резким поцелуем, не дают вырваться наружу… — Чонгук, — омега хрипит, находясь на грани и чувствуя приближающуюся волну удовольствия. Альфа, лежавший на скомканных простынях, тянется к маняще мягким ягодицам восседающего на нем омеге. Сжимает до появления новых красных отметин и принимает сидячие положение, подтягивая парня ближе. — Чонгук. — М? — мычит он, ведя рукой вверх вдоль чужого позвоночника. Доходит до затылка, сжимает влажные от пота волосы в кулак и оттягивает, заставляя омегу откинуть голову назад. Губами тянется к тонкой шее, кусает, лижет, сдерживая желание поставить метку. — Чонгук, — постанывает Чимин. — Я больше не могу… — Можешь, — обрывает его внезапно сильным ударом по правой ягодице Чонгук. — Давай, милый, покажи мне на что ты способен, — и снова в комнате раздается смачный шлепок. Чимин устало стонет от неприятной боли в мышцах бедер и вновь начинает насаживаться на твердо стоящий член. Опускается медленно, наслаждаясь постепенной заполненностью. Чонгук на такое лишь хмыкает, — тянуть время, когда конец уже близок, он не любит: — Я думал, ты желал иного… Чимин опрокидывает альфу на спину, прерывая его монолог, начинает двигаться в прежнем быстром темпе. Чонгук довольно улыбается, вновь ныряет в омут удовольствия с головой, чувствуя приближение скорой разрядки. Осталось чуть-чуть. — Помоги мне, — молит омега, указывая взглядом на свой просящий дополнительной ласки член. Чонгук касается чужой плоти, заставляя парня над ним остановится и протяжно застонать. Собственные пальцы на ногах поджимаются, а низ живота напрягается от новой волны наслаждения: — Да-а-а, — скулит он, сжимаясь на альфьем члене. — Двигайся, — напоминают ему и награждают измученную задницу новым сильным шлепком. — Вот так, сожмись сильнее, — слышится где-то на периферии. Глубокий вдох и разум Чимина цепляется за подсчет последних «толчков». И ему хватает семнадцати, чтобы почувствовать сильное напряжение во всем теле и обессиленно упасть на грудь альфы, издав последний стон… Чимин распахивает глаза, постепенно выныривая из сладостной неги простого сна. Всего-лишь сна, конца которого он не пожелал бы никогда. В штанах ощущается неприятная липкость и появляется желание рассмеяться от этой ситуации. Он — словно подросток — спустил себе в штаны от приснившейся картинки. Картинке, где он счастлив, нужен и желанен. Где находится в объятьях любимого человека и делит с ним свои вздохи, стоны и чувства. Делит свою жизнь. И теперь уже в какой раз желает разделить эту жизнь вновь, и нет разницы где именно? — во сне или в реальности. Вместе — это главное. Он заставляет себя встать с постели и поплестись в ванную, смыть остатки «бурной ночи». В коридоре, на дисплее электронных часов «2:58», а на душе наконец-то наступившая пустота. Дверь слегка скрепит, слышится шорох одежды, упавшей на холодный кафель и Чимин, залезая в ванну, выкручивает вентиль с ледяной водой на полную. Струи воды стекают по худому телу вниз, покрывают кожу неприятными мурашками, разбиваясь в конце об акриловое дно. Чимин прикрывает глаза и облокачивается лбом о плитку, расслабляясь. Воспоминания о прошлой жизни одно за другим мелькают перед глазами, заставляя остановится на каждом и ощутить мнимое чувство счастья… Через панорамные окна проникают первые лучи восходящего солнца, раскрывают завесу ночного мрака и обнажая светом не скрытые простынями обнаженные тела. У кровати валяются скинутые ненужные подушки, элементы одежды и влажные после душа полотенца. В самой постели нежатся двое в объятьях друг друга, отвлекаясь на короткие разговоры и ленивые поцелуи. Слышен тихий смех со стороны довольного омеги, смущенно отворачивающегося и прячущего лицо в мягкости одной из подушек. — Я впервые слышу от тебя, вечно серьезного и недовольного, такое, — хихикает Чимин. — А я и сейчас серьезен, — Чонгук меняется в лице, натягивает маску той самой серьезности и наблюдает за глазами, превратившимися в щелочки от яркой улыбки. — Правда? Тогда скажи это еще раз, — успокаиваясь, произносит омега и устремляет взгляд полный любви на мужчину. — Я буду с тобой до тех пор, пока ты будешь со мной, — произносит Чонгук, вкладывая в свою фразу смысл, что измены со стороны Пака не простит. Никогда. Чимин же делает наигранно задумчивый вид, поглаживая рукой свой подбородок. — Хорошо, тогда я пристрелю любого, кто позарится на тебя. Потому что ты — только мой! Чонгук смеется от этих слов, описывая их как «детские» и в конце решает скрепить их своеобразную клятву мизинцами. Лицо Чимина озаряет удивлением, но палец сам тянется навстречу и с губ обоих слетает шепотом: — Клянусь. «…пока ты со мной» «…убью любого, кто…» — Чимин! — эхом раздается чей-то голос, заставляя выйти из своих мыслей и открыть глаза. Напуганный Хосок, в чьих глазах плещется неподдельный страх, стоит за пределами ванны и держит омегу за продрогшую руку. Капли холодной воды попадают на его одежду, и он тянется к крану, останавливая поток. — Чимин-и, милый, вылезай, замерзнешь ведь, — успокаивающе проговаривает и тянет на себя, помогает переступить через бортик ванны. Чимин не обращает на альфу никакого внимания, и то, что он стоит перед ним полностью обнаженным никак его не волнует. В голове прочно засела одна лишь фраза. — Я убью тебя, — тихо срывается с дрожащих губ, когда Хосок пытается прикрыть чужую наготу банным халатом. — Что? — вдруг останавливается он, устремляя непонимающий взгляд на странно улыбающегося парня. — Тот омега, — тут же отвечают ему. — Я убью его. Хосок неверующе смотрит в глаза напротив и видит зажженный вновь ярко горящий огонек. И он бы мог расценить все сказанное как шутку и обязательно бы посмеялся над этим, только вот понимает, что человек перед ним уже давно разучился «шутить», а блестящий, довольный взгляд говорит сам за себя. Чимин настроен серьезно и в доказательство этому повторяет: — Я убью его…