***
«Красиво» — первое, что думает Тэхён, когда видит свой готовый портрет ещё стоящий на мольберте. На него с холста смотрит пара темно шоколадных глаз, обрамленных чуть завитыми кверху ресницами. Небольшой нос, маленькая родинка, полоска аккуратных, розовых губ, блестящих из-за тонкого слоя бальзама. Светлые волнистые волосы, уложенные с помощью Виен, золотые гвоздики в ушах и белая кружевная блуза. Тэхён похож на аристократа, не иначе. На очень красивого аристократа. Впервые для себя он признает, что красив. Всё-таки тот бедный, напуганный Чоном художник постарался на славу. Погода за окном оставляет желать лучшего. Холодный ветер октября почти что полностью снял золотые наряды леса, застилая землю коричневым ковром из листьев и сухой травы. Дождик моросит всё чаще, из-за чего желание закутаться в теплый плед и сесть куда-нибудь с любимой книгой в руках становится всё больше. И Тэхён не идет наперекор своим желанием, поэтому сразу же после завтрака отправился в библиотеку, где провел почти весь день, отвлекаясь только на обед. Ближе к вечеру, когда ветер за окном все-таки стих, а на темный лес опустились сумерки, Тэхён отложил книгу, откидываясь на спинку винтажного кресла. Стрелка на маленьких старых часах, стоящих на одной из книжных полок, перевалила за шесть вечера, давая понять что уже совсем скоро домой вернется Чонгук. Сегодня он задерживается, о чем Виен предупредила еще во время обеда, сказав о каких-то внезапно возникших проблемах на работе. Омега никогда не вдавался в подробности работы младшего Чона, но по некоторым, случайно подслушанным телефонным разговорам альфы, а также по ранее многочисленным моментам, когда Чонгук приходил домой с запахом крови на одежде и с ссадинами на костяшках, Тэхён понимал, что «работа» никак не связана с простым сидением в каком-нибудь офисе. Редкие и весьма короткие разговоры с отцом Чонгука за ужином также давали омеге понять, что «любимый сын — тот еще редкостный идиот, любящий размахивать кулаками, и всегда ищущий приключения на одно место», и что пошел младший альфа далеко не по стопам отца… Тэхён улыбается мечтательно, вновь проходясь глазами по своему портрету, вспоминая Чонгука в самый первый день написания картины. Художник, после серьезного «замечания» в сторону своего поведения, в следующие дни не то что говорить, лишний раз даже не смел смотреть в сторону омеги, которого все так же преданно охранял так называемый муж. Чонгук защищал свое от всяких поползновений, не давая бедному художнику лишний раз вздохнуть. Тэхён же тогда старался спрятать смущенную улыбку. На задворках воспоминаний до омежьего слуха доносится телефонный звонок, а затем и голос младшего Чона, который уже по всей видимости вернулся домой. Подслушивать чужие разговоры вроде как нехорошо, но оторваться не получается, когда среди всех сказанных слов удается расслышать имя вызывающего абонента. Звонит Намджун, и теперь перед глазами стоят картинки последнего проведенного вместе вечера. Тэхён помнит то тепло, которое излучал этот альфа, помнит взгляд глубоких глаз и нежные касания рук. А ещё разбитый нос, многочисленные синяки и холодный голос, просящий прожить остаток месяцев в мире с самым ненавистным тогда человеком. Мольбы, слезы, боль, «прощай», хлопок двери и… снова боль. — Тэхён? — окликают вдруг с порога. В проходе стоит Чонгук, в глазах мелькает беспокойство, а чужие брови слегка нахмурены. — Всё в порядке? — Да, всё хорошо, — будничным тоном отвечает омега и коротко улыбается для пущей убедительности. Нечего альфе знать о личных душевных терзаниях. Только вот лживая улыбка не может скрыть влагу на глазах. Чонгук не слепой, да и волка внутри не обманешь. Тот всё прекрасно чувствует и понимает, что с его омегой что-то не так. Расстояние сокращается, а внутренняя тревожность Тэхёна все больше нарастает с каждым шагом альфы. Чонгук подходит аккуратно, не разрывая зрительного контакта, в душу пытается заглянуть. Понять причину чужих слез. — Расскажешь? — спрашивает он. — Всего лишь неприятные воспоминания, — опуская голову и делая глубокий выдох, объясняет Тэхён. Хочется надеется, такого ответа вполне хватит, дабы Чонгук больше не наседал с расспросами. — М-м, — понимающе мычит. «Не хочешь, не говори» — остается не озвученным. — Я купил, что ты просил. Правда миндального молока не было, последнее прям перед носом забрали, представляешь? — с досадой хмыкает Чонгук, стараясь отвлечь Тэхёна от грустных мыслей. — Да ничего, я уже и забыл, что хотел миндального молока, — хихикают смущенно в ответ, стирая соленую влагу со щёк. — И прости ещё раз, что потревожил… — Забей, мне не сложно, ты же знаешь. — Всё равно, прости. И Чонгук просто понимающе кивает, потому что знает, что спорить бесполезно. Проходили уже как-то. Вместо этого, руки тянутся к омежьему животу с тихим «можно?» на устах. Тэхён оглядывает альфу смущенно, и с долей неуверенности мысленно, смотря в темные глаза, просит разрешение на другое действие. Чонгук же с коротким смешком без колебаний соглашается. В следующий момент Тэхён боком жмется к крепкой мужской груди, вдыхает родной запах свежести, пока чужие руки аккуратно, но крепко приобнимают его. Стоять вот так слишком интимно для них, и кажется неправильным, непозволительным. Только вот обоим плевать, у них отношения изначально неправильные. — Как дела у Намджуна? — вдруг спрашивает Тэхён, не сдерживая своего любопытства. Альфа вопросительно вздергивает бровь, что остается незамеченным. — С чего ты это у меня спрашиваешь? — Ты говорил с ним только что по телефону, — объясняют ему. — Откуда ты знаешь? — Слышал. Чонгук неверующе брови хмурит, обдумывая чужие слова. Ведь такого быть не может. Нет, он действительно минутами ранее разговаривал с братом, но Тэхён чисто физически не мог услышать этого, о чем сразу же альфа и говорит: — Как ты мог услышать, что я говорил с Намджуном, когда ты находился на втором этаже, а я на первом и в другой части дома? — Чону и вправду интересно, как такое могло произойти. Не имеет Тэхён таких способностей по своей природе, в отличие от членов семьи Сублатио. — Но я правда слышал! — восклицает омега, и отрывает голову от чужой груди. — Вот с этой стороны, ты был там, в той комнате, за стенкой. Тэхён говорит обрывисто, указывая пальцем в направлении откуда слышал голос. Он не врет, по глазам его всё понятно, вот только во взгляде Чонгука до сих пор стоит полное отрицание произошедшего. Потому что, да, он действительно был в той стороне, куда показывают дрожащей рукой. Но ведь невозможно… — А сейчас ты что-нибудь слышишь? К примеру, можешь сказать где сейчас находится Кён? — Аккуратно беря за плечи, он разворачивает ничего не понимающего омегу к себе лицом. Чонгук решает проверить насколько хорош чужой слух, раз Тэхён не совсем точно, но смог услышать телефонный звонок и дальнейший разговор. — Как я могу, я ведь не знаю… — Попробуй, — обрывают неуверенную речь. — Сосредоточься. Тэхён с непониманием смотрит, потому что уверен, что у него не получится. Но все равно пытается, вслушивается в окружающие его звуки: ветер за окном, стучащийся в окно мелкий дождик, тиканье настенных часов, скрип половиц под собственными ногами и дыхание второго человека. Всё. Не слышит он ничего, что происходит за пределами мастерской, ни Кёна, ни кого-нибудь другого, из-за чего качает в отрицании головой и бросает взгляд на Чонгука, видя долю некого разочарования. — Лучше скажи, что мне показалось, и не было никакого звонка, — просит он, уже сомневаясь в себе. Чонгук ведь прав, Тэхён не способен на такое. Это всё просто его больная фантазия, обострившиеся чувства, эмоции, и ничего не было на самом деле. — Да, показалась, — видя смятение напротив, отвечает Чон. Он и сам находится не в меньшем замешательстве, но лучше уж оставить всё как есть. Незачем лишний раз тревожить итак слишком нервного омегу своими убеждениями и догадками. Лучше позже поговорить об этом с сестрой, она-то должна дать ответ. А сейчас вновь обнимая, Чонгук тихо шепчет в светлую макушку единственное слово — «показалось»…***
Легкая ноющая боль не давала Тэхёну нормально заснуть по ощущениям кажется уже пару часов. Даже находясь в объятиях нужного человека, почти что утыкаясь в чужую шею ближе к запаховой железе, и ощущая запах лесной свежести, легче не становилось. Чонгук же заснул практически сразу как только голова коснулась подушки. Как всегда укладывая руку на весьма выпирающий омежьий живот, провалился в сон под недовольные ерзанья под боком. Усталость с каждым днем становилось всё сильнее. Несмотря на то, что альфа всегда был достаточно выносливым, в последнее время силы быстрее покидали крепкое, здоровое тело, что было достаточно странно. Но Чонгук особо не заморачивался, ссылался на малое количество сна, так как Тэхён моментами просыпался достаточно рано; на увеличившееся количество работы, тяжелые взаимоотношения с Хосоком, и гнетущие мысли о Чимине. А про бесконечные переживания за одного омегу лучше вообще не вспоминать. Чонгук уставал, что морально, что физически… У Тэхёна же в последнее время участились приступы боли. Иногда останавливаясь на коротких, слабых схватках, а иногда перерастали в самые настоящие круги ада. Вот и в этот вечер все началось с легких покалываний внизу живота, когда омега стоял в собственной ванне, принимая душ. Внутри таилась надежда, что по возвращению в спальню Чона всё пройдет. Только, когда Чонгук наконец коснулся чуть холодными руками округлившегося живота, боль не прошла. Ворочаясь в кровати в попытках найти удобную для сна позу, Тэхён стал ощущать ломоту во всем теле. Осознание, что в последующем с ним будет происходить, глухо ударило в голову. Омега тут же подскочил, принимая сидячие положение, свесив ноги с кровати. Ослабевшими руками сжимая простынь, старался глубоко дышать, сосредотачиваясь на тихом подсчете до десяти, и так по кругу. Резкий пинок изнутри заставил Тэхёна содрогнуться и громко выдохнуть сквозь зубы. Началось. — Пожалуйста, давай потише, — поглаживая живот, обращается к своему малышу. — Не нужно будить отца. Не хочется беспокоить Чонгука. Тот итак провел целый вечер подле омеги. С работы вернулся раньше положенного, поскольку Виен предупредила, что Тэхёну все чаще становится плохо, и времени ему нужно уделять больше чем когда-либо. Чон на такое лишь устало кивал головой… После короткого скулежа за спиной почувствовалось слабое шевеление. Чонгук, ощутив давление в области груди и жжение на правом предплечье, наконец сонно потирает глаза, приподнимаясь с кровати. — Что с тобой? — хрипит он, когда видит сидящего спиной омегу. У того все тело напряжено, дыхание тяжелое, обрывистое, и спина взмокла, о чем говорит влажный след на ночной рубашке. Откидывая одеяло в сторону, Чонгук обходит кровать и садится перед Тэхёном на корточки. Чужая голова опущена, а длинные волосы не дают увидеть все эмоции на уставшем лице. Сверху слышится повторный скулеж, и омежье тело вновь содрогается в приступе невыносимой боли. Чонгук видит влажные дорожки на щеках, когда Тэхён резко вскидывает голову, и сразу же ее опускает. — Когда началось? — Как только ты уснул. — Блять, — разочарованно хмыкает. — Почему не разбудил? А в ответ горький плач и надрывный стон. Тэхён сжимает в руках темную простынь чуть ли не до треска. Внутренности скручивает кажется сильнее, чем в прошлые разы. Или же просто до сих пор не получается хоть на долю привыкнуть к ним. На собственных коленях сквозь ткань пижамных штанов ощущается тепло чужих рук и слабые поглаживания. — Может ляжешь? — Мне так еще хуже. Силы терпеть стремительно покидают омегу, болезненные крики рвутся наружу. Изнутри кромсают органы, а кости будто ударами лома превращают в песок. Тело дрожит и содрогается с каждой новой схваткой, заставляя измученно дышать через раз. Чонгук чувствуют часть боли на себе, хмурит брови, но стойко держится. Ведь другому сейчас намного хуже. Волк внутри противно завывает и мечется из угла в угол. Царапает, скулит, но никак помочь своей паре не может. Не достает… Чонгук смотрит задумчиво на костлявые коленки и решается на отчаянный для себя шаг: раздвигает силой, и усаживается в аккурат между чужих напряженных бедер. Снова слишком интимно, и в любой другой раз ни Тэхён, ни Чонгук не позволили бы такого себе. Но не сейчас. Горячая рука альфы проскальзывает под сбившуюся в складки ночную рубашку и нежно касается внушительного живота. Под ладонью сразу чувствуется резкие многочисленные пинки, и Чон удивляется тому, как внутренние органы могут остаться целыми при такой-то войне. — Тише, — шепчет он, поглаживая натянутую кожу. — Перестань, папе же очень больно. Тэхён на секунду замолкает в удивлении, когда чувствует слабые поглаживания не только на животе, но и в районе влажной поясницы. Чонгук массирующими движениями пытается расслабить напряженные мышцы, но не отрывая другую руку всё также шепчет: — Чего ты так разбушевался? — и слегка прижимается щекой, за что сразу же получает недовольный пинок беспокойного малыша. — Я ведь с тобой, рядом с вами. Никуда не уйду. В груди разливается тепло, волк внутри довольно урчит, чувствуя как никогда близко своё, родное. Чонгук же ощущает как постепенно, но ребенок успокаивается, толчки становятся все меньше. Тело в его руках всё ещё напряжено, поэтому аккуратные поглаживания не останавливаются ни на минуту. Сверху слышится тяжелый вздох и тихий плач. Тэхён же, смотря на темную макушку у своего живота, молча глотает слезы. Потому что больно теперь не только физически от ломоты в костях и режущих изнутри ударов. Нет… Пока у одного под ребрами приятно растекается душевное спокойствие, у другого растет разочарование… разочарование в себе, в своих чувствах, которых никак не могло быть.