***
Сегодняшний день обещал быть веселым, что есть, то есть. Как всегда, расписанные минуты, график на неделю вперёд и то только потому, что не было времени продлить его. Для неё понедельник не был каким-то необычным днём, вот выходной был. Но сегодня не тот день, вот уже которые сутки она работала над последним делом, практически безвылазно сидя в стенах офиса. Покидала она его только чтобы съездить в здание суда, но это место уже давно стало для неё третьим домом (вторым был офис), поэтому изменение не слишком сильное. Вот и сейчас она выходила от судьи, сжимая в трясущихся от злости руках тяжелую кожаную папку. Она остановилась на лестнице так резко, что чуть не упала. Замерев, она несколько секунд что-то решала для себя, а потом, коротко кивнув, со скрипом развернулась, и, чиркнув высоким каблуком по мраморной лестнице, зашагала вверх. Проходя по коридору, она не обращала внимание на идущих мимо людей, только пыталась казаться как можно спокойней. Ей потребовалось каких-то двадцать секунд, чтобы преодолеть коридор, и еще минуту она стояла у двери, выравнивая дыхание. Подняв руку, она тяжело постучала в дубовую дверь с табличкой «Федеральный судья Р.Дж. Мак-Миллисент». По другую сторону послышалось глухое: «Входите» — и она зашла. Это было странно, словно возвращаться на родину после двадцатилетнего отсутствия, но, по крайней мере, на родине тебя ждут. Она знала, что её встретит за тяжелой дверью, но не была готова встретить пронизывающий взгляд темных, почти черных глаз, презрительную усмешку и самодовольный наклон седой головы. Она тихо затворила за собой дверь, как спасительный якорь сжимая черную папку. Через час все, кто стоял у суда, могли наблюдать, как группа полицейских выводят из здания женщину лет тридцати, её смуглая кожа казалась еще темнее в лучах яркого солнца, а карие глаза источали ярость, способную убить одним взглядом.***
Прикроватные часы показывали за полночь, лунный свет едва пробивался сквозь плотные облака, но всё же падал сквозь приоткрытое окно на темный пол. Посреди комнаты, в куче одеяла, сидела маленькая фигурка, теребя кучками плюшевую игрушку. Трикси не хотела спать. Она чувствовала, что должна, но она боялась снова увидеть во сне кричащую женщину. Девочка видела её почти каждую ночь вот уже почти два месяца. Поначалу она очень её испугалась, настолько, что проснулась посреди ночи и хотела пойти разбудить маму, но не стала, потому что той нужен был отдых. А сейчас, спустя восемь недель, она привыкла с этой безумной леди, Ведьме, как она сама её недавно окрестила. Иногда Трикси даже не помнила, что Ведьма посещала её сны, она знала это по тяжелому чувству где-то под сердцем после пробуждения. Девочка уже давно поняла, что женщина не просто кричит, что в её стенаниях есть слова, только она пока не могла разобрать какие. Ведьма всегда была в разных помещениях: как-то она стояла посреди поля, в темной клетке, посреди замерзшего озера, была подвешена за руки к огромному дереву, тонула вместе с идущем ко дну кораблём, как-то её забросило на арену цирка, где вокруг неё бегали львы и несколько обезьян, и вот недавно она блуждала по бесконечному лабиринту. Трикси думала о том, чтобы рассказать об этом маме, но не хотела нагружать её ещё и своими проблемами. Думала рассказать папе, но в последнее время он стал странным: постоянно спрашивает, хорошо ли ей живется с мамой, нет ли дома проблем. Если б она и могла кому-то об этом рассказать, так это Мэйз, но она куда-то пропала. Трикси переживала, что это из-за неё подруга так резко сбежала. Может она сделала что-то не так? Она бы спросила кого-нибудь, но было некого. И вот ей было постоянно грустно, а единственный, кто мог бы её развеселить, уехал в другой город. Да, Трикси скучала по Люциферу. Но она не говорила о нем, потому что видела, что это делает маму грустной. И вот Трикси молчала. Было уже за полночь, но Трикси не хотела спать. Она ждала маму. Та ушла куда-то после того, как уложила её спать, и девочка не смыкала глаз с тех пор. Она специально не смотрела на время, чтобы ещё больше не начинать волноваться, так прошло несколько чалов. И вот за дверью раздался звук поворачивающегося ключа, скрипнули половицы, хлопнула дверь и послышалось какое-то шевеление. Трикси подождала, пока зажжется свет на кухне, пока станет слышно, как кипит кофейник, и только тогда забралась под одеяло. В этот раз она была готова к встрече с Ведьмой.***
Погода не поддерживала настроение, которое обитало в маленькой квартире, как это бывает в фильмах и сериалах. Потому что тогда на улице бы происходил ураган, ну или большое торнадо, когда в реальности там светило пусть и заходящее солнце. «Самое время для вечерней прогулки», — так решила девушка, выходя из своего дома, в надежде прочистить зудящую голову. Вот уже который месяц подряд она испытывала постоянную головную боль, которая изредка сопровождалась потерей памяти и переменами настроения. Вот уже который месяц она слышала от своей матери настоятельные советы и увещевания посетить врача. И вот уже который месяц она училась скрывать очередной «инцидент», про себя сваливая проблемы со здоровьем на свою учебу. Так или иначе, сегодняшний день не стал исключением, и, в предчувствии очередного «эпизода», она поспешила удалиться из переполненного дома. Она выбрала незамысловатый маршрут по дорожкам Парка Гриффит, который был ближе всего к её дому, и начала свою прогулку, массируя горящие виски. Она ожидала, что очнется где-нибудь на скамейке, под деревом, на дорожке, ну или в крайнем случае на пути в больницу, но она никак не могла ожидать увидеть вокруг себя внутренности грязной обшарпанной квартирки, где помимо неё никого не было. И, чтобы сделать ситуацию ещё хуже, она заметила лужу крови, растекающуюся под ней. Она полусидела, привалившись спиной к грязно-желтой стене, наблюдая, как из её рук и живота вытекает алая пульсирующая кровь. Вертикальные разрезы, проходящие по паутинке вен запястий, уже не могли задеть её приходящий в негодность разум. Всё, что она чувствовала, была боль и паника за родных, которые даже не знали, что она снова сбежала из дома. Всё, что она видела, был презрительно смеющийся свет заходящего солнца, когда, по её убеждениям, за окном должен был бушевать ураган, ну или большое торнадо.***
Огонек на рации мигал как сумасшедший, прорезая воздух в темном помещении, раздражая тем самым уставшие глаза мужчины. Он с тяжелым вздохом накрыл рацию газетой и вернулся к своей привычной позе: откинулся на спинку кресла, надвинул козырек кепки на глаза и, скрестив руки на груди, попытался снова заснуть. Последними его мыслями, перед тем как окончательно заснуть, были всевозможные способы мести его коллегам, которые, как он был уверен, и устроили это «лазер-шоу» с его рацией. Да уж, коллектив оставлял желать лучшего, но с работой шла медицинская страховка и пенсия, так что он, по советам жены, «не жаловался и улыбался начальству». Он улыбнулся последней мысли. Работа не пыльная — только что и сиди по ночам, охраняя склад с полицейскими вещдоками и разными документами, да будь готов проснуться, если нагрянула проверка. О последнем его коллеги, которые обходили периметр снаружи, должны были его предупредить мигающим светом рации, включая и выключая её, но в последнее время они повадились подшучивать над ним, поэтому он перестал реагировать на этот дурацкий красный свет. В следующий раз его разбудил крик. Кричала рация. В такие моменты люди обычно начинают сожалеть, что просили Бога о чем-нибудь новом и интересном в их жизни, что же касается Билла, то сейчас он сожалел только о том, что согласился поменяться с Дерри сменами. Теперь он будет думать только о том, как бы потом отомстить Дерри. Но всё же эта последняя мстительная мысль задержалась в его короткостриженой голове ненадолго: маленькое обстоятельство совершенно его затмило. Надо для начала сказать, что у Билла был еще один коллега, Ленни, тот время от времени (или просто от скуки) обходил те части склада, где не было камер или уже не было рабочих камер. Как бы то ни было, кричал именно этот скучающий коллега. Через несколько часов все, даже те, кто не был рядом с Ленни, когда это случилось, рассказывали свою версию событий, дополняя рассказ драматичным «Никогда в своей жизни я не видел такого ужаса», скептическим «Никакое это не ритуальное жертвоприношение», и обиженным «Никто посторонний не мог проникнуть на территорию склада». Конечно же, почти все эти заявления и речи были до ужала неискренними, по правде говоря, самой искренней вещью за те несколько часов был вопль Ленни, который потом уволился. Что ж… жертва убийства, спрятанная в одном из шкафов для хранения коробок с бумагами полицейского склада — вот так шутка! Только не скажите об этом Биллу, иначе в перерывах постоянного переживания увиденной картины он будет проклинать именно вас.***
В Аду было холодно. Да…мало кого здесь волновала температура воздуха, но в тот промежуток времени, пока душа умершего, попавшего в подземное царство человека, переходила от одного барьера к другому, пока демоны, или Дьявол, или тот, кто был на службе в этот момент, решал, к какому кругу принадлежит эта самая душа, ей было холодно. Но не стоит об этом волноваться: совсем скоро она найдет свое место в вечной темнице, и окружающий холод будет последним, о чем она будет переживать. Строго говоря, никто точно не мог описать всего того, через что проходит душа на пути к своей последней обители, но никто также и не думал спросить саму душу. Это упущение, нужно заметить, в скором времени будет исправлено. Поэтому правильным вопросом будет не «Что ждет нас на пути в Ад?», а «Всех ли ждет одно и тоже на пути в Ад?». Что ж, это тоже скоро будет исправлено. Но об этом после. Сейчас же можно обратить свое внимание именно на того, кто эти самые упущения будет исправлять. Люцифер восседал на своем троне, положив руки на подлокотники и закинув одну ногу на другую. Его взгляд, обычно бесцельно блуждавший по бесчисленным темницам, сейчас упирался в одну, видимую только для него, точку. Дьявол хмурился. А каждый демон знает, что, когда Дьявол хмурится, в Аду действует только одно правило, негласное правило: беги или...прячься. В настоящий момент, правда, Люцифер был не настроен бегать…или летать, но никто не может быть слишком осторожным. Любой попавший сейчас в подземное царство (за исключением, конечно, душ умерших — им до этого дела нет) удивился бы непривычной тишине, гулявшей по каменным закоулкам. Но стоило бы ему только взглянуть на напряженную фигуру Дьявола, как все вопросы бы отпали сами собой. Причина для такого состояния у Люцифера была и весьма удовлетворительная. Некоторое время назад он спустился вниз, чтобы пройтись между башен с заключенными Ада и удостовериться, что никто не выбрался наружу: ни душа, ни демон — и вот он вновь вернулся на свой наблюдательный пост. Мысли его были направлены на последние несколько сотен лет, проведенных здесь с тех пор, как он последний раз поднимался наверх. Всё свое время он тратил на исправление беспорядка, учиненного демонами, которые потеряли страх во время долгого отсутствия своего повелителя. Помимо этого, его очень волновало также и то, что несколько демонов считались пропавшими. Как такое может быть, спросил бы он себя, но в этом не было необходимости. Точно также, как некоторые демоны пытались вернуть его назад, некоторые пытались выбраться наружу, подальше от его смертельного контроля, и, что не мало важно, у них получилось. С тех самых пор, как Люциферу доложили о сбежавших, он не мог перестать думать о том беспорядке, который они могли учинить в надземном мире. В нескольких вещах, однако, он был уверен: во-первых, та малочисленная группа сбежавших демонов была ничем по сравнению с теми, что вырвались бы наружу, не вернись он в подземное царство; во-вторых, демоны не стали бы рисковать, устраивая бедствия масштабного характера, опасаясь привлечь внимание своего «бывшего» повелителя, а потому, даже если умрет немного больше людишек, это число не катастрофично; и в-третьих, кто-то сверху тоже знает о сбежавших и прикладывает уйму усилий, отправляя их назад, где те получают своё заслуженное вечное заточение. Если о первых двух заявлениях Люцифер временами подумывал, взвешивая все возможные последствия и возможные способы пыток их причинивших, то над последним и думать было нечего. Он сам стал свидетелем прибытия нескольких таких демонов (остальных приводили к нему более верные подчинённые), а работу Мэйз он узнает всегда. Последние несколько минут мысли Люцифера занимала именно Мэйз, точнее, так он позволял себе думать о Детективе, напрямую не думая о ней. Во время последнего обхода к нему доставили очередного сбежавшего-вернувшегося демона, вот только на этот раз тот, вместо того чтобы молить о пощаде или продолжать гнуть свое, тот был с виду рад видеть своего повелителя. Другие демоны рассказали Люциферу, что сбежавший сам просил поскорее отвести его к хозяину, поскольку имеет информацию, «которую повелитель должен, нет, просто обязан узнать». Двести, да нет, даже сто лет назад Люцифер бы попросту отослал демона к остальным, но жажда новостей начала его порядком мучить, поэтому он позволил демону выговориться перед смертью. Коротко о главном, демон, которого кстати говоря звали Зроу, утверждал, что последние месяцы, проведенные на земле, он работал с Мэйз, вылавливая других сбежавших и отправляя их назад в Ад. Что они услышали, что в Лос-Анджелесе твориться что-то не так и вернулись назад. А вернувшись, убедились, что это правда, что там орудует какой-то маньяк не то демон, не то человек, убивает людишек почем зря и выставляет это всё во славу Хлое Деккер. В общем беда, нужно возвращаться. В доказательство своей правоты Зроу предъявил имена других сбежавших демонов, а также порядок, в котором те были возвращены в обитель Дьявола. А также собственные шрамы ранений, которые, по его словам, он сам нанес себе, чтобы вернуться назад и рассказать обо всем своему господину. Можно понять в каком состоянии находился Люцифер с тех пор. А правильный вопрос поменялся на: «Когда он наконец вернется назад в царство живых?» Или он всегда был таким?