One Way Or Another — Blondie
Пятница должна была стать одним из самых насыщенных дней на неделе, и Гарри с нетерпением ждал ее и грядущих выходных для того, чтобы наконец отдохнуть и расслабиться. Но все пошло наперекосяк, когда все запланированные на день события начали отменяться один за другим. После окончания своих уроков Гарри планировал проводить Найла в аэропорт, а затем вернуться домой, чтобы немного передохнуть и привести себя в порядок для того, чтобы встретиться с Майклом и парнями из его группы чуть позже. Эта неделя, впрочем как и несколько предыдущих, была для него непростой, поэтому ему просто необходимо вырваться из захватившей его рутины и немного проветриться. Но как бы ему не хотелось этого, у Вселенной, судя по всему, немного другие планы на Гарри и его день. Еще до того, как Гарри успевает покинуть стены квартиры, оказывается, что рейс Найла перенесен на полтора часа раньше, из-за чего встретить его до отъезда у него никак не получится. Майкл, в свою очередь, отправляет ему сообщение, в котором говорит о том, что приболел, и просит перенести запланированную встречу на неопределенный срок. Разумеется, отказать ему в этом невозможно, поэтому Гарри желает Майклу скорейшего выздоровления, прежде чем тяжело вздохнуть и, бросив телефон обратно на прикроватную тумбочку, наконец подняться с кровати и направиться в душ. Они с Найлом прощаются двадцатью минутами позже, когда Гарри заходит к нему в комнату и застает блондина за отчаянной попыткой уместить все собранные вещи в компактную дорожную сумку. — Надеюсь, ты не забыл положить ту футболку с лепреконом, которую я тебе дарил? — бросает кудрявый, переступая порог. Он заранее знает ответ, но это не мешает ему хихикнуть. — Даже не надейся на это, Гарольд, — наигранно фыркает Найл, но уже в следующее мгновенье он расплывается в ответной улыбке. — Уже уходишь? — Пытаюсь искоренить свою привычку постоянно опаздывать, — после кивка отвечает он. — Хочу зайти за кофе перед началом уроков, поэтому решил выйти пораньше. Напиши, как приземлишься и доедешь до дома. — Хорошо, — соглашается Найл, заключая Гарри в долгие объятия на прощание. — Постарайся не натворить ничего за эти выходные, ладно? Я бы прочитал тебе несколько лекций про то, как нужно предохраняться и все такое, но я надеюсь на то, что ты и твой парень уже достаточно взрослые, чтобы… — Он не мой парень! — возмущенно вопит Гарри, делая шаг назад. — Как скажешь, Эйч, — бросает Найл, не выглядя слишком убежденным. — Просто будь осторожен и не делай глупостей. Гарри показывает Найлу средний палец, прежде чем выйти из комнаты. Хоран, заливаясь смехом, кидает ему вслед короткое: «Пока, придурок», усмехается и продолжает свои сборы. Гарри надевает пальто, хватает сумку, перекидывая ее через плечо, и, не тратя время на проверку ее содержимого, выходит из квартиры. На ходу он распутывает наушники и включает музыку, пытаясь заглушить ей крутящиеся в голове мысли и нехорошее предчувствие, которое не дает ему покоя. Слова Найл не выходят из его головы на протяжении всего пути в школу.***
Рабочий день мало чем отличается от всех предыдущих. Идущие подряд уроки проходят в обычном режиме, но Гарри не может скрыть своего волнения, когда напоминает ученикам о грядущих изменениях в программе обучения. Он отвечает на все интересующие их вопрос, и когда кто-то из старшеклассников спрашивает его о возможных мероприятиях и отчетных концертах, Гарри обещает что-нибудь придумать и многозначительно улыбается. На самом деле, у него уже есть несколько задумок, которые пришли в голову почти сразу после вчерашнего разговора с Луи. До рождественских каникул остается чуть больше месяца, а значит, при должном энтузиазме со стороны учеников и действиях самого Гарри, они смогут подготовить программу для первого отчетного концерта и небольшой школьной дискотеки, которая, вероятно, пойдет на пользу всем. Гарри рад тому, что Томлинсон доверяет ему организацию такого мероприятия, поэтому он сделает все, что в его в силах, для того, чтобы не разочаровать ни начальника, ни учеников, ни самого себя. Разумеется, невозможно устроить все должным образом работая в одиночку, поэтому сразу после окончания своих уроков Гарри отправляется на поиски Ника Гримшоу, который как нельзя лучше подойдет для помощи с организацией концерта. Стайлс выходит из кабинета, предварительно посмотрев на свое отражение в зеркале. Он делает это неосознанно, просто чтобы убедиться в том, что его сегодняшний внешний вид не станет поводом для очередной порции шуток, как это было днем ранее. Простая предосторожность для сохранности своих нервов. Ему не приходится тратить на поиски много времени, потому что Гарри сталкивается с Ником в пустом школьном коридоре, не дойдя даже до учительской. Хотя бы в чем-то ему повезло. — Привет, красавчик, — с привычной язвительностью в голосе здоровается мужчина, и Гарри может только закатить глаза. Его поведение и манера общения из раза в раз становятся все более предсказуемыми. — И тебе доброе утро, — отвечает кудрявый, делая паузу. — У меня к тебе дело, Ник. — О, неужели? — с недоверием переспрашивает он, хмурясь. — Представь себе, — бросает Гарри. — В общем, мы с мистером Томлинсоном вчера обсуждали измененный учебный план по моему предмету и решили, что было бы неплохо организовать новогодний концерт перед тем, как все уйдут на каникулы, поэтому мы подумали, что ты мог бы… — Я в деле, — не дослушав до конца, с полной уверенностью в голосе говорит Гримшоу, вызывая у Стайлса неподдельное удивление. — Брось, Гарри, я сижу без дела уже вечность, хотя организация школьных мероприятий вообще-то — моя основная задача. Мы уже давно ничего не делали, поэтому я рад, что хоть кто-то вспомнил о том, что мы должны устроить новогодний праздник. Я сделаю все, что от меня требуется, не сомневайся. Гарри молчит некоторое время, пребывая в растерянности. Не то чтобы он думал, что Ник будет отнекиваться от предложения и пытаться переложить эту задачу на других, но то, с каким восторгом он это воспринял, неожиданно вгоняет Гарри в ступор. — Хорошо, надеюсь, мы сможем устроить что-то действительно стоящее, — наконец отвечает он спустя некоторое время и пожимает протянутую Ником руку. Когда он заглядывает в его глаза, то видит в них совершенно новый, ранее незнакомый Гарри огонек азарта и неподдельного энтузиазма. — Еще как сможем, — кивает Гримшоу. — Зайду к тебе в понедельник, чтобы обсудить детали. Подумай, как вовлечь в это учеников. Я беру на себя всю техническую часть. Гарри усмехается, прощаясь с ним, и направляется в сторону учительской. То, как легко они с Ником договорились работать вместе, просто удивительно, и это не могло не повлиять на его настроение. Он чувствует себя значительно лучше, чем утром, наконец смирившись с тем, что все, что ждет его после работы, — пустая квартира, остатки вчерашней пиццы и пятничное реалити-шоу, которое иногда они обычно смотрят с Найлом ленивыми вечерами. Гарри думает, что это, возможно, не худший вариант развития событий, поэтому начинает собираться домой сразу, как оказывается в учительской. В тот момент, когда Гарри снимает с вешалки свое пальто и проверяет содержимое его карманов, осознает, что все действительно может быть намного хуже, чем просто пойти домой и провести выходные в одиночестве. Он отчаянно роется в своей сумке и карманах на протяжении нескольких минут, до последнего надеясь на то, что ошибается, потому что такого просто не может быть. Его действия не увенчиваются успехом, и, в конечном счете, Гарри дрожащими руками набирает номер Найла, надеясь на то, что тот все еще двумя ногами стоит на твердой земле. Возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку. — Какого черта, Гарри? — бросает ирландец на другом конце, и, несмотря на то, что его слова тяжело разобрать из-за порывов ветра на фоне, Гарри облегченно выдыхает, потому что он хотя бы смог дозвониться. — Пожалуйста, скажи, что ты еще не в аэропорту и сможешь передать мне ключи, — неуверенно протягивает Стайлс, слыша стук собственного сердца в ушах. Он в самом деле не представляет, как мог настолько сильно облажаться. — Только не говори, что ты блять забыл ключи от квартиры в день моего отъезда. — Найл… — начинает Стайлс, но не может произнести ни слова больше. — Гарри, блять, скажи, что это не так, — еще громче произносит Хоран. — Ты же шутишь, да? — Ты уже в аэропорту? — игнорируя вопрос Найла, спрашивает Гарри. — У меня идет посадка, через минуту я буду в самолете, — отвечает он, и между ними повисает тяжелое молчание. Ответ Найла выбивает у Гарри землю из-под ног. — Боже, я в таком дерьме… — тянет он, откидываясь на спинку дивана и закрывая глаза. И Гарри ничуть не преуменьшает, когда говорит это. Из трех дубликатов одни ключи находятся у владелицы, живущей в Ирландии, вторые — у Найла, направляющегося туда же, а третьи, судя по всему, совершенно нелепо были забыты на комоде в прихожей. Он тяжело дышит и трет переносицу, игнорируя скрип открывающейся двери. По учительской разносится шум хорошо знакомых шагов, но Гарри по-прежнему не открывает глаз, даже зная, что находится не один. — Слушай, я правда не могу сейчас говорить, но обязательно напишу тебе, как приземлюсь, и мы вместе подумаем, что делать, — говорит Найл после затянувшейся паузы. — Все будет хорошо, Эйч, — напоследок добавляет он перед тем, как отключиться. Гарри, не глядя, кидает телефон на кофейный столик и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Он перебирает в голове все возможные варианты того, к кому можно обратиться за помощью, но так и не придумывает ничего вразумительного. Джемма уже давно вернулась в Лондон, возвращаться в родной дом к маме, которую до сих пор продолжает избегать, он по-прежнему не хочет, да и не может из-за приличного расстояния, которое их разделяет. Единственный близкий друг, который мог бы его поддержать, прямо сейчас направляется в другую страну и ничем не может ему помочь. У него есть только он сам, и это сильно усложняет ситуацию. Никто не виноват в случившемся кроме самого Гарри, и он не может перестать думать о том, что мог бы предотвратить все это, если бы был немного внимательнее и решил бы проверить наличие ключей заранее. Он в очередной раз вынужден расплачиваться за собственную рассеянность, и осознание этого еще больше вгоняет в отчаяние. — Выглядишь отвратительно, — бросает Томлинсон, и Гарри вздрагивает, не сразу понимая, что тот обращается к нему. — Да ладно? — отвечает он немного резче, чем должен был. Гарри почти сразу понимает свою ошибку и на выдохе добавляет: — Извини, это действительно так. Директор ничего не говорит в ответ, переключая свое внимание на электронный чайник, стоящий в углу помещения. Гарри выпрямляет спину и, тяжело вздохнув, решает наплевать на безразличие мужчины и выговориться, даже если знает, что тот является последним человеком, который может быть заинтересован в его проблемах. — Вообще-то у меня весьма дерьмовый день, — неуверенно начинает он, вздрагивая от того, насколько громко звучит его голос в небольшом помещении. — Все мои планы сорвались, Найл уехал и не вернется до воскресенья, а мои ключи остались дома, поэтому, вероятно, буду ночевать на улице, потому что не смогу попасть в собственную квартиру, и из-за этого… — Ты можешь снять номер в отеле, — говорит Луи, прерывая его монолог. Он продолжает рыться в шкафах, пытаясь найти пакетики чая, и, когда наконец находит их, морщится. — Ты просто олицетворение слова «сочувствие», — бросает Стайлс, фыркая. Луи одним жестом спрашивает у Гарри, хочет ли он чай, но после его отрицательного ответа, только пожимает плечами и отворачивается. Он выключает чайник, но не спешит кидать бумажный пакетик в стоящую перед ним кружку, скептично осматривая его. Гарри сверлит взглядом его спину на протяжении нескольких секунд, пока Томлинсон наконец не двигается с места. Он подходит к шкафу с одеждой, забирает оттуда свое пальто, и, недолго думая, подходит к Гарри, удивление на лице которого становится все заметнее. — Пойдем, — бросает он, останавливаясь возле дивана. Гарри сглатывает, прежде чем выдавить из себя ответ. — Куда? — непонимающе спрашивает он, надеясь на объяснения. — Идти тебе некуда, идея с отелем тебе явно не слишком нравится, поэтому вариантов не так много. У меня есть несколько гостевых спален в разных концах дома, так что мы даже не будем пересекаться, если для тебя это проблема. Луи отвечает настолько спокойно, будто для него все это — обычное дело. Будто нет ничего такого в том, что он зовет подчиненного к себе домой после того, как они несколько раз целовались. Будто он просто Луи, а Гарри — это просто Гарри, и между ними нет никаких сложностей и недосказанностей. — Ты же это не серьезно? — с нервным смешком отвечает Гарри, которому, на самом деле, совсем не смешно. — Боже, Гарри, я до смерти хочу выйти отсюда, покурить и выпить чашку нормального чая, поэтому я еду домой. Ты можешь поехать со мной, а можешь оставаться здесь и продолжать жалеть себя, пока не закроется школа, потому что я не позволю тебе ночевать здесь, — говорит Томлинсон. Он неторопливым шагом идет в стороны выхода, не разрывая зрительного контакта с Гарри. — Так ты идешь или нет?***
Electric Love — BØRNS
— А как же девочки? — наконец произносит Гарри спустя десять минут молчаливой поездки. — Уехали к своему отцу на выходные. Вернутся только в воскресенье, — не отводя взгляда от дороги, отвечает Луи. Гарри кивает, вновь отворачиваясь к окну. Все это кажется ему странным: сидеть в машине Луи Томлинсона и наблюдать за тем, как руки мужчины расслабленно лежат на руле, пока они едут к нему домой. Гарри даже до конца не уверен, почему согласился на это. То ли от безысходности, в которое сам себя вогнал, то ли от любопытства и желания узнать, как живет самый непонятный для него человек. В любом случае, решение резко подскочить с дивана и последовать за Луи является импульсивным и необдуманным, но к чему бы оно не привело, Гарри не жалеет. По крайней мере, пока что. Так он рассуждает, находясь в полной тишине рядом с Томлинсоном. Гарри хотел было попросить его включить радио или завязать бессмысленную беседу о работе, последних новостях в мире или быстропортящейся осенней погоде, но предпочел молчать. Он чувствует себя не слишком уютно, заостряя внимание на шуме работающего мотора, но, в то же время, это тишина не кажется слишком давящей и угнетающей. Он постепенно привыкает к Луи, манере его поведения и общения в школе и за ее пределами. Возможно, это свидетельствует о том, насколько сильно за эти полтора месяца изменились их взаимоотношения, а, может, просто начинает меняться сам Гарри. По обнесенным заборами частным домам, все реже мелькающим в окнах автомобиля, Гарри понимает, что они находятся почти на окраине города. Не успев сделать никаких дальнейших предположений, он замечает, что Луи сворачивает на узкую асфальтированную дорогу, ведущую вглубь частного сектора. Гарри осматривается по сторонам, подмечая красоту фасадов местных домов, и думает о том, что был бы весьма не против перебраться из маленькой съемной квартиры в один из таких. Проблема заключается лишь в том, что ему это далеко не по карману, и вряд ли в ближайшее время это изменится. Это наталкивает Стайлса на определенные мысли. Он не может перестать задаваться вопросом, как Луи, будучи школьным директором, живет здесь. Вопрос остается открытым, и желание узнать на него ответ лишь усиливается, когда машина останавливается возле внушительных кованых ворот, уже в следующую секунду открывающихся перед ними. Из-за ранних осенних сумерек и тумана, вызванного повышенной влажностью, Гарри с трудом может рассмотреть внутренний двор, но размеры участка и внешний вид дома заставляют его раскрыть рот в изумлении. Его внимание привлекают многочисленные огни уличной подсветки, расположенные вдоль каменных дорожек, проходящих по всей территории, аккуратно стриженный газон, растения возле главного входа, ну и, конечно, тот факт, что место, где живет Томлинсон, будет правильнее назвать коттеджем или настоящим особняком, нежели просто домом. Гарри с запозданием осознает, что машина уже несколько секунд как остановилась у главного входа. Он рассматривает это место, не скрывая своего удивления и какого-то детского восторга. Это не остается незамеченным Луи. Кудрявый поворачивает голову и изумленно смотрит на него, когда слышит сорвавшийся с губ мужчины смешок. Его явно забавляет реакция Гарри, но тот ни за что не собирается оправдываться за нее. — Ты не говорил, что богат, — почти шепотом произносит Гарри, словно боясь нарушить тишину, царящую в этом месте. — А ты и не спрашивал, — отвечает Томлинсон, вылезая из автомобиля. Гарри следует его примеру. Он выходит из машины следом и несильно захлопывает за собой дверь. Ему приходится взять себя в руки для того, чтобы перестать мотать головой, пытаясь рассмотреть все вокруг, и подняться на крыльцо по ступенькам. Луи пропускает его вперед, придерживая дверь, и, как только сам оказывается внутри, на ощупь переключает выключатель. Весь первый этаж заливается ярким светом, и Гарри моргает несколько раз, чтобы убедиться в том, что не спит. — Я поставлю чайник и закажу что-нибудь на ужин, потому что у меня пустой холодильник. Располагайся, — бросает Луи, словно игнорируя застывшего на месте Гарри, и уходит вглубь дома. Скорее всего, он очень доволен собой из-за того, что сумел произвести на гостя такое впечатление, но, разумеется, никогда не признается в этом. Стайлс, в свою очередь, может только кивнуть в ответ, даже не пытаясь вновь обрести утраченный дар речи. Как только разум вновь возвращает контроль над телом, Гарри сдвигается с места, принимаясь осматривать все вокруг. Если дом Томлинсона еще снаружи поразил своей красотой, то интерьер лишь усилил охватившее Гарри чувство восторга. Внутри не только красиво, но и по-настоящему уютно, чего добиться в большом доме крайне непросто. Непонятно, занимался ли Луи дизайном самостоятельно или прибегал к помощи, но человек, обустроивший этот и без того роскошный дом, очевидно, имеет отменный вкус. Первое, что замечает Гарри, проходя дальше, — единый стиль, в котором выдержан весь дом. Все предметы мебели гармонично сочетаются между собой за счет перекликающихся узоров и повторяющихся материалов. Преобладание в интерьере светлых оттенков не кажется слишком скучным цветовым решением благодаря ярким акцентным деталям: небольшому коврику в прихожей, зеленым подушкам на диванах и плотным шторам глубокого оливкового оттенка. Все эти тонкости: то как стильно расставлены книги на полках, как подстрижен небольшой декоративный куст, стоящий в углу, и то, как повернута наклоненная напольная лампа, — поражают Гарри, заставляя рассматривать все больше и больше деталей. Он чувствует себя крошечным и незначительным, когда обращает внимание на высоту потолков, балкон, открывающий вид со второго этажа на всю гостиную, и просторную кухню, соединенную с остальной частью дома аркой. Он бы так и не заметил, что ходит с открытым ртом, если бы не почувствовал сухость. — Прекрати вести себя так, будто ты попал в музей, — говорит Луи, возясь с посудой на кухне. — Тут нет экспонатов. Все можно трогать руками. — Мне кажется, твоя гостиная соразмерна всей нашей с Найлом квартире, — отвечает ему Стайлс, считая, что это вполне понятным объяснением всего его поведения. Он проводит рукой по поверхности камина, рассматривая стоящие статуэтки, — награды за различные достижения, очевидно, принадлежащие Луи. — Быть директором элитной школы действительно настолько прибыльно? — Если бы, — усмехнувшись, бросает мужчина. — Это был дом моих бабушки с дедушкой, которые оставили мне и девочкам крупное наследство. Мы переехали сюда, когда моя карьера пошла в гору, что позволило обеспечивать не только себя, но и их тоже. — То есть все это… — начинает Гарри, многозначительно обводя взглядом большой дом. — Обустраивала моя бабушка, да, — заканчивает за него Луи. — Мы почти ничего не поменяли, оставив все в том же виде, в котором было задумано изначально, — с гордостью добавляет он. — У нее был великолепный вкус, — говорит Гарри, ловя на себя его взгляд. Мужчина коротко кивает, отворачиваясь обратно к плите. — Несомненно, — соглашается он, опуская круглый металлический чайник на огонь. Гарри понимает, что вместе с тем, как чайник ударяется о конфорку плиты, ставится точка и в разговоре о семье Луи, который тот совершенно точно не намерен продолжать. Стайлс не настаивает. В следующее мгновенье он замечает то, что сразу же выбивает из его головы все остальные мысли. В углу гостиной Гарри видит рояль и вздрагивает. Последний раз ему доводилось прикасаться к такому инструменту во время учебы в музыкальном колледже. Там их было несколько и каждый имел свои особенности и уникальное звучание, но ни один из тех, что Стайлс успел увидеть за свою жизнь не мог сравниться с тем, что прямо сейчас находится перед ним: белоснежный, начищенный до блеска рояль, вероятно, стоящий целое состояние. Впрочем, как и все в этом доме. Он делает несколько шагов по направлению к инструменту и осторожно касается его кончиками пальцев, как только оказывается рядом. Мягкое лаковое покрытие заставляет Гарри улыбнуться в предвкушении. Ему требуется несколько секунд, чтобы набраться смелости и поднять крышку инструмента. Он не уверен в том, что может в полной мере опробовать его, но вспоминая слова Томлинсона о том, что он не в музее, все-таки решается. Гарри садится за инструмент и бросает мимолетный взгляд на Луи. Он не обращает на парня никакого внимания, то ли слепо доверяя ему, то ли полностью игнорируя. Гарри старается не думать об этом. Он задерживает руки в воздухе, прежде чем опустить их на клавиши, извлекая из инструмента первые звуки. Когда близняшки днем ранее говорили ему о том, что у них дома есть инструмент, Гарри даже представить себе не мог, насколько сильно он поразит его. Плавный ход клавиш позволяет в точности до мельчайших нюансов передавать настроение классического произведения Шопена, которое, по непонятной ему причине, стало первым, что пришло в голову. Гарри полностью контролирует громкость и скорость игры, целиком отдаваясь игре. Педаль этого рояля, в отличие от тех, на которых ему доводилось играть раньше, мягкая, почти воздушная, и, каждый раз подменяя ее, Стайлс испытывает безграничное удовольствие от того, насколько бесшумно это происходит. Он скучал по этому чувству и рад, что может испытать его вновь. Музыка окутывает не только комнату, но и весь дом, завораживая разум и сердце Гарри. Он полностью сосредоточен на качестве своего исполнения, на том, как пальцы блуждают по клавишам, когда чувствует дыхание Луи за своей спиной и невольно вздрагивает. Он упустил тот момент, когда мужчина подошел почти вплотную и склонился над его плечом, наблюдая за непрекращающейся игрой. Гарри начинает сбиваться, то и дело промахиваясь мимо нужных клавиш и играя неверные аккорды. Он теряет самообладание, и Луи знает, что делает. Когда парень слышит смешок над своим ухом, он шумно втягивает воздух, пытаясь угомонить бешено колотящееся сердце. По спине пробегает волна мурашек. Пальцы Томлинсона скользят по правому предплечью Гарри, опускаясь все ниже, и, в конце концов, его ладонь полностью накрывает руку парня, замершую над инструментом. Кожу приятно покалывает от прикосновения, мысли путаются, и Гарри прекращает играть. Он сидит неподвижно, не чувствуя ничего, кроме своего колотящегося сердца и тяжелого дыхания мужчины над ухом. — Нельзя бросать такие произведения на середине, Аврора, — шепчет Луи, большим пальцем поглаживая кисть Стайлса. Опять это прозвище. Опять этот шепот. Опять Луи. Гарри прикрывает глаза, позволяя себе раствориться в собственных ощущениях, когда слышит возобновившуюся мелодию. Томлинсон неожиданно начинает наигрывать партию правой руки, прерванную Гарри. Его изящные пальцы бегают по клавишам, и Гарри завороженно наблюдает за этим несколько секунд, прежде чем неуверенно начать играть партию левой руки в такт с Луи. Им требуется время для того, чтобы почувствовать друг друга, попасть в один ритм и соединить все это в единую мелодию. Когда это наконец удается, начинает казаться, что их окутывает магия. Они играют ноктюрн Шопена так, словно являются единым организмом. Они сбиваются несколько раз в сложных местах, а руки то и дело сталкиваются, когда им приходится играть соседние ноты, и эти мелочи, весь процесс и то, что Гарри так просто может находиться рядом с Луи, чувствуются потрясающе. И ощущать губы мужчины на своей шее в этот самый момент тоже потрясающе. — Луи… — на выдохе произносит Гарри, пытаясь, как ни в чем не бывало, продолжать игру, но с треском проваливается. Его кожа покрывается мурашками, и он откидывает голову назад, даже не пытаясь скрыть, что ему это нравится. — Не отвлекайся, — глухо бормочет Томлинсон в шею парня, почти в слепую доигрывая произведение. Это выходит с трудом. Когда они почти синхронно берут завершающий аккорд, Гарри плюет на все. Он снимает руку с клавиш раньше времени и притягивает Луи для поцелуя. Они не целовались с начала недели, поэтому все, о чем Гарри мог думать, — как ему хочется повторить это вновь. Они наклоняют головы, пытаясь найти наиболее удобный для обоих угол, то и дело сталкиваясь зубами. Поцелуй выходит влажным и душным, и Гарри приходится первым оторваться от губ мужчины, чтобы глотнуть немного воздуха. Он чувствует, как немеют кончики его пальцев, а в животе разливается приятное тепло. Ему не хватало поцелуев с Луи. В тот момент, когда Гарри вновь тянется к мужчине, раздается противный, почти оглушающий свист кипящего чайника. Как же, блять, вовремя. Томлинсон усмехается, не давая Гарри поцеловать себя вновь, и делает шаг назад, отстраняясь. — Ты пьешь черный или зеленый? — спрашивает он, пытаясь звучать как можно спокойнее. Попытка с треском проваливается, и Гарри хихикает, замечая сбившееся дыхание Луи. — Черный, пожалуйста, — отвечает Стайлс, следуя за ним на кухню.***
Memories — Maroon 5
Оказывается, что просто ответить на вопрос о том, какой чай Гарри предпочитает, недостаточно для того, чтобы его получить. Чайная коллекция Луи вполне соразмерна тому, в каком доме он живет, и Гарри был не совсем готов к тому, что после слов о черном чае перед ним окажется целая коробка, наполненная чайными пакетиками и заваркой с различными вкусовыми добавками. Глаза Гарри разбегаются от такого разнообразия, и, в конечном счете, он просто решает, что будет пить тоже самое, что и Томлинсон. Курьер привозит заказанную в ближайшем ресторане еду в течение получаса, и они стараются вести себя непринужденно, когда остаются ужинать за барной стойкой на кухне, так и не перебравшись в столовую. Во время ужина Луи наконец решает избавиться от стесняющего движения строгого пиджака. Он остается в бордовом пуловере с глубоким вырезом, и Гарри приходится сосредоточиться на кружке горячего чая перед собой, то и дело скрывая свое лицо за ней, просто для того, чтобы прекратить пялиться на выразительные ключицы мужчины и выглядывающие из-под ткани татуировки. Ему бы хотелось, чтобы в этой яркой кружке с собаками, которую ему выделил Томлинсон, было что-то покрепче чая. Хозяин дома проводит небольшую экскурсию, когда Гарри удается немного усмирить свой восторг. Они обходят все комнаты на первом этаже и собираются подняться на второй, когда Гарри замирает посреди лестницы. На стене по левую сторону от себя он замечает множество фотографий, помещенных в рамку. Они все отличаются друг от друга по размеру, формату, качеству и времени, в которое были сделаны, но все из них черно-белые, поэтому в итоге создают цельную композицию, отлично вписывающуюся в интерьер. Гарри не может удержаться от того, чтобы не рассмотреть их внимательнее. Он видит семейные фотографии с каких-то праздников, старые и, похоже, совсем новые фото Фиби и Дейзи, а также многочисленные фотографии, на которых замечает неразлучную троицу — еще совсем молодых Луи, Зейна и Лиама. Гарри не может оторвать взгляд от снимков на стене, то и дело бегая глазами от одного к другому. Он заметно отстал от Томлинсона, уже почти поднявшегося наверх, и, как только тот замечает это, делает пару шагов назад. Проследив за тем, в какую сторону смотрит Гарри, Луи усмехается. — Лиам ненавидит это фото, — задумчиво произносит он. — Это? — уточняет Гарри, и мужчина утвердительно кивает. На снимке, о котором они говорят, запечатлены смеющиеся и, очевидно, очень пьяные Луи, Зейн и Лиам, отчаянно пытающийся закрыть от камеры лицо. Вероятно, фото было сделано еще в их студенческие времена, о чем свидетельствует простая одежда, расслабленные позы и широкие улыбки на лицах. Двое из них выглядят веселыми и очень счастливыми, и, может, если бы вместо лица Пейна не была бы его выставленная вперед ладонь, он бы тоже показался Гарри таким. — Почему Лиаму она так не нравится? — Это было на одной из вечеринок в университете, и я даже не помню, кто сфотографировал нас, — объясняет Луи, предаваясь воспоминаниям. — Мы все тогда немного перебрали, но Пейно до последнего пытался убедить нас в обратном, поэтому всем стало смешно, когда он пытался сдержать рвотные позывы, ломясь в запертый туалет. — Господи, это просто отвратительно, — сквозь смех бросает Гарри, и Томлинсон даже не пытается с этим поспорить. По непонятной причине это сразу навевает воспоминание о ночи Хэллоуина, когда изрядно подвыпивший и в кое-то веки расслабившийся Лиам на глазах у таких же пьяных Гарри, Найла и Зейна оставил все содержимое своего желудка в ближайшей урне. В тот день, во время их посиделок в баре, Гарри совсем немного узнал о прошлом Луи, его дружбе с парнями и тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться будущему директору. В тот же вечер немногим позже Томлинсон впервые позвонил Гарри, и сейчас он не может перестать думать о том, что с того дня началось то, что привело его сюда. В дом Луи. — Он рассказывал о том, как вы познакомились благодаря футболу в университете, — бросает Гарри, поворачиваясь к мужчине. — Да, Лиам взял меня в команду, когда я был на первом курсе. — Луи делает шаг вперед, подходя ближе к стене, и указывает на одну из совместных фотографий с Пейном. — Это было сделано сразу после нашего первого победного матча. Один из лучших дней в моей жизни. И в жизни Лиама тоже. Насколько я помню, тогда он впервые познакомился с Зейном. То, как меняется голос Луи, когда он говорит о таких значимых моментах, мгновенно замечает Гарри. Он никогда не видел его таким прежде и знает, что Томлинсон далеко не самый открытый и многословный человек. Обычно он строг, сдержан и даже холоден, но сейчас они находятся у него дома, и Гарри видит, чувствует, как Луи понемногу оттаивает. Кудрявый с особым вниманием и интересом слушает все то, что мужчина готов ему рассказать. — А это фото с их свадьбы? — Да, — кивая, отвечает он и делает непродолжительную паузу. — С самого начала было ясно, что они подходят друг другу, поэтому это был только вопрос времени. Гарри пробегается глазами по общей фотографии, о которой они говорят. В самом центре стоят Зейн и Лиам, одетые в черно-белые свадебные костюмы. Они приобнимают друг друга, пока смотрят в кадр и искренне улыбаются. По одну сторону от них стоят родители, сестры и многочисленные родственники со стороны каждого из женихов, по другую — друзья из университета и с работы. Среди них нетрудно заметить Луи с уложенной наверх челкой, бабочкой, выглядывающей из-под ворота рубашки, и бутоньеркой, прикрепленной к пиджаку. Разумеется, он был шафером. Рядом с Луи Гарри замечает загадочного парня, которого видел еще на заброшенной странице Томлинсона на Фейсбуке. Тот едва заметно приобнимает Томлинсона сзади, положив свою руку ему на поясницу. Гарри рассматривает фотографию, сохраняя молчание, и, даже если Луи и понимает, что, а точнее кто именно приковал к себе его внимание, точно так же предпочитает не говорить ни слова. Стайлс решает не лезть не в свое дело, боясь испортить то подобие доверия, что сегодня появилось между ними. Он просто кивает и поднимается на ступеньку выше. Большая часть фотографий с друзьями остается позади, и теперь перед глазами появляются фотографии семьи Луи, которая когда-то давно, судя по общим снимкам, действительно была большой и очень дружной. Большинство снимков на стене — фото близняшек разных лет, позволяющие проследить за тем, как из маленьких вечно смеющихся девочек они превратились в прекрасных девушек, естественно, сохранивших свой коронный смех, который Гарри не раз доводилось слышать за все время общения с ними. — Они не думали над тем, чтобы попробовать себя в роли моделей? — интересуется Гарри после того, как неловко прокашливается и все-таки решается прервать повисшее между ними молчание. — Больше ни слова, Гарри. За последние два года они проели мне этим весь мозг. В ответ парень искренне смеется, откидывая голову назад. Каким бы холодным и безэмоциональным иногда не казался Луи, даже по тому, как он говорит о своих сестрах, можно понять, насколько сильно пытается воспитать их наилучшим образом. Он убедился в том, насколько сильно тот любит девочек еще при одном из первых разговоров с Фиби и Дейзи, и сейчас, когда Гарри видит, как Томлинсон пытается скрыть улыбку, он в очередной раз лишь убеждается в этом. — Сначала школа, потом все остальное? — Именно так, — соглашается Луи и многозначительно добавляет: — Сначала школа, потом все остальное. Кудрявый замечает перед собой фото близняшек с мужчиной в очках, которого девочки обнимают с двух сторон, и делает разумное предположение о том, что это отец, у которого они проводят выходные. Когда Гарри спрашивает об этом Луи, и тот подтверждает его догадки. — Марк хороший человек, и он очень много сделал для всех нас. Он заменил мне отца и является очень важным человеком не только в жизни девочек, но и в моей, — говорит Луи. Гарри ничего не отвечает, боясь прервать его монолог. Особенно много Луи говорит о бабушке с дедушкой, у которых проводил почти каждое лето в детстве, и Стайлс только внимательно слушает, кивая в нужных местах. Отрывая взгляд от фотографий, он то и дело поглядывает на Томлинсона. Он не может отказать себе в удовольствии рассмотреть черты его лица, то, как мужчина иногда высовывает кончик языка, пока говорит, как бегает взглядом по стене, цепляясь глазами за новые и новые фотографии. Но есть то, о чем Луи не говорит, чего старательно избегает, и Гарри замечает это, даже если специально не прикладывал для этого никаких усилий. Он ни слова не говорит о своей матери, отдельные и совместные фотографии которой так же, как и другие, висят на этой стене. Стайлс не уверен в том, может ли затрагивать эту тему, может ли дать Томлинсону понять, что знает его непростую историю, пусть и коротко, но рассказанную Лиамом. Когда наступает затяжная пауза, Гарри не может удержаться от того, чтобы не подойти к отдаленно висящей фотографии, на которой запечатлен совсем маленький Луи в объятиях мамы. Умиротворение, которое можно заметить на его лице, делает мальчика на фото совсем непохожим на того, кто сейчас стоит рядом с Гарри. Его сердце неприятно щемит в груди, когда он думает об этом. — Твоя мама была очень красивой, — наконец говорит Гарри и замирает, готовясь к любой возможной реакции Луи. Между ними повисает молчание, и он уже было начинает винить себя за то, что переступил невидимую черту, проведенную между ними. Сам Томлинсон молчит долгое время, прежде чем грустно улыбнуться и опустить глаза. — Да. Она была самой лучшей, — выдыхает он и, отвернувшись от Гарри, переступает оставшиеся ступеньки, поднимаясь наверх. Гарри следует за ним несколькими секундами позже, бросив последний взгляд на фотографии на стене. Луи рассказал ему так много всего за один вечер, что это вызывает у Гарри противоречивые чувства. Ему бы хотелось надеяться на то, что это сломало несколько невидимых стен между ними, но что-то заставляет его думать о том, что все происходит совершенно наоборот. Может быть, ему все-таки стоило подержать свой бестолковый язык за зубами. Гарри приходится взять себя в руки и последовать примеру Луи, который возвращает себе былую непринужденность, как только они оказываются на втором этаже. Осмотревшись вокруг, Гарри понимает, что он значительно меньше первого, из-за внутреннего балкона, открывающего вид на гостиную под ними, и просторного коридора, который ведет в жилые комнаты наверху. Первые две двери — комнаты девочек, заходить в которые они, разумеется, не стали, но Луи упоминает о том, что у них отдельная ванная, выделенная только для них двоих, и Гарри думает о том, насколько же это должно быть удобно. На втором этаже есть две гостевые комнаты, которые отличаются друг от друга только наличием балкона, с которого открывается вид на небольшой пруд за соседними частными домами. Естественно, Луи выделяет ему ту комнату, в которой он имеется, вероятно, потому что на эти выходные он здесь единственный гость, и поступать иначе просто нет повода. Мужчина молча открывает перед Гарри дверь и пропускает его вперед, лишь после этого входя следом. — Это твоя комната, — бросает он, включая свет и обращаясь к Стайлсу. — Я дам тебе старую футболку и штаны, чтобы ты смог переодеться. Чистые полотенца и запасная зубная щетка лежат в угловом шкафчике в ванной комнате сразу напротив, — добавляет Томлинсон, указывая на дверь расположенную точно по другую сторону коридора. — А твоя спальня? — неожиданно даже для самого себя спрашивает Гарри, пока Луи роется в большом деревянном шкафу с одеждой, отчаянно пытаясь что-то найти. Он отвечает ему почти сразу, не давая возможности взять брошенные слова назад. — Дальше по коридору. Последняя дверь справа, — говорит он, оборачиваясь к Гарри. — Как я и говорил, мы можем даже не видеть друг друга все эти выходные. Гарри просто молча кивает. Когда он замечает, как Томлинсон пытается дотянуться до вещей, лежащих на верхней полке, Гарри сдерживается, чтобы не усмехнуться. Вечно суровый, серьезный Луи встает на мысочки и тянется вверх руками, чтобы достать что-то сверху. Такой домашний, простой Луи с заметно потрепавшейся укладкой в мягком свитере выглядит настолько непривычно, что Гарри в очередной раз за день теряет дар речи. — Помочь? — наконец спрашивает он, устав наблюдать за безуспешными стараниями Томлинсона. — Хватит показывать свое превосходство в росте, Стайлс, — фыркает в ответ мужчина, но после нескольких попыток все же сдается и шумно вздыхает. — Да, пожалуйста. Гарри расплывается в улыбке, без особых усилий дотягиваясь до полки. Он даже не скрывает того, насколько доволен собой. — Это? — уточняет он, прежде чем вытащить из шкафа комплект аккуратно сложенного постельного белья. Луи кивает, и Гарри делает это за него, вытаскивая все что надо. Он не сразу понимает, что второй свободной рукой придерживает Луи за талию, то ли пытаясь подвинуть его, то ли наоборот притянуть ближе. Он прочищает горло, делая шаг назад и отворачиваясь к кровати. Даже если мужчина и заметил это, то точно так же, как и Гарри, оставляет произошедшее без комментариев. Пока Гарри оставляет постельное на краю кровати, Луи достает из ящиков обещанные серые спортивные штаны и растянутую футболку, которая на фоне самого Томлинсона кажется просто огромной. — Это вещи Лиама, поэтому, думаю, тебе подойдут, — бросает он, передавая их в руки Стайлсу. — Справишься с этим сам? — добавляет Луи перед тем, как уйти, указывая на все еще не заправленную кровать, возле которой стоит Гарри. — Да, вполне, — переминаясь с ноги на ногу, отвечает он. — Ладно. Я буду у себя, если что-то понадобится. — Что мне может понадобиться? — спрашивает кудрявый, хоть и не до конца понимает зачем. Кажется, это вгоняет Луи в небольшой ступор, потому что тот замирает в дверном проеме, смотря Стайлсу прямо в глаза. Может, он пытается подобрать подходящий ответ, но, в конце концов, так и не находит его. — Спокойной ночи, Гарри, — бросает Луи, прежде чем выйти из комнаты и плотно закрыть за собой дверь. Гарри не двигается еще несколько секунд, слыша, как шаги Томлинсона все дальше удаляются от него. Он серьезно вляпался, когда согласился провести выходные в этом доме.***
Maraschino Love — EZI
После того, как Луи оставляет его в гостевой комнате наедине с самим собой, Гарри решает принять душ и проводит там немного дольше времени, чем обычно, позволяя мышцам расслабляться под горячими каплями воды. Когда он вытирается большим полотенцем и надевает вещи, одолженные Томлинсоном, Гарри чувствует облегчение, наконец избавившись от своих слишком узких скинни джинсов и стресса, накопившегося за весь день. Он задерживается в коридоре, пытаясь разобрать в повисшей в воздухе тишине хоть какие-то звуки из отдаленной спальни Луи, но, ничего не услышав, возвращается в комнату. Может, он уже давно лег спать, в отличие от Гарри. Застелив кровать, Стайлс заваливается на нее и берет брошенный на тумбочке телефон, стоявший на беззвучном режиме с того момента, как он сел в машину Томлинсона. Вероятно, это было ошибкой, потому что первое, что он замечает, разблокировав его, — шесть пропущенных вызовов и несколько непрочитанных сообщений. Найл, очевидно, удачно приземлившийся на ирландской земле, как и обещал, позвонил Гарри и, скорее всего, впал в панику из-за того, что тот не ответил. Стайлс решает, что перезвонит ему утром, поэтому на множественные сообщения отвечает только одним, в котором говорит, что он в порядке и нашел, у кого провести выходные. На все последующие сообщения с расспросами он отвечает только тем, что устал, поэтому расскажет все завтра. Но сна нет ни в одном глазу, когда Гарри забирается под одеяло, пытаясь заснуть. Сегодняшний вечер оказался намного лучше того, какой мог бы ждать Гарри, вернись он домой с ключами от квартиры в кармане. Поэтому, лежа в чужой кровати, он не может перестать думать о том, чем руководствовался Луи, пригласив к себе, о том, что произошло за роялем и как хорошо руки мужчины чувствовались на его собственных в тот момент. Гарри вспоминает фотографии, висящие у лестницы, снова и снова возвращаясь к мыслям о том, что, вероятно, никогда не узнает того Луи, который печатал милые фото с семьей и друзьями, а зачем вешал их на стену, предварительно поместив в рамку. Может, от того Луи уже ничего не осталось. Понимание этого заставляет его неосознанно нахмуриться, и, несмотря на множественные попытки уснуть, Гарри так и не удается сделать это. Он продолжает беспокойно вертеться в кровати на протяжении следующего часа. Стайлс вполне мог бы одолжить у Томлинсона одну из многочисленных книжек, которые заметил у того в кабинете на первом этаже, или попросить у него зарядку для телефона, чтобы невзначай проверить спит ли Луи и, может, завязать с ним очередной разговор совсем не о том, о чем действительно хочет поговорить. Но Гарри не делает ничего из этого, решая спуститься на кухню, чтобы размять ноги и налить стакан воды, который поможет ему освежиться и отвлечься от голоса в голове, убеждающего его пойти дальше по коридору и заглянуть в последнюю дверь. Ему не составляет никакого труда нащупать выключатель, чтобы включить свет и найти нужный шкаф с посудой на кухне. Гарри чувствует себя неловко, хозяйничая в чужом доме, но поскольку Луи здесь нет, он позволяет себе чуть дольше задержаться внизу, продолжая разглядывать помещение, пока опирается о столешницу и небольшими глотками отпивает воду. Когда Гарри слышит шаги этажом выше, мгновенно вздрагивает. Что-то переворачивается у него внутри, и он спешно оставляет выделенную ему кружку в раковине, выключает свет и возвращается обратно к лестнице, надеясь вернуться в комнату до того, как пересечется с мужчиной. Гарри путается в своих ногах, потому что не был бы собой, если бы этого не случилось. Он спотыкается на последней ступеньке, но не падает. Появившиеся из ниоткуда руки Томлинсона мгновенно подхватывают его, помогая сохранить равновесие. — Куда-то торопишься, принцесса Аврора? — бросает он. Это заставляет Гарри медленно поднять на него глаза и сглотнуть. — Прекрати называть меня так, это не смешно, — сквозь зубы говорит Стайлс. Луи на его слова только улыбается. — Нет, смешно, признай это, — чуть мягче отвечает Луи. Гарри не пытается возразить ему. Он рассматривает лицо мужчины в темном коридоре и делает шаг вперед, оказываясь на одном уровне с ним. — Не можешь уснуть? — спрашивает Томлинсон, не разрывая зрительного контакта. Гарри кивает. — Как и ты. — И что же мешает тебе пойти спать? Гарри молчит несколько секунд, пытаясь придумать, как лучше ответить на такой вопрос. Он может сказать, что не привык ложиться раньше полуночи, или не может спать в чужой кровати, хотя, объективно, она намного удобней той, что стоит в его съемной квартире, а может сказать правду и понаблюдать за реакцией Луи. После недолгих размышлений он так и делает. — Просто это все кажется таким странным, — многозначительно тянет Стайлс, избегая взгляда своего начальника. — Ты помогаешь мне, предоставляя жилье на выходные, показываешь свой великолепный дом, заказываешь ужин, и… — Тебе повезло, что я решил не тратить время на его приготовление, а то ты мог бы окончательно потерять голову, — шутит Луи, прерывая Гарри, и это действительно помогает тому немного расслабиться и перестать испытывать такую сильную дрожь в коленях. Томлинсон подходит ближе, но не совсем вплотную, что позволяет ему поймать блуждающий взгляд Гарри и заглянуть ему в глаза. — Просто скажи, что тебя беспокоит, Гарри. — Ты. Ты беспокоишь меня, — на выдохе отвечает кудрявый, прикрывая глаза. — То, как я чувствую себя, когда ты находишься рядом, когда прикасаешься ко мне. Это не совсем то, к чему я привык, и временами это просто немного… — Пугает? — заканчивает за него Луи. — Да, пугает. Гарри опускает глаза в пол и замолкает, не зная, что еще сказать. Произнесенные вслух слова стали своеобразным откровением, не только перед Томлинсоном, но и перед самим собой. И, несмотря на то, что наконец сказать это вслух оказывается очень приятно, это в равной степени страшно по очень многим причинам. — Просто сделай это, — глухо произносит мужчина. — Сделать что? — То, что уменьшит твой страх. Стайлс размышляет над сказанным несколько секунд, и Луи не торопит его. Гарри может навсегда уехать из этого дома и все же воспользоваться услугами гостиницы на ближайшие два дня, может пожелать своему начальнику спокойной ночи и вернуться в комнату, где продолжит ворочаться с одного бока на другой, пытаясь уснуть, но Гарри не хочет ничего из этого. Он не хочет уходить и, по правде говоря, больше не хочет думать о том, насколько это неправильно. Гарри наконец то решает отпустить себя. — Я хочу поцеловать тебя, — произносит он, нарушая повисшую между ними тишину. Луи не двигается, но и не выражает протеста. Он дает свое молчаливое согласие, и Гарри делает это, шагнув вперед и сократив все оставшееся расстояние между ними. Когда их губы сливаются в поцелуе, тепло приятно разливается по телу, а ноги Гарри слабеют, как только язык Луи проскальзывает в его рот. Он наклоняет голову и устраивает руки на талии мужчины, сминая футболку, которую Томлинсон, по всей видимости, переодел, как только вышел из гостевой комнаты. Гарри усмехается в поцелуй, когда замечает, как его действия заставляют Луи шумно втянуть воздух. Гарри становится невыносимо жарко, и это чувство только усиливается, когда Луи запускает руку под его одежду, проводя пальцами по пояснице и выпирающим позвонкам. Эти прикосновения мгновенно вызывают у него волну мурашек по всему телу, и Гарри позволяет себе раствориться в тех ощущениях, которые накрывают его. Он прижимает Луи к стене, пока тот зажимает нижнюю губу Гарри между зубами, не позволяя тому отстраниться. — Если ты думаешь, что можешь прижимать меня к стене в моем же доме… — начинает возмущаться Томлинсон, но запинается, когда Гарри опускается к его шее, оставляя поцелуй за мочкой уха. Он проходится языком по выпирающей венке и неуверенно прикусывает тонкую кожу на шее. Гарри думает, что перегнул палку, но приглушенный стон, вылетевший изо рта мужчины, доказывает, что это не так. — Блять, — выдыхает Луи, запуская руку в волосы Стайлса и оттягивая его от своей шеи. Он притягивает Гарри ближе и снова соединяет их губы в поцелуе. Рука Томлинсона скользит ниже, и когда останавливается на бедре Гарри, тот вздрагивает, поднимая на Луи едва различимый в темноте затуманенный взгляд. — Пожалуйста, — шепчет Гарри, мгновенно реагируя на прикосновение мужчины. — Я не умею читать мысли, Гарри. Просто скажи, чего ты хочешь, — отвечает он так, будто не понимает, с каким трудом Гарри удается внятно говорить, пока одна рука Томлинсона находится в его волосах, а вторая блуждает под футболкой, то и дело спускаясь к резинке спортивных штанов. — Просто продолжай, — почти умоляюще говорит Гарри, и Луи мгновенно реагирует на его слова. Он резко меняет их местами, придерживая голову Гарри в тот момент, когда тот ударяется о стену, к которой минутой ранее нагло и слишком уверенно прижимал мужчину. Луи перехватывает инициативу и берет происходящее под собственный контроль, полностью управляя поцелуем и телодвижениями Гарри, не позволяя тому даже прикоснуться к себе. Он дразнится, и кудрявый стонет от его действий, думая, что может позорно кончить в штаны, словно подросток, если Луи не прекратит испытывать его на выносливость. — Пойдем в спальню, — неразборчиво шепчет Гарри, проглатывая окончания слов. Томлинсон усмехается, когда Гарри пытается потереться о него членом, скрытым под тканью домашних штанов. — Пожалуйста, Луи, — он повторяет просьбу, когда чувствует, как мужчина оставляет дорожку поцелуев на его шее. — Какие мы вежливые, — бросает Луи и уже в следующую секунду тянет на себя Гарри, сжимая пальцами ворот его футболки. Он вслепую находит ручку двери, ведущей в гостевую комнату, и, не отрываясь от Гарри, заталкивает его внутрь. Они влажно целуются, пытаясь найти кровать в помещении, освещенном только тусклым светом уличной подсветки, и это требует немного больше времени, чем должно было. Гарри мог бы рассмеяться, когда они чуть не врезаются в угол совершенно неудобно расположенного шкафа, если бы не был так возбужден. Он никогда в жизни не был с парнем, и то, что происходит сейчас, сносит ему голову. Луи — первый мужчина, которого он поцеловал, кому позволил прикасаться к себе. Тяжело представить, что кто-то другой мог бы оказаться на его месте. Они не являются парой, возлюбленными или даже просто друзьями. Они — коллеги с очень непростыми взаимоотношениями и твердыми членами, которые при соприкосновении друг о друга заставляют обоих шипеть, и это не то, к чему Гарри привык. Но прямо сейчас его полностью устраивает такое положение дел. Они друг другу практически никто, и он может принять это, если это позволит ему и дальше чувствовать жар, исходящий от тела Томлинсона, когда тот снова и снова прикасается к нему. — На кровать, — бросает мужчина, отрываясь от Гарри. Парень беспрекословно подчиняется, и это заставляет Луи усмехнуться. Стайлс садится на край кровати и ждет дальнейших действий мужчины, который, в свою очередь, цепляется кончиками пальцев за край своей футболки, неспешно стягивая ее. Гарри собирается последовать его примеру, но замирает, когда замечает татуировки на груди и руках Луи, очертания которых хорошо различимы даже при выключенном свете. Ему требуется несколько секунд, чтобы осмыслить происходящее и поднять глаза на Томлинсона, выжидающе смотрящего на него сверху вниз. — Ты сомневаешься? — спрашивает он, дотрагиваясь до плеч Гарри. Вместо ответа тот только мотает головой и не без помощи Луи снимает свою футболку следом. Гарри продвигается выше к подушкам, и Томлинсон, избавившись от штанов и боксеров, оказывается рядом, нависая прямо над ним, не позволяя даже как следует рассмотреть себя. Он оставляет поцелуи на челюсти парня, неторопливо спускается ниже к ключицам, а затем оставляет влажную дорожку по всей груди, проводя языком по разгоряченной коже до самых сосков. Это заставляет Гарри прогнуться в спине, и ему кажется, что он еще никогда в жизни не был таким чувствительным к чьим-то прикосновениям. Он запускает руку в волосы Луи и пытается потереться о ногу мужчины, властно расположившуюся между его разведенными бедрами. Пока язык Томлинсона продолжает кружить вокруг сосков Гарри, зализывая после того, как Луи поочередно прикусывает их зубами, его руки продолжают блуждать по телу парня. Когда изо рта Гарри вырывается жалобный, почти умоляющий стон, он запускает руку в его штаны и сквозь ткань влажных боксеров касается истекающего естественной смазкой члена. Стайлс думал о том, каково это — чувствовать прикосновения Луи, и реальность оказывается в разы лучше тех фантазий, который заставляли его испытывать стыд. Гарри мгновенно реагирует, толкаясь навстречу руке Луи, и тот разумно воспринимает это движение как знак к тому, чтобы наконец избавить Стайлса от остатков мешающей им обоим одежды. Он, не церемонясь, стягивает ее и кидает на пол недалеко от кровати. — Блять, ты такой чувствительный, — выдыхает Луи, когда оборачивает руку вокруг члена кудрявого, и слышит протяжный стон рядом со своим ухом. Гарри цепляется за предплечье нависающего над ним Томлинсона. Он откидывает голову на подушки и прикрывает глаза, когда тот проводит большим пальцем по головке, размазывая по всей длине выступающую на ней смазку. То, как Луи выкручивает руку, с какой скоростью двигает ею вверх и вниз и как задевает самые чувствительные места, заставляет Гарри медленно, но верно терять рассудок. Он растворяется в ощущениях, и единственное, что держит его в сознании, — тяжелое дыхание мужчины, находящегося совсем рядом. Стайлс заглядывает ему в глаза и, приподнимаясь, утягивает в новый поцелуй. Он заталкивает все свои страхи, сомнения и мысли о том, насколько все происходящее правильно и допустимо, в самые отдаленные уголки разума и кладет руки на грудь Томлинсона, медленно спускаясь ниже. Гарри чувствует его член, касающийся бедра, и берет его в руку, желая доставить Луи то же удовольствие, что тот прямо сейчас доставляет ему. — Гарри, блять, — хрипит мужчина, когда Стайлс принимается двигать рукой в том же ритме, что и Луи. Комната наполняется стонами и тяжелыми вздохами, которые свидетельствуют о том, что с каждой секундой они оба приближаются все ближе к разрядке. — Я близко, Лу, — рвано выдыхает Гарри, смотря Томлинсону прямо в глаза. — Пожалуйста, не останавливайся. Голос парня звучит надломлено, а растрепавшиеся волосы то и дело прилипают ко лбу. Он выглядит нуждающимся, разрушенным и невероятно чувствительным даже к самым малейшим прикосновениям. Он не может контролировать свое тело, отзывающееся на каждое действие мужчины. Луи знает, видит и чувствует это, поэтому ничего не отвечает на просьбу Гарри, лишь продолжая ритмично двигать рукой на его члене. Очевидно, что он также близок к тому, чтобы кончить, как и Гарри. Луи убирает руку парня со своего органа, и, прежде чем тот успевает задаться вопросом о том, что он делает, Томлинсон соединяет их члены и обхватывает своей рукой. Он продолжает толкаться в кулак, создавая дополнительное трение между ними, и это становится еще более невыносимым. Гарри находится на грани того, чтобы кончить, пытаясь максимально отсрочить надвигающийся на него оргазм для еще большего удовольствия. Он закрывает глаза, когда чувствует мокрый поцелуй, оставляемый на шее, и влажный язык, блуждающий возле ушной раковины. Его тело начинает дрожать, а кончики пальцев подгибаться. — Давай, Гарри, — шепчет Луи, и этого достаточно для того, чтобы достигнуть оргазма. Он кончает в кулак Томлинсона и пачкает трущиеся друг о друга животы. В глазах темнеет, а учащенное биение собственного сердца начинает отдаваться пульсирующим шумом в ушах. Через несколько мгновений Луи кончает следом и падает прямо на Гарри, утыкаясь носом в его шею. Они тяжело дышат, пытаясь прийти в себя. Вероятно, это был самый сильный оргазм в жизни Стайлса, и он никогда даже подумать не мог о том, что простая дрочка сможет довести его до такого состояния. То, как Луи влияет на него, совершенно не похоже на то, что Гарри доводилось испытывать раньше, и ему нравится это, даже если пока что он не готов полностью признать это. Сейчас, балансируя на грани сна и бодрствования, он испытывает полное удовлетворение, растекающееся по всему его телу, и это лучшее, что произошло с ним за последние месяцы. Луи перекатывается на другую сторону кровати, наконец слезая с Гарри и укладываясь на спину. Он продолжает шумно дышать, сохраняя полное молчание. Кудрявый, впрочем, совершенно не возражает. Это успокаивает, и Гарри чувствует, как совсем скоро начинает проваливаться в сон. Едва удерживая глаза открытыми, он обращается к Томлинсону, рассматривая его профиль. — Спокойной ночи, Луи, — невнятно шепчет Гарри, прежде чем умиротворенно вздохнуть и закрыть глаза. Он уже погружается в сон, когда чувствует, как Томлинсон накрывает его пуховым одеялом. — Спи, Гарри. Этот шепот становится последним, что отпечатывается в памяти Стайлса перед тем, как он окончательно засыпает.