***
Спустя ещё полчаса, когда я всё-таки привёл себя в порядок, мы с Вероникой сидели в её новой иномарке. И хотя я сказал, что могу доехать один (потому что она не горела особым желанием ехать туда, где ей не рады), она так и не доверила мне свою «крошку». В этот самый момент, я понял, как мне плохо без моего Мерседеса, который пришлось оставить в Нью-Йорке. -Как твоя учёба? – чёрт, ничего лучше не мог придумать? А какая разница, сидеть молча или видеть недовольный взгляд Лодж? Да, начинать беседу с кем-то для меня всегда было в напряг. -Не смеши меня, Джонс. Я и учёба? Жду не дождусь, когда кончится этот ад. – фыркнула девушка, закатывая глаза. Она неотрывно следила за дорогой и ни разу не перевела на меня свой взгляд. -Неужели ты хочешь так быстро повзрослеть, Вероника? - о, да кого я обманываю, она уже повзрослела. -А что в этом плохого? Никто не будет ко мне лезть, и я наконец смогу заниматься тем, чем мне нравится. - уверенно ответила она, и я понял, какие же мы с ней разные. -А ты что, скучаешь по детству, Джагги? - с сарказмом произнесла она, задевая за само живо: у меня почти не было детства. До 5 лет, когда я жил с отцом, даже слово детство не стояло со мной рядом. Родного отца я почти не видел, за мной постоянно приглядывал кто-то из Змеев, я был вечно голодный и ходил в рваных грязных вещах, не мывшись нормально по месяцами. Это были тяжёлые времена, которые навсегда въелись в мою память, сколько бы лет не прошло. И, наверно, это тот случай, когда хреново - иметь феноменальную память. А после 5, когда Лоджи забрали меня, я просто стал пешкой. Они никогда не спрашивали меня, чего я хочу, потому что главное было, чего хотят они. Лепили из меня мальчика на побегушках, но сегодня пора этому прекратиться. -Не буду врать, Ронни, сильно скучаю по тем беззаботным денькам, когда я мог чувствовать себя обычным ребёнком, когда родители давали мне отдыхать. Я тогда так тебе завидовал. Тебя не заставляли делать уроки вовремя, у тебя не было дополнительных занятий, ты могла смотреть телевизор, когда захочешь, могла сама выбирать себе друзей. Мне было больно видеть, как тебя***
Когда напряжение чуть спало, мы, перебросившись парой словечек по типу «как дела…», уже сидели за столом, трапезничая. Я, хоть и поел дома, не мог оторваться от сочного мяса и непонятного салата. Повар у них явно был не промах. -Джагхед, ты, наверное, догадываешься, что за срочность, - внезапно начал отец, заставляя меня оторваться от еды. Я сглотнул и приготовился теперь услышать правду от отца. –У меня серьёзная болезнь, и поэтому мне нужен достойный наследник. – да, Вероника была права. Во второй раз эта информация заставила меня задуматься ещё глубже в её смысле. –Сегодня я дам тебе полную информацию обо всём, что ты должен знать, а завтра приступишь к работе. – мистер Лодж говорил чётко, уже забывая, что он только что сказал о своей болезни. Я сразу понял: эту тему он обсуждать не хочет. У него всегда всё по плану, вот только в них я входить совсем не хотел, больше не хотел. -Не думаю, что хотел бы этим заниматься, - вкрадчиво начал я, продолжая жевать индейку. Стук вилок моих собеседников о белоснежные тарелки прекратились, и мне пришлось поднять голову. Лоджи смотрели на меня удивлённо и с негодованием. Я с не дожёванным куском пищи смотрел на них в ответ. Они же не собираются указывать мне теперь, когда я вырос и сам могу принимать за себя решение? Хотя, что их может остановить? Наверное, было неважно - из какого брошенного "щенка" лепить себе наследника. Иначе зачем бы «любимая» тётя, которая приезжала всего один раз на похороны моей матери, решила вдруг принять меня в свою семью? -Мы надеемся, что ты не до конца понял весь смысл сказанных слов. – начала Гермиона, взяв в свою руку ладонь мужа. Поддерживает. Всё такая же верная жена. -Действительно, у тебя ещё будет время подумать. – снова без эмоций ответил отец, продолжая сверлить меня взглядом. Должно быть, если бы не его жена, он устроил бы мне разнос прямо тут. -Я имею право знать, чем ты болен? – да, я знал, но хотел услышать это от него. Не знаю для чего. Наверно, хотел верить, что он доверяет мне полностью, а не только в рабочем плане. -Я не хочу говорить об этом, - спокойным тоном ответил он, запивая красным вином. -Но как я смогу работать с тобой, если даже болезни твой не знаю? Не кажется странным подпускать к таким важным вещам незнакомца? – я стоял на своём, чувствуя, что вот-вот выведу его из себя. Гермиона прожигала меня взглядом, но я всячески его игнорировал. Хотелось показать им, что я вырос и их повышенный тон больше ничего для меня не значит. -Я сказал, что не собираюсь это обсуждать! – он ударил по столу и, нахмурив брови, смотрел мне в глаза. Снова пытается напугать. Не получится. Я ухмыльнулся, окончательно ломая пополам его ослабленные нервы. Лодж встаёт из-за стола, скрипя ножками стула по паркету. Теперь я заметил, что он стал слишком худым, даже для своего костюма. Гермиона встала следом, снова опасаясь за его здоровье. -Тебе достаточно знать то, что я тебе сегодня сказал, сосунок. – кинув, как всегда для показушности, салфетку на стол со всей яростью, что накопилась у него за этот обед, снова ушёл, обходя проблемы стороной. Чёртов диктатор когда-нибудь поймёт, что мир не крутиться вокруг него? Гермиона, на моё удивление, не побежала за любимым муженьком, как должно было быть. Но раз она осталась, это могло означать лишь одно – теперь она будет втирать мне в мозги: сколько денег они на меня потратили, какой огромный путь я прошёл и что моя жизнь уже предопределена: у меня будет прибыльный бизнес, а значит, обеспеченная жизнь на долгие годы. Вот только жаль, что я не хочу этих денег. Плевать на огромные бабки, которые будут доставаться из грязных мест. Я бы отдал всё, чтобы иметь любовь, но могу иметь только деньги. Парадокс. -Джагхед, - серьёзным тоном сказала Лодж, заставляя вспомнить былые времена, когда меня, как нашкодившего котёнка, ругали за хулиганство, если хулиганством можно назвать подкармливание бездомных животных колбасой и молоком или помощь Арчи, которого они невзлюбили с самого начала. –Зачем ты так говоришь? Он твой отец, и ты должен уважать его. – она всё ещё сидела за столом, но больше ни ела и ни пила, только прожигала меня взглядом, таким безжизненным. -Не надо понимать под словом «уважение» потакание всем его прихотям. Я больше не мальчик на побегушках. – я говорил с ненавистью, хотя вовсе и не хотел, но желчь сама лилась из моих уст. Это обида росла во мне долгие годы и, видимо, наконец решила показать коготки. -И это твоё спасибо за всё, что мы тебе дали? – что я и говорил. Давай, припоминай мне теперь это всю оставшуюся жизнь. -А вы не думали, что мне не нужны были ваши подачки? Конечно, нашли себе мальчишку, который будет плясать од вашу дудку. Но пора было задуматься, что когда-то я вырасту и буду жить своей жизнью, такой, какой хочу сам! – я вскипел. Гнев управлял мной, эмоции заволокли разум, а старые чувства взяли в плен моё сердце. Я не отдавал отсчёта своим словам и, скорее, потом сильно пожалею о них. -А о какой жизни ты мечтаешь, Джагхед? Может, хочешь, как твой родной отец, спиться или заколоться до смерти? Или пролежать в психушке до конца своих дней? А, или, может, хочешь, как мать сдохнуть от ломки? – теперь она поливала грязью меня, а я понимал, что она, чёрт возьми, права. Если бы не семья Лоджей, давно позабытые Джонсами, то моя судьба была бы похожей на судьбу моих родных родителей. И, если раньше я думал, что так было бы правильней, то сейчас мне было обидно слушать это, думать о том, что я бы не смог добиться чего-то большего без их помощи. -Не трогай мою семью… - господи, я ещё имею смелость их защищать? Что с тобой такое, Джагхед? Ты же должен кланяться им в ноги, а не вставать на сторону тех, кто тебя чуть не загубил. -Что, правда глаза колит? – она сделала паузу, явно обдумывая, стоит ли ей говорить всё то, что сидит в голове. –Твой отец и мать, которая решила пойти по стопам этого никчёмного человека, ничего не добились в этой жизни и ушли никем. А ведь она выбрала любовь, а я деньги, и вот тебе наглядный пример того, что же правит эти миром. Эта любовь только загубила её. -Как тебе не стыдно говорить такое про родную сестру, Гермиона… - у меня больше не было других слов. Я был опустошён внутри. Неужели, и вправду есть такие люди, которым плевать на жизнь родного человека? И кого ещё следует называть животными… нет ни чувств, ни совести. -Надо смотреть правде в глаза. – чётко произносит Гермиона, не испытывая угрызений совести или хотя бы сочувствия. –Если ты не хочешь по-хорошему, то решай: либо ты принимаешь бизнес отца, либо ты нам больше не сын. – я, конечно, не ожидал, что моё решение примут спокойно, но чтобы отказываться от меня… Может, сейчас я и не был подарком, но в детстве мы не плохо ладили: Маленький мальчик быстро едет на велосипеде домой, пока слёзы скатываются по щекам и улетают назад из-за сильного ветра. Он замечает знакомые ворота и ускоряется. Нет, ему сейчас срочно нужно закрыться в своей новенькой чистой комнате, а не сидеть у Реджи на дне рождении. Какой бы его жизнь не была сейчас, он так и остался для старых одноклассников Саутсайдским отбросом. Как только мальчик оказывается прямо у входа во двор дома, спрыгивает с транспорта, не утруждаясь завести его во внутрь. Новенький подарок от новеньких родителей безжалостно падает на землю, а он бежит к дому. Главное быстрее добраться до комнаты, чтобы никто не видел его разбитого вида. Забегает в дом, смахивая дурацкие слёзы. Сколько теперь его будут называть «плаксой»? Ох, бедный Джагхед, который думал, что навсегда избавился от ужасного клейма, от пятна позорной жизни. Нет, принеси ты хоть сто крутых игрушек, для всех ты останешься «сыном наркоманов». Родители, как всегда на работе, а Вероника, скорее всего, не изменяя своим привычкам, болтает с подружками по телефону, собираясь поиграть с ними в куклы. Джагхед уже запомнил расположение всех комнаты и быстро находит свою, махом пробегая лестницу. Дверь захлопывается, а худенькое тело падает в мягкую кровать. Когда он будет нормальным? Когда сможет, как все мальчишки, играть со всеми в машинки или стрелялки? -Сынок.. – ей ещё слишком непривычно его так называть. Он был ей родным племянником, но она его никогда и не видела. -Что случилось? – проходит и садиться рядом, поглаживая мальчишку по объёмным кудрям. -Почему вы забрали меня к себе? Я же отброс, сын наркоманов. – кричит, заливаясь слезами и обидой, повторяя слова Чака и его дружков. Почему он должен страдать из-за родителей? Не он ведь их выбирал. Когда люди станут более сочувственней? -Что ты, дорогой.. – всё ещё не знает, какие слова надо подобрать. Чувствует неловкость, но ей так жалко этого маленького ребёнка, который никогда не чувствовал обычной материнской любви. –Ты наш сын. Наш родной сыночек, гордость и радость. Папа за тебя любого порвёт, ты только скажи. – нежный голос так ласкает слух, и истерика прекращается. –Мы любим тебя, милый. Хватит слушать тех, кто этого не понимает. – поддерживает мама. Да, мама. Теперь у него есть право называть её так. Я всё ещё стоял так, словно молния ударила в самый центр мозга. Неужели, эти трудности были только для их выгоды? Неужели, вся эта якобы любовь была наигранна? Неужели, они так просто бросят пацана, которого растили с 5 лет? -Я не хочу заниматься тем, что мне не приносит удовольствия. Вы же знаете, я не рождён бизнесменом и никогда им не стану. – чёртов голос дрожит, и я снова чувствую себя слабаком. Внутренний стержень трескается, норовя в скором времени сломаться пополам. -Стать можно кем угодно, лишь бы захотеть этого. – она вновь смягчилась, видимо, тоже вспоминая, каким они мня привезли и как долго я приходил в себя после старой жизни. -Значит, я просто не хочу этого… - тихо сказал я, словно боясь приговора. Мне так не хотелось снова быть брошенным, никому не нужным. Казалось, ещё чуть-чуть, и я бы согласился на всё, лишь бы меня не бросали, как ненужную животинку. -Значит, ты нам больше никто, Джагхед. Мы подарили тебе светлую жизнь, сделали чуть ли не самым влиятельным человеком, а ты просто оскорбил нас. – резко отчеканила миссис Лодж, и я разбился. Слетел с огромной скалы и исчез. Тот Джагхед, которого они создали, больше нет. –Теперь у тебя не будет ни гроша, ни людей, которые верили в тебя, ни даже образования. Мы заберём всё, что тебе дали, начиная с твоего статуса, заканчивая дипломом и аттестатом. Она продолжала меня резать, но я уже не чувствовал боли, сидел и безумно улыбался ей в ответ.***
Если бы у меня спросили: «Каково быть брошенным?» - я бы без раздумий ответил: «паршиво». Почему? Да потому что становиться паршиво от одной мысли, что тобой пользовались, что ты существовал ради выгоды, а не потому, что тебя любили. Решили, что смогут слепить из меня правильного мальчика, который будет делать всё, что они скажут. Нет, ошиблись. У мальчика хватило мозгов не плясать под вашу дудку. Я оставил Гермиону сразу после того, как смысл сказанных ею слов добрался до меня. Просто встал и вышел из проклятого дома. «Кто эти люди?» - спрашивал я себя, и сам же отвечал: «не знаю». И знать не хотелось. Мне стало так неприятно из-за того, что жизнь свела меня с такими гнилыми людьми. Столько времени было потрачено ради них, ради того, чтобы стать достойным для них. В кого ты превратился, Джегхед, ради тех, кто так легко смешал тебя с грязью? -Так и будешь молчать или скажешь хоть слово? – Вероника внезапно решила напомнить о себе, но я лишь безэмоционально повернул голову в её сторону, долго думая, стоит ли ей говорить про «хорошие» новости. –Хэй, братишка, ты чего так раскис-то? Что тебе сказали эти нелюди? – подбадривающе произнесла Ронни, увидев мою кислую рожу. -Я больше не твой брат, Ви. – хриплым голосом выдал я, не знаю, что именно меня сейчас гложет. Обида? Наверно. Злость? Конечно. Грусть? Однозначно. -Что? – нахмурившись, спросила сестричка, не понимая, что я несу. -Хотя, чисто теоретически, снова стала двоюродной. – я снова мыслил вслух. Наверное, Вероника Лодж – единственное светлое пятно, которое было в той старой жизни. -Объясни, что произошло, Джаг. – уже настойчивей начала она, как всегда хмуря ровные бровки. -Я отказался от бизнеса Хирома, - язык не поворачивался назвать его «отцом». –И они отказались от меня. Теперь я снова сирота… - не знаю, что заставило меня это сказать. Детская ли травма было это или просто обида, но больно было невыносимо. Опять никому ненужный. -Господи, Джагхед. – шёпотом произнесла Лодж, резко тормозя. Не медля, она кидается мне в объятья. За это я и полюбил свою сестрёнку: какой бы стервой она не казалась, для меня она была тем, кто поддержит в любую секунду. Наверное, это тот человек, который должен был быть сейчас рядом. –Мне так стыдно за… за то, что они мои родители. Ты не заслуживаешь такого отношения, Джагги. – смело заявила эта девчонка, и мне стало намного легче. Почему я должен страдать из-за этих людей? Просто забыть. Нужно просто их забыть. Забыть. -Ненавижу их… - произнёс я одними губами. Может, с Вероникой было бы и правильно делиться столь резкими словами, потому что она сама не раз говорила о своей ненависти к родителям, но всё-таки совесть не позволила этому случиться. Может, и к лучшему. -И что ты будешь делать теперь? – осторожно начала брюнетка после двух или трёх минут гробового молчания. На самом деле, я даже представить не мог, куда должен двигаться дальше. -Наверное, останусь ненадолго в Ривердейле. Попытаюсь найти себя, понять, чего я хочу. – я искренне подлился своими мыслями с девушкой, которая кивнула с пониманием, а я снова удивился, как она повзрослела.***
Из всех мест в Ривердейле самым ужасным, после особняка Лоджей, была психбольница. Я долго уговаривал себя не идти в это место, ведь там меня уже давно никто не ждёт, но ноги сами несли меня сюда. У Вероники появились срочные дела, и она почти незаметно смылась из дома, оставляя меня наедине с надоедливыми мыслями. Спустя какое-то время, я больше ничего не испытывал к приёмным родителям. Ни любви, ни ненависти. Плевать. Я уже давно вырос, а значит, нянчиться со мной больше не надо. Взрослый мальчик справиться сам. Без опеки. Кстати говоря об опеке. Я всё ещё помнил адрес психбольницы, в которую перевели моего отца после передозировки в обезьяннике. Я ездил к нему пару раз, для поддержки. Как бы ему нее было плевать на меня, во мне текла его кровь. Интересно, он всё ещё жив? Всё ещё в этом отвратительном месте? Хотя, если да, то навряд ли бы он продержался там больше пяти лет. Наверно, родной сын не должен отзываться об этом с равнодушием? А какая разница, если он с моего рождения относился так ко мне? Я бросил все дела, которые уже составил в своей голове. Теперь этот список был огромен, но я, всё же, решил его оставить на потом. Снова вызвал такси, говоря адрес, как заученный стишок. К счастью, больница находилась в трёх минутах езды от дома Вероники, и нам не пришлось долго ехать. Эти поездки в чужих машинах уже начинали мне порядком надоедать. Старое здание ни капли не изменилось, разве что, наконец, покрасили ржавый забор. Около него по-прежнему была жуткая обстановка, словно попадаешь в ужастик, а не в больницу. У стойки администрации голос предательски дрогнул на имени отца, а сердце сделало кувырок, когда мне ответили: -ФП Джонс умер три года назад. Слёз не было, но неприятный, тяжёлый осадок остался на душе, и мне было сложно продолжать диалог с женщиной за стойкой. -С вами всё хорошо? Может, воды? – забеспокоилась женщина, теребя меня за плечо. -Н-нет. Не нужно, я в порядке. – я всё ещё не могу полностью придти в себя, но нахожу силы отойти и даже кинуть в ответ пару слов. Умер. Это слово заело в голове, и я начинал думать о том, как бы всё сложилось, останься я в Ривердейле, ведь отец умолял остаться. Да, он был не в себе, но, может, он действительно хотел этого и мог вылечиться ради меня? Хотя, наркотики это раз и навсегда, да и он никогда не думал обо мне, как родитель, он вообще не думал обо мне. Я брёл к выходу, глядя себе под ноги и думая о том, что нужно съездить на кладбище. Я всё равно должен был поговорить с ним. Не в живую, но хотя бы так. -Молодой человек, смотрите, куда идёте, - я нечаянно наткнулся на девушку с приятным голосом и резко поднял голову. Розовые пряди так и остались у неё с детства, зато сменился стиль. Халат? Никогда в жизни не поверю, что Тони Топаз работает в больнице. -Тони, не обманывают ли меня мои глаза? – с неподдельной радостью интересуюсь я, пытаясь улыбнуться. Выходит хреново, но она ничего не говорит и усмехается, как когда-то в детстве. -Джагхед Лодж собственной персоной. – она оглядывает меня с ног до головы, а мне становиться тошно от произнесённой ею фамилии и тем фактом, что Лоджи никогда и не меняли мою настоящую. Брезгливость не позволила. -Теперь Джонс. Джагхед Джонс. – немного резко отвечаю я, но она остаётся непоколебимой. Тепло пронеслось по всему телу от старой фамилии. Такой родной. -Значит, киданули тебя эти мошенники? – Топаз всегда не нравились Лоджи. Она говорила мне об этом сразу после того, как они усыновили меня, и продолжала писать в соц-сетях, когда я уехал. Мы престали поддерживать общение года два назад, когда общение сошло на минимум. Кроме обыденных вопросов «как дела» и «что делаешь» больше нечего было говорить. -Выкинули, как щенка… - я сунул руки в карманы джинсов. Всегда чувствовал себя так намного уверенней. Взгляд пришлось опустить, чтобы слишком проницательная подруга не раскрыла все оставшиеся карты. -Мне жаль, Джаг. – она положила свою тёплую ладонь мне на плечо, глядя на меня чётким взглядом: без сочувствия и соплей. Она не та, кто будет жалеть. –Я сейчас на дежурстве. Вот мой номер телефона, - я и не заметил, откуда она достала записной блокнотик и ручку, записывая свой номер телефона. –Позвони, если захочешь встретиться. – она сунула бумажку мне в руку и ушла. Я проследил за ней, замечая впереди разъярённую женщину в таком же халате, как у Топаз. Я убрал бумажку в карман джинсовки и снова двинулся к выходу. Врачи и больные ходили по коридорам. Все так и смешивались, рябя у меня в глазах. Белые халаты врачей, голубые пижамы больных и… белый хвостик. Я пригляделся и всё-таки разглядел свою старую подругу. На Элизабет были одеты серые спортивные штаны и огромная толстовка. Её прикид больше походил на мешок с картошкой, по сравнению со вчерашним открытым топом и мини-юбкой. Казалось, она хотела слиться с толпой, но я всё же остановился на том, что было бы странным приходить в такое место в столь откровенном наряде. Очень интересно, по какой причине она находится в этом ужасном месте... Уже через минуту я вышел на свежий воздух, оставляя это место навсегда позади себя. Внутри были непередаваемые чувства. Тоска разрывала меня на куски. Одно облегчение, что больше не увижу это место так близко, смягчало обстоятельства. Другой человек проснётся другим завтра, и прежними они никогда не станут.