Майские праздники подкрались совсем незаметно. Ира была права, когда говорила, что оглянуться не успеешь, и уже сидишь в незнакомом классе, пишешь сочинение 9.3. Но, несмотря на то, что ОГЭ дышало в затылок, в свободный день Антон ходил по комнате взад-вперед и пинал балду. Дима куда-то уехал до вечера с родителями, а Кузнецовой запретили видеться с друзьями, ведь у них карантин, а не просто каникулы. Покинутый обоими друзьями Шастун пребывал в вялом состоянии. Вроде хотелось что-то поделать, но в то же время курить не хотелось совершенно. Маме он ещё с утра заявил, что у него сплин, сегодня он отказывается помогать в огороде. Мать была, мягко говоря, удивлена такому заявлению, но это не мешало ей каждые пять минут заглядывать в комнату сына, где её встречали безэмоциональным мычанием.
— Антош, ну, если не хочешь идти на улицу и все равно ничего не делаешь, то хотя бы в комнате у себя приберись! — не выдержала женщина.
Парень поднял голову, оглядывая помещение.
— А какие у тебя претензии? Это творческий беспорядок.
Мама взяла со стула футболку и кинула ее в бездельника.
— Будь добр, хотя бы вещи убери.
— Они не помещаются в шкаф.
— Так разбери его!
Не желая больше слушать никаких оправданий, женщина вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Антон с кряхтением поднялся. Сказали — значит, надо делать. Парень приседает напротив шкафа и вываливает с полок все на пол. Как же давно он не разбирал одежду, здесь есть что-то настолько страшное, что смотреть стыдно. Дотянувшись до телефона, он включает музыку вперемешку и сосредотачивается на своей задаче: старье кинуть в угол, то, что носит сложить в стопочку. Может, не самую аккуратную стопочку, но в стопочку.
В куче со свитерами, которых у него много, Антон неожиданно для себя замечает что-то незнакомое. Рука тянется сразу к этому и вытягивает серую худи. Парень хмуро пялится на неизвестный предмет гардероба минут пять, шурша память в попытках вспомнить, откуда это, а потом тянет долгое «Ооо».
Арсений в их последнюю ночевку забыл ее у друга, а на следующий день уехал в Воронеж, так как был уже конец августа. Антон пообещал ее отдать, но, естественно, про себя решил этого не делать и спрятал в шкафу. Арс вскоре и забыл про нее.
Шастун, чувствуя себя самым настоящим извращенцем, приблизил худи к лицу и принюхался, но его ждало разочарование. Как ни странно, но Арсением не пахло. А лишь кондиционером для белья и совсем немного сигаретами. Парень прижал кофту к груди и грустно вздохнул.
Нет, Арсению он так и не написал. Не решился. Что, если он уже забыл про Антона? Если он специально не пишет ему, не хочет общаться? Если у него появились друзья в Питере намного круче, чем маленький Антошка? И много-много таких «Если.». Ира приняла позицию, что лучше стоит связаться и встретиться, чем сидеть дома и тухнуть, а Дима согласился с подругой. Но они недостаточно давили, чтобы Антон действительно прогнал своих тараканов взашей и написал бывшему другу.
Тихо шелестя, из кармана худи выпала сложенная бумажка. Антон сразу ее не заметил. Только когда половина шкафа была уже разобрана, кофта Арса лежала на кровати, а он сам встал переключить песню. Эта неожиданная вещица подкидывала все больше сюрпризов.
Антон разложил бумажку, которая оказалась фотографией. Довольно старой. На ней изображены Арс и Антон, вроде бы в Петербурге. Последний выглядел тогда таким взъерошенным и хлипким пацанёнком, что взгляд Антона метнулся к зеркалу, убедиться, что сейчас он не вызывает одним своим видом жалость и желание дать почитать «Гадкого утёнка», как надежду на светлее будущее. Нет, сейчас вроде лучше.
На фото ребята радостно улыбались. Арсений обнимал друга за плечи, из-за чего уши Шастуна горели красным. К счастью, в глаза это не бросалось.
Антон тепло улыбнулся воспоминаниям о той поездке и перевернул фотокарточку. На обратной стороне оказался текст «Гори» со проставленными аккордами и боем в сторонке. Написано явно не почерком Антона. Арс на гитаре играть не умел, но именно он отвечал за их репертуар песен, он искал аккорды и записывал в небольшую тетрадь Шаста, которая валялась где-то в ящиках. Далеко не со всеми песнями младший был согласен, он бы с большим удовольствием сыграл Нервы, Сплина, да даже Стрыкало, но не Бузову. Именно, когда Антон увлекся игрой на гитаре, пришлось прививать Арса к хорошей музыке. Некоторые записи в той тетрадке были написаны неаккуратным почерком Шастуна и с исправлениями. В итоге ребята нашли компромисс в лице Макса Коржа.
Но как это здесь оказалось Антон не знал. Может, к Арсу пришло просветление о новой песне, когда друга и его волшебного песенника не было рядом?
Шаст поставил музыку на паузу и достал из чехла гитару, садясь прямо на пол, еле найдя на нем свободное от шмоток место. Настроив гитару, он заиграл первые аккорды и начал тихо петь.
— Кап-кап слезки на платье из ситца, — обычно за вокал в их дуэте отвечал Попов. Поэтому, если у птиц за окном и кота на подоконнике завянут уши, то проблемой Антона это являться не будет. — И пусть сегодня он мне не снится.
Хоть парень лет сто не слышал этой песни, да и фанатом Стрыкало не был, но песня шла легко, собирая все мысли за эти пару недель из кучи в что-то более понятное и лирическое.
— И пусть не ходит рядом, не ищет взглядом в толпе. Гори твое фото, гори, все, что ты дарил.
— Это ты так убираешься? — Антон дернулся и обернулся. В дверях стояла мама, а из-за её плеча узнавалась физиономия Димки. Парень скривился как от кислого лимона. Он начал, это уже хорошо. — Ну, ты хотя бы пытался, птичка певчая. К тебе пришли.
Матушка скрылась в коридоре, а Дима остался стоять в проходе.
— Привет, Поз. Ты разве сегодня не развлекаешь малышню, пока взрослые веселятся? — парень подвинул вещи, освобождая место рядом с собой.
— И тебе не хворать. Кто-то простудился и все разбежались по домам, резко вспомнив про карантин, — аккуратно перешагивая через кучу одежды, Дима подобрался к другу и протянул руку для приветствия. — Что за ураган у тебя здесь прошелся?
— Мама предложила разобрать шкаф, — он кивнул в сторону открытой дверки с абсолютно пустыми полками и продолжил негромко наигрывать мелодию.
— И ты решил устроить концерт? Боюсь, для этого ты выбрал крайне безобидную песню.
Антон пожал плечами и протянул фотографию Позову.
— Да нет, все шло хорошо, но я это нашел.
— В шкафу? — Шаст кивнул. — Фу, Тох, да ты извращуга. Ты прятал его фотографию в шкафу. И по ночам доставал?
Уши младшего мгновенно вспыхнули.
— Нет! — он замотал головой. Дима усмехнулся, наблюдая за такой детской реакцией. — Я нашел его худи, а там это было в кармане.
— Это совершенно не спасло ситуацию. Почему у тебя его худи?
Шастун метнул на друга обиженный взгляд зелёных глаз. Но тот лишь хохотнул.
— Генджитсу такого уровня на меня не действует. Используй его на своем ненаглядном, — неужели опять началось?
— Арс просто забыл его как-то у меня, а я потом забыл ему вернуть.
— Заливай дальше.
Появилось острое желание треснуть гитарой по голове друга, отправить его восвояси и продолжить меланхолить под гитарные аккорды.
— Кстати, а ты чего пришел-то? — неожиданно поинтересовался Антон.
— А ты уже не рад видеть своего друга?
— Рад, конечно, но чувствуется подвох, — Шастун поднялся и убрал гитару обратно в чехол, а потом с тяжким вздохом повернулся к кучке еще не разобранных вещей. Дима посмотрел на него с максимальным сожалением, на которое способен, но это было больше похоже на «Так тебе и надо».
— Я вообще пришел позвать тебя с нами. Мне Пашка предложил сегодня вечером с ним за компанию сгоняться в город.
— Зачем? — оторвавшись от разглядывания своего беспорядка, непонимающе спросил Антон.
— Да так. Он вроде к Лясе хочет, постоять под окнами и поворковать, а нам обещал покататься по ночному городу и мороженое.
— Как с детьми малыми, — Антон покачал головой. — Но я всегда за халявную мороженку. Мы им с Лясей не помешаем.
— Это уже их проблемы, — ответил Позов. — Я тоже хочу мороженое.
***
Через пару часов оба уже сидели на заднем сиденье Пашиной машины. Пашка в деревне — нечто похожее на авторитет всех тусовщиков и не только. Он чуть ли не единственный из всей молодежи с транспортом и этим самым транспортом каждый год традиционно выбивающий ворота школы в ночь на 1 июня. Пожалуй, в широких кругах Добровольский только этим и славится. В более узких о нем уже могут сказать, что это крайне интеллигентный человек, будущий учитель русского и литературы, активист, комсомол и просто молодец, по уши влюбленный в свою девушку и прожужжавший все чужие уши о любви к ней.
Какого черта он тусуется со школотой, Шастун объяснить не мог. Да и Позов тоже. Как-то случайно так вышло.
— Пашка, — Антон наклоняется ближе к водителю. — Про обещанное мороженое не забудь.
— Для тебя Павел Алексеевич, сынок, — вероятно, одной из причин была возможность поиздеваться над возрастом малолеток.
— Павлом Алексеевичем станешь после защиты диплома, — весело фыркнул младший. — Павел Алексеевич, не забудьте купить нам мороженое. Мы предпочитаем «Настёну».
— Специально устроюсь в вашу школу, чтобы ты так меня называл, — не отвлекаясь от дороги, ответил Добровольский.
— А у вас странные предпочтения, Павел Алексеевич.
— Какие есть, Тоша.
— Ребят, это уже по-гейски, — влез Дима, откровенно угорающий с ситуации.
-Ну вот, — наигранно надулся Антон, по-детски выпятив нижнюю губу. — Ты только разрушил мои надежды на крышесносные отношения с учителем. Представь, как бы у меня сразу оценки улучшились. Мы бы еще потом перешли на дейди-кинк. Да, папочка?
— Для хороших оценок придется хорошо поработать язычком, — Паша тоже ржал, поглядывая на младших в зеркало заднего вида.
— А для отличных надо отлично? — Шастун пошловато ухмыльнулся, облизывая губы.
Иногда ему казалось, что Добровольский знает намного больше, чем делает вид. Хотя про свои гейские наклонности Антон рассказал только Ире и Диме, но слишком частые намеки и легкий гомоэротизм в их общении смущал парнишку.
— Шаст, прекрати, как я потом Лясе стояк объясню.
— Вечно вы про своих девушек, Павел Алексеевич, — он громко вздохнул, вызывая приступ хохота у всех находящихся в машине.
— А мы еще переживали, что вам с Лясей помешаем, — произнес Дима, вытирая слезы от смеха в уголках глаз.
— Нам сложно помешать, — Паша повернул по указателю в Воронеж. От деревни ехать недалеко, всего-то около получаса. Начинало темнеть и город озарился желтым светом. Это вам не один мигающий фонарь на всю улицу и мычание коровы за забором у соседей. — Кстати, Шаст, я видел твоего друга недавно.
Сердце Антона сделало кульбит, он невольно подался вперед, сжимая пальцами края той самой серой худи, которую вечером и надел.
— Сеня его вроде зовут, да? Я его тогда-то видел всего пару раз, а сейчас вообще не узнал.
— Ага, — буркнул парень.
— У нас это больная тема, — пояснил Дима за друга.
— О, чего это так? — Паша кинул взгляд на помрачневшего Антона.
— Да Шаст — брошенка. Арсений в прошлом году не приезжал, а в этом вернулся и даже никому не сообщил.
— И ты ещё говоришь, что мы ведем себя по-гейски, — Шастун вздрогнул и испуганно посмотрел на Диму. Паше не стоит знать всех подробностей, а то домой возвращаться пешком долго будет. Позов тоже напрягся. — А настоящий пидор тут он.
Младшие выдохнули с облегчением.
— Вы знали, что брошенок надо лечить хорошей музыкой и мороженым? Сегодня Шаст на моем специальном курсе лечения.
Паша прибавил музыку в радио.
— Порвем этот город, — и открыл окна.
Честно, Шастун терпеть не мог тех, кто открывает окна машины и включает радио на полную. Нужно уважать личное пространство и все дела, но сегодня хотелось подействовать всем на нервы. Особенно, когда из колонок послышалось «Крошка моя, я по тебе скучаю», а в Антоне проснулся дикий фанат.
***
К окнам Ляйсан они подъезжали, громко выкрикивая в вечерние улицы слова «18 мне уже».
Говорить о том, что девушка не была удивлена не стоит — и так очевидно. Их ночное песнопение слышал весь Воронеж, поэтому Ляся заранее спустилась вниз и на лавочке ждала своего суженого-ряженого с пакетом мороженого. Садясь в машину, она первым делом убавила звук, а потом очень долго здоровалась со своим парнем путем нежных и мягких поцелуев, пока Шастун не предложил им выйти и оставить машину в распоряжение младших. Пашка Лясю любил, но средство транспорта, чтобы добираться до нее, ему тоже было важно, поэтому сразу отстранился. Не дай Бог, в Антоне проснется художник и он пойдёт писать поэму «Ромео и Джульетта» на чужой машине.
Зато ребята получили свою «Настёну» — пломбир между двумя вафлями; и успокоились.
Паша негромко разговаривал со своей девушкой, ведя машину по ночным улицам города. Автомобилей было много, но без пробок, так как основной час пик прошел. Антон перегнулся через переднее сиденье, игнорируя возмущение водителя, включил радио и, вернувшись на свое место, открыл окно, вдыхая свежий вечерний воздух. Может, Воронеж по архитектуре не дотягивает до Санкт-Петербурга или хотя бы Казани, но после темноты он начинает выглядеть намного выгоднее в жёлтом свете фонарей.
Паша остановился возле набережной, призывая всех поднять свои пятые точки и пошевелить ими немного, а то скоро совсем сольются со спиной от постоянного сидения.
Димка плелся рядом, время от времени кидая косые взгляды на парочку, и болтал про футбол. Антон разделял его мнение. И касательно футбола, и того, что они явно лишние. У него уже начали строиться теории, что Паша и Ляся зовут их собой в качестве детей на час, проверить себя в роли родителей или просто нянек. Но Шаст против не был. Их, как и положено детей, постоянно угощали: то мороженым, то конфетами, то гаражом. А кто в 16 лет, трезвом уме и здравой памяти откажется?
От реки дул прохладный ветер, заставляя поежиться. На Антоне всего лишь одна худи Арсения и он жалеет, что не накинул сверху джинсовку. Зато у него есть все основания зарыться в нее по сильнее, вдыхая почти выветрившийся запах кофейных сигарет, которые он лет сто не покупал, и натянуть рукава на ладони, так, чтобы виднелись лишь кончики худых пальцев. Поз поржал и назвал его сумасшедшей фанаткой. На что Шастун лишь пожал плечами и достал из кармана пачку сигарет. В нем же вновь лежала сложенная фотография, с аккордами на обратной стороне.
