В погоне за солнцем

В конюшнях Бэкхён пробыл недолго. Он спешно оседлал гнедую, с белой звездой на лбу лошадь и, многозначительно взглянув на конюших, словно убеждая их не распускать языки без особой надобности, направился к наиболее старой и запутанной части королевского сада. Он так часто прогуливался по этим местам, что, пожалуй, знал здесь каждый листочек и каждую веточку. Неторопливо проехал он мимо розовых кустов — не маленьких и аккуратных, как в центре сада, но буйно разросшихся, ибо за ними уже давно почти никто не следил. Их унизанные шипами стебли были усыпаны отцветшими алыми и белыми бутонами, ещё не успевшими окончательно высохнуть под палящими лучами солнца. Печально глядя на увядшую их красоту, Бэкхён вступил под сень деревьев, таких высоких и раскидистых, что сад в этом месте становился похожим на многовековой лес. Однако ничто не могло смутить юного принца, который уверенно пробирался сквозь чащу по узкой тропинке. Он с упоением вдыхал свежие ароматы парка и внимал пению резвившихся в ветвях пташек. Естественная красота и простота этого почти заброшенного места была мила его сердцу, такому же дикому и своевольному, как ветви кустарников, которые стелились по земле и оплетали всё вокруг, загораживая дорогу. Принц думал о себе и о жизни. Ему было невыносимо грустно оттого, что все вокруг лишь осуждают его, а если и не осуждают, то смотрят с некоторым пренебрежением. Впрочем, он не слишком сильно был удивлён недовольством отца и словами матери, холодностью сестры и добродушным безразличием брата, да и кормилица бранила его уже далеко не в первый раз. Однако именно сейчас слова госпожи Чон разозлили Бэкхёна особенно сильно. «Разве я ребёнок, чтобы обо мне так пеклись? — с досадой и гневом думал он. — Я достаточно силён, чтобы постоять за себя. А она только и делает, что причитает и убивается. Ещё и смеет говорить, что будь она на месте государя, была бы мною недовольна!» Перед глазами принца пронеслись лица близких ему людей. Все они только и говорят о том, что нрав его недостаточно сдержан, словно желают запереть его в какой-то невидимой клетке. «Боже мой, Боже мой! — восклицал он про себя. — Как же чёрствы и чопорны отец с матушкой, и как стараются им вторить в этом мои братья и сёстра!» Ему было досадно до боли. Сердце Бэкхёна рвалось из груди. Оно рвалось на волю, хотело объять собою весь мир, хотело познать радости и печали человеческого существования. Оно жаждало борьбы и покоя, войны и мира, любви и ненависти и было полно воли к жизни. А потому Бэкхён, жадный до чувств и событий самого разного свойства, не гнушался ни единой возможностью выбраться из замка, где чувствовал себя словно птица к клетке. Он наконец добрался до крепостной стены, густо обвитой плющом, и выехал через небольшие скудно охраняемые ворота за пределы замка. Часовые приветствовали его низкими поклонами, Бэкхён ответил им едва заметным кивком, ничего не сказав. Они знали, что принц часто отлучается из замка и не любит лишних вопросов. Чтобы знать наверняка, что никто лишний раз не станет сообщать королю о его отлучках, Бэкхён был вынужден свести знакомство со всеми людьми, которые играли ту или иную роль в хозяйстве или же охране замка. Принц хорошо знал всех часовых, дозорных, прачек и прочих, ко всем старался быть благодушным и даже одаривал кого-нибудь порой несколькими тёплыми словами, дабы быть уверенным, что, в случае чего, сможет рассчитывать на поддержку не одного, так другого. Немного отъехав от крепостной стены, Бэкхён снова оказался среди густо растущих деревьев, однако вскоре тропинка увела его направо и заросли начали редеть. Теперь нужно было проехать вперёд и свернуть направо ещё раз, чтобы очутиться на одной из самых крупных и шумных улиц столицы, однако Бэкхён не спешил поворачивать. Прежде чем увидеть город, ему захотелось ещё немного побродить по обширному парку, который, кстати говоря, тоже принадлежал к королевским владениям и куда выбирались на охоту придворные и король. Бэкхён решил отдаться моменту и, пришпорив коня, помчался за лёгким ветерком. На его лицо то и дело падали светлый пятна пробивавшегося сквозь зелёную листву солнечного света. Ещё немного влажная после вчерашнего дождя земля источала приятный запах. Откуда-то доносились ароматы маленьких диких цветочков, разноцветные венчики который тут и там мелькали в изумрудной траве. Птичьи трели становились всё громче и заливистей. Бэкхён улыбнулся и позабыл о своих печалях — он просто радовался жизни, забыв, что скоро снова вернётся во дворец и всё в его жизни будет так же, как прежде. Сейчас это его совершенно не волновало. Он ещё долго носился среди деревьев, пока наконец не объехал весь парк вдоль и поперёк. Голова стала чистой, свежей, в ней не осталось места для мыслей, угнетавших его ещё пару часов назад. В конце концов Бэкхён всё же свернул, направляя порядком уставшую от практически беспрерывного галопа лошадь, в сторону городских улиц. Давно уже перевалило за полдень, солнце стояло высоко и пекло нещадно, как всегда бывает после сильного дождя, прошедшего накануне. Камни мощённых улочек, казалось, были раскалены. Из-за жары в центре столицы было пустынно, торговля на рынках не была такой бойкой, как утром, прохожих же и вовсе можно было пересчитать по пальцам. Взмыленная лошадь едва передвигала ногами, да и сам Бэкхён, измотанный долгой ездой, порядком устал. Его разморило. Он медленно ехал, опустив поводья и мечтал о прохладе морской воды. Лето уже наступило, а значит, скоро весь двор переедет в летнюю резиденцию королевской семьи — в замок Хэбён, расположенный совсем рядом с морским побережьем. Бэкхён прикрыл глаза, отчётливо представив себе лёгкие волны, набегающие на берег, и слегка улыбнулся. Опомнившись, он осознал, что едет по какой-то совсем уж узкой и совершенной пустой улице. Жара достигла своего пика. Казалось, всё вокруг вот-вот расплавится. Воздух дрожал, словно объятый невидимым пламенем. Небо было ярко-голубым, без единого облачка. Бэкхён ещё немного побродил по безлюдным улочкам, оглядываясь вокруг и с удовольствием наблюдая за тем, как от невыносимого пекла замирала в шумном городе жизнь. Он видел в этом какую-то мистику, загадку. Трудно было понять, как может многолюдная столица на пару часов превратиться в подобие некоего безмолвного города-призрака, гробовая тишина которого нарушалась лишь отдалённым стрёкотом насекомых, сумевших каким-то чудом найти здесь пристанище. Чувствуя усталость от долгой прогулки, которая длилась уже несколько часов к ряду, да и понимая, что ничего интересного он сейчас не увидит, Бэкхён решил направится в сторону королевского дворца. Он повернул на широкую улицу, откуда мог бы попасть на Центральную площадь, а затем и в королевский сад. Он ехал не торопясь, не желая измучить лошадь и позволяя ей идти шагом. Было тихо, слышен был только мерный стук копыт да какие-то голоса, звучавшие настолько отдалённо, что казалось, это кто-то говорит на окраине города. Вскоре сквозь ленивую душную тишину улицы до Бэкхёна донёсся ещё один звук. Он нехотя прислушался и понял, что к нему приближается всадник. «Должно быть, дозорный. Или посыльный, кто знает», — подумал он и, убедившись, что наездник находится уже достаточно близко, чтобы можно было его рассмотреть, обернулся. Седок был видным, совсем ещё молодым мужчиной — ему никак нельзя было дать больше двадцати двух-двадцати трёх лет. Он ехал с непокрытой головой и, как видно, сильно страдал от жары, ибо его загорелое лицо, потемневшее ещё больше от долгой дороги и слегка заросшее щетиной, было обильно покрыто каплями пота. Его взмыленная лошадь вороной масти едва передвигала ногами. Под грязной, оборванной одеждой всадника виднелась тонкая кольчуга хорошей работы, а с левого бока его свисал тяжёлый рыцарский меч. Несмотря на то, что поза этого человека выражала крайнюю усталость, взгляд его был твёрд и внимателен. Наездник сразу же заметил, что Бэкхён, слегка повернув голову, исподволь смотрит на него, и, недолго думая, окликнул юношу. Бэкхён опешил, гадая, зачем он мог понадобиться этому странному человеку, однако всё же остановился и стал поджидать незнакомца. «Он, как видно, измучен долгой дорогой. Да и лошадь его, кажется, совсем загнана. Наверняка, он спросит у меня о том, где можно как следует передохнуть». И Бэкхён, вдохнув влажный горячий воздух и чувствуя лёгкое волнение от встречи с неизвестным посреди абсолютно безлюдной улицы, вспомнил названия и расположение всех ближайших гостиниц и трактиров и мысленно приготовился продемонстрировать своё безупречное знание города. — Прошу прощения, господин, — подъезжая, воскликнул незнакомец довольно звонким и бодрым голосом, который совсем не вязался с его внешним видом, — однако я в столице всего-то второй раз в жизни и буду очень рад, если вы окажите мне одну маленькую, но неоценимую услугу, которая, думаю, ничего не будет вам стоить. Вы, как я вижу, знаете эти места достаточно хорошо, чтобы помочь мне. По крайней мере, я питаю надежду подобного рода, ибо в этот час на улице ни души, и вы первый прилично одетый человек, которого я встретил на своём пути. «Можно подумать, какой-нибудь оборванец не смог бы тебе указать на ближайший трактир», — подумал Бэкхён, который счёл последние слова собеседника несколько странными. Однако он уже почувствовал расположение к незнакомцу и намеревался оказать ему посильную помощь. Принц нисколько не смутился тому, что путник оглядел его с головы до ног своим проницательным взглядом, и абсолютно спокойно заговорил. — И какого же рода услугу я могу вам оказать? — Видите ли, мне необходимо как можно скорее попасть в королевский дворец. Кажется, это где-то поблизости, но я плутаю по этим улочкам уже не менее часа. Между тем, то дело, по которому я так спешу, не требует отлагательства. Думаю вы, как добрый дворянин, поймёте меня. Так что же, знаете ли вы, как проехать к замку его величества? «Значит, гонец с важным поручением», — подумал Бэкхён. Принц внимательно поглядел на потрёпанную одежду собеседника, и в голове его мелькнула догадка. — Я знаю дорогу туда, — ответил он, — более того, я и сам направляюсь во дворец. — Вот это удача! — радостно воскликнул незнакомец. — Как видно, сама судьба послала мне вас посреди этой раскалённой преисподней, в которую превратилась нынче столица! Тогда поедем вместе. Только не слишком быстро. Лошадь моя измучена. — Надо признать, моя тоже. Правда, не так сильно, как ваша. Итак, решено — поедем не спеша. Они тронулись и медленно направились вверх по улице. — Вы сказали, что тоже держите путь в замок, — продолжал незнакомец, — уж не состоите ли вы при дворе короля? — Что ж, — осторожно сказал Бэкхён, — пожалуй, состою. Этот ответ вызвал бурный восторг собеседника, хотя казалось странным, что до смерти уставший человек, прибывший по поручению, которого ещё даже не успел выполнить, может так радоваться чему бы то ни было. — Как видно, сегодня Небеса на моей стороне! — воскликнул, воздевая руки к небу и при этом болезненно морщась. — Уж не знаю, какого рода службу вы несёте, однако я буду вам обязан до гроба, если вы только сможете как можно скорее организовать мою встречу с государем. — В этом нет необходимости. Его величество с самого утра поджидает вас, господин Пак Чанёль. Ведь это вы? Оживление мгновенно сошло с лица мужчины. Он нахмурился и вообще стал вдруг очень серьёзным. — Откуда вам известно моё имя? — тихо спросил он. — Не далее как сегодня утром ко двору прибыл один из ваших людей. Он сообщил, что, если только вам удалось вырваться из засады, в которую вы, к большому сожалению, угодили, вы вскоре непременно должны появиться в столице. Государь собирался отправить своих людей на ваши поиски, но теперь в этом, как видно, нет надобности. — Так значит, его величество знает о восстании в Мунчжэ? — Именно так. — И что же он думает по этому поводу? — О чём думает король, не знает никто, кроме самого короля. Однако нет никаких сомнений в том, что он намеревается идти войной на мятежное графство. — Странно было бы сомневаться в этом. — Думаю, завтра государь соберёт совет и объявит во всеуслышанье о своих планах. Некоторое время ехали в молчании. Улицы становились всё более широкими, начали попадаться первые прохожие, однако жара не спешила спадать. Бэкхён украдкой взглянул на своего случайного спутника и понял, что дико завидует. Его воображение живо рисовало картины того, как этот храбрый воин, ехавший сейчас рядом, с мечом в руках отстаивал родные владения, как с ожесточением и праведным гневом, словно загнанный в ловушку зверь, выбирался из засады, подстроенной ему предателем Но Мухёном, который, не сумев сразить Пак Чанёля в честном бою, как самый жалкий трус, решил подослать к нему наёмных убийц, чтобы прикончить сразу двух зайцев — избавиться от сильного врага и не дать ему доставить письмо государю. — Я слышал, вы доблестно сражались при Пэкчо, — сказал Бэкхён, желая услышать о ратных подвигах своего нового знакомого. Однако ответ виконта был краток и сух. — Крепость удалось отбить, однако, боюсь, она не выстоит, если на неё нападут во второй раз. В голосе мужчины послышалось беспокойство. «Он оставил там своих людей, своего дядю. Конечно, он тревожится о том, какая их постигнет участь». Так подумал принц и решил оставить эту тему. Тем временем вдали показалась Центральная площадь — широкая, но малолюдная в эти знойные часы. Не сдерживаемые толпой и давкой, которые здесь можно было наблюдать почти всегда, только не в пору летней жары, молодые люди довольно быстро добрались до середины площади, где, помимо случайных и неслучайных прохожих, можно было увидеть нескольких молодых всадников, громко о чём-то беседующих между собой. Вскоре, когда Бэкхён и его спутник подъехали совсем близко, можно было различить отдельные слова и целые фразы. — Так значит, в Мунчжэ снова восстание? — Всё так, не сомневайтесь, господа. Сегодня утром эта весть достигла замка. — Откуда же ты знаешь? — Ведь муж моей сестры гвардеец короля, с чего бы мне не знать? — Твоя правда. Однако эти оборванцы вновь восстали! Какая наглость! Когда же эти беспорядки прекратятся? Неужто мы не в силах их сдержать? — Мы — в силах, ибо не было ещё раза, когда король, подняв свои знамёна навстречу мятежному ветру, что дует в землях Мунчжэ, не мог бы унять местных баронов. Сдаётся мне, причина, по которой они всё время восстают, совсем в другом. — О чём ты? — Граф Мунчжэ. Его род столько лет главенствует в тех землях. И что же? Каждый раз против него поднимаются всё с новой силой. Должно быть, стар он и не может сдержать их натиск. А может, он и вовсе с ними в сговоре. — Да что ты говоришь! Не может быть! Ведь каждый раз он доблестно сражается на стороне короля. — И что же? Кто знает, может, он лишь ждёт момента, когда силы Самгу будут истощены и он без труда сможет противостоять нашему великому государству… От чуткого слуха Чанёля не ускользнуло ни единое слово этого разговора. Последние фразы он дослушал, не трогаясь с места и только чувствуя, как в душе закипает гнев. Бэкхён вполне разделял его чувства. Он никогда бы не простил того, кто отзывался подобным образом о его роде и семье. — Как смеете вы говорить о графе Мунчжэ, Пак Минхи, такие дерзкие слова? — не скрывая своего негодования, спросил Чанёль. Он обращался не столько ко всем дворянам в целом, сколько к одному из них — невысокому и черноволосому. Черты его лица были мелкими, а в хитрых тёмных глазах читалась те презрение и недоброжелательность, какими всегда полна душа человека заурядного и недалёкого, находящего радость только в том, чтобы разносить сплетни и сеять смуту среди людей. Слова виконта Пака нисколько не смутили и не напугали его, а, напротив, подстрекнули к большей наглости. Он подъехал в Чанёлю на своей мышастой лошадке и, насмешливо посмотрев на грязную оборванную одежду собеседника, принял настолько небрежную позу, насколько только мог принять человек, сидящий в седле. — Вы считаете мои слова дерзкими, — улыбаясь произнёс он, поглядывая на товарищей, — однако разве можете вы утверждать, что я говорю неправду, если обратное не доказано? Вам-то откуда знать, не является ли Пак Минхи предателем? Я лишь рассуждал логически. Раз графство не знает покоя, значит либо граф — никудышный полководец, либо же предатель — одно из двух. Что же тут удивительного? Лично я уверен, что тут обязательно имеет место либо первое, либо второе. А может быть, кто знает, всё и сразу. Ручаюсь головой, всё так и есть, не будь я Ким Хану. И если только выяснится, что всё это не так, пожалуйста, я за свои слова готов ответить. — Ну что ж, раз так, то за свои слова вы ответите немедленно, прямо тут, ибо перед вами находится племянник графа Мунчжэ, виконт Пак Чанёль. Ким Хану, очевидно, был уверен, что незнакомцу, тем более, в таком неприглядном облачении нечего будет предъявить в ответ на его смелую тираду. Однако такого ответа он никак не ожидал. Бэкхён, тем временем, решил поддержать своего нового знакомого, ибо, чувствуя мужество и силу этого человека, уже успел проникнуться к нему самым искренним уважением. — По чести, это так, господа, — сказал Бэкхён, — этот человек никто иной как Пак Чанёль. И лучше бы вам постараться уладить ваши разногласия, пока дело не зашло слишком далеко. Виконт бросил на юношу благодарный взгляд. — Прошу вас извиниться, господин Ким, — продолжил он, — иначе у меня не останется иного выбора, кроме как вызвать вас на честный поединок. Однако Хану не собирался отступать и, даже несмотря на то, какой опасный для него оборот могла принять ситуация, продолжал бравировать. Он не слушал своих товарищей, некоторые из которых советовали ему отступить. — Ещё не появился человек на этом свете, перед которым я бы стал извиняться без веской на то причины. — Так значит, безосновательное оскорбление целого дворянского рода, который, надо вам заметить, уже не первый десяток лет преданно служит государю, вы не считаете веской причиной? — Чанёль говорил спокойно, не имея ни малейшего намерения снисходить до наглости своего собеседника. — Что ж, если так, готовьтесь драться. — О, право, я, виконт, всегда готов! Вот только сомневаюсь, что вы выстоите против меня хотя бы минуту. — Да, вы, пожалуй, зрите в корень. Ведь правая моя рука немало пострадала в битве при Пэкчо. Левую я повредил, отбиваясь от наёмников предателя Но Мухёна. Кроме того, я вымотался по дороге в столицу, ибо спал по несколько часов в сутки в придорожных трактирах, питаясь одним только хлебом и водой. Однако даже это не остановит меня от того, чтобы проучить вас как следует, защитить честь моей семьи и выполнить долг дворянина. Ваши товарищи, полагаю, достаточно хорошо знают город. Пусть выберут место для дуэли где-нибудь поблизости. Я же должен дать несколько распоряжений моему другу на тот случай, если сегодня умру от вашей руки. С этими словами Чанёль учтиво поклонился своему обидчику и отъехал немного в сторону, взглядом приглашая Бэкхёна проследовать за ним. Дрожа от волнения, принц приблизился к виконту. Он понимал, что сейчас станет свидетелем дуэли, но у него даже не возникло мысли о том, что он должен отговорить своего спутника от этого рискованного предприятия. Бэкхён был уверен, что на месте Чанёля не смог бы снести несправедливого обвинения и поступил бы точно так же. И не важно, что дуэли запрещены законом. Запрещены и ладно. Мало кого из дворян это останавливало. — Мой друг, — начал виконт, и Бэкхён почувствовал, что его сердце разрывается от переполнявших его чувств, ибо никто ещё искренне не называл его своим другом, — я знаю вас не больше часа и всё же чувствую, что могу доверять вам, как себе. Прошу вас, если я погибну, будьте добры доставить во дворец его величеству письмо. Оно зашито здесь, в моём плаще, — с этими словами Чанёль приложил руку к груди, — в послании, которое отправил вам мой дядя, вы уже не найдёте ничего нового, однако в том письме, о котором говорю я, есть много того, о чём государю следует знать. По дороге, если у меня находилась свободная минута, я просил у трактирщика чернил и немножко бумаги и излагал все свои соображения по поводу того, как следует действовать против этих проклятых мятежников. Я делал это, чтобы, если жизнь моя внезапно оборвётся, сослужить свою последнюю службу его величеству. Прошу вас, если я погибну, передайте ему письмо. Передайте, что нашли меня случайно в городе, что я погиб, впутавшись в какую-то стычку, не доехав до замка всего ничего. Если же этот негодяй получит по заслугам, и я останусь в живых… Что ж, тогда я передам письмо сам и сопровожу его всеми необходимыми комментариями. Чанёль говорил спокойно и торжественно, даже несмотря на то, что речь шла о его собственной смерти. Определённо он был из тех людей, кто твёрдо верит в судьбу и не страшится опасностей, зная, что чему быть, того не миновать. Бэкхён смотрел на этого человека с восторгом и восхищением. Он благоговел перед ним, он хотел быть таким же как он. И, к тому же, он совсем не желал, чтобы этот храбрый и благородный воин погиб у него на глазах. — Ведь у вас повреждены обе руки, — говорил он, — разве можно давать вашему противнику такое большое преимущество? Ведь это немыслимо! Как же вы собираетесь подвергнуть врага справедливой каре, если измучены ранениями и долгой дорогой? — Увы, у меня нет другого выхода. Я не могу отложить поединок до лучших времён, ибо, отпустив сейчас этого подлеца, больше уже никогда его не встречу. Бьюсь об заклад, этот трус улизнёт от меня из столицы, лишь бы избежать возмездия. А я не могу этого допустить. — Это верно, однако, есть и другой выход. — Что же вы предлагаете? Бэкхён взглянул на собеседника горящими глазами. Грудь его часто и взволнованно вздымалась. — Я буду драться за вас. И, не дав виконту опомниться, принц решительно повернулся к кучке дворян, оживлённо переговаривавшихся между собой. — Господа! — воскликнул он, поравнявшись с ними. — Я прошу вас засвидетельствовать, что господин Пак Чанёль изнеможден своими ранениями и длинной дорогой и не может защищать честь своей семьи в полную силу. Посему, дабы не давать противнику форы и не позволить схватке завершиться несправедливым исходом, вместо него буду драться я — Ли Дэхён. Он назвал первое пришедшее на ум имя, так как своё собственное назвать, разумеется, не мог. — Добро, — ответил Ким Хану, — я принимаю эти условия.