В погоне за солнцем

Дружба молодых людей, скреплённая взаимными клятвами и обещаниями, с каждым днём становилась всё глубже и глубже. Почти всё свободное время принц и виконт проводили в компании друг друга: прогуливались по саду, выезжали в город, несколько раз даже ездили на охоту вместе. Кроме того, они много беседовали. Чанёль охотно отвечал на вопросы Бэкхёна о своей жизни в Мунчжэ, рассказывал о детстве и юности, о первых военных успехах. Принц, в свою очередь, показывал ему столицу (на сей раз с разрешения отца и в сопровождении охраны, дабы не делать виконта частью своих тайных вылазок и не впутывать таким образом в неприятности), заводил его в самые отдалённые уголки королевского парка и там, в тени деревьев, до самой темноты, пока чья-то невидимая рука не начнёт рассыпать по небу первые звёзды, говорил с ним обо всём, что только приходило в голову. Спустя неделю с момента их разговора в саду, как и предполагал Бэкхён, стали готовиться к переезду в летнюю резиденцию. Принц был взволнован и радостен, и его забавляла развернувшаяся вокруг подготовки к отъезду суета. Он мечтал о море, о том, как будет прогуливаться вдоль песчаного берега не один, как это было всегда, но в компании виконта, которому всего за неделю удалось вызвать в душе Бэкхёна самые нежные чувства и сделаться самым верным (и единственным) его товарищем. Чанёль был, несомненно, тем человеком, который не мог не понравится. Он был серьёзен и рассудителен, когда того требовали обстоятельства, но в часы досуга не упускал возможности повеселиться как следует. Его провинциальная непосредственность, его живой и весёлый нрав, которому была чужда придворная чопорность, очаровывал и завораживал принца. Столица, его прекрасная столица, по которой он с таким упоением разъезжал, когда удавалось вырваться из дворца, этот чудесный город, пропитанный запахом морской соли, корабельных мачт (ибо неподалёку находился порт), рыбы и фруктов, в изобилии продававшихся на местных рынках, этот величественный оплот монархов, показался ему жалким, блеклым и холодным, хотя на раскалённых его улицах можно было, пожалуй, умереть от жары. И Бэкхён, предоставив Чанёлю восхищаться столицей, сам в то же время мечтал о графстве Мунчжэ, где, ему чудилось, все люди такие же сильные и бодрые духом, как и виконт Пак. Поэтому поход, который должен был вскоре состояться, приобрёл для него новый смысл. Теперь Мунчжэ было для принца не просто мятежной землёй. Нет, это была ещё и земля благородных и смелых людей, людей, которые любят жизнь и следуют своему долгу. И принц не просто отправится восстанавливать порядок и расправляться с мятежниками. Он поедет освобождать от них этих замечательных людей, образы которых возникали в его воображении. И Бэкхён беспрерывно слушал рассказы Чанёля о Пэкчо, о том, как живут в Мунчжэ крестьяне и горожане, как ведут хозяйство, сильно ли их обычаи отличаются от обычаев остальных областей Самгу и ещё о множестве подобных вещей. Рядом с Чанёлем Бэкхён стремился к чему-то большему. Впрочем, вернее будет сказать, что он стремился к большему всегда, но, будучи скованным придворными порядками и холодностью отца, опасался лишний раз это показывать. Теперь же он мог не скрывать своих намерений хотя бы в присутствии виконта. Горячность и юношеский пыл, не оставлявшие принца даже в самые тяжёлые минуты его жизни, теперь, казалось, достигли своего апогея. Его душа, не знавшая покоя, рвалась на волю с новой силой, и Бэкхёну с большим трудом удавалось хоть как-то сдерживать свои порывы. Как бы он ни старался, от него всё равно за версту веяло неудержимым свободолюбием и отвагой. Сестра и мать косились на него с опаской. Кормилица, за много лет впервые увидевшая, как принц выезжает в город с охраной, готова была молиться на Чанёля, хотя видела его только пару раз, да и то издали. Бэкбом, которого Бэкхён, утонувший в грёзах, даже не замечал, вёл себя сдержано, но учтиво, не делая никаких попыток навредить брату. Бэкхён предполагал, что наследник не станет вступать в конфликт сейчас, когда совсем немного осталось до похода. Всё же Бэкбом не глуп и понимает, наверняка, что нужно прежде разобраться с мятежниками, а уж затем заниматься всем остальным. И всё-таки Бэкхён, ставший более осторожным после того разговора с отцом, заметил, что люди из свиты наследника стали обращаться с ним куда более холодно, чем прежде, а некоторые из них и вовсе смотрели на него с оттенком презрения. Жена Бэкбома, старавшаяся во всём помогать мужу, сошлась с Сехён и стала частой гостьей в её покоях. Вскоре после этого Бэкхён начал замечать, что сестра также стала более недоброжелательна к нему. Это насторожило принца. Очевидно, брат, не намереваясь пока что открыто противодействовать ему, собирает всё же соратников и настраивает против него близких и не очень людей. Встревоженный, но не знавший, что делать, Бэкхён явственно почувствовал, что вокруг него медленно, но верно начинается образовываться кольцо недоброжелателей, и что кольцо это рано или поздно сожмётся, не давая возможности вырваться. Рассказать о происходящем и попросить совета было не у кого. Разве что у Чанёля. Но Бэкхён до последнего не хотел впутывать его в проблемы королевской семьи. Он, конечно, собирался прибегнуть к помощи виконта, но не сразу, а позже, когда мужчина сам догадается обо всех сложностях в отношениях братьев. Принц не рассчитывал, что Бэкбом так быстро начнёт вербовать союзников. Тем более, не рассчитывал он на то, что одним из этих союзников брат захочет сделать Чанёля, а между тем наследник престола определённо вынашивал подобные планы. Для Бэкхена это стало очевидным, когда он застал виконта в обществе Бэкбома. Случилось это через несколько дней после того, как королевский двор (без особой помпы, так как этого крайне не любил государь) перебрался в летнюю резиденцию. Наследный принц и Чанёль о чём-то беседовали в саду замка Хэбён, но слов юноша разобрать так и не смог, ибо находился на крайне неудобном для подслушивания расстоянии. Однако для него и так было понятно, с какой целью мог явиться сюда старший брат. Бэкхён не сомневался в преданности виконта, однако одна мысль о том, что кто-то считает этого мужчину способным на предательство, вселяла в принца отвращение. Никогда ещё он не испытывал к брату такой сильной ненависти, как сейчас. Когда наследный принц ушёл, Бэкхён ещё несколько минут подождал в зарослях сада и лишь затем вышел к Чанёлю, который давно его ждал. Юноша не знал, стоит ли спрашивать виконта о разговоре с Бэкбомом или же сделать вид, что он ни о чём не догадывается. Однако Чанёль сам захотел это обсудить. — Ваш старший брат только что говорил со мной, — сказал он. — Вот как? И о чём же вы говорили? — О вас. Не сочтите за дерзость, ваше высочество, я не хочу делать поспешных выводов, однако… мне показалось, что вы с братом не очень дружны. — Вы не ошиблись. Не столь давно отец удостоил меня похвалы и выказал некоторое недовольство моим старшим братом. Поэтому Бэкбом на меня в обиде, хотя я и не сделал ему ничего дурного. Он просто завидует мне, ибо его самолюбие было задето. Теперь он всех и вся пытается настроить против меня. И, полагаю, ему это будет довольно нетрудно сделать, ибо отец никогда меня слишком не жаловал, а потому и все остальные держатся от меня на расстоянии. Готов поспорить, он и вас пытался переманить в свой лагерь. — Ещё не пытался, — честно ответил Чанёль, — пока что хотел лишь понять, на чьей я стороне. — И что вы ему сказали? — То же, что сказал бы любой порядочный человек на моём месте. — А именно? Виконт замялся. Он промолчал. Видно, он не хотел продолжать разговор, начало которому положил сам. Однако Бэкхён пристально смотрел на него, и одного этого взгляда было достаточно, чтобы понять, что он ждёт ответа. Но Чанёль так и не сказал ничего конкретного. — Вы просили меня быть вам другом, ваше высочество, — тихо произнёс он, — и я был и остаюсь им. Поверьте, ни одно слово, слетевшее с моих губ, не опорочило вашего доброго имени. По выражению лица мужчины, по нахмуренным его бровям и плотно сжатым губам было понятно, что из него не удастся вытянуть больше ни слова на эту тему. Поэтому Бэкхён оставил свои попытки и заговорил о другом. — Как бы там ни было, Бэкбому уже удалось заманить немало придворных в свой стан. И я, надо признаться, не представляю, что с этим делать. — Вам также нужно заручиться поддержкой разных людей. — Пока что я рад и тому, что вы на моей стороне, — улыбнулся Бэкхён, — с вами мне ничего не страшно. — Имея под своим командованием лишь одного воина, нельзя выиграть битву, даже если этот воин очень силён. Одного меня недостаточно, тем более что я почти ничего не стою при здешнем дворе. У меня нет знакомых и нет покровителей — кроме вас, разумеется. Вам нужно переманить на свою сторону и других людей. — Кого же? — Прежде всего, поговорите с близкими. С матерью, с сестрой. Будьте к ним внимательны, делайте для них всё, что в ваших силах. Ведите себя так, чтобы они не могли даже помыслить о том, чтобы доставить вам малейшее неудобство, не говоря уж о том, чтобы вступать в заговор против вас. Далее — военные. Они вас, кажется, ценят, это было заметно на совете. Особенно коннетабль. Поговорите с ним, обсудите предстоящий поход, окажите содействие, если нужно. Вникните во все сложности и детали кампании. Вам это будет и интересно, и полезно. И я вполне смогу вам с этим помочь. И наконец, король. Просто не давайте его величеству поводов для недовольства. — Это куда сложнее, чем вы думаете, — усмехнулся Бэкхён. — И всё-таки это самое верное средство против любых наветов. Однажды в Мунчжэ, когда я был примерно вашего возраста и мало что понимал в управлении, местные бароны попытались перетащить меня на свою сторону. Они хотели сделать меня послушной марионеткой в своих руках и через меня противостоять дяде. Однако я не намерен был бездумно исполнять приказы других людей. Я во всём старался разобраться сам, а потому мне в мгновение ока стало ясно, чего они добиваются. Бароны обозлились, когда поняли, что не смогут меня под себя подмять и сплотились против меня. Они собирались дождаться первой моей ошибки, пусть даже небольшой, и очернить меня в глазах дяди. — И что же вы сделали? — Всего ничего: расположил к себе насколько мог дядю и не принимал ни одного решения без его совета и одобрения. И, разумеется, тщательно обдумывал каждый свой шаг. Когда бароны так и не нашли изъянов в моей службе, они выдумали невесть что и обвинили меня в том, чего я никогда не совершал. Естественно, дядя не поверил им, так как я давал ему полную возможность контролировать свои действия. Доказательств моей вины не было, поэтому заговорщики потерпели поражение. Это будто война, ваше высочество. Нужно думать, разрабатывать план каждого сражения и просчитывать далеко наперёд последствия каждого манёвра. — Война, говорите? Но не очень-то хочется мне воевать с собственным братом. — Что поделать, иногда необходимо крепить оборону, дабы сохранить хотя бы худой мир, который, как известно, лучше доброй ссоры. Всегда следует быть готовым к отпору. Но никогда не нужно, если только нет другого выхода, наносить удар противнику первым. Особенно в вашем положении. Это только укрепит ваших врагов в их нелестном мнении о вас и даст им законный повод нанести ответный удар. Бэкхён выслушал эту речь с большим вниманием и решительно принялся за осуществление предложенного Чанёлем плана. В конце концов у принца везде были свои глаза и уши из числа прислуги, а это было немалым преимуществом в затеянной игре. На страх и риск, Бэкхён решил даже просить помощи кормилицы, которая, как выяснилось, отнюдь не лишена была некоторой природной хитрости и зорко следила за всем, что происходило при дворе. Благодаря своему проворству ей удавалось выяснять от множества слуг всевозможные подробности жизни обитателей замка. Каждый вечер госпожа Чон исправно, словно бывалый разведчик, докладывала принцу всё, что узнала в течение дня. От неё удивлённый Бэкхён узнал, что супруга Бэкбома сумела каким-то неведомым образом организовать тайную переписку между Сехён и её возлюбленным — начальником стражи, чем и завоевала полное доверие и расположение принцессы. Принц был возмущён и потрясён подобным поведением сестры и даже подумывал сообщить обо всём матери, но госпожа Чон и Чанёль его отговорили. Кормилица считала, что юноша не должен вмешиваться в чужие любовные дела, тем более что они не несут никакого большого вреда. Виконт смотрел дальше. — Ведь вы воюете не с сестрой, — рассудительно говорил он, — а с братом. Даже если вы вскроете факт переписки, самое большее, что вы этим сможете сделать — нанести удар его жене. А принцесса, несомненно, будет покрывать её всеми немыслимыми способами из чувства искренней женской благодарности за минуты счастья, которые она провела за чтением писем и написанием ответов. Таким образом, в итоге пострадает лишь ваша сестра и её незадачливый избранник, который, я уверен, хоть и польщён вниманием столько высокородной особы, в глубине души мечтает поскорее избавиться от этой опасной связи, которая при неудачном стечении обстоятельств может стоить ему головы. Одним словом, вы лишь заполучите нового врага в лице своей сестры, и тогда уже мало что вам поможет, ибо она объединится с братом против вас. Лучше попридержать все эти сведения в тайне. — Но ведь это просто возмутительное безобразие! — восклицал Бэкхён. — Моя сестра, принцесса, и вдруг водится с каким-то… с каким-то… Он не мог подобрать слов от переполнявших его эмоций. — Позвольте уж ей, голубке, помечтать напоследок, — грустно улыбаясь, говорила госпожа Чон, — не ровен час её выдадут замуж. Пусть хоть немного побудет счастливой сейчас. Она, как и вы, ваше высочество, скована цепями своей королевской крови и так же, как вы, хочет свободы. Поймите её, попытайтесь, вам это будет несложно. И Бэкхён понял. Он ведь и сам многое скрывал от матери и отца, сам не раз нарушал их запреты. Тайные вылазки в город, дуэль, случившаяся не так давно, о которой напоминала ещё не до конца затянувшаяся рана, — всё это и ещё многое жестоко порицалось двором и королём. И обо всём этом знала Сехён. Знала, но не рассказала ведь, не выдала, хотя у неё всегда была полная возможность это сделать. Всё-таки, как бы не пытались её настраивать против Бэкхёна, она оставалась ему преданна. Это тронуло принца. В конце концов, кормилица права. Его с сестрой связывает стремление к свободе, просто у каждого оно выражалось по-разному. Придя к таким мыслям и даже пожалев сестру, он твёрдо решил не выдавать её тайны так же, как и она не выдавала его. «Поездки в город её не интересуют, путь на войну ей заказан. В чём для неё ещё может заключаться счастье и свобода? Только в любви. Пусть же и впрямь хоть немного порадуется». После размолвок, случившихся не так давно, Бэкхён примирился с Сехён, которая и впрямь, видимо, была в эти дни по-настоящему счастлива, и смотрела на него ласково и нежно. Таким образом, всё, что предприняла жена Бэкбома, пошло на пользу его младшему брату, сумевшему на этой почве вновь добиться расположения сестры. — Действительно, как на войне, — говорил он Чанёлю во время совместной прогулки верхом по песчаному берегу моря, — даже из не совсем верных действий противника приходится извлекать пользу. И это, как выяснилось, даёт порой замечательные плоды. Виконт улыбался в ответ. — Именно так, ваше высочество. Именно так…