В погоне за солнцем

Когда Бэкхён взволнованно шагал по дорожкам сада, было уже совсем темно. Тучи стали ещё больше, ещё тяжелее и закрывали теперь небо полностью, не давая свету луны пробиться сквозь тёмную пелену. В назначенном месте ждал Чанёль. Бэкхён заметил его сразу же и взволнованно приблизился к нему. — Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, — сказал он, отвечая на приветствия виконта. — Даже если бы мне пришлось ждать целую вечность, я и тогда бы не позволил себе сдвинуться с этого места. Бэкхён тихонько засмеялся, услышав эти слова. Эта простая и откровенная лесть пришлась ему по душе. Однако голос его подрагивал. Принц ещё не вполне успокоился после разговора с отцом и братом. Чанёль не преминул заметить в нём некоторое беспокойство. — Вы хотели меня видеть, — сказал он, — надеюсь, ничего не случилось? — Должен признать, сегодня случилось многое. Однако я здесь не затем, чтобы жаловаться на превратности судьбы. Я здесь потому, что днём вы искали меня, когда я отсутствовал. Так что выходит, это вы хотели меня видеть. — Да, я намеревался принести вам свои извинения. — Извинения? — искренне удивился Бэкхён. — По какому же поводу? — Этим утром, получив вести из Мунчжэ, я начал говорить полнейший вздор. Меня охватил страх. Я почти что признал невозможным нашу победу над мятежниками из-за последних событий. Это было довольно глупо с моей стороны. То, что я говорил этим утром… эти слова просто недостойны того, чтобы их произносил мужчина и воин. «Да уж, кажется, мы сегодня оба погорячились, — подумал Бэкхён, с улыбкой глядя на Чанёля, — и теперь раскаиваемся в этом». Виконт Пак вдруг стал для него понятнее, ближе. Оказывается, он тоже бывает несдержан, и его тоже охватывает страх. Значит, Бэкхён не один такой, значит, подобное случается со всеми. Это успокаивало, от этого невольно становилось легче. Если такой человек, как Чанёль, ошибается, значит, Бэкхён тоже может ошибаться. Виконт никогда не осудит его за это, нет. Он поймёт его, ибо сам знает, что значит совершить ошибку. Он никогда не будет так беспощаден как король Дэчжун или как наследник престола Бён Бэкбом. И Бэкхён чувствовал счастье и благодарность от осознания этой простой истины. — Вам не следует извиняться, — сказал он, — вы просто поддались эмоциям. — В этом-то и заключается моя вина. Я слишком сильно перепугался. А страх недопустим для меня. — Однако в этом страхе нет ничего удивительного. Вы ведь просто хотите защитить свои земли, но сейчас вынуждены бездействовать. Я могу вас понять. Я чувствую себя так же. Чанёль на секунду задумался. — Истинный воин, — произнёс он, — даже поражение должен принимать не дрогнув, не склонив головы. Я же поддался слабости. Более того, я поддался ей в вашем присутствии, пошатнув и вашу силу духа тоже. Это непростительно с моей стороны. Бэкхён глядел на виконта, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, он восхищался тем, как сильно Чанёль себя осуждает, как яро стремится к тому, чтобы стать образцом настоящего мужества — в первую очередь для самого принца. Но, с другой стороны, Бэкхён понимал так же и то, что даётся это виконту нелегко. Он пытается сдерживать свои эмоции, копит в себе гнев и печаль и вредит этим собственной душе. — Ведь вам было больно всё это время, — тихо сказал Бэкхён, глядя Чанёлю в глаза, — я видел, но вы не хотели мне говорить ни о чём. А ведь вы поклялись быть со мной искренним. Если бы вы поделились со мною своими тревогами, вашему сердцу было бы легче. Вы же, однако, всё скрывали в себе. — Я лишь не хотел показаться слабым и недостойным того, чтобы быть с вами рядом, — сказал Чанёль глухо, почти шёпотом. — Ну что вы такое говорите? — воскликнул Бэкхён, беря руку виконта в свои ладони. — Вы не достойны быть рядом со мной?! Вы мой единственный друг. Только на вас я могу положиться, только лишь в вас нахожу опору. А вы, выходит, не доверяете мне, если считаете, что я стану вас осуждать? — Ну что вы, ваше высочество, — воскликнул Чанёль, сжимая в ответ руку юноши, — нет человека, которому я доверяю больше, чем вам. Однако… — мужчина запнулся, — я вправду боялся, что вы разочаруетесь во мне, если увидите мою слабость. Так стояли они, глядя один на другого, пытаясь объясниться. Оба были взволнованны, боялись, что неправильно поймут речи друг друга, что невольно обидят друг друга неосторожным словом, что скажут что-то совсем не то, что собирались сказать. — Я всё это время видел, с каким восхищением вы смотрели на меня, — тихо и проникновенно сказал Чанёль, и Бэкхёна снова охватил тот самый волнующий трепет, который он уже чувствовал в присутствии виконта не раз, — однако, я отнюдь не тот отважный воин, за которого вы меня принимаете. Я могу показаться бывалым и матёрым воякой, однако, это далеко от истины. Я всё ещё молод и неопытен. Вы с самого начала были такого высокого мнения обо мне, что мне было страшно потерять ваше расположение. Мне было боязно сделать лишний вздох в вашем присутствии — настолько я боялся разрушить ваши представления обо мне… — Прошу вас, виконт, никогда больше так не делайте, никогда! Вы мой друг, а другу полагается прощать недостатки. Вы можете считать себя недостойным меня, однако, в действительности, это не так. Увы, это я недостоин вас… Нет-нет, не возражайте, прошу вас. Я младше вас и неопытнее. Мне многому нужно ещё научиться. Многому из того, что вам уже давно известно. Кроме того, вам не откажешь в храбрости. Вы были готовы биться с Ким Хану, тогда, месяц назад, хотя были смертельно уставшим и, кроме того, были ранены в обе руки. Разве же трус на такое способен? Вы, словно лев, сражались при Пэкчо. Пусть вы и не рассказывали мне об этом, однако же, я очень много слышал от других. Сам коннетабль говорил мне о ваших подвигах. То, что вы испытываете страх за родные земли, не делает вас человеком несмелым и лишённым мужества. — Для меня нет большей награды, чем слышать от вас эти слова. В это время Бэкхён вдруг почувствовал на своём лице прохладные капли воды. Тучи наполнились влагою до предела и теперь беспорядочно орошали ей землю. Бэкхён невольно протянул свободную руку вверх, к небу, откуда лилась вода. Он любил дождь и сейчас с наслаждением чувствовал, как он касается его волос и одежды, как мягко падает на его ладонь. — Ваше высочество, вам бы лучше укрыться под деревом. Но принц ничего не ответил, продолжая стоять под дождём, как зачарованный. Тогда Чанёль, легко обхватив его предплечье, осторожно увлёк юношу под крону огромного старого дуба, раскинувшего свои могучие толстые ветви неподалёку. Бэкхён безмолвно повиновался ему, продолжая вглядываться в шелестящую листьями ночную темноту дворцового сада. Когда это наваждение оставило его наконец, он обернулся к Чанёлю, продолжая чувствовать, как тот крепко сжимает его руку. Они оказались совсем близко друг к другу, и глаза их снова встретились. Они долго-долго смотрели один на другого. И вдруг виконт поднёс руку к лицу Бэкхёна. Ни одна черта принца не дрогнула, не выразила ни малейшего удивления, будто бы ничего особенного не произошло. А Чанёль между тем медленно и сосредоточенно стёр большим пальцем своей ладони тёплую дождевую каплю с щеки Бэкхёна, продолжая неотрывно смотреть ему в глаза своим чистым взглядом. Почувствовав его прикосновение — мягкое, тёплое, полное какой-то неизъяснимой нежности, юноша позабыл обо всём на свете. Его не волновало совсем, что Чанёль совершил только что величайшую дерзость по отношению к нему, — настолько правильным и естественным показался ему этот жест, который любой другой на месте Бэкхена посчитал бы неприличным. «Ну и пусть, — думал принц, — пусть так и не принято. Всё равно. Пусть делает со мной всё, что хочет, пока этого никто не видит», — и в голове его гулким взволнованным эхом повторялись слова «пусть делает, что хочет». Что именно Чанёль должен был сделать? Сейчас это было неважно. Важно было то, что Бэкхён был готов доверить ему всего себя без остатка. Он чувствовал рядом с собой крепкое мужское тело, закалённое в битвах, и знал, что сила этого тела принадлежит сейчас ему безраздельно, ибо Чанёль — этот гигант, бывший выше его на целую голову, смотрел на него с нежностью. Бэкхён слегка улыбнулся. Всё это тешило его самолюбие. Ведь Пак Чанёль совсем близко — стоит только протянуть руку, и можно будет почувствовать его тепло и силу его мускулов. И можно будет делать с ним всё, что захочешь. Нет, определённо, этот человек принадлежал ему сейчас безраздельно, и это зажигало внутри Бэкхёна неведомый доселе огонь какого-то смутного желания, сути которого он пока не понимал. Он только чувствовал, что желание это сильн̀о, что оно долго зрело в его душе и в его теле. Ему вдруг захотелось оказаться ещё ближе к Чанёлю, прильнуть к его груди и почувствовать стук его сердца. Эта потребность росла в юноше с каждым мгновением. Она делала его дыхание частым и заставляла кровь бежать быстрее по жилам. А Чанёль между тем так и не убрал руки от лица юноши, и Бэкхён чувствовал, как от прикосновения пальцев виконта его бросает в дрожь. Чанёль наклонился к нему совсем близко, и принц, повинуясь какому-то необъяснимому порыву — настолько сильному, что ему просто нельзя было не поддаться — сделал шаг мужчине навстречу. Они стояли почти что прижавшись друг к другу. Бэкхён видел губы Чанёля, слышал его глубокое дыхание и ощущал, как ладонь его мягко касается щеки, как большой палец почти невесомо оглаживает его едва обозначенную скулу. И вдруг виконт заговорил. — Вы помните тот день, когда я только встретил вас? — спросил он шёпотом; голос его сливался с шумом дождя. — Я ведь тогда не знал ещё, что вы принц, — Чанёль слегка улыбнулся, — и, видит Бог, я многое отдал бы за то, чтобы как можно дольше оставаться в этом блаженном неведении. У Бэкхёна перехватило дыхание от этих слов. — Что это значит? Чанёль улыбнулся шире и покачал головой. — Вы сын короля, — ответил он, — а я… мне никогда не стоять рядом с вами. — И тем не менее, сейчас вы прямо передо мной. Виконт беззвучно рассмеялся. Он отступил на шаг и отнял наконец руку от лица Бэкхёна, а затем отошёл от него ещё дальше. Во взгляде его читалась светлая грусть и бесконечная преданность. Мягко высвободив свою ладонь из подрагивающих рук принца, Чанёль отдалился от него ещё на некоторое расстояние и устремил свой взгляд куда-то вдаль. Крупные капли дождя прорезали ночную тьму. Сквозь листья дуба просачивались мелкие крупинки влаги, оседая на одежде и волосах и неся долгожданную прохладу после изнурительно жаркого дня. — Я говорил с отцом после ужина, — неуверенно произнёс Бэкхён, успокоившись немного, — он сказал, что после похода пожалует мне земли. Сказал, что отправит меня туда, чтобы я набирался опыта в управлении. Он считает меня совсем ребёнком и думает, что таким образом я укреплю свой характер. Думаю, он прав, и это пойдёт мне на пользу. — Да, пожалуй. И между ними снова воцарилось молчание. Дождь между тем начал стихать, и изредка лишь его капли касались земли. Сквозь лоскуты облаков наконец показались звёзды и яркий обрывок луны. Вскоре небо совсем прояснилось — последние следы ненастья угнал с небес прохладный порывистый ветер. — Уже очень поздно. Пора возвращаться в замок, — сказал Чанёль. — Вы правы, виконт. Однако наш разговор не окончен ещё. Вы должны мне пообещать, что больше не будете держать все свои чувства в себе. — Я обещаю, ваше высочество. — Отбрось свои страхи о том, что я разочаруюсь в тебе. Клянусь, этого никогда не случится, — в порыве чувств Бэкхён даже не понял, что обратился к Чанёлю на ты, чего ранее себе никогда не позволял, — ты очень дорог мне и, будь моя воля, я бы хотел, чтобы ты всегда был рядом со мной. — Я буду с вами столько, сколько потребуется, — сказал Чанёль, низко кланяясь. Бэкхён удовлетворённо вздохнул. Однако на душе у него было неспокойно. Уже давным-давно он простился с виконтом и вернулся в свои покои, но сердце его болезненно сжималось. Его голова беспокойно металась по подушке, а в памяти снова и снова появлялось лицо Чанёля, касание его руки и те слова, что он сегодня произнёс. Он стоял в саду так близко к нему, ещё чуть-чуть и Бэкхён прильнул бы к его телу, однако в самый последний момент виконт отстранился, как будто бы испугавшись чего-то. А может, у мужчины и в мыслях не было всего того, что явственно представлял себе принц? Может, у него не было этого желания приблизиться и обнять, желания, которое владело в тот же момент Бэкхёном? Юноша совсем запутался. Он не мог спать. Мысли не давали ему ни минуты покоя. Он поднялся с постели и подошёл к затянутому ажурной решёткой окну. Воздух был пропитан ароматами влажной листвы и почвы, ветер приносил откуда-то издалека солёные запахи моря. Бэкхён сделал глубокий вдох, и грудь его наполнилась этим прекрасным ночным благоуханьем, от которого обычно прояснялась голова и успокаивалось сердце. Но сейчас даже этот напоенный ароматами воздух, кажется, был бессилен, ибо в душе у принца продолжал бушевать разгоревшийся ещё в саду под старым дубом огонь, и языки этого пламени захлёстывали его целиком. Ему казалось, что он вот-вот сгорит, что от пряного ночного воздуха, проникающего в лёгкие, пожар внутри него разгорается ещё сильнее. Он ощущал всё то же, что и тогда, месяц назад в королевском саду в столице, после того как Чанёль стоял перед ним на коленях. Только теперь эти чувства были глубже и ощущались острее, пробуждая в душе ещё большую бурю. И снова никакого покоя, снова жар в груди, снова метания и страданья — настолько невыносимые и непонятные, что Бэкхёну хотелось разодрать себе грудную клетку, только бы извлечь оттуда все чувства, только бы прервать эти муки, которые длились всю ночь. Он бросался на своё ложе и, так и не сумев уснуть, опять поднимался, опять подходил к окну, опять широкими шагами метался по комнате. Но всё было тщетно. Перед глазами юноши стояло лицо Чанёля. Ему хотелось быть сейчас рядом с ним, быть совсем близко, касаться его и чувствовать ответные касанья. Он стыдился своих мыслей, его щёки заливались краской, его тело дрожало от переполнявших его желаний. «Чанёль, как же я тебя ненавижу. За что ты послал мне такие муки? Почему твой взгляд, твои прикосновения так терзают меня? Почему ты рождаешь во мне постыдные мысли? О, Боже, дай мне сил, прошу тебя, дожить до утра. Позволь мне забыться в спасительном сне, позволь мне забыться сейчас». Бэкхёну удалось заснуть лишь под утро, когда раздавалось первое пение птиц, а солнце неторопливо выползало из-за горизонта. Но даже во сне он метался и видел перед собой Чанёля — сильного, красивого и притягательного. Он звал его к себе, в свои объятья, он протягивал к нему свои руки, сулящие ласку и любовь. «Любовь», — это слово впервые пришло к нему во сне, но так чётко отпечаталось в его разуме, что он помнил о нём и на утро, когда торопливо пробуждался к завтраку. Он вспомнил вдруг слова своей кормилицы: «Любовь — птица вольная». «Нет, это просто невозможно, — думал Бэкхён, покуда слуги помогали ему одеваться, — этого не может быть». В конце концов, ему удалось наконец успокоиться и худо-бедно себя убедить, что этого и впрямь не могло быть. И лишь увидев Чанёля за завтраком, — цветущего и полного могучей жизненной силы, как и всегда, — он понял, чувствуя себя так, будто пол обваливается и бездна разверзается под ногами, что всё, чего он так сильно боялся, не только могло быть, но и уже давно было.