В погоне за солнцем

Следующие несколько дней были похожи на сон — местами прекрасный и чарующий, местами напоминающий самый ужасный ночной кошмар. После последнего их разговора в саду что-то изменилось в Бэкхёне, да и виконт Пак, казалось, стал совсем другим человеком — скрытным и недоступным, хотя принц и просил его быть искренним. Молодые люди почти перестали общаться. Они по-прежнему проводили время вместе, однако едва ли говорили о чём-нибудь, обмениваясь только лишь незначительными фразами и опасаясь лишний раз обратиться друг к другу. Ими обоими овладела какая-то непонятная робость, и смущение отчётливо слышалось в каждом произносимом слове их обрывистых разговоров. Когда же они нечаянно касались друг друга, то вздрагивали, как один, и долго молчали, чувствуя, что находятся на опасной грани, переступить которую желали и страшились одновременно. Ибо за этой гранью лежало, безусловно, что-то величественное и прекрасное, но очевидно непозволительное для их положения. Бэкхёну было совсем тяжело. Он ощущал, что чувства его, похоже, взаимны, а значит, он вполне бы мог приказать Чанёлю быть рядом с собой не только в качестве друга. Но он сам считал это глубоко неправильным и противоречащим тому сильному светлому явлению человеческой жизни, которое он недавно открыл для себя. Да, это бы противоречило его любви, и он совсем не хотел этого. Принц страдал оттого, что всё теперь было не так как прежде, что они не могли говорить без того, чтобы не почувствовать неловкость рядом друг с другом. Но когда взгляд юноши вдруг встречался со взглядом виконта, он был счастлив, что всё поменялось, хоть теперь их жизни и были полны новых неизведанных сложностей. Ибо они смотрели друг другу в глаза долго-долго, и в их взорах читалось намного больше, чем они могли бы сказать. Глаза Чанёля походили на две чёрные бездны — бесконечно глубокие и таящие в этой своей глубине все неизведанные опасности этого мира, но манящие к себе так сильно, что казалось глупостью сопротивляться их настойчивому зову, который Бэкхён слышал в своей душе. Принц ни на секунду не задумывался о том, что и его глаза были такими же тёмными и бездонными и что умели манить не менее сильно, заставляя растворяться в своей темноте без остатка. Так и прошло несколько дней, наполненных метаниями, сомнениями и безмолвием — то почти счастливым, то безнадёжно печальным. Они проводили всё своё время, как и всегда, гуляя в саду или разъезжая по берегу моря, только теперь боялись друг друга, опасались сказать хоть одно лишнее слово, сделать хоть один лишний вздох. Боялись друг друга, но при этом любили, и запретность этого чувства ещё сильнее побуждала их к тому, чтобы находиться вместе, пусть и не произнося ни слова. Взгляды становились всё длиннее, а речи короче. Иногда Бэкхён, смотря прямо в глаза Чанёля, позволял себе улыбнуться, и тогда уж совсем не нужно было ничего говорить. Сердца бились чаще в полной тишине, царившей между этими двумя молодыми людьми. Сестра Бэкхёна, Сехён, не преминула заметить изменения в поведении брата. Она тонко примечала каждую невольно оброненную им улыбку, каждый задумчивый вздох; она видела, как его глаза блуждают по комнате, как тонкие пальцы вздрагивают и немного нервно сжимаются костистые ладони. Они всё поняла в мгновение ока за эти несколько дней и уже не могла смотреть на брата без понимающей ухмылки. Однажды она даже пыталась его расспросить, по кому же он так томится, но Бэкхён, испугавшись, сказал, что ей только кажется, будто мысли его кем-то заняты. Он был так поглощён своими чувствами, что не замечал их очевидности для родной сестры, которая и сама была влюблена, а следовательно, знала на зубок все симптомы любовной болезни. Сехён не поверила его отговоркам, однако не стала настаивать, помня, что и сама далеко не сразу созналась брату в своей сердечной привязанности. Ей было ведомо, как это может быть непросто, поэтому девушка решила подождать до тех времён, когда Бэкхён расскажет ей всё сам. Она была уверенна, что он увлёкся какой-нибудь хорошенькой служанкой из дворца и приглядывалась к прислужницам, пытаясь угадать, которая из них могла понравится брату. А Бэкхён между тем боялся представить, что будет, если о его чувствах к Чанёлю узнают. Ему бы ещё могли простить это безумие, если бы он привязался к какой-нибудь девушке и полюбил её. Но здесь ведь было совсем другое. «Почему полюбил его? Почему не какую-нибудь прачку или помощницу с кухни? Почему не дочь одного из вельмож, что бывают у нас при дворе?» Он мучительно думал об этом, вспоминал всех этих девушек, ясно представлял себе их лица, покатые плечи и узкие талии и находил всех их милыми, даже красивыми. Они все ему нравились, несомненно, и ему было приятно порой любоваться прелестью их блестящих локонов и сверкающими задором их глаза. Да, многие из них были весьма недурны, иные — и вовсе красавицы. Они были женщинами, были намного слабее Бэкхёна, и, угрожай им какая бы то ни было опасность, он бы, ни минуты не думая, бросился их защищать, ибо они были беззащитными существами, не знавшими ни оружия, ни простого кулачного боя. О да, они были хрупкими и прекрасными созданиями, разве можно было это отрицать? Правда, во многих из них теплилась могучая сила, но сила духовная, а не грубая физическая. Да, разумеется, все они были по-своему прекрасны, и Бэкхён восхищался порой их красотой и самообладанием. Но они до сих пор совершенно не будили в нём чувств, которые удалось разбудить Чанёлю. Он был мужчина. Он был воин, отважный и храбрый. Что могли дать Бэкхёну эти прелестные девушки, мирно проживающие свои дни, занимаясь рукоделием в ожидании замужества? Ими можно было любоваться, но нельзя было любить, потому что их жизнь ограничивалась всегда четырьмя стенами. Что вообще они знали о жизни? А Чанёль знал многое. Он знал тяготы военной жизни, знал, как расположить к себе людей и как с ними договориться, и его всегда влекло куда-то далеко, за горизонт, к чему-то новому и неизведанному, как влекло и Бэкхёна. Они жили одной жизнью и могли понять друг друга. Бэкхён хотел быть таким, как Чанёль, — смелым, сильным и опытным в делах мирных и военных. Он знал, что должно пройти какое-то время, прежде чем он станет таким. Может, на это понадобится год, а может, несколько лет. Но рано или поздно это произойдёт. А до тех пор он бы хотел сопровождать Чанёля во всех его походах, поддерживать во всех начинаниях и быть для него всем, чего он только может желать — товарищем по оружию, другом, любовником. Всем. Потому что виконт определённо заслуживает того, чтобы Бэкхён стал его опорой, его правой рукой, его пристанищем, где он всегда бы мог найти покой и утешение. Бэкхён готов был служить Чанёлю, словно божеству, совсем забывая о том, что он принц, а следовательно, сам был рождён для того, чтобы ему служили другие. Что толку с того? У него, разумеется, были верные слуги, которые делали его жизнь легче и удобнее, но это ведь было совсем иное. Они это делали исключительно в силу своих обязанностей. Что же до его родни, то они умели лишь осуждать его. В особенности старший брат и отец. Мать очень любила его, однако в её поведении было заметно некоторое опасливое недоверие ко всему что он думает и делает. Она прекрасно знала, как к нему относится отец. Непреклонный характер Дэчжуна подавлял её точно так же, как подавлял и Бэкхёна, а потому она всегда была на стороне супруга. Да, с самого детства ему только и говорили, что он ведёт себя неправильно. С ним обращались, словно с непослушным ребёнком. С Чанёлем было совершенно не так. Он с самого начала относился к нему как к мужчине — к совсем ещё молодому, неопытному, творящему порой глупости — но всё-таки как к мужчине, способному за себя постоять и отстаивать свои взгляды. И это доверие делало Бэкхёна счастливым, заставляло почувствовать себя значимым, позволяло осознать, что он действительно достойный человек, заслуживающий того, чтобы нравится, чтобы снискать дружбу и, наконец, чтобы быть любимым. Однако Бэкхён стремился не только к духовной близости. Его влекло к Чанёлю и физически. Точно так же, как он мог часами не выпускать из рук понравившуюся ему вещь, поглаживая её и сожалея о том, что она ему не принадлежит, точно так же он не отрывал взгляда от виконта, от его крепкого тела, желая обладать им в тысячу раз больше, чем самым прекрасным оружием и самыми прочными доспехами. Да, он хотел, чтобы это тело принадлежало ему. Он знал его силу, но в то же время желал почувствовать её на себе, желал быть побеждённым ей в честном бою и отдаться ей без остатка. Эти желания тревожили покой его ночей и уж тем более не утихали днём, когда он видел Чанёля рядом. Он был неопытен в любви и всякий раз смущался своих мыслей, чувствуя, как краска заливает лицо. И всё же он ощущал острую необходимость в том, чтобы эти мысли стали реальностью. Принц был так глубоко погружён в свои грёзы, что совершенно перестал думать о чём-нибудь постороннем. Лишь изредка та мечтательная задумчивость, что уже несколько дней не оставляла его, прерывалась, ненадолго уступая место мыслям иного характера, которые, впрочем, проносились в голове быстро, не оставляя следа. И снова Бэкхён думал только лишь о Чанёле и ещё иногда о походе в Мунчжэ, которого с нетерпением ждал по многим причинам. Так и прошли эти несколько дней, в течение которых Бэкхён совершенно отстранился от реальности. Поэтому для него было большой неожиданностью, когда в очередное душное летнее утро его потребовал к себе отец. Принц с удивлением пытался понять, с какой целью он мог понадобиться королю. Все разговоры за столом во время завтраков, обедов и ужинов пролетали в последнее время мимо его ушей, и он не имел представления о последних дворцовых слухах, которыми, впрочем, и раньше не слишком сильно интересовался. Когда он вступил в кабинет отца, то сразу заметил присутствие королевы Сонхи. Она была явно в хорошем расположении духа и с уверенным видом стояла прямо за креслом Дэчжуна, крепко сжимая рукой резную спинку. Здесь же была и Сехён, с покорным выражением лица находившаяся перед отцом. Бэкхён насторожился, сердце его почувствовало смутную тревогу. В кабинете было тихо и спокойно, через окно проникали сюда солнечные лучи и доносилось пение птиц. Стояла такая минута жаркого летнего дня, когда природа будто бы замирает и вся вселенная кажется полной умиротворения и покоя. Было странно и тоскливо почувствовать такое сильное беспокойство именно сейчас, когда жизнь вокруг была подобна прекрасной картине, чарующей мелодии, когда воздух звенел своей тишиной, а солнце щедро согревало землю. И всё же Бэкхён не мог отделаться от необъяснимого страха, подкатившего к горлу. Умиротворения и покоя не могло для него существовать, когда рядом находился отец. И, хотя черты его выражали своего рода добродушие, принц мысленно приготовился к тому, что сейчас ему сообщат что-то неприятное. — Вы звали меня, отец. Надеюсь, ничего плохого не произошло? К огромному удивлению Бэкхёна, отец ничего не ответил. Заговорила мать. — Нет, сын мой, ничего такого не случилось, — произнесла она с лёгкой улыбкой, — совсем наоборот, у меня для вас есть приятная новость. И для вашей сестры тоже. Видите ли, дети мои, вы уже вполне достигли того возраста, когда пора вступать в брак. Бэкхён почувствовал, как сердце тоскливо сжалось в груди. Предчувствие не обмануло его. Впрочем, он не был ни изумлён, ни раздосадован. Он всегда знал, какая участь ему уготована. Было лишь вопросом времени, когда именно он вынужден будет обзавестись семьёй и продолжить свой род. Поэтому он воспринял весть о женитьбе довольно спокойно, хотя в его груди теснилось сейчас множество сомнений и опасений. Он едва заметно повернул голову, чтобы взглянуть на Сехён. Но и она внешне была абсолютно спокойна. Она даже слегка улыбнулась матери, но улыбнулась одними только губами, в то время как глаза её были тусклы и печальны. Бэкхёну вдруг стало её жаль. Ей нечего и мечтать о такой же свободе в браке, какую, будучи мужчиной, получит он. Сехён, конечно же, будет тяжелее. Если бы только ей попался в мужья добропорядочный человек, который по-настоящему её полюбит, который сможет как следует о ней позаботиться. А впрочем, разве сумеет он сделать сестру счастливой, если в сердце её будет кто-то другой? — В настоящее время, — продолжала королева, — все мы поглощены непростым положением в графстве Мунчжэ. Более того, на военную кампанию уходит много средств. Поэтому сейчас нечего и думать о браке. Однако, как только поход закончится, вы, сын мой, женитесь. А пока мы займёмся поиском подходящих кандидатур на роль вашей невесты. Что же до вас, моя дорогая Сехён, моя прелестная ясная звёздочка, то о вашем женихе мы уже позаботились. Государь дал мне хороший совет относительного того, кто мог бы стать для вас подходящей парой. И, если только для виконта Пак Чанёля поход закончится благополучно, он непременно станет вашим мужем. Бэкхён сначала не поверил своим ушам. А когда смысл сказанного всё же дошёл до него, он вдруг почувствовал, что у него кружится голова. Земля уходила у него из-под ног. В сердце его как будто впились разом тысячи острых иголок. Душу его разрывало на части. Он не знал до сих пор, что бывает так больно. Ему было неведомо, что можно чувствовать, будто умираешь, будучи при этом абсолютно живым и здоровым. Принц стоял на месте, как вкопанный, широко распахнутыми глазами взирая то на мать, то на отца. Изредка он кидал беглый взгляд на Сехён, но лицо её ровным счётом ничего не выражало. — Для королевства сейчас крайне важно иметь в лице Чанёля надежного союзника, — заговорил наконец Дэчжун, — ведь в будущем он станет во главе графства Мунчжэ. Разумеется, мы нисколько не сомневаемся в его верности, однако этот брак ещё более укрепит нашу связь. Он же, в свою очередь, получит надёжную опору со стороны королевской семьи. Таким образом, всем нам это пойдёт на пользу. Вы, сын мой, проводите много времени в компании этого человека. Как вы считаете, достоин ли он руки королевской дочери, вашей драгоценной сестры? Если бы прямо сейчас вместо этих слов король приказал растянуть Бэкхёна на дыбе или четвертовать, или просто-напросто повесить, как обычного вора или разбойника, это показалось бы принцу менее несправедливым и кощунственным, чем этот ужасный, терзающий душу вопрос: «Достоин ли?..» Ну, разумеется, Чанёль достоин этого брака. Едва ли Бэкхён знал человека, которому готов был доверится с большей уверенностью в собственной безопасности. Вот только, увы, довериться предстояло совсем не ему, а его, как выразился государь, драгоценной сестре. Смешанные чувства обуревали юношу. Разные мысли роились в его голове. Он завидовал Сехён. Завидовал бешено и ненавидел яростно её и своих собственных родителей, готовых преспокойно выдать сестру замуж в Мунчжэ, то есть туда, где восстания происходят из года в год, где покой неведом ни простым, ни знатным людям. «Почему вы спрашиваете моего мнения, отец? — хотел спросить принц. — Вы ведь давно уже всё решили. Почему не интересовались вы моим мнением раньше, когда только раздумывали над тем, чтобы выдать сестру за Чанёля? Потому что тогда ещё думали только о выгоде для государства, не задумываясь ни на секунду о том, что за человек этот самый виконт Пак Чанёль. Потому что вам всё равно. Вы и сейчас спрашиваете только лишь ради приличия». Но, разумеется, ничего такого Бэкхён не сказал. Он вообще не знал, что говорить. Слова застревали у него в горле, застывали на губах, и он некоторое время лишь молчал, покачивая головой, будто обдумывал свой ответ, а на самом деле маясь оттого, что в принципе должен отвечать на столь пошлый вопрос. — Разумеется, государь, он достоин руки Сехён. Я знаю его всего лишь чуть более месяца, но ручаюсь вам в том, что это человек чести. Голос Бэкхёна немного подрагивал от волнения, но этого, казалось, никто не заметил. — Господин Пак уже знает об этом решении? — обречённо спросил юноша. — Ну, разумеется, нет, — ответила Бён Сонхи. — Тогда позвольте мне самому сообщить ему. — Ни в коем случае. Я запрещаю вам, сын мой, даже заикаться об этом в его присутствии. Ещё неизвестно, чем обернётся поход. Кроме того, прежде нужно договориться с его дядей об этом браке. Он, как опекун Чанёля и граф Мунчжэ, должен дать своё согласие. Разумеется, он просто не сможет отказать нам. И всё же не стоит торопить события. Кто знает, что принесёт нам будущее. Возможно, судьбе неугодно будет воссоединить сердца нашей дочери и господина Пак Чанёля. Внутри Бэкхёна всё похолодело. Его мать с чудовищным цинизмом намекала на то, что виконт может просто-напросто погибнуть во время военной кампании. От одной мысли об этом Бэкхёна бросало в дрожь. Кроме того, его коробило от того жестокосердия, с которым его мать рассуждала о подобных вещах. Он и не знал, что она может быть так холодна и расчётлива. Совсем, как и сам король. Это глубоко поразило юношу и, даже покинув кабинет отца, он долго ещё не мог ничего сказать Сехён, которая молча шествовала рядом с ним, тоже не решаясь произнести ни слова. В этом мрачном молчании они, не сговариваясь, забрели в сад, где в тени великанов-деревьев распустили свои бутоны прекраснейшие из цветов. Бэкхён наблюдал за тем, как Сехён мечтательно и печально касалась нежных и тонких лепестков, с какой материнской любовью она глядела на каждый листочек. Предаваясь своим мыслям, девушка склонилась над большой белой розой — такой же бледной и меланхоличной, как она сама, и такой же прекрасной. Возвышенные переживания первой любви терзали сейчас принцессу, подчёркивая красоту её маленького заострённого личика. Она относилась к тому типу людей, которых страдания только красят. «Бедняжка, — подумал Бэкхён, глядя на Сехён и пытаясь отвлечься от собственных горестных мыслей, — ей, должно быть, сейчас очень тяжело. В конце концов, она оказалась в таком же положении, как и я». Принц разделял её переживания, а потому хотел сказать хоть что-нибудь ободряющее, но в то же время понимал, что едва ли найдутся слова, которые смогут утешить девушку. — Мне жаль, — чувствуя неловкость, произнёс юноша. Ничего более подходящего он так и не придумал. — О чём жалеть? — тихо спросила Сехён, глядя перед собой. — Ведь я с самого начала знала, на что иду. Знала, что мне никогда не быть с тем, кого полюбила. Девушка подняла глаза на Бэкхёна, и в проникновенном её взгляде юноша увидел всё то, что чувствовал сейчас и в своей душе тоже: досаду, непонимание, боль и ещё множество других эмоций, дать название которым был не в силах. Сехён протянула тонкие руки к брату, сжала его смуглые, немного шершавые ладони. И столько тепла и сострадания почувствовалось в этом жесте, что Бэкхён, протяжно вздохнув, так же крепко обхватил её тонкие пальцы, стараясь оказать ей поддержку. Так они стояли некоторое время, непрерывно глядя друг на друга и черпая силу в этом взгляде. — Бэкхён, — тихо произнесла принцесса, сжимая ладони брата ещё сильнее, — ведь ты чувствуешь то же, что и я, правда? Пожалуйста, не лги мне — я ведь вижу, что твоё сердце так же, как и моё, болит оттого, что не может воссоединиться с тем, кого искренне любит. Если так, а я почти наверняка знаю, что это так, — не мучься, облегчи свою душу в такую минуту. Сбрось камень с плеч. Расскажи мне всё. После того, как слова эти были произнесены, Бэкхён сразу замялся, опустил взгляд, и даже, казалось, понурил плечи. В его груди желание излить душу отчаянно боролось со здравым рассудком. Принц колебался. Глаза его бегали, руки подрагивали. Казалось, он вот-вот раскроет сестре свою тайну, а она чувствовала это и терпеливо ждала. В какой-то момент Бэкхён уже почти что раскрыл рот, чтобы всё без утайки рассказать девушке о своих чувствах к Чанёлю. Однако тут же со страхом и сожалением он отбросил эту внезапную мысль. Разве возможно это теперь, когда вопрос о её свадьбе с виконтом можно считать решённым? Да даже если бы никакой свадьбы вовсе и не было — разве ей суждено будет когда-нибудь понять Бэкхёна? «Не стоит ей говорить, — подумал юноша, — на что я надеюсь? Ничего, кроме недоумения, я не дождусь от сестры. Она, наверное, только осудит меня. Как ей понять? Так много есть детских сказок, где принцесса выходит замуж за простолюдина или принц берёт в жёны нищенку. Но существует ли хоть одна, в конце которой соединились бы двое мужчин? Видит Бог, будучи ребёнком, я слышал тысячи сказок. Их рассказывала мне кормилица. Однако ничего подобного среди них не было. Увы, даже в сказке мне не найти своё счастье, даже в этом абсурдном мире фантазий мне не найти пристанище». Такие печальные мысли одолевали юношу. Решение было принято. Бэкхён никогда не сможет ей признаться. Никогда. Он уже хотел было солгать ей, сказать, что она ошибается, что сердце его свободно, но в глазах Сехён было столько искренности и чистоты, столько неподдельного сочувствия, что он не посмел произнести не единого слова неправды. Он только опустил голову в тягостном молчании. Сехён заволновалась. — Брат мой, — молвила она, и в голосе её послышался надрыв, от которого и без того наполненное страданием сердце Бэкхёна чуть не разорвалось на куски, — неужели вы не откроете мне правды? Неужели вы не доверяете мне? От ласкового, доверительного «ты» она вернулась к обычному сухому, официальному обращению. Это был дурной знак. — Сехён, я… — осёкся принц на полуслове, — всё не так. Я просто… Мне не следует говорить вам. — А я? — спросила Сехён, и глаза её увлажнились. — Разве мне следовало говорить? Но я рассказала. Потому что знала, что вы не предадите меня и сохраните тайну. И что же? Теперь, когда я попросила вас быть со мной чуточку откровеннее, вы не желаете произнести ни слова, словно я вам совсем чужой человек! Нет, это невыносимо! Я лишь хотела разделить вашу боль, хотела облегчить ваши страдания, которые вы совсем не способны скрывать… Но вы, вы мне не верите, нет!.. Прозрачные слёзы, чистые, словно роса поутру, текли по раскрасневшимся щекам девушки. Губы её дрожали. Она была зла до безумия на брата. Сехён удалось перенести весть о замужестве с достоинством, однако недоверие юноши стало последней каплей, переполнившей чашу её терпения. Её охватило отчаяние и чувство беспросветного одиночества. Она хотела убежать из сада, однако Бэкхён резким движением притянул её к себе и крепко обнял. Она поначалу силилась вырваться, но вскоре оставила свои попытки и, устало уронив голову ему на грудь, беззвучно заплакала. На счастье, в саду не было никого, и принцесса могла дать волю своим чувствам, позабыв о том, что она дочь короля. В конце концов, какая бы благородная кровь не текла в её жилах, она была всего лишь обычная девушка, точно такая же, как и все прочие. И точно так же, как и они, она любила, страдала и ненавидела. Спустя какое-то время Сехён успокоилась. Слёзы её иссякли, и Бэкхён ощущал только прерывистое дыхание сестры и слышал гулкие и частые удары её сердца. Она была вымотана, истощена. Не говоря ни слова, принц проводил девушку до её покоев. «Тебе нужно отдохнуть», — хотел было сказать он, прощаясь, но слова показались ему излишними и от только крепко поцеловал сестру в лоб, мягко приобняв за плечи. «Какая же всё-таки она хрупкая и уязвимая, хоть и стремится порой скрыть это. Сейчас, когда Сехён так тяжело, я не могу позволить себе превратиться в такое же беспомощное, слабое существо. Я должен быть сильнее сестры, чтобы оказать ей поддержку. Я ведь мужчина. Я её брат. Она всегда должна иметь возможность опереться на моё плечо». Эти мысли ненадолго отвлекли его от собственных переживаний, однако он всё ещё помнил о них. Его рассудок лихорадочно обдумывал сложившееся положение. Положим, виконт Пак действительно станет мужем Сехён — невыносимая мысль, но всё же её нужно было принять, как данное. Что ж, если от этого никуда не деться, то эта женитьба, в конце концов, даже могла бы пойти Бэкхёну на пользу — у него, по крайней мере, появится законный предлог находиться рядом с Чанёлем. Он всегда сможет сделать вид, что лишь заботится о сестре и хочет проводить с ней как можно больше времени. И всё же это было слабым утешением для принца. Он не был озабочен собственным браком. Он бы спокойно смирился также и с тем, что Чанёль на ком-нибудь женится. На ком-нибудь, но ком угодно, но только не на его сестре — к этому юноша готов не был. К тому же, как бы он не сочувствовал своей сестре, где-то глубоко в его голове засела назойливая мысль, которая не давала ему покоя. Мысль о том, что Сехён, какой бы несчастной она не казалась, заполучит Чанёля. А ему об этом нечего даже мечтать. Бэкхёна коробило от осознания подобной несправедливости, но он изо всех сил пытался отогнать от себя эти мысли. «Надо уехать», — мелькнуло вдруг в его голове, и он немедля отправился на конюшни. На побережье его разум прояснится и, может быть, ему удастся понять себя лучше. По крайней мере, он на это очень сильно надеялся. К тому же, здесь, во дворце, он мог в любое мгновенье столкнуться с Чанёлем. Ему всегда казалось, что он способен смотреть на виконта вечно, ни на секунду не отводя взгляд, но сейчас даже мимолётная встреча с этим мужчиной стала бы для него, пожалуй, самой кошмарной пыткой. «Скорее, — твердил он себе, — только бы не столкнуться с ним невзначай». Бэкхёну, как он думал, повезло — он действительно избежал нежелательной встречи, и волнение его немного улеглось. Юноша решительно направил своего коня к видневшейся в отдалении полоске песчаного побережья, стараясь уверить себя в том, что свежий морской воздух поможет ему собраться с мыслями.