В погоне за солнцем

— И когда же вы поняли, что полюбили меня? Бэкхён чуть повернул голову, чтобы взглянуть Чанёлю в глаза, и улыбнулся. Виконт лежал, облокотившись головой о ствол большого раскидистого дерева, и голова принца покоилась на его широкой груди. — Должно быть, ещё тогда, в день нашей первой встречи, когда вы дрались за меня на дуэли. Вы ведь совсем не знали меня, но, тем не менее, не колеблясь, встали на мою защиту. Меня это тронуло. А потом, когда я узнал, что вы рисковали собой и шли против правил, несмотря на то что вы королевский сын… Я был поражён. И с тех пор что-то во мне изменилось. — Вы ведь знали, что я влюблён в вас? Не могли не знать, не правда ли? Вы даже не слишком-то сильно удивились, когда я вас впервые поцеловал. — Я об этом догадывался. — А вы всё-таки очень нерешительны, господин виконт, — сказал Бэкхён, с улыбкой предаваясь воспоминаниям, — помните, как мы стояли под дождём в этом парке? Вы меня увели тогда под это самое дерево, под которым мы лежим сейчас, и коснулись моего лица, чтобы убрать дождевую каплю с моей щеки. А потом вдруг отпрянули от меня, словно испугались. А ведь я именно в тот вечер понял, как много вы для меня значите. Чанёль ничего не ответил. Его пальцы мягко перебирали пряди волос принца. В другой руке он сжимал ладонь Бэкхёна. Стоял полуденный летний зной, очертания предметов подрагивали в раскалённом воздухе, и даже здесь, в парке, под деревом было невыносимо душно. Иногда Бэкхёна подмывало встать и скорее добраться до своих покоев, где всё-таки было немного прохладнее, чем снаружи замка. Но он стискивал зубы и не двигался с места, потому что знал — там, в стенах летней резиденции своего отца, он не сможет быть так близко к Чанёлю. Только здесь их никто не увидит — в такое время все члены королевской семьи и их многочисленная челядь мирно почивает в своих кроватях. Сон был, пожалуй, единственным способом переждать дневную жару быстро и без лишних хлопот. Даже король Дэчжун позволял себе расслабиться и вздремнуть в это время суток, что уже говорило о многом. Стояло такое пекло, что лень было даже разговаривать, и молодые люди просто лежали, чувствуя невероятную вялость во всём теле. Бэкхёна совсем сморила жара, и он, слыша размеренное сердцебиение Чанёля, начал медленно погружаться в дрёму… Когда он проснулся, солнце уже клонилось к закату. Было тепло, но не жарко, и в воздухе даже чувствовалась лёгкая свежесть. Откуда-то из сада неслись сладкие цветочные ароматы и терпкие, чуть кисловатые запахи трав. Бэкхён приподнялся на локте и заметил, что Чанёль, судя по всему, уже давно не спит. — Давно вы проснулись? — спросил принц. — Не слишком. — Неужели? Или же вы проснулись давно, но лежали всё это время, боясь меня разбудить, а теперь говорите, что проснулись недавно, чтобы не обидеть меня? Чанёль несколько секунд помедлил с ответом. — Да, это действительно так, — тихо произнёс он и добавил, — честное слово, ваше высочество, вы единственный человек в этой стране, способный вогнать меня в краску. — А вы, между тем, ничуть не покраснели, — рассмеялся Бэкхён. Чанёль улыбнулся. — Но чувствую себя так, как будто моё лицо сделалось совершенно пунцовым, уж поверьте мне. — Вы опять боитесь говорить мне правду, господин виконт. Когда же вы наконец поймёте, что не должны мне лгать даже в таких мелочах? — Простите, ваше высочество. Я виноват. — Вы не должны бояться обидеть меня. И забудьте о том, что я сын короля. Я, например, стараюсь почаще об этом забывать, и, поверьте мне, жить так намного легче. Правда, мой отец и старший брат совсем от этого не в восторге, — Бэкхён помолчал немного, — я вам, должно быть, кажусь до жути легкомысленным, не так ли? Чанёль неуверенно отвёл глаза. — Намного, — глухо ответит он. Как же сложно говорить такие вещи, когда перед тобой сидит королевский сын, пусть он даже и твой возлюбленный. Нет, не так. Особенно когда он твой возлюбленный. — Вы так робко мне отвечаете, — с грустной улыбкой заметил Бэкхён, — но чего вы боитесь? Почти все в этом замке говорят, что у меня в голове ветер и ничего больше. А если не говорят, то думают. И, наверное, они правы. — Это всё поправимо, — неожиданно оживился Чанёль, — скоро вы получите во владение собственные земли. Я помогу вам разобраться в делах управления, и люди перестанут говорить о вас подобное. Вы ещё молоды, но с годами и опытом вы непременно обретёте уважение. — Надеюсь, всё так и будет. Этот разговор на некоторое время вырвал Бэхкёна из сладостного оцепенения первой любви и заставил подумать о насущном. Да уж, скоро он женится, разлучится с родителями, уедет в свои новые владения… И Чанёль тоже. Он тоже женится. Бэкхён посмотрел на него, удивительно смущённого и флегматичного в последнее время. Должно быть, виконту было неловко оттого, что их отношения изменились. «Лучше бы я родился сыном трактирщика, а не короля, — думал Бэкхён, — тогда, по крайней мере, Чанёль не был бы так скован. Но, кто знает, тогда бы мы, наверное, вовсе не встретились. А так, благодаря этому проклятому мятежу, мы обрели друг друга. Как бы ни были отвратительны эти бунтовщики, я им от души благодарен». Бэкхён чуть было не высказал этого вслух, однако вовремя спохватился, поняв, что подобные слова могут глубоко оскорбить чувства виконта. Мысль о женитьбе Чанёля, не беспокоившая его несколько дней, теперь снова не давала ему покоя. Он всё смотрел на виконта, осознавая, что совсем скоро он будет мужем его сестры, и в нём зарождалась потребность привязать его к себе как можно сильнее, сделать его своим настолько, насколько возможно. «Пусть хотя бы сейчас он будет в моей власти», — и юноша потянулся к нему всем телом, требуя поцелуя. Их губы встретились, но Бэкхён уже не чувствовал, что одного этого достаточно для его душевного спокойствия. Рука Чанёля скользнула по его спине вниз, и принц ощутил, как в его теле разгорается пожар желания. Да, именно это ему сейчас и нужно. Именно это даст ему покой осознания, что они с виконтом Пак принадлежат друг другу, что они связаны неразрывно. И он отдался без остатка освоим ощущениям, как дикий зверь во время охоты отдаётся во власть своих инстинктов, ибо чувствует, что заложенная в нём животная природа не подведёт. Чанёль, тоже, видимо, поглощённый своими эмоциями, целовал его глубоко и развязно. Он навис над юношей всем своим телом, прикоснулся влажными губами к его шее, провёл рукой по его полуобнажённой груди. Бэкхён задрожал. Он резкого запаха примятой травы, на которой он лежал, у него закружилась голова. Ему было хорошо и плохо в одно и то же время. Почувствовав, что прикосновения виконта стали вдруг менее решительными, он прошептал в самое его ухо, задевая мочку губами: — Делай, что хочешь, только не останавливайся. Чанёль оторвался от его шеи и приподнял голову: — Нас могут увидеть. — И что же? — Если нас поймают, тогда всему конец. — Боишься за свою шкуру? Чанёль оторопел от такого вопроса. Бэкхён с досадой отвернулся. Момент был упущен. А ведь всё так хорошо начиналось… Принц перевёл дыхание и поднялся с земли. Виконт Пак последовал его примеру. — Извини, — выговорил Бэкхён, не глядя на Чанёля, — ты, конечно же, прав. Не стоит заниматься подобным в таком месте. Но только, боюсь, в замке у нас и вовсе не будет возможности остаться наедине. — Мне очень жаль, ваше высочество… От официального обращения юношу покоробило. Он поморщился, ему стало противно. — Лучше вернуться в замок, пока нас не хватились. Да и скоро начнёт темнеть. Они не сказали друг другу ни слова по пути, и даже опасались невольно встретиться взглядами. Виконт проводил принца до самых его покоев. Молодые люди попрощались до ужина, и Бэкхён с облегчением закрыл за собой дверь. Юноша был обижен. Вот только на что? На то, что Чанёль вовремя остановился и, повинуясь голосу разума, прекратил свои ласки? На то, что они не могут побыть вместе, потому что повсюду в этом замке глаза и уши? Или на то, что Чанёль ни на секунду не забывает о том, что Бэкхён — королевский сын, и чувствует себя неуверенно? Разве его мужское самолюбие не должен тешить тот факт, что ему досталось сердце принца? Да уж, совсем не таким человеком казался юноше Чанёль, когда они только встретились. Этот мужчина всегда был для принца образцом решительности, храбрости и отваги. И что же? Оказалось, всё не так просто, и, будучи отважным на поле боя, виконт совершенный трус, когда к нему беспомощно и податливо прижимается королевский сын. Вот уж разочарование! И к тому же он, наверное, действительно боится, что в случае чего поплатится головой за эту неприемлемую связь с членом королевской семьи. Это было обиднее всего. Он ведь клялся, что сделает ради него всё, что угодно, а в итоге не может сделать самого простого. «Ну уж нет, я не сдамся так просто, — подумал Бэкхён со смешанным чувством злобы и любовной страсти, — я заставлю его забыть обо всех его страхах и опасениях и разбужу того безрассудного зверя, который в нём, я точно знаю, спит. Я сделаю так, что у него не будет ни сил, ни желания думать об осторожностях!» Придя к такому решению, Бэкхён неторопливо переоделся к ужину и сошёл вниз, в столовую, где все уже собрались. Он почти не смотрел на Чанёля, но всё же заметил, что виконт был взволнован и недоволен собой. Бэкхён даже почувствовал к нему жалость. Он вспомнил вопрос, который пару часов назад задал ему: «Боишься за свою шкуру?» — и ужаснулся вдруг цинизму собственных слов. Он, конечно, был тогда раздражён, но это, пожалуй, прозвучало уж слишком жестоко. В конце концов, Чанёль не заслужил такого отношения. Положим, виконт Пак действительно боится последствий, однако разве Бэкхён сам обрадуется, если с ним что-нибудь случится, когда их связь внезапно раскроется? Ведь это произойдёт исключительно по его вине, из-за его эгоистичных желаний, и никому из них двоих не будет от этого хорошо. «Нам непременно нужно объясниться», — заключил он и нервно доел свою порцию, смущённо пряча взгляд в тарелке. Он мельком взглянул на отца и невольно представил, что было бы, стань ему известно о том, чем его непутёвый сын занимался сегодня с Чанёлем в саду. Им бы двоим явно не поздоровилось и, кто знает, может, голова виконта даже полетела бы с плеч — от Дэчжуна можно было ожидать чего угодно. Бэкхён содрогнулся, побледнел и снова перевёл взгляд на Чанёля. Нет, он не хочет его потерять, тем более таким ужасным образом. В душе принца, разрывавшейся на две части, искренне любящий человек наконец победил эгоистичного королевского отпрыска, привыкшего получать всё, что ему вздумается. Господин Пак между тем поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Бэкхёна. Юноша замер от этого взгляда, как кролик, загипнотизированный удавом, и почувствовал, как сладостное чувство вновь зарождается в его груди. «Как же я всё-таки люблю его, — подумал он, — быть может, он прав. Не стоит сейчас торопиться. У нас ещё будет время. После похода уж точно будет. Я перееду в свои владения, и там уж точно буду сам себе хозяин. Только бы пережить этот проклятый мятеж… Но нет, мы обязательно переживём! Нам нельзя иначе». Не отрывая взгляд от Чанёля, Бэкхён слегка улыбнулся ему, и тут же увидел, как на губах виконта появилась ответная, немного неловкая улыбка, а в глазах загорелись радостные огоньки. Бэкхён томно отвёл взгляд и, едва не прыснув со смеху, потянулся за своим винным кубком, изо всех сил делая вид, что с ним ничего такого не происходит. Так их первая ссора мгновенно сошла на нет. И они, понимая друг друга без слов и любя до беспамятства, помирились, едва обменявшись улыбками. Уже после ужина они зачарованно бродили по тёмному парку, и принц нежно держал возлюбленного за руку, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. И, хотя он пришёл к выводу, что не стоит предпринимать пока никаких решительных действий, дабы не испугать Чанёля, он не оставил совсем своих прежних планов и пообещал себе, что при удобном случае непременно положит нерешительности виконта конец. Он игриво смотрел на него, и в хитро прищуренных его глазах читалось: «Дай мне только время». И, грезя о том, какую безграничную власть он приобретёт над сердцем этого мужчины, когда они станут ещё ближе, Бэкхён крепче сжимал его сильную руку и улыбался.