В погоне за солнцем

Летнюю резиденцию короля Дэчжуна окутывала тихая безлунная ночь. Бэкхёну не спалось, и он бродил по саду в этот поздний час, когда все без исключения обитатели замка давно уже спали, кроме, разумеется, караульных, что охраняли покой короля и его свиты. Их сонные тени мелькали то тут, то там, но юный принц был достаточно проворен, чтобы ни одному из них не попадаться на глаза. Впрочем, встреча с дозорным ему ничем не грозила — всё же он принц, и вполне мог позволить себе бродить ночью по саду, если уж его замучила бессонница. Он просто хотел быть один, совершенно один, и у него совсем не было желания с кем бы то ни было разговаривать, даже если это будет не заслуживающий внимания королевский стражник, на приветствия и поклоны которого можно и вовсе не отвечать. Воровато оглянувшись по сторонам, Бэкхён быстрым беззвучным шагом пересёк небольшую неухоженную аллею, кое-где по недосмотру садовника поросшую сорняком, который, надо сказать, рос под испепеляющим южным солнцем куда лучше, нежели все остальные растения. Юноша направлялся к старому дубу — туда, куда они с Чанёлем неизменно стремились в поисках уединённого и тихого местечка, где никто бы не мог им помешать. Впрочем, сейчас он направлялся туда один. Принц почему-то вбил себе в голову, что должен обдумать события последних дней именно там, будто бы пребывание в любом другом месте убивало всякую способность мыслить. До выступления в поход оставалось два дня. Армии соседних графств и княжеств уже стянуты были к столице, и гонцы не переставали осаждать летнюю резиденцию, принося вести о полной готовности войск следовать за знаменем его величества. В замке Хэбён разом воцарились воинственное оживление и тревожность. Делались последние приготовления для отъезда короля и его армии в Мунчжэ, а его жены, дочери и младшего сына — обратно в столицу. Бэкхён был взволнован. Своим звериным чутьём он предвосхищал приближающиеся сражения и непрестанно тренировался в рукопашном бою и в бою на мечах — в основном с Чанёлем и Бэкбомом. Со страшим братом он боролся зло и сосредоточенно, держа, однако, себя в руках и не позволяя эмоциям взять верх. Царившую между королевскими сыновьями неприязнь явно чувствовали только виконт Пак и Сехён, остальные лишь смутно догадывались о ней. Большинство придворных негласно поддерживали Бэкбома — он был наследником, и кроме того, человеком хитрым и изворотливым, то есть способным к искусному управлению. Бэкхёна поддерживала часть военных, причём исключительно из корыстных побуждений — воинственность принца приходилась им по душе исключительно потому, что ничем кроме войны они не промышляли и едва ли могли извлечь выгоды из каких-либо других областей человеческой деятельности. Это были люди грубые и порой даже жестокие, пресытившиеся грабежом и насилием (без которых, как известно, не обходилась ещё ни одна военная кампания) и с удовольствием бросавшиеся снова и снова в дикий мир дрянной палаточной жизни. Тем не менее, они привлекали Бэкхёна своей открытой бесцеремонностью и бесшабашностью и, между прочим, тоже тренировались с ним в рукопашном бою. Грузные и плотно сложенные они налетали на принца как разъярённые медведи, способные раздавить юношу одним своим весом. Бэкхёну удавалось выходить победителем из этих схваток только благодаря своей исключительной ловкости, но это случалось далеко не всегда. Иногда против него выходило сразу несколько противников, и побоище превращалось в настоящую свалку. Чанёль не слишком-то любил наблюдать подобные зрелища. Он чувствовал раздражение при виде того, как Бэкхёна подминают под себя дюжие вояки, больше похожие на сдуревших деревенских мужиков, в то время как сам Бэкхён, покатываясь со смеху, пытается вырваться из их стальной хватки. Но эти забавы до ужаса нравились самому принцу; они позволяли забыть о том, что скоро ему придётся переносить тяготы нелёгкой военной жизни. Виконту Пак не оставалось ничего, кроме как смириться, хотя он, глядя на это совершенно сумасшедшее зрелище, всё больше и больше убеждался, что Бэкхён и впрямь куда более легкомысленный, чем могло показаться на первый взгляд. Но Чанёль слишком сильно был теперь привязан к нему, чтобы осуждать за наивность. Он мирился с причудами своего возлюбленного, но глубоко внутри вынашивал планы о том, как наставить принца на истинный путь. Пелена влюблённости быстро спала с глаз виконта, и он, ощущая уже некоторое чувство собственности в отношении Бэкхёна, рассчитывал несколько перевоспитать его. Чанёль ещё не до конца осознавал в себе эти намерения, но что-то в его голове твердило ему настойчиво и неотступно: «Ты должен взяться за него и сделать из него настоящего принца, которому этот самовлюблённый болван Бэкбом даже и в подмётки не годится». Осторожность Чанёля, его природная скромность засыпали. Просыпалось тщеславие, чувство собственной важности и уверенность в том, что он послан Бэкхёну самими Небесами, дабы помочь стать могущественным и рассудительным управителем. Однако, как уже было сказано, Чанёль не догадывался о природе своих желаний и был свято уверен в том, что им движет исключительно любовь. Он и впрямь испытывал по отношению к Бэкхёну невыразимую нежность и прощал юноше любую шалость, стоило только ему улыбнуться. Виконт испытывал поистине отеческие чувства и любил принца как любил бы ребёнка, из которого наделся вырастить однажды достойного взрослого. Впрочем, эти чувства были совершенно чистые и искренние, и Бэкхён, с детства обделенный любовью отца и старшего брата, с жадностью цеплялся за них, наслаждаясь тем, чего жаждал всегда, но чего до сих пор никогда не испытывал. Он, как и виконт Пак, не имел ни малейшего представление о глубинных причинах своей привязанности. Для него всё и так было предельно ясно — он просто влюблён в Чанёля потому, что это самый замечательный человек, которого он когда-либо встречал, вот и всё. Разве нужны ещё какие-нибудь причины для того, чтобы целовать его, прижиматься к нему и ощущать болезненное и прекрасное чувство оттого, что этот мужчина принадлежит ему? Правда, они скоро отправятся в поход, и их жизнь совсем изменится. Быть может, поэтому принц не в силах заснуть этой ночью? Может, поэтому бродит сейчас среди деревьев, направляясь к большому старому дубу? Бэкхён не мог точно ответить на эти вопросы, но на душе у него было тревожно, даже несмотря на то, что с утра принесли счастливую весть о том, что крепость Пэкчо всё ещё не взята, так как продвижению мятежников мешает внезапно разыгравшаяся непогода. Все надеялись, что дожди в Мунчжэ прекратятся к приходу королевской армии — никому не хотелось вязнуть в грязи и мокнуть под нескончаемыми потоками воды, рискуя подхватить простуду или ещё что-нибудь похуже. К тому же всегда есть опасность оказаться зажатым вместе со своим войском между двумя вышедшими из берегов ручьями, коих так много в Мунчжэ. Если подобное произойдёт, королевская армия станет лёгкой добычей для мятежников. «Впрочем, Чанёль ведь прекрасно знает эти места. Уж он-то позаботится о том, чтобы мы не попали в ловушку». Эта мысль застала Бэкхёна в тот самый момент, когда он достиг наконец заветного дуба и облокотился спиной о его необъятный ствол. Некоторое время он пребывал в блаженном спокойствии, закрыв глаза и лениво следя за ходом собственных мыслей. Было свежо и тихо, разве что раздавался порой стрёкот резвящихся в траве насекомых; иногда по саду пробегал ветерок, и на мгновение воздух наполнялся глухим шумом подрагивающих листьев, а деревья, казалось, начинали оживлённо перешёптываться, возмущённые тем, что их сон потревожили. Бэкхён, с упоением вдыхая прохладный, бодрящий воздух, чувствовал себя свободным. Он знал, что в замке все давно спят, что никого сейчас не заботит, где он, и что никто не намерен сейчас требовать от него чего бы то ни было. Ночью жизнь замирала, и можно было отдохнуть душой, зная, что время до рассвета принадлежит тебе одному и никому больше. И всё-таки смутная тревога просачивалась в душу принца капля за каплей. Он вспомнил вдруг день, когда всё началось — тот самый день, когда растрёпанный, выдохшийся после длинной дороги гонец принёс весть о начале восстания. Какое чудовищное негодование наполнило тогда всё его существо, с каким бешеным запалом его беспокойный дух рвался к боевым подвигам на полях сражений! Неделю за неделей юноша ждал момента, когда наконец, облачась в боевые доспехи, направит своего коня к мятежному графству Мунчжэ. Но теперь он неожиданно для себя самого начал колебаться, он забыл о своих мечтах и вспомнил о том, какова война бывает на самом деле. Грязная, кровавая и жестокая она будто бы обращала людей в животных, и две обезумевшие стаи — две армии — накидывались друг на друга под руководством вожаков-военачальников. Бэкхён вспомнил о тех нескольких сражениях, участником которых был, вспомнил свою дуэль с Ким Хану. В те моменты смерть была совсем рядом, она дышала ему в спину, и, прежде чем забыться, отдаваясь во власть инстинкту, он всё же успевал на пару мгновений испытать леденящий душу страх. Принц стыдился этого. Ему казалось, что это делает его недостойным Чанёля — уж с ним-то, наверняка, такого не случается. Или случается? Бэкхён удивился тому, что они никогда не говорили об этом, и принял решение исправить эту ошибку. «Спрошу его об этом наутро, сразу же после завтрака», — подумал он. События последних дней, его страстная привязанность к виконту Пак вдруг сделали юношу сентиментальным, и он с волнением думал о том, что спокойные дни миновали для них двоих. Мысль о том, что они вместе отправятся в поход против мятежников, воодушевляла и пугала его в одно и то же время. Принц взволновался, его глаза болезненно заблестели, и он почувствовал себя так, будто бы у него вот-вот начнётся горячка. Верно про него говорят, что он совсем не умеет сдерживать свои эмоции. И как только другим людям удаётся быть такими на удивление хладнокровными? Взять хотя бы его отца. Удивительный пример самоконтроля, о котором Бэкхён может только мечтать. Где-то поблизости послышался шум чьих-то довольно решительных шагов. Бэкхён вздрогнул от неожиданности, вжался в ствол дуба и прислушался. «Кто бы это мог быть? Стражник? — подумал он, однако эту догадку пришлось сразу же отринуть — слишком уж тихо шёл неизвестный, не слышно был даже лязга оружия. — Кто же тогда, если не стражник? Видимо, не одному мне не спится сегодня». Принц осторожно выглянул из-за дерева, надеясь различить в темноте силуэт приближающегося к нему человека. Он отметил, что шаги были быстрыми, но осторожными, будто бы какое-нибудь хищное животное пробиралось сюда на цыпочках, боясь спугнуть свою добычу. Наконец из-за зарослей кустарника показалась фигура молодой девушки, и Бэкхён несказанно удивился, узнав в ней свою сестру. Юноша едва ли мог представить, что она делала здесь с этот поздний час. Он подумал было окликнуть её, но не сделал этого, а принцесса между тем принялась ходить из стороны в сторону, не подозревая о том, что она не одна. Девушка то и дело оглядывалась в сторону замка, и Бэкхён, заметив её нетерпеливое и взволнованное поведение, сразу всё понял. «Она здесь кого-то ждёт». В то же мгновение, когда ему в голову пришла эта мысль, Сехён вдруг перестала вглядываться вдаль и замерла на месте. Было слышно, как она глубоко вздохнула. Бэкхён снова различил звук шагов — тоже довольно осторожных, но куда более тяжёлых — и спустя некоторое время смог разглядеть высокую и грузную фигуру начальника дворцовой стражи. Юный принц обомлел — он и не подозревал, что его благовоспитанная сестра бегает по ночам на свидания. Он в последнее время так сильно был занят Чанёлем, что, казалось, забыл обо всём на свете, включая и то, что не он один в этом мире вынужден скрывать свои привязанности и искать тайных встреч с предметом любви. Впрочем, удивление юноши быстро прошло, и ему происходящее показалось сначала забавным, а затем печальным. Улыбка сменилась выражением глубокой грусти. Как же всё-таки глупо устроена жизнь. Почему всем приходится прятаться по закоулкам ради того, чтобы хоть немного побыть счастливыми?.. Начальник стражи чинно поцеловал принцессе руку. Этот его жест был преисполнен благородства, в нём нельзя было найти хоть каплю разнузданности или неприличия. Потом этот немолодой уже мужчина, вполне годящийся Сехён в отцы, неловко взглянул на неё с заботой родителя и почтением подданного, и Бэкхён, заметив этот совершенно спокойный, лишённый волнения взгляд, подумал почему-то, что начальник дворцовой стражи совсем не любит его сестру, разве что и впрямь по-отечески. Он не знал, почему ему в голову пришла эта мысль, не знал, правильно ли он рассудил или же ошибается, но это первое впечатление от увиденного сразу же укрепилось в его сознании, и едва ли что-нибудь могло с тех пор заставить его поменять своё мнение. Ему даже казалось, что и Сехён не так-то сильно любит этого мужчину. Притаившись за деревом, он пронаблюдал за тем, как она привычно взяла его под руку и неторопливо повлекла за собой — подальше от дуба, к большому счастью Бэкхёна. Принц расслышал, как она что-то спокойно сказала мужчине, а тот ей так же спокойно ответил. Вскоре они порядочно отдалились, однако Бэкхён расслабился полностью только тогда, когда их фигуры полностью растворились во мраке сада. Он наконец шумно выдохнул и посмотрел вслед этой странной паре. Он думал о том, что эти отношения — неважно, должны ли они называться любовью или чем-то другим — совсем не похожи на то, что происходит между ним и Чанёлем. Здесь не было ни волнения, ни напряжения, ни обожания и, главное, ни единого намёка на страсть. По крайней мере, так показалось Бэкхёну, и он нашёл это несколько странным. «Кажется, пора выбираться отсюда, — подумалось ему, — а то, не ровен час, натолкнусь на ещё одну томную парочку, а это, видит Бог, будет уже слишком!» И он, повинуясь этому внезапному, но вполне благоразумному намерению, зашагал по направлению к замку. Внезапная встреча с Сехён и её спутником не слишком обрадовала его, однако всё же отвлекла от тревожных мыслей, и принц возвращался в свои покои, в тысячный раз пытаясь понять, что же такого привлекательного нашла его сестра в начальнике дворцовой стражи. Его внешность ничего выдающегося не представляла, да и человек он был крайне замкнутый и даже, пожалуй, угрюмый. Может, как раз эта загадочность пришлась ей по душе? Но кто поймёт сердце девушки, в особенности, если речь идёт о Сехён?.. Остановившись на этой мысли, Бэкхён перестал ломать голову. В конце концов, ему было сейчас не до этого. Больше всего ему хотелось успокоиться и заснуть, едва коснувшись головой подушки, поэтому принц велел прислуге подготовить его ко сну, а затем, устроившись поудобнее на своём просторном ложе, отослал их куда подальше. Опочивальню юноши наполнила благодатная тишина. От прохладных белых простыней отдавало свежестью — их только сегодня выстирали. Свет лампы, слабо освещавшей комнату, подрагивал и рождал в одно мгновение тысячу теней, растворявшихся тут же во мраке спокойной летней ночи. В воздухе витал едва уловимый приятный аромат чистого тела и ночной прохлады. Убаюканный этой привычной и уютной обстановкой, Бэкхён наконец расслабился и задремал. Впрочем, сну его не суждено было длиться долго. Юношу разбудили спустя полчаса после того, как ему удалось забыться. Он непонимающе взирал на камергера, который прервал его сон, и чувствовал непреодолимое раздражение из-за того, что его потревожили в такой час. — Что там такое случилось? — хмуро спросил он. Ему доложили о приходе Чанёля. — Клянусь, ваше высочество, я всеми силами уговаривал его не беспокоить вас так поздно, но он не послушал ни единого моего слова. Он говорит, что у него к вам дело чрезвычайно важности. Лишь только Бэкхён услышал имя виконта Пак, как сонное состояние, в котором он пребывал, исчезло без следа. Когда же камергер сообщил о каком-то чрезвычайно важном деле, которое у Чанёля якобы имелось к нему, принц крайне встревожился. Посреди ночи обычно не приходят с хорошими новостями. Неужели что-то случилось? Душу Бэкхёна всколыхнуло недоброе предчувствие. — Проводите его скорее сюда, я приму его здесь, — велел он, недолго думая, — и прошу вас оставить нас наедине. Камергер поспешно поклонился и вышел. Юноша взволнованно вздохнул и, не будучи теперь в силах сидеть спокойно, поднялся с кровати и подошёл к окну, кутаясь в рукава длинной ночной рубашки. Чанёль застал его стоящим спиной к двери и разглядывающим звёзды, которые отчётливыми белыми точками виднелись на небе и напоминали мельчайшие капли краски, оставленные на тёмном полотне случайным взмахом кисти неизвестного маляра. — Ваше высочество. Бэкхён вздрогнул и обернулся. Он увидел Чанёля полностью одетого и подумал, что виконта либо подняли посреди ночи по какому-то крайне важному делу, либо тот ещё не ложился. — Мне жаль, что я потревожил ваш сон, — продолжал он, — однако я не мог иначе, я должен был увидеть вас сейчас. — Что произошло? С вами, я надеюсь, всё в порядке? — Да. Однако есть кое-что, что вы должны знать. Не так давно в замок прибыл гонец. Большинство армий уже стянулось к столице. Его величество король Дэчжун посчитал нужным, чтобы я отправился туда сегодня утром вместе с коннетаблем и повёл часть войска на Мунчжэ. Все остальные, включая вас и вашего отца, догонят нас позже. Бэкхён опешил. — Но с чего вдруг король принял такое решение? — Его величество вместе с коннетаблем решили, что я должен увести вперёд часть армии, так как я хорошо знаю Мунчжэ. Затем основные силы догонят нас. Благодаря тому, что я буду находиться впереди королевского войска, я смогу посылать точные сведения об условиях местности. Потом, когда войско противника будет уже близко, наши армии объединятся. Юноша вдруг почувствовал, как по спине у него пробежал холодок, а сердце ушло в пятки. Дюжина дней! В течение долгого времени они с Чанёлем постоянно были вместе, и теперь ему казалось немыслимым разлучиться с них хотя бы на один день, не то что на дюжину. Бэкхёна охватило негодование. «Что ещё за спонтанное решение, — думал он об отце, — мало того, что батюшка решил женить Чанёля на моей сестре, так теперь он ещё и хочет разлучить нас на время похода. Это просто возмутительно! Он как будто бы нарочно это делает». Принц взглянул на виконта с тревогой и прочёл в его глазах горечь предстоящей разлуки. Чанёль выглядел спокойным и уверенным, как и всегда, однако Бэкхён знал, что за этой внешне невозмутимой оболочкой скрывается много невысказанных чувств и желаний. Он приблизился к мужчине и с тихим вздохом опустил голову на его грудь. Он слышал, как часто и беспокойно бьётся в этой груди чужое сердце и ощущал, как его собственное вторит этому взволнованному глухому стуку. Виконт взял в свои тёплые руки дрожащие ладони Бэкхёна и крепко сжал их. «Боже мой, — думал тем временем принц, — как же я буду жить вдали от него после женитьбы, когда сейчас я в ужасе оттого, что мы расстанемся всего-то на полмесяца?» Юноше было тяжело дышать. Он долго льнул к Чанёлю, чувствуя, как тепло его тела согревает и унимает дрожь в руках. Потом наконец отстранился и, не переставая сжимать ладони виконта, беспокойно огляделся вокруг, будто пытался что-то найти. — Что с вами такое? — спросил Чанёль. — Ничего. Просто мы увидимся лишь спустя две недели, и мне бы хотелось подарить вам что-нибудь на память обо мне, чтобы в пути вы ни на секунду обо мне не забывали; чтобы что-то незримо для всех остальных связывало вас со мной. И вы тоже — вы тоже непременно должны дать мне что-нибудь на память о вас, — Бэкхён нерешительно взглянул на слегка улыбающегося мужчину и, жутко смутившись, продолжил, — это всё, наверное, очень глупо и совсем по-детски, но не смейтесь надо мной, прошу вас. Мне так будет легче. — Я отнюдь не смеюсь над вами, — ответил виконт, но сам, вопреки своим словам, улыбнулся ещё шире. Его ладонь дотронулась до щеки принца, большой палец нежно огладил скулу, — но вы совершенно не должны мне ничего дарить. Разве я смогу забыть о вас хоть на мгновение? Это же просто немыслимо. А вы? Разве вы не будете помнить обо мне и так, без всяких безделушек? — Конечно же буду. Но всё-таки мне бы хотелось иметь хоть что-нибудь от вас. Мне так будет спокойнее. Что-нибудь, что всегда будет со мной, что станет моим оберегом и защитит от всего на свете. Чанёль с интересом смотрел на него. Ну до чего же причудливо сплетались в Бэкхёне бесшабашная храбрость и мужество с совершенно детской чувствительностью. Впрочем, он ещё совсем молод, и виконту это казалось вполне пристойным оправданием. В его годы он тоже, наверное, был немного другой. — Даже не знаю, что именно я должен оставить вам, — произнёс Чанёль и задумался, — хотя, погодите-ка, кажется, есть кое-что. Кое-что, что уж точно навсегда нас свяжет. И главное, вы никогда не сможете это потерять, даже если пожелаете намеренно от этого избавиться. Это будет вашим оберегом, но может стать и вашим проклятьем, — в зависимости от того, как сложится жизнь. Но, как бы там ни было, оно неизменно будет с вами. — Что же это? — шёпотом спросил Бэкхён, дрожа от волнения. На секунду в комнате повисла мёртвая тишина, но юноше показалось, будто она длилась бесконечно. Его нервы были натянуты как струны. Он не отводил взгляда от глаз Чанёля и ждал, пока с его губ сорвётся одно только слово. — Что же это? — Воспоминание. Их лица были близко, и Бэкхён почувствовал, как это слово, вылетев изо рта Чанёля, коснулось его губ и осталось на них, чтобы тут же быть возвращённым обратно. — Воспоминание?.. О чём? — Об этой ночи. Только теперь Бэкхён заметил в глазах виконта коварные огоньки. Он почувствовал ладони мужчины на своей талии и сразу же понял намёк. Принцу всё время казалось, что он совершенно готов к подобному повороту событий. Он знал, что однажды Чанёль непременно захочет его, это было неизбежно, однако именно сейчас мужчина застал его врасплох. И всё же он почувствовал смутное удовлетворение — он победил, виконт Пак сам пришёл в его объятья. Юноша понимал, что, возможно, слишком много возомнил о себе, но ему всё-таки было приятно ощущать себя желанным. Что-то внутри Бэкхёна дрогнуло от предчувствия разверзшейся перед ним неизвестности, которая, однако, сулила наслаждение и рождала в его голове вполне определённые мысли и намерения. Ну конечно, они с Чанёлем отдадутся друг другу без остатка, и ничто уже не сможет встать между ними. И Бэкхён, быстро преодолев овладевший им сиюминутный испуг, в лихорадочном порыве поцеловал Чанёля. Они целовались уже множество раз до этого, однако этот поцелуй, длинный, как вечность, был совсем другим. Бэкхён почувствовал, как в груди у него что-то переворачивается, поднимается, а затем стремительно падает вниз, вызывая неведомое раньше чувство волнения и счастья. Спустя мгновение его тело занялось огнём желания, которое требовало немедленного выхода наружу. Постепенно оно овладело им целиком и вытеснило все остальные чувства. Не в силах сопротивляться своему вожделению, Бэкхён увлёк виконта под балдахин своей широкой кровати. Им едва хватило терпения, чтобы избавиться от одежды — особенно Чанёлю — но эти мучительные мгновения наконец закончились, и теперь уже точно ничто не могло помешать этим двоим. Когда на Бэкхёна навалилось огромное и тяжёлое тело виконта, он вдруг почувствовал себя совсем маленьким, крошечным и удивительно беззащитным. Но близость Чанёля совсем не пугала его, наоборот — он был готов довериться ему целиком и полностью, хоть и ощущал сейчас некий неведомый ему ранее страх. Принц обхватил руками мускулистую спину мужчины, сильную и крепкую, почувствовал под своими пальцами чуть выпирающие позвонки. Тело Чанёля было прекрасно, но Бэкхён умом сейчас не понимал этого, ибо голос разума уже заглох в его голове, и юноша не мог бы оценить мужскую красоту виконта с эстетической точки зрения. Но зато всё, что было в Бэкхёне дикого и звериного, радостно и неистово откликалось на эту красоту, на эту демонстрацию силы. Бэкхён коснулся губами плеча мужчины, хотя в действительности ему хотелось прокусить его своими зубами и почувствовать на языке вкус крови; ощутить, как она капля по капле стекает в его рот, проникает в саму его сущность и остаётся с ним навсегда, связывая их с Чанёлем неразрывными узами. Бэкхён любил этого мужчину до боли в груди, но хотел сейчас разорвать его плоть, и такой парадокс отнюдь не казался ему удивительным, ибо он сейчас чувствовал, что любовь и борьба — суть одно, и что одно всегда есть продолжение другого. Чанёль между тем скользнул губами по его шее, опустился к груди и припал к соску. Бэкхён шумно выдохнул. Рука виконта огладила рёбра юноши, собственнически прошлась по бедру, подбираясь к паху. Почувствовав чужие прикосновения там, где его ещё никогда никто не касался, Бэкхён впился ногтями в широкую спину мужчины, выгнутую, как у большого дикого кота. После этого оба, казалось, совершенно утратили всякую связь с реальностью. Здравый смысл оставил их окончательно, важно было только то, что чувствует тело. Они словно превратились в двух диких животных — молодых, сильных и необузданных. Сплетясь в объятьях этой первобытной страсти, они одновременно любили друг друга и ненавидели, хотели поглотить один другого и слиться воедино, став двумя нераздельными частями одного целого.

***

Чанёль оставил его, едва начало светать — Бэкхён свозь некрепкий поверхностный сон ощутил, как виконт поцеловал его на прощание. Проснувшись, принц почувствовал себя опустошённым, но необычайно умиротворённым. Что-то большое и тяжёлое, долгое время не дававшее юноше покоя, вырвалось этой ночью наружу, и теперь он почувствовал себя свободным от этого бремени. Всё теперь почему-то казалось ему пустяком. Необходимость воевать совершенно его не беспокоила, он воспринимал это как необходимое зло, через которое он просто вынужден пройти как королевский сын. Женитьба — Чанёля и его собственная — представлялась ему чем-то совершенно не стоящим хоть какого-нибудь внимания. Да даже если бы он и захотел сосредоточиться на мысли подобного рода, он бы не смог задержаться на ней дольше пары секунд. Он сейчас думал совсем о другом. Всё же Чанёль был прав: эта ночь — самое лучшее, что он только мог дать ему на память перед разлукой. Теперь он навсегда останется в его плоти и крови, и уж точно — в воспоминаниях. Потому что такое невозможно забыть. И Бэкхён, желая ещё чётче запечатлеть в голове события этой последней ночи, бесконечно перебирал в памяти одни и те же картины произошедшего. Он снова и снова вспоминал, как с усилием обхватывал плечи Чанёля, прерывисто целовал его лицо и шею и сквозь слёзы и боль, со вздувшимися на лбу венами, чувствуя, как по всему телу стекают капельки пота, горячо шептал: «Я люблю тебя!.. Люблю… Люблю…» Эти слова потом очень долго отдавались эхом в голове юноши. Он так и провёл этот день в полузабытьи, удивляя окружающих своей неожиданной замкнутостью и несвойственным ему молчанием. Не спав полночи и с большим трудом поднявшись утром, Бэкхён почти ничего не съел за завтраком. Он совсем ничего не говорил и всё время рассеянно озирался по сторонам. Сехён не преминула сделать ему какое-то колкое замечание по этому поводу, но он, всегда огрызавшийся по малейшему поводу, не сказал ей ни слова в ответ. Он вообще не понимал, с чего должен хоть как-то реагировать на тот вздор, что говорит его сестра. Она показалась ему ещё более далёкой от жизни, чем обычно, но он смотрел на неё с состраданием и снисхождением. Этой ночью Чанёль что-то сломал в нём, что-то изменил в его хрупкой и трепетной прежде душе, будто оставил в ней часть себя. Бэкхён не был женщиной и, разумеется, не мог бы зачать от Чанёля ребёнка, но всё же ему казалось, что Пак, излив в него своё семя, словно создал в нём зародыш некой мужской силы, и сила эта крепла в нём с каждым днём. Вдруг, неожиданно для окружающих, он стал тихим и вдумчивым, однако едва ли кто-нибудь сумел бы догадаться, где именно были его мысли. Никогда ещё не был Бэкхён так похож на собственного отца, как сейчас, в эти дни, никогда в его чертах не читалось столько спокойной уверенности. Когда спустя пару дней настало время выступать в поход, принц словно очнулся от долгого сна. Его вместе с отцом и братом провожали мать и сестра, и Бэкхён совершенно неожиданно для себя заметил, что они смотрят на него совсем как на взрослого мужчину. Давно ли их отношение к нему стало таким, ведь ещё недавно они его, кажется, ни во что не ставили? Или ему лишь казалось? Увы, юноша не мог точно ответить на эти вопросы, но, по крайней мере, дал себе обещание, что ни за что не обманет ожиданий самых близких женщин в своей жизни. Они возлагают на него некоторые надежды, и он их не подведёт. Королевская армия, возглавляемая самим монархом, тронулась в путь, когда солнце ещё только наполовину показалось из-за горизонта. В полном боевом облачении, сидя верхом на резвом гнедом скакуне, Бэкхён двигался вперёд, навстречу не успевшему как следует разгореться светилу, и ощущал, как сердце его наполняется покоем и уверенностью. Да, путь не близок, зато он знает, куда идти, и знает, что в конце его будут ждать Чанёль и боевые подвиги, совершённые в борьбе за правое дело. В этих двух вещах сосредоточились сейчас все чаяния принца, все его надежды о будущем, и он вёл своего коня твёрдой рукой. У него была цель, и он неотступно стремился к ней, направляясь туда, где вставало сейчас солнце.