***
Природа неуклонно менялась. Дни становились короче, а вечера — холоднее и ветренее, всё чаще шли дожди. Стены замка теряли накопленное за лето тепло, и даже сквозь многочисленные ковры и гобелены от них веяло каким-то мрачным, почти что могильным холодом. Из тёмных холодных углов несло сыростью и плесенью. Находиться здесь стало тоскливо и тревожно. Может быть, если бы приехал Чанёль, это место и не казалось бы Бэкхёну таким удручающим и печальным, но виконт находился в Мунчжэ и не собирался пока приезжать, да и сам принц не планировал к нему наведываться — хоть путь был и близкий, из-за дождей все дороги размыло, а передвигаться по грязи было довольно проблематично. Да и Чанёлю было сейчас не до него — он был занят помощью дяде и постоянно разъезжал по графству, решая множество больших и мелких вопросов. Из-за этого они даже почти перестали обмениваться письмами — что толку-то? Чанёль то и дело выезжал из Пэкчо, там его было не застать: сегодня он здесь, завтра — уже в другом месте. Да и рука не поднималась лишний раз посылать гонца, когда льёт как из ведра и кругом одна сплошная слякоть. Будь это дело государственной важности — тогда ещё ладно. Впрочем, Бэкхён быстро придумал средство от скуки и одиночества — он приглашал к себе погостить на несколько дней новых знакомых из числа местных дворян, со многими из которых довольно близко сошёлся. С ними он мог говорить о чём угодно — о войне, об охоте, о ведении хозяйства. Кроме того, он всегда с сочувствием и интересом выслушивал рассказы об их непростом положении, чем, разумеется, крайне располагал к себе. Никто, проезжая через его владения, не мог отказать себе в удовольствии заехать и поболтать часок-другой, а Бэкхён, лишённый какой-либо другой компании, радовался каждому такому внезапному визиту. Как-то раз в начале октября принцу удалось собрать всех своих новых друзей вместе, и, хотя за стенами замка стоял прохладный пасмурный осенний вечер, внутри всем было жарко, словно летом, — разгорячённые вином и весельем гости Бэкхёна совершенно не чувствовали ни сырости, ни холода. Их было пять человек, не считая Бэкхёна; все они сидели посреди просторной залы за крепким дубовым столом, пили, ели, рассказывали порой не самые удачные шутки и непрерывно хохотали. Они так разошлись, что их уже и не надо было чем-то смешить, достаточно было произнести какое-нибудь самое обыкновенное слово, и они разражались таким смехом, как будто бы перед их глазами случилось нечто уморительное. Впрочем, люди это были крепкие, не так-то просто было их пронять выпивкой, и они смеялись не столько оттого, что были пьяны, сколько оттого, что пребывали в хорошем расположении духа. Был там, правда, один совершенно не умеющий пить человек — звали его Ким Чжунгон — который и впрямь был мертвецки пьян. Его поведение всех забавляло, и всё, что он говорил, вызывало бурный взрыв хохота. Это был молодой человек лет тридцати, посредственной внешности и без гроша в кармане. От отца ему достался крошечный замок, больше похожий на обнесённый рвом крестьянский деревянный дом, две чахлые деревеньки и необъятные долги. Казалось, во всём королевстве не нашлось бы человека, которому он не был бы должен. Год из года Чжунгону удавалось как-то перебиваться, но он знал, что долго так не протянет и что в самом скором времени лишится и того немногого, что имеет. Его лицо ни на секунду не покидала полная горечи и отчаяния улыбка, а во взгляде скользила грустная насмешка, будто бы ему было забавно глядеть на людей, которые могли жить, не задумываясь о том, что они будут есть завтра и как протянуть ещё один серый день, до краёв наполненный обидной и позорной, въевшейся в кожу бедностью. Ким Чжунгон самым последним примкнул к числу знакомых Бэкхёна — ему казалось просто наглостью попадаться принцу на глаза, будучи таким оборванцем, однако вскоре до него дошли слухи, что Бэкхён — свой человек, и стесняться его просто глупо. Узнав обо всех бедствиях Чжунгона, принц даже тайно внёс небольшую сумму, чтобы покрыть часть его долга, однако, будучи ограниченным в средствах, всё же не мог оказать более существенную помощь. «Ну, по крайней мере, он всегда может утолить голод в моём замке, — думал принц, — и в случае чего, я смогу выступить его покровителем. Ни один кредитор не посмеет его обобрать, зная, кто за ним стоит». Ким Чжунгон быстро проникся к Бэкхёну уважением. К тому же его грела мысль о том, что даже у королевского сына поместье довольно-таки скромных размеров и что принц живёт далеко не в королевской роскоши. Ему от этого казалось, что они почти что находятся в одной лодке, хотя положение их было абсолютно разным, и он понимал это. Но всё-таки между ними определённо было что-то общее, и они стали хорошими товарищами, хоть и были далеки друг от друга, как король и нищий. Чжунгон любил выпить. Вино облегчало ему душу и развязывало язык, и он, выпив, обыкновенно становился крайне говорлив, и с уст его срывались правдивые, но не самые приятные вещи. По этой причине его любили и ненавидели одновременно — было забавно послушать, как он злословит про твоего соседа, но отнюдь не забавно, когда речь заходила про тебя самого. И вот теперь он снова был вдрызг пьян и необычайно весел. Тело уже плохо слушалось его, и он сидел, обняв принца за шею и облокачиваясь на него едва ли не всем телом. Бэкхён выпил уже достаточно, чтобы подобное поведение не казалось ему странным или неподобающим. Он, напротив, находил это ужасно забавным и ничуть не смущался оттого, что Чжунгон обдавал его лицо своим дыханием. — Ей-богу, ваше высочество, такая жалость, что наша прекрасная королева не вас родила первым, — говорил Чжунгон; количество выпитого нисколько не влияло на его речь, и он произносил слова даже слишком внятно для пьяного, — если бы вы были первенцем, вы стали бы королём. Вы были бы замечательным королём, я в этом уверен. Бэкхён улыбался. — К чёрту все короны мира, — воскликнул он, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете, — все они ничто в сравнении с нашей прекрасной дружбой, — ему и впрямь казалось, что люди, сидящие с ним за столом, — самые верные его друзья. Возможно, потому что других у него и не было, за исключением, конечно, Чанёля, который находился сейчас далеко. Слова принца были встречены громким одобрением. — И всё же корона была бы вам очень к лицу, — уверенно возразил Чжунгон. — Так уж вышло, что она должна достаться моему старшему брату. И я, честно говоря, очень рад этому. Я человек свободолюбивый, а корона будет уж слишком сильно сдавливать мне виски. Пусть уж её носит мой милый брат, тем более что он имеет на это полное право. Чем больше Бэкхён говорил о том, что его не нужна корона, тем меньше уверенности звучало в его словах. Даже сквозь окутывающую разум дымку опьянения он удивился этому обстоятельству. Принц почувствовал, что где-то на дне его сердца затаилась непонятная тоска. — А какой он — ваш брат? — спросил Чжунгон. Бэкхён не ожидал этого вопроса и на секунду задумался. Но так как думать после всего выпитого было довольно тяжело, если не сказать невозможно, принц не стал тратить время попусту и сказал первое, что пришло ему на ум. — Он характером очень похож на его величество короля. — На вашего отца? — Верно. — Так, стало быть, когда он взойдёт на трон, мы снова будем прозябать в своих убогих владениях? — спросил Чжунгон. — Чего это?.. — невнятно отозвался Бэкхён, не вполне понимая, о чём идёт речь. — Мудрые люди говорят, с тех пор как ваш отец пришёл к власти, снискать славу на поле брани становится всё тяжелее. Вспомните, когда в последний раз его величество поднимал знамёна Самгу и вёл за собой наши войска? Как давно это было? Бэкхён не мог этого вспомнить. За всю его недолгую жизнь Самгу ни с кем не воевало и все военные кампании затевались только лишь с целью подавления восстаний внутри государства. Принц молчал, но уже не улыбался. На душе у него сделалось мрачно. — Как ещё снискать хлеб насущный таким оборванцам, как мы, если не на войне? — спрашивал Ким Чжунгон. — Ведь с поместий наших никакого толку уже давно нет. Возьмите, например, меня. Я питаюсь ничуть не лучше горстки своих измученных крестьян и хожу в таких же обносках. Чтобы не подохнуть с голоду, то и дело выезжаю охотиться, только вот скоро зима — поди попробуй тогда что-нибудь подстрелить! Приезжает посланец какого-нибудь банкира требовать деньги, которые занимал у него ещё мой несчастный отец, а где эти деньги взять? Вот и стоишь, распинаешься перед этим торгашом, что, мол, денег-то нету, извольте обождать ещё. Только подумайте — дворянину распинаться перед торгашом! А всё оттого, что хорошие воины стали теперь не нужны королю. Воевать теперь не с кем. Если ваш брат окажется таким же бесхребетным воякой, как и ваш батюшка, боюсь, песенка наша будет спета. При этих словах, Бэкхёна словно обухом огрели по голове. В висках у него застучало, кровь прилила к лицу, ноздри расширились. Он почувствовал, что взбешён до крайности и таким резким движение поднялся из-за стола, что всё поплыло у него перед глазами. Это, впрочем, не помешало ему схватить Чжунгона за загривок и крепко тряхнуть. У горла его сверкнуло лезвие кинжала, который Бэкхён всегда носил с собой. — Да как смеешь ты, проклятый пропойца, говорить так о моём отце? — вскричал принц, и присутствующие вздрогнули от звука его громового полного злобы голоса. — Тебе ли, собака, судить о короле? Да будет тебе известно, что за такие слова можно лишиться головы! Чжунгон молчал, сжавшись под ненавидящим взглядом Бэкхёна, все остальные притихли и не смели даже поднять глаз. Слуги, готовившиеся в очередной раз наполнить кубки вином, в страхе отпрянули от стола и боялись пошевелиться. Никто из них никогда ещё не видел хозяина замка в таком состоянии. В зале повисла угрожающая тишина. Будучи пьяным, Чжунгон часто в открытую смеялся над окружающими людьми, но в этот раз объект для насмешек был выбран явно неудачно. Никто уже не сомневался в том, что Ким жестоко поплатится за свои слова, как вдруг пугающую тишину нарушил чей-то спокойный и уверенный голос: — Стоит ли, ваше высочество, так сильно переживать из-за слов такого оборванца, как он? Вы сами только что назвали его собакой, так неужто такому человеку, как вы, подобает обращать внимание на пустой лай? Все взоры обратились к мужчине лет сорока, одетому скромно, но изысканно. Сложен он был превосходно и ростом немного превосходил Бэкхёна. Кожа у него была удивительно светлой, и никакой загар не брал её. Русые волосы и борода обрамляли его слегка вытянутое узкое лицо, довольно гладкое, почти без морщин. Светло-голубые глаза (из-за которых не прекращались слухи о его полуиностранном происхождении) смотрели спокойно и внимательно. Звали мужчину Чжун Евон. Человек это был умный и хитрый, и только благодаря двум этим качествам ему удалось не разориться окончательно. По здешним меркам он считался весьма состоятельным землевладельцем, а держался так достойно и величественно, что Бэкхёну было порой даже стыдно принимать его в своём скромном поместье. Но Джун Евон всегда показывал себя человеком малых потребностей, всегда довольствовался предложенным и никогда не желал чего-то большего, чем ему могли дать. Говорил он обычно немного, больше прислушиваясь к тому, что говорят другие. Он ценил вкусную пищу и хорошее вино, но ел и пил всегда очень мало. Даже сейчас Евон был совершенно трезв, хотя вёл себя под стать всем остальным — шутил, смеялся, веселился от души. Ему, возможно, совсем не было весело, но он без труда внушал окружающим то, что хотел, поэтому все считали его таким же пьяным и счастливым, какими чувствовали себя сами. — Если бы этот человек только оскорбил короля, — ответил Бэкхён на слова Евона, — то я ещё мог бы ему это простить. Но он вместе с тем оскорбил и моего отца, а этого я уже никак извинить не могу. Мои отец и брат — умелые воины, у меня был случай в этом убедиться. Его величество не развязывает войн, потому что это истощает государство, а вовсе не из-за того, что он трус, но разве этот дурак может понять это? — и Бэкхён снова злобно взглянул на даже не пытавшегося оправдаться Чжунгона. — Ну так что с него возьмёшь, если он дурак? Не марать же теперь об него руки? Если бы вы, ваше высочество, принялись резать всех дураков в нашем государстве, поверьте, у вашего батюшки в самом скором времени не осталось бы и половины подданных. Я понимаю, что вы жаждите справедливого наказания за слова этого негодяя, однако мой вам скромный совет: оставьте его. Глупость нельзя считать преступлением. — Можно, если глупец ведёт крамольные речи в присутствии других людей и заражает их своей глупостью, словно болезнью, — возразил Бэкхён. — Не волнуйтесь, ваше высочество, уверяю вас, что никто из здесь присутствующих не подвержен этому недугу. Неправда ли, господа? Все уверенно подтвердили это. — Что и требовалось доказать. Этот болван совершенно для нас не заразен. — Главное, чтобы он и дальше не пытался заражать других, — отозвался Бэкхён. — Это вино подействовало на него таким образом, ваше высочество. Не судите его слишком строго. Бедняга в стельку пьян, к тому же в отчаянии. Да и не быть ли ему в отчаянии, когда у него кредиторов больше, чем зубов во рту? И каждому из них он должен денег. Тут уж поневоле отчаешься и ляпнешь сдуру. Бэкхён несколько успокоился. Он убрал кинжал от горла Чжунгона и выпустил вихор его волос, в которые вцепился, готовясь перерезать ему глотку. Выражение ярости почти исчезло с его лица, а в чертах уже не читалось прежней жестокости. — Что же вы предлагаете мне с ним делать? Джун Евон только пожал плечами. — Пусть для начала проспится, как следует, с ним сейчас всё равно бесполезно разговаривать. А потом, когда он придёт в себя, вы с ним побеседуете о чём следует. Бэкхён с минуту постоял в раздумьях, затем позвал стражу и велел проводить Чжунгона в его покои и тщательно следить за тем, чтобы он куда-нибудь не улизнул. Впрочем, эта мера предосторожности была излишней, так как пьяный и ошарашенный гневом принца Ким Чжунгон впал в почти бессознательное состояние. Его увели без какого-либо протеста с его стороны. Бэкхён обессиленно опустился на деревянную скамью, на которой ещё совсем недавно сидел в обнимку с человеком, которого сейчас уводила стража. Он долго молчал, закрывая лицо рукой и будто бы размышляя о чём-то. Никто не осмеливался прервать хода его мыслей, хотя в голове у него было сейчас на самом деле совершенно пусто. Наконец он поднялся и, рассеянно оглядев присутствующих, произнёс: — Боюсь, мне придётся оставить вас, господа. Мне нужно привести свои мысли в порядок и успокоиться, а то, чего доброго, я снова начну размахивать кинжалом. Веселитесь без меня. Принц покинул залу, однако ни о каком веселье не могло теперь идти и речи. Впрочем, разойтись тоже долго никто не решался. После случившегося все боялись лишний раз пошевелиться, будто бы чувствуя, что хотя принц и покинул их, он всё ещё может чувствовать, что происходит в его отсутствие. Чжун Евон вскоре прервал повисшее в холодных стенах гробовое молчание. — Принц велел нам веселиться без него, однако какое же может быть веселье без его высочества? Он сейчас глубоко потрясён словами своего друга, который так резко высказался о его отце. Негоже нам пить и горланить, когда его высочество в печали. С этими словами он поднялся из-за стола и вышел. Все поспешно последовали его примеру, хотя некоторые колебались, боясь, что принц возмутится, когда вернётся к ним и не найдёт за столом никого. Однако Чжун Евон рассудил правильно, полагая, что Бэкхён уже не захочет продолжать попойку, — принц действительно не планировал возвращаться к своим захмелевшим друзьям. Вместо этого он с понурой головой вышел в сад. Было уже довольно темно. От прохладного воздуха, резко ворвавшегося в грудь, принц почувствовал некоторое облегчение. И всё-таки ему было далеко несладко. Голова была тяжёлой, мысли скакали, гнев ещё не улёгся в его душе. После приступа злобы Бэкхён чувствовал себя опустошённым, разбитым, вымотанным, будто бы он не отдыхал несколько дней подряд. Принц недоумевал: жизнь протекала так спокойно и размеренно в последнее время, и вдруг случилось такое. Затянутое тучами небо что-то невнятно пророкотало. Подул ветер, и Бэкхён почувствовал, как на него пахнуло чем-то тревожным и тягостным, чем-то нехорошим. Даже в могучем дыхании природы он чувствовал опасность, будто бы в воздухе был разлит невидимый, отравляющий душу яд. Перед глазами всё стояло пьяное лицо Чжунгона. Как он посмел совершить такое чудовищное предательство? Бэкхён вспомнил, с каким состраданием он отнёсся к этому человеку, когда они только познакомились, вспомнил, как решил уплатить часть его долга, чтобы оказать посильную помощь и избавить от осаждавших его кредиторов хоть бы на время. Он всегда принимал его у себя с распростёртыми объятьями и никогда не гнушался дружбой с ним. Разве он мало для него сделал? Разве плохо к нему относился? А он платит такой чёрной неблагодарностью, оскорбляя его отца и брата. «Отца и брата, — повторил про себя Бэкхён и вдруг крепко задумался, — отца и брата, но не меня». Принц вспомнил, как Чжунгон сказал, что ему пошла бы корона. По спине пробежали мурашки. Только сейчас до Бэкхёна начало доходить, в какой непростой ситуации он оказался. Человек из его окружения открыто высказался, что хотел бы видеть его королём. Изумлённый Бэкхён остановился посреди узкой садовой дорожки и замер, словно прирос к одному месту. Лишь теперь для него стало очевидным, что слова Чжунгона походили на призыв к смуте, к противостоянию законному королю и наследнику. Бэкхён весь задрожал от ужаса и возмущения. Он вспомнил о рассказах Чанёля про мятежных баронов Мунчжэ. Чанёль… Если бы он только был здесь, он бы непременно знал, как поступить с Чжунгоном. Но он сейчас в разъездах, да и погода плохая, и даже если прямо сейчас отправить ему письмо, ответ придёт не раньше, чем через неделю. Ждать так долго было положительно невозможно. Но что же делать тогда? Какое решение принять? Что, если во дворце короля вдруг узнают, какие разговоры ведутся в замке его среднего сына? На него тут же падёт тень подозрения, и кто знает, обойдётся ли дело только лишь недоверием со стороны членов королевской семьи. В порыве гнева принц чуть не зарезал Чжунгона. Если бы зарезал, никому бы это не показалось удивительным или неправильным. Но принц не убил его всё-таки. Ему помешал это сделать граф Чжун Евон. «Почему он вступился за него?» — мелькнуло у Бэкхёна голове. С одной стороны, принц был благодарен мужчине за то, что он предотвратил кровопролитие, но с другой, был на него жутко зол. Он хотел воздать по заслугам человеку, посмевшему оскорблять его семью, но вместо того, чтобы осуществить своё намерение, пошёл на поводу у графа и сохранил жизнь предателю. Бэкхёна раздирали на части противоречивые чувства. «Чжунгон оскорбил мою семью, но не меня самого. Меня он всегда считал другом и поддерживал. Убить его — значит предать друга, а не убить — значит предать отца и брата». Эти мысли сводили с ума, однако одно было ясно наверняка — как бы сейчас не поступил Бэкхён, он в любом случае проиграет, ибо то, что в его владениях в принципе произошла подобная ситуация, само по себе выставляет его в дурном свете. «Будь здесь Чанёль, как бы он поступил? У него бы наверняка не дрогнула рука, и тело Чжунгона уже остывало бы на полу залы. Но нет, ведь господин виконт не такой кровожадный, он не захотел бы такого исхода. Скорее всего, он подверг бы его суду, где Чжунгону бы вынесли наказание. Да, должно быть, так бы он и поступил». Быть может, поэтому Евон предотвратил убийство? Возможно, он собирался предложить то же самое? Но почему тогда сразу не сказал об этом? Не похоже, чтобы он собирался устраивать судебные разбирательства. Граф Чжун был явно намерен решить всё полюбовно и не выносить случившееся дальше стен замка. Уж не заодно ли он с Чжунгоном, раз ведёт себя подобным образом? Но как вывести на чистую воду такого человека, как он? Захотелось немедленно найти графа и выведать всё, что скрывалось в его голове. Впрочем, искать Евона даже и не пришлось — он сам шёл навстречу принцу. Бэкхён был так взвинчен, что даже не задумался, столкнулся ли он с мужчиной случайно или же господин Чжун тоже искал его. — Какое совпадение, господин граф, — воскликнул Бэкхён, — я только подумал о вас, и вот вы словно из-под земли выросли на моём пути. Евон с почтением поклонился. Как и всегда, у него был совершенно невозмутимый вид. — Рад оказать вам эту маленькую услугу, ваше высочество. Некоторое время они шли молча. Бэкхён не знал, как задать Евону все те вопросы, что крутились сейчас в его голове, и лишь изредка с опаской поглядывал на него. Вспомнились слова Чанёля: «…хитростью и дипломатией можно добиться большего, чем войной». Возможно, Бэкхёну сейчас тоже стоило попробовать схитрить, чтобы выведать у Евона мотивы его действий? Но как это сделать? — Мне жаль, господин граф, что вы стали свидетелем той ужасной сцены, что разыгралась нынче вечером в моём замке, — произнёс наконец принц, придя к выводу, что лучше всего будет начать издалека. Слова его, впрочем, прозвучали искренне. — Ваш гнев был вполне оправдан, ваше высочество, — тут же отозвался Чжун Евон, — как член королевской фамилии, вы обязаны защищать честь правящей династии. — И тем не менее, вы не позволили мне выплеснуть свой гнев на того человека, который явился ему причиной. Вы остановили справедливое возмездие. — Я вовсе не препятствовал тому, чтобы ваша месть осуществилась. Я лишь дал вам совет, и вы решили ему последовать. Бэкхён изумлённо хмыкнул. Чжун Евон и впрямь был человеком неглупым, и не так-то просто было поставить его в неловкое положение. Тем не менее принц продолжил наступление. — Что ж, пожалуй, это действительно так. Однако этот совет был дан вами неспроста. — Разумеется. И если ваше высочество интересуют причины, по которым я вам этот совет дал, то я могу озвучить таковые. — Я слушаю, господин граф. — Прежде всего, я считаю, что если есть возможность избежать кровопролития, то его нужно избегать. Ваш отец руководствуется тем же принципом, считая, что лучшая война — та, которой не было. Что же касается непосредственно слов Ким Чжунгона, то я считаю их не более, чем бредом, вырвавшимся у него в пьяном угаре. Он вас глубоко оскорбил, но он всё же ваш друг. Я нисколько не сомневаюсь, что, когда Чжунгон очнётся, он глубоко раскается в своих словах. Если бы вы убили его теперь, то уже никогда не смогли бы услышать от него слов сожаления, и страдали бы оттого, что, возможно, сгубили невиновного человека. Бэкхён ничего не ответил на это. Евон был, разумеется, прав. Сейчас принц понимал, что действительно не желал смерти Чжунгона, хотя в порыве гнева и впрямь собирался его убить. — Я очень благодарен вам за то, что вы меня остановили, господин граф, — искренне произнёс он, — однако что, если Ким Чжунгон не раскается, что если он действительно вынашивает крамольные мысли? У пьяного что на уме, то и на языке. Его слова не были похожи на, как вы сказали, бред. — Даже если и так, этот человек не представляет никакой угрозы ни для вас, ни для государства. Он лишь оборванец, который в случае чего даже не сможет купить себе порядочного военного снаряжения. Такой человек, как он, ни на что не способен. Он и дальше продолжит гнить в своём поместье и, случись какое восстание против короля, тысячу раз подумает, стоит ли к нему присоединяться. Когда восстали бароны в Мунчжэ, он сломя голову бросился на помощь графу Пак Минхи. Как бы он не был рассержен на короля, он слишком труслив, чтобы предавать его. — А вы, граф Чжун? Достаточно ли вы смелы, чтобы пойти против короны? Чжун Евон остановился и поднял глаза на принца, однако Бэкхён, к вящему своему удивлению, не прочитал в них ни страха, ни недоумения. — С чего бы мне предавать короля? — спросил Евон. — С того, что сколько бы вы не поносили Чжунгона и сколько бы не храбрились сами, — вы всё ещё точно такой же оборванец, как он. Вы, конечно, ведёте хозяйство намного более умело, чем господин Ким, но только круглому дураку может показаться, что вы довольны своей жизнью. Вам тоже нелегко, и у вас тоже есть причины недолюбливать его величество, разве же я не прав? — Вы совершенно правы, — без промедления ответил Евон. Бэкхён даже опешил. Он никак не ожидал, что граф Чжун не только не будет отпираться от его слов, но и тут же согласится с ними. — Да, вы правы, — повторил граф, — моё положение тоже довольно нелёгкое. И если вы предполагаете, что я предпочёл сохранить жизнь Чжунгону потому, что испытываю к нему своего рода сочувствие, то вы снова не ошибаетесь. Однако, если вы думаете, что я, дабы поправить своё положение, способен на вероломство против его величества короля, то вы имеете самое неверное обо мне представление. И не сочтите за дерзость дать вам совет. Старайтесь не задавать вопросов вроде: «Достаточно ли вы смелы, чтобы пойти против короны?» Ваши слова могут быть неверно истолкованы. Что, если бы ваш отец подослал к вам сюда человека, которому было поручено бы доносить во дворец о каждом вашем вздохе? Что, если бы этот человек сейчас всё услышал? Что, если бы я оказался вдруг этим самым человеком? Бэкхён стоял, словно громом поражённый, пока Чжун Евон своим тихим, невозмутимым голосом продолжал поучать его. — Вы должны думать, что говорите, ваше высочество. Что бы случилось, узнай король о том, какого рода вопрос вы мне только что задали? Особенно с учётом того, что вы перед этим не решились убить человека, открыто высказывавшегося против его величества? Принц долго молчал, мрачный и подавленный, не будучи в силах поверить, что его собственная ловушка, которую он с такой тщательностью приготовил для Чжун Евона, обернулась против него самого. Он уже давно не чувствовал себя в таком глупом и даже опасном положении. «С этим человеком нужно всегда быть начеку», — подумал Бэкхён. — Вы верно говорите, — осторожно произнёс он, стараясь придать себе как можно более непринуждённый вид, (получалось у него, впрочем, довольно плохо), — если бы моему отцу стало об этом известно, он бы совсем не обрадовался. — Он бы, возможно, счёл вас предателем или, по крайней мере, начал проявлять по отношению к вам серьёзные подозрения и отослал бы вас в какую-нибудь глушь. — Можно ли в нашем королевстве найти ещё большую глушь, чем эта? — машинально спросил принц. — Вы очень легкомысленны, ваше высочество, — продолжал увещевать Евон, — в вашем и без того шатком положении это просто непозволительно. — Шатком положении? Что вы хотите этим сказать? — Вы находитесь достаточно далеко от столицы, чтобы предположить, что вы и так не в лучших отношениях с вашей семьёй. «Ну да, так и есть, — подумал Бэкхён, — мне стоило всего один раз оскорбить брата, чтобы оказаться здесь. Впрочем, думаю, это послужило лишь поводом. Отец, должно быть, всегда недолюбливал меня. Кроме того, он боится, что я могу стать серьёзным противником для Бэкбома, когда ему придёт время взойти на престол. Когда мы с братом начали собирать союзников для противостояния друг другу, отец, вероятно, заметил это, а ему совсем не нужен был раскол при дворе. Он счёл меня угрозой для трона — немыслимо, а ведь я искал соратников лишь для того, чтобы защититься от собственного брата, которого отец специально или же по незнанию настроил против меня». От этих мыслей стало совсем горько, поэтому принц ничего не ответил на последние слова Чжун Евона. Одиночество снова накрыло Бэкхёна с головой. Хотя кто-то рад его существованию в этом мире? Хотя кому-нибудь он может доверять? Если бы только Чанёль был здесь. Когда они теперь встретятся снова?.. Порыв ветра шумно и зло сотряс ветви деревьев. Начал накрапывать дождь. — Нужно скорее вернуться в замок, пока не разразилась буря, — сказал Бэкхён. Вместе с Евоном они молча направились к холодным каменным стенам. Башни замка едва вырисовывались на затянутом мглой тёмном небе. — Не забывайте о том, что я вам говорил, ваше высочество, — напоследок произнёс граф Чжун, — и не сердитесь на меня за то, что столь бесцеремонно раздаю вам советы. Я много старше вас и много опытнее, и я лишь хочу оказать вам посильную помощь. Бэкхён только кивнул в ответ на эти слова, а затем попрощался и направился в свои покои. Он чувствовал себя необычайно вымотанным, однако лишь спустя пару часов забылся наконец беспокойным, тревожным сном.***
На следующее утро Бэкхён пришёл говорить с Чжунгоном, как и собирался. Его всё ещё терзали не утихший гнев и досада, однако принц намеревался выслушать молодого человека спокойно, без сердца, не давая чувствам взять верх над разумом. Ким Чжунгон выглядел подавленным. Под глазами залегли тёмные тени, лицо было бледно, безразлично и ровным счётом ничего не выражало. От всего его существа веяло какой-то тупой покорностью, смирением. Он, судя по всему, был готов к самому худшему. — Я действительно совершил величайшую дерзость, оскорбив вашего отца и вашего брата, — говорил он тихим, спокойным голосом, — я признаю за собой эту вину и прошу простить меня за это. Однако я не могу просить прощения за оскорбление его величества короля. — Ты винишь короля во всех своих бедах, а себя считаешь его невинной жертвой, — жёстко сказал Бэкхён, хотя вид Чжунгона вызывал у него скорее сочувствие, нежели осуждение, — скажи мне: разве это достойный поступок — перекладывать вину на других? Чжунгон медленно поднял безжизненные глаза на принца. От взгляда мужчины — преждевременно потухшего, обезнадёженного — Бэкхёну сделалось не по себе, но он продолжал говорить. — Тебе хорошо должно быть известно, что во всех твоих бедах виноват твой отец, прокутивший всё своё состояние, а не его величество король Дэчжун. — Это верно. Однако кого кроме короля винить мне в том, что я не могу поправить то бедственное положение, в котором оказался по вине отца? Моё поместье совсем захирело, но разве кого-нибудь это заботит кроме меня самого? — Отчего же это должно заботить его величество? У него полно забот и без твоего поместья. Чжунгон ничего не ответил. — Ты и впрямь думаешь, что, случись война, твои дела пошли бы лучше? — Война — единственное дело, которому я обучен, и единственное дело, которым должен заниматься по праву рождения. Война может и не решить моих проблем. Мне может повезти, и я вернусь домой с богатой добычей. Меня также может постигнуть неудача. Тогда я вернусь ещё большим оборванцем, чем прежде, или же не вернусь вовсе. Но в любом случае я должен заниматься делом, к которому меня готовили. Мой прадед, мой дед, мой отец, — все они воевали. И я тоже должен воевать. Для меня это единственный способ выполнять свой долг перед королём. Государь же не только не даёт мне поправить своё положение, но и послужить стране тем единственным образом, которым я могу это сделать. Представьте, ваше высочество, каково мне. Моя жизнь совершенно бесцельна, — он помолчал немного, затем продолжил, — прошу вас, не мучьте меня, ваше высочество. Я знаю, что после всего сказанного я вам не угоден, и вы бы предпочли от меня избавиться. Наложите на меня то наказание, которое считаете нужным. Хоть голову мне рубите с плеч — всё одно пропадать, так не лучше ли мне будет умереть сейчас, без долгих мучений в попытках протянуть ещё пару лет? К тому моменту, когда Чжунгон задал этот полный горечи вопрос, Бэкхён совершенно поник. Его лицо не выражало больше ни суровой решительности воздать этому человеку по заслугам, ни вчерашней злобы. Принц с печалью смотрел на мужчину, и внутри у него было пусто и холодно. «Да, мы и впрямь очень похожи с этим человеком», — подумал Бэкхён. Чутьё не подвело его, когда он, сам не зная почему, почувствовал в Чжунгоне родственную душу. Бэкхён думал о том, что ему тоже хотелось помочь чем-нибудь королевству. А что в итоге? Отец отправил его в это поместье, чтобы он якобы научился делам управления, а по существу просто отослал подальше от столицы и отстранил от каких-либо государственных дел в принципе. Разве это справедливо? Почему отец питает к нему такое недоверие? А Чжунгон? В чём его вина? Он живёт так, как завещали его предки и как говорит ему честь дворянина. Но он также неспособен что-либо сделать, как и Бэкхён. Так сложились для него обстоятельства. Принц почувствовал глубокое сострадание по отношению к этому человеку, который находился в тупике, не зная, что ему делать и как жить дальше. Всё нынешнее существование Чжунгона представляло жалкое зрелище: нищета, разорение, унижение и невозможность что-либо изменить. — Не хорони себя раньше времени, — расчувствовавшись, произнёс Бэкхён, — я не намерен лишать тебя жизни. Напротив, я хочу помочь тебе. Чжунгон сначала удивился, потом слабо улыбнулся. — Чем же вы мне поможете? — Я пока не знаю. Но я сын короля. И если твой долг — воевать, то мой — думать о народе и помогать ему. И если уж ты не можешь исполнять свой долг, то я свой всё-таки попытаюсь выполнить. — Но я не народ, я лишь отдельно взятый человек, ваше высочество, а это совсем не одно и то же. Ваш отец — король, и он заботится о народе. Но забота эта такова, что отдельные люди страдают от этого. Я лишь один из таких людей, вот и всё. — Верно. Мой отец хочет блага для всего народа, но он не всесилен и не может каждому дать ту жизнь, о которой он мечтает. Многие остаются не у дел. Так почему бы мне как королевскому сыну не попытаться исправить эту ситуацию? — Я не заслуживаю того, чтобы вы тратили на меня своё время… — Да хватит тебе пререкаться, — раздражённо произнёс Бэкхён, — ты только и делаешь, что твердишь о своём дворянском происхождении, а сам ведёшь себя как подневольный человек. Ты смирился со всем, и забыл о борьбе. Ты говоришь, что должен воевать, так запомни: с этого момента вся твоя жизнь — война и ты должен сражаться до последнего. Последние слова принц произнёс необычайно твёрдо и уверенно, и Чжунгону передалась та внутренняя сила, с которой Бэкхён призывал его к борьбе с судьбой. Теперь в глазах мужчины уже не было ни покорности, ни отчаяния — они загорались надеждой и волей. — Теперь вот что, — продолжал принц, — ты прямо сейчас отправишься в своё поместье, а я прибуду к тебе через несколько дней, когда все мои дела здесь будут улажены. Я хочу сам увидеть, как ты живёшь. Эти слова повергли Ким Чжунгона в ужас. — Ваше высочество, я никак не могу этого допустить, — воскликнул он, — я сгорю со стыда, когда вы увидите ту разруху, в которой я обитаю. — Чихал я на твой стыд, — просто сказал Бэкхён, — я сын короля, и это мой тебе приказ. Никаких возражений. А теперь собирайся. Я пока велю, чтобы твоего коня приготовили. Бэкхён уже собирался уходить, но Чжунгон вдруг кинулся к нему, упал на колени, приложился к его руке. — Я так благодарен вам, ваше высочество. Я никогда не встречал такого благородного человека как вы. — Лучше бы ты поблагодарил Чжун Евона. Только из-за него ты всё ещё жив. — Вовсе нет. Если бы действительно хотели меня вчера убить, то никакой Чжун Евон не сумел бы вам помешать. Я должен благодарить исключительно вас. Вы были со мной откровенны, вы проявили ко мне милосердие. Мне нечем вам отплатить, но я могу дать вам ценный совет: остерегайтесь Чжун Евона. Бэкхён опешил. Он приказал Чжунгону подняться и спросил, что именно он имеет в виду. — Чжун Евон — очень хитрый человек, очень осторожный. У него большая семья, три сына и очень мало земли. Когда он умрёт, сыновья поделят землю и каждый в итоге получит по жалкому клочку. Может быть, они и вовсе примутся резать друг друга из-за этих владений. Чжун Евон прекрасно это понимает, он не хочет такого исхода для собственных детей. Он только и думает о том, как бы обогатиться. Он и вас может использовать для этой цели. — Он не лучше тебя знает, что от меня мало толку. Я и сам вынужден довольствоваться весьма скудными владениями. Ему нет особой выгоды от союза со мной. — Не забывайте о том, что вы принц. Сейчас выгоды, допустим, нет, но она может появиться в будущем. А Евон не будет гнушаться ничем, чтобы достичь своей цели. Когда началось восстание в Мунчжэ, он вместе с сыновьями должен был отправляться подавлять мятежников. Мунчжэ ведь совсем рядом отсюда, поэтому от графа Пак Минхи почти сразу пришла просьба о помощи. Ещё даже во дворце короля не знали о том, что бароны восстали, но мы узнали практически сразу. Так вот, Джун Евон сказался больным, а сыновей услал куда-то. Он говорил, что отправил их по личным поручениям ещё до того, как узнал о восстании, но мне точно известно, что это не так. Он не хотел рисковать ни собой, ни детьми. Он выжидал, пока будет точно понятно, на чьей стороне победа. Он дождался, пока сюда придёт королевское войско и присоединился к нему. Вот что это за человек, ваше высочество. — Как у тебя только хватает совести доносить на того, кто спас тебе жизнь? — с отвращением спросил Бэкхён. — Вы можете не верить мне, однако мой долг вас предупредить. Я не доверяю Евону, и мне кажется, что его вчерашняя попытка спасти меня от смерти имеет за собой отнюдь не благородные помыслы. Этот человек ничего не делает просто так, он не сделает лишнего вдоха без веской на то причины. Будьте осторожны и не пытайтесь играть в его игры — вы ещё молоды и неопытны, он обведёт вас вокруг пальца в два счёта. Бэкхён вспыхнул от этих слов, но возражать посчитал бесполезным — отчасти потому, что знал: Чжун Евон действительно непростой человек. — Я запомню твои слова, — коротко ответил принц, чтобы от него наконец отвязались, — а теперь готовься к отъезду. Чжунгон ещё раз поблагодарил мужчину за всё, и молодые люди наконец расстались. Бэкхён вышел от него одновременно утомлённым и воодушевлённым. Он поможет этому человеку. Наконец-таки он займётся настоящим делом. От этой мысли его душа наполнилась решимостью и задором. На ум невольно пришли слова Чжунгона о Чжун Евоне. Ким явно недолюбливает этого человека, но действительно ли он заботится о Бэкхёне или же просто пытается очернить Евона в его глазах? Впрочем, мотивы самого Евона тоже казались принцу непонятными. Бэкхён ощутил, как вокруг него переплетаются невидимые нити чьей-то сети. Он предчувствовал, что вступает в какую-то хитроумную игру — непонятную и оттого пугающую. Это тревожило его, и он дал себе обещание быть как можно более осторожным — не важно — с Евоном, с Чжунгоном или с кем-нибудь другим.