Если вы чувствуете, что попали в черную дыру, не сдавайтесь. Выход есть. Пояснение к цитате: Цитата Стивена Хокинга с его выступления на конференции в Стокгольме о теории того, что из черных дыр можно выбраться, но в другую вселенную, а вернуться оттуда в нашу уже не получится.
Новая реальность I
Тогда У Ван Ибо есть свое мнение насчет того, что такое «влюбленность с первого взгляда». Нельзя сказать, что он не верил в такое явление: он просто о нём не думал. Его мысли, существование и мир крутились вокруг совершенно других ценностей, а любовь и прочее розовое конфетти он оставлял на далекое и абстрактное потом. Если вообще хоть раз задумывался о таких вещах всерьёз, а не отмахивался от стандартных вопросов бабушки или матери. Всё в этих заученных «планах» было понятным и простым: дом с забором, собака и ребёнок. Желательно сын, с ним хоть будет понятно, что делать (феноменальное заблуждение). Он никогда не задумывался о том, кто будет его женой, и как это вообще всё произойдет, собственно говоря, ему было на это плевать. Особенно подобные мысли (о всякой там любви) отвращали его в тот период, когда от него требовалось быть блондинистым воплощением похоти и слюней… разных людей. Отмываться от такого имиджа приходилось до сих пор. Ван Ибо не задумывался глубоко, делил людей и поступки на конкретные категории, делал то, что необходимо, чтобы добиться успеха и выжидал, когда наконец-то сможет сам влиять на все эти процессы и перестать выбеливать дохлые патлы, которые потом еще пришлось реанимировать целых полгода. Но при всём при этом… жизнь была довольно простой. Со своими взлётами и падениями, упущенными шансами, но и с удачей, которую Ибо хватал за хвост и держал крепко, львиной хваткой. Прикидываясь зачастую ещё той овцой, но таковы правила игры, окей? В тот день Ван Ибо не ожидал многого, и по большей части думал лишь о еде, ведь его новая протеиновая диета не радовала разнообразием. Ему не нравились джинсы и белое шмотье, не нравилась новая прическа, — он казался себе еще моложе, чем есть с этим ореховым оттенком и торчащими волосами. Но он старался отбросить всё и сконцентрироваться на шоу. Он не успел увидеть участников группы, которые были гостями в тот раз. Так, мельком. Девять человек, и все они имели куда больше шансов на успех, чем он. Это огромный секрет, но Ван Ибо так казалось почти что постоянно, но он, опять-таки, надевал шоры и просто делал всё, что мог с тем, что имеет. Через минут десять стандартного балагана их всё же представили. Ибо коротко поклонился «оптом» всем, смущенно вперился взглядом в пол, когда Хань-гэ сказал, чтобы гости не были к нему строгими, если что, ведь тот ещё совсем ребёнок. Мысленно Ван Ибо смиренно вздохнул. Так говорили всегда, и это было некой фишкой. А потом кто-то из этих девятерых подал голос: — Мне не кажется, что он настолько безобидный! Фраза была встречена смешками, а Ван Ибо поднял голову и сразу же уставился на говорившего. Тот улыбался, затем подмигнул ему и тут же был отвлечен кем-то из помощников режиссера. Те набежали в гримерную, как тараканы на сладкое, совсем скоро дышать будет нечем. Ибо захотелось выйти, до шоу оставалось еще полчаса. Он протискивался мимо стаффа и участников, ближе к двери стоял столик, где именно тот парень, который решил его немного раздразнить (он правильно понял, да?) захотел налить себе стаканчик теплой воды из кулера. В этот раз он улыбнулся неловко, спросил с какой-то немного виноватой интонацией: — Тебе тоже набрать? Ибо собирался выйти. Почему-то остался. И кивнул. Пластмассовый стаканчик грел пальцы, парень напротив выпил свою воду залпом, пробурчал «нервничаю». Затем «ты же позаботишься обо мне?» и улыбнулся снова. Ван Ибо улыбнулся в ответ и снова кивнул. Он собирался выйти, верно? Вместо этого прочищает горло и добавляет: — Всё будет в порядке. А когда кто-то стесняется или кому-то неловко, это всегда мило. Тем более, ты явно милый, так что… — Я явно милый? Парень смотрит с интересом, чуть наклонив голову. Ван Ибо думает, что сейчас самое время выпить воды и делает это слишком медленно. Он пытается выиграть время, вспомнить, как зовут этого парня в розовой джинсовке, но не может. Коротко облизав губы, он отворачивается, смяв стаканчик в пальцах. И кивает снова. Бурчит «типаж такой». Добавляет едва слышно «милый». Парень смеётся и хлопает его по плечу пару раз, прежде чем вернуться к своим, чтобы снова выслушать план от стаффа и взять себе распечатку. Ван Ибо смотрит в его спину. Он только что ведь выпил стакан воды, а такое ощущение, что во рту пересохло. Во всём этом не было ничего, о чем рассказывают в мелодрамах или романах. Не было «я увидел и понял, что буду с этим человеком навсегда» или «я увидел её/его — и весь мир прекратил существовать». Ничего подобного. Ван Ибо увидел его и понял, что ему полный пиздец. Непонятно откуда взялась эта мысль, с чего вдруг ничего не значащий разговор так глубоко задел его, как и замечание, что он «не настолько безобидный». Ван Ибо так и не ушел из гримерной, хоть действительно стало очень душно. Он наблюдал за розовой джинсовкой и отводил взгляд каждый раз, когда её хозяин оборачивался, словно чуя, что за ним следят. Ван Ибо увидел его. И ад в жизни начал издевательски медленно разверзаться. Именно по этой причине Ван Ибо каждый раз говорил, что на самом деле первым начал гэгэ, а не он. Сяо Чжань совсем не помнил того, что сделал. Но разве незнание избавляет от ответственности? Сейчас Сяо Чжань старается вычислить чужие привычки, у него целый альбом в мозгу, куда терпеливо собираются файлы. Ван Ибо грызет ногти, а вернее, кожицу под ними. Ему не нравятся маски в приложениях, бесит, если в контексте чего-то назвать его милым, он считает, что это поддразнивание ущемляет его достоинство. Он предпочитает колу, но рекламирует пепси. Он может быть властным и упрямым, а через пять минут вести себя как пятилетка. Ван Ибо вкусно пахнет. Чжань пытается вспомнить, как пах тот Ван Ибо у лифта. В его планах встретить своего Ибо вновь и удивить познаниями о его натуре. Он свято верит, что всё, что было пережито, хоть и будет казаться сном, но позволит запомнить ключевое ясно. Чжань, правда, старается, и, кажется, перегибает палку пару раз. — Гэ. Ты пялишься на меня. Я начинаю думать, что у тебя не всё в порядке. Что не так? Вместо ответа Сяо Чжань отворачивается к иллюминатору. Они лишь в начале пути. Чтобы добраться до Улан-Батора из Пекина, требуются сутки и две пересадки. Целое приключение, на которое согласились обе студии. Чжань, вроде как, сам за себя отвечал, но Ченг все равно делал «контрольные звонки», заранее предупреждая: вряд ли дадут добро после новости, что Ибо пригласили тоже. Но… каким-то волшебным образом всё получилось. Ван Ибо вернули в Пекин, чтобы вылететь вместе, так легче кооперировать все риски, да и самолет тогда выкупался практически полностью. Сеть была полна слухов, большую часть из которых запускали сами студии, чтобы запутать следы. Первая часть, перелет из Пекина в Шэньчжэнь, это всего три с половиной часа. Чжань старается больше так не попадаться, да и вообще делает вид, что спит, только так, одним глазком поглядывает. Это безопаснее всего, как можно напортачить, когда просто сопишь и не отсвечиваешь? — Гэ, — Ван Ибо медленно поворачивает голову, отвлекаясь от игрушки на планшете, — у тебя разовьется косоглазие. Что такое? Это пугает и бесит одновременно. Сяо Чжань отрицательно мотает головой и приказывает себе закрыть глаза. У него есть дела поважнее, надо прийти в себя. Какие испытания может придумать для него божество? Как то вообще выглядит на самом деле, или это и правда лев с крыльями? Где Хенг и почему не мог его поддержать хоть как-то, ведь после этого появления и исчезновения у Чжаня не было доказательств, что этот мужчина ему не приглючился. Что его ждёт? И справится ли он? И почему Монголия? Сяо Чжань злится на самого себя из-за сумбура в голове, хмурится по этой причине, но Ибо решает иначе. Чжань слышит мягкий шепот «голова болит?», затем то, как с его носа осторожно стягивают очки. Чжань старается не издавать лишних звуков, он же вроде как решил поспать. Ибо копошится рядом, наклоняется ближе. Чжань догадывается, что тот ищет в сумке Чжаня в ногах футляр для очков. Через какое-то время действительно доносится характерный щелчок, затем и звук закрытия молнии. Чжаня укрывают пледом, и это слишком мило, уши ощутимо горят от смущения. Наверное, у обоих, на самом-то деле. Чжань кутается в темно-синий плюш. Вспоминает весь диалог с Хенгом, все детали, что ему доступны, чтобы сложить картинку воедино: вот он, закрывается в кладовой, пьяный и несчастный, обнимая хренову статуэтку… Рука Ван Ибо забирается под плед. Ладонь целомудренно поглаживает по бедру в сторону колена. Ничего такого. Чжань напоминает себе, что не стоит делать резких движений. Всё это будет сном, если он справится. А он обязательно справится. Ладонь Ибо теплая, это чувствуется через ткань несчастных треников adidas. Чжань шумно вздыхает, стараясь показать этим, что не очень поощряет такие поползновения сейчас. Да, весь бизнесс-класс — это их команды, во главе с Сюин и Ченгом, никого чужого. Но всё равно. Чжань свято уверен, что эта незатейливая ласка ничем серьезным не обернётся. Пока ладонь не оказывается на его пахе, мягко, но ощутимо сжимая пару раз. Очевидно, Ван Ибо считал его сигнал совершенно другим образом. Чжань открывает глаза, поворачивается к Ибо. Тот подпер голову свободной рукой, на столике перед ним треклятый планшет. На экране Blackpink вытанцовывают в новом клипе. Чжань прищуривается и неожиданно ляпает: — Серьёзно. Ты пялишься на них и… ты вообще чем занимаешься, по-твоему, а? Ван Ибо переводит на него взгляд не сразу. Рука под пледом продолжает поглаживать уже далеко не бедро, Чжань рефлекторно разводит ноги чуть шире, тут же думает их сдвинуть, небо свидетель, но Ибо внезапно сжимает так сильно, что аж неприятно. Чжань шипит на него на абсолютном автомате. Ибо ставит видео на паузу и смотрит в ответ, вскинув бровь: — Мне интересна их хореография здесь. Тебя что-то беспокоит? Ты же хотел спать, гэ. Чжань закусывает щеку изнутри. Он не понимает, что происходит, и в порядке ли вещей такие «публичные игры» у этих двоих. Чжань отворачивается к иллюминатору. Проблема в том, что прислушавшись к себе, он находил происходящее скорее… приятным и волнительным, чем аморальным. Тот Сяо Чжань считает также, или это он с такой… сладкой гнильцой за извечным имиджем агнца? Немного адреналина, немного стыда, покалывание по низу живота, на кончиках пальцев, желание обвести губы языком и гулкое биение сердца, которое ощущается даже у глотки. Чжань пытается понять, что делать. Теоретически: это тело не его, а того Чжаня, и это, собственно, тело в первую очередь реагирует так на этого Ибо, что он может сделать-то? Здоровый мужчина, дескать, в самом расцвете сил, рядом с объектом своих фантазий и желаний… плюс ко всему, сам он лично никакими узами не связан. Да, в его реальности есть Ван Ибо, но всё, что имеется, так это глупый разговор у лифта, а так он single man, you know? Боже, он ужасен и жалок. Тёплая ладонь забирается под первую преграду, Ван Ибо ощупывает твердую плоть поверх белья. Прижимает член к низу живота, трётся ребром ладони, подбирается кончиками пальцев к головке. Мажет по ней большим пальцем, отчетливо ощущая влагу. Чжань подпирает голову рукой, старательно изучая сахарную вату облаков: вот это похоже на огромного, пушистого… блядь. В какой-то момент ему приходится вдавить зубы у костяшек пальцев, он практически берет в захват фаланги указательного и среднего, чтобы выдержать. Боль немного трезвит, он с чувством тянет воздух носом, прикрыв глаза. Второй наушник, который лежит рядом с планшетом, всё издает биты нового трека корейской поп-группы, если прислушаться, их довольно просто различить поверх гудения самолета. Чжань напоминает себе, что всё это будет странным сном, не более. Сколько мокрых снов о Ван Ибо было в его коллекции? Штуки четыре, так точно. Это просто пятый. Он не делает ничего плохого. По сути — он буквально ничего не делает. Ведь что он может? Заорать на весь самолет? Отбросить его руку и потом разбираться с дерьмом последствий? А если он не сможет вернуться к себе и всё это будет его реальностью… он же не захочет потерять эти отношения, хоть они даже не его? Это ведь паршиво, да? Он ужасный человек. Но… вдруг, даже если он вернется… с тем Ван Ибо ничего не выйдет? И все эти поцелуи, то, что происходит сейчас, эта странная и порой агрессивная забота… это всё, что у него будет? Сон, конечно же сон, но такой приятный. Чжань чувствует, как горят его щеки. Он закрывает рот ладонью, чтобы было надежнее, да и кусать свои руки плохая идея. Пальцы Ибо не терпят компромиссов, у них есть четкий план действий. Забравшись под белье, Ибо ласкает его член методично и медленно, покручивает в крепкой хватке кулака, оттягивая крайнюю плоть вниз до болезненного хныканья, которое Чжань душит в себе. Ему одновременно охренительно хорошо и паршиво до невозможности. Он чувствует себя жалким. Жалкий Сяо Чжань, который сейчас явно променял свое достоинство и хоть какое-то уважение к самому себе на… — Я надеюсь услышать твои стоны в скором времени. У нас номер на двоих, ты в курсе? Сяо Чжань не в курсе. Ван Ибо шепчет это ему на ухо, аккуратно целует за ним. Рука все еще под пледом. Самолет гудит, стюард в динамиках сообщает, что самолет начнет посадку через сорок минут. Ибо двигает рукой все так же ритмично, но быстрее. И быстрее. И ещё быстрее. Чжань ощущает жжение в бедрах от напряжения, отчего-то покалывают и соски, словно требуя к себе дополнительного внимания, и это явно не лично его рефлекс — к этому привыкло тело. Чжань осознает перспективу на ближайшее время: сидеть в собственной сперме. Ван Ибо явно не думает на пять шагов вперед, а только на два от силы. Сяо Чжань кончает, запрокинув голову и крепко жмурясь. Ван Ибо хрипит на ухо «ты охуенно красивый, гэ», добавляет «ты не можешь на меня злиться». Он умудряется вытащить руку так, чтобы не растерять белесые следы спермы с пальцев. Он облизывает указательный и средний, смотря Чжаню в глаза, а затем отворачивается, чтобы снова включить клип, сунув в рот и большой палец, посасывает его, позволяя выскользнуть изо рта с характерным и влажным «чпок». В этот момент Чжань не уверен, что именно испытывает. Его немного трясет. Совсем скоро станет неприятно холодно и липко. Надо пробраться в туалет, вытереть все по максимуму, а белье… выбросить? Видимо да. Чжань поджимает губы. Через какое-то время ладонь Ибо снова оказывается под пледом, но в этот раз сразу же находит чужую руку, чтобы сплести с ней пальцы. Чжань не может отделаться от мысли, что хоть Ибо эти пальцы и облизал, но ещё пять минут назад те ему дрочили, и пахнут его спермой. Член только-только начал опадать, тело расслабляется, нежно покачиваясь на волнах истомы после разрядки. Чжань запрещает себе думать. И не пытается забрать руку, ощущая, как время от времени Ван Ибо мягко сжимает его ладонь. Сяо Чжань умудряется крепко уснуть на оставшиеся двадцать минут полета. х х х Бессмертие может стать наказанием, а может быть даром. Зависит только от того, как ты это воспримешь. Если отказаться от всего и уйти на далекие вершины гипотетических гор, дальше и дальше от суетного мира, не умея при этом вести дела с самим собой, бессмертие сожрет тебя, а не покажется блаженством уединения. Это будет адом, на который ты обрёк себя сам. Хань Фэй иногда размышлял о таком способе проводить вечность. О тех, кто решил уйти, не веря в то, что на самом деле это принесет ещё больше боли. Исцеление не может произойти в стоячей воде. Лишь сама жизнь может исцелить саму себя. И хоть процесс этот далёк от чего-то хорошего, он того стоит. Иногда Хань Фэй всё же думает о смерти. Как раньше люди грезили о полётах, как о чем-то совершенно им недоступном, так, украдкой, бессмертный размышляет о том, каково это. В какой последовательности это будет происходить и как? Он видел множество мгновений смерти, и за всё своё время был причиной пары десятков, так точно. Это яркая вспышка или постепенное угасание? Агония или пик экстаза? Хань Фэй закрывает глаза, стоя во внутреннем дворике. Дом вокруг, его стены и этот пруд, в котором чинно плавают пёстрые карпы, вся эта земля, да и небо вокруг, существуют, только пока среди миров живут они. Крохотный кармашек, настоящий дом, один на двоих. Сюда невозможно попасть никому и ничему извне. Здесь всегда безопасно. А погода… погоду приходится придумывать каждый раз, ведь без твоего импульса этот маленький мир не знает, что делать. Хань Фэй хочет ощутить порыв прохладного ветра, и тот сразу же треплет его волосы. Те всего-то до плеч, в отличие от медного каскада Хенга до поясницы. Хань Фэй глубоко вдыхает и старается представить: сначала во тьму обратится зрение. Затем, скорее всего, бархатной мглой станет звук. Он не сможет осязать, не сможет почувствовать аромат, как сейчас: от пруда пахнет влагой и сладостью цветов лотоса. Хань Фэй вдыхает еще глубже, выдыхает медленнее. Вдох — всегда жизнь, выдох — смерть. На самом деле та доступна ему каждую секунду. Хань Фэй позволяет ветру ласкать волосы ещё и ещё, омывать прохладой кожу, забираться под полы домашнего ханьфу, играясь с дамасским шелком. Голос. Обязательно исчезнет голос. Тело станет неподвижным, таким же холодным, как воды у дна океана. И вот только тогда, когда Хань Фэй не сможет вообще ничего, очень медленно, сможет начать своё угасание любовь к Хенгу. Хань Фэй пытается представить это. Но у него не получается. Всё, что он видит, так это крохотный огонёк во тьме. Словно несмелое пламя миниатюрной свечи, которое каким-то чудом всё не гаснет. Постепенно пламя становится всё ярче, явно набираясь храбрости. Хань Фэй усмехается про себя, позволяя воображению вести его, и вскоре огонёк свечи превращается в ревущее пламя костра, а через секунду глаза Хань Фэя накрывают теплые ладони. Он касается их тут же, как и всегда. Голос у уха слегка насмешливый, а холод, как и положено, сразу же отступает. Хань Фэй сказал бы, что так себя чувствует всё живое с приходом весны. — Угадай, кто это? Хань Фэй выдает задумчивое «мгм». Он никогда не пытается угадать, просто гладит по пальцам, затем поворачивается, чтобы увидеть чуть надутые губы: Хенг наигранно обижается, что ему не подыграли, но также быстро переключается, обнимая мужа за шею и коротко целуя губы. Не верится, что ему тысячи лет, как и не верится, что все эти сотни и сотни… они вместе. Хенг трётся носом о чужую щеку, ему приходится немного привстать на носочки ради такого жеста, но после он оставляет и пару поцелуев по чужой шее. — Всегда мерзнешь, а все равно выходишь на улицу в тонких тряпках, куда это годится? Хань Фэй усмехается. Ему вовсе не холодно. Сам Хенг выглядит весьма комично в антураже вокруг, стоя в черном худи с красной надписью supreme, драных джинсах и найках. Хань Фэй предпринимает попытку убрать пряди от его лица, заправляя те за ухо. Шепчет «снова опоздал», в ответ на что получает дополнительный поцелуй в уголок губ. Хвост Хенга совсем растрепался. Ветер перестает беспокоить бессмертных, Фэй ему запретил. Хенг берёт мужа за руку, чтобы увести в дом. «Ты весь продрог!» С завтрашнего дня им придется разлучиться, чтобы довести смертных до источника без помех. И встретятся они уже после. Хенг уверен: это мелкая заварушка, которая обернется забавным воспоминанием. Сколько таких они уже успели накопить? Хватит ещё на дюжину фильмов и книг, как минимум. Хенг ноет, что голоден, и прекрасно знает, что его сейчас накормят. В их мире на двоих начинает идти пушистый снег, облепливая собой цветущие ветви абрикоса и сливы во внутреннем дворике. Природная аномалия для многих, и обычное дело здесь, в мире на двоих, укромном местечке где-то на задворках Вселенной.