Лагерь для Хан Джисона

— Да ты плавишься от прикосновений, — шепчет Джисон другим, низким голосом, а Минхо и правда плохорошо. Он чувствует себя пьяным, пальцы младшего обжигают, плавят, делают тело податливым и отзывчивым. Как они оказались на кровати друг напротив друга, он не помнит. Сначала был поцелуй, собственнический, горячий и безумно нежный. А потом ещё один. И ещё. Минхо вплетает пальцы в отросшие волоски на затылке Джисона и оттягивает их назад, накрывая губы младшего своими. Они целуются, не переставая уже несколько минут, но старшему, словно окутанному наваждением, хочется ещё и ещё. Передние пряди падают Джисону на лицо, и тот смотрит из-под них горящими глазами. Внутренний трепет захватывает вожатого с головой. Хан облизывает чуть припухшие и влажные бесстыдные губы языком, а у Минхо от этого всё внутри будто горит, потому что Хан не-воз-мож-ный. — Боже, детка, ты весь дрожишь, — наклоняется и выдыхает в изгиб шеи Джисон, обдавая горячим дыханием ключицы и чуть прикусывая медовую кожу, — когда я буду медленно растягивать тебя, ты будешь так сладко стонать, Хо, обещаю. Невыносимый. Поцелуи у Джисона горячие, а от слов хочется свернуть ему шею и дополнительно надругаться над телом. И Минхо даже собирается обрушить на плечи младшего все проклятия этого мира за «детку» и «растяжку», но не может проронить ни слова. Потому что Джисон смотрит на него и улыбается, а потом проводит раскрытой ладонью по щеке. На контрасте с поцелуями всё ощущается настолько интимно, что сердце на секунду замедляет ритм. Минхо 22 года, и ему просто хочется быть с Джисоном. И силы вдруг появляются словно из ниоткуда, будто второе дыхание открывается, кровь наполняется кислородом, а сердце вновь начинает биться в груди. Старший нажимает на плечи парня ладонями, укладывая под себя, и накрывает его тело своим. Пружины жёсткой кровати впиваются в колени и локти, но Хо предпочитает это игнорировать, ведь он смотрит. Полотенце с бёдер Джисона оказывается безвозвратно утеряно во время первых поцелуев, а халат на плечах вожатого остаётся распахнутым в разные стороны, обнажая грудь и бёдра. Кожа к коже, прикосновение настолько острое, что Минхо не сразу замечает, как шумно он дышит. — Блять, детка, ты такой... Хан оглаживает крепкие бёдра раскрытыми ладонями, чуть сжимая их пальцами до лёгких красных пятен, что исчезнут через несколько мгновений. У Минхо красивые, сильные ноги, которые хочется гладить и с силой прихватывать. Джисон поднимается ладонями выше и накрывает ими крепкие ягодицы, за что сразу же получает: Минхо перехватывает запястье и больно выворачивает его в сторону (достаточно для того, чтобы проучить, но недостаточно для травмы). Потеряв точку опоры в виде второй руки, Хо полностью ложится на младшего сверху, каждой клеточкой своего тела теперь ощущая жар, исходящий от Джисона. Чувство, будто воздух вокруг стал тяжёлым и наэлектризованным. Они без слов буравят друг друга взглядами. Одна ладонь Хана оказывается в заложниках у Минхо, а другая остаётся на заднице. И кто Джисон такой, чтобы не подставить самого же себя за возможность полапать задницу Ли Минхо хотя бы одной рукой на протяжении сколькоуспеетпокаминхоегонеубьет. — Ты блять самоубийца или что? — спрашивает его Минхо, и крепко сдавливает запястье пальцами. Лицо Джисона почти не меняется, если не считать мелких складочек между бровями, которые говорят, что младшему всё же не слишком приятны тиски из пальцев. — С презервативом или без? — отвечает вопросом на вопрос ему Джисон и с невообразимым упорством мнёт ягодицу старшего свободной рукой. И терпение Минхо, словно перевёрнутые песочные часы, утекает с каждой секундой всё стремительнее и стремительнее. Кто-то напрашивается на кулак. И этот кто-то его скоро получит. — Одного гандона в лице тебя достаточно, Ханни. Глаза в глаза. Джисон продолжает улыбаться только уголками губ, а у самого в глазах черти пляшут. Он поддаётся бёдрами вперёд, задевая бедром член Минхо и выбивая из груди того тихое «Твою мать». — Значит, с тобой можно без? — говорит негромко, на грани слышимости, а Минхо задыхается буквально от этой фразы. От наглости младшего и от того, как сильно он сам хочет «без». — Заткнись, блять, — выдыхает Минхо и перекидывает ногу через младшего, седлая его. Песочные часы терпения опустели. Он слишком долго этого ждал. Щелчок крышки смазки. Хо выдавливает холодную жидкость себе на ладонь. По комнате расползается сладкий аромат клубники. Он быстро растирает по пальцам жидкость, а дальше делает всё торопливо: небрежно наносит основную часть на вход, а остатки в одно движение распределяет по члену. Первое проникновение даётся тяжело и туго даже с помощью смазки. — Бля, — шипит сквозь зубы Хан, — с тобой всегда так? — Как так? — шепчет, наклоняясь к его губам Минхо. — Так пиздецки больно, — отвечает ему Джисон и касается его влажных и искусанных губ своими, — в тебе пиздец как узко, детка. — Назовёшь меня ещё раз деткой и умрёшь, — выдыхает в губы старший и перехватывает обе руки парня, крепко закрепляя их над его головой ладонями. И наконец-то снова целует Джисона. Ощущение нереальности происходящего не отпускает. Минхо двигается сверху размеренно, смотрит прямо в глаза, садится до конца, держит руки крепко и не даёт коснуться себя ни на секунду. Полностью управляет ситуацией. Он красиво выгибается, и Джисону хочется очертить каждый излом тела пальцами, огладить тёмные соски, приласкать шею поцелуем и усыпать нежностями каждый миллиметр идеального тела старшего. Если бы только Хо крепко не удерживал запястья сверху и не двигался в издевательски медленном ритме, будто наказывая младшего за все бездумно выброшенные на ветер слова. Внутри старшего так пиздецки узко и горячо, что Джисону почти больно при каждом движении. Минхо плохо растянут, смазан скудно и возбуждён до предела, сжимает в себе так жадно, что перед глазами младшего начинают появляться яркие разноцветные пятна. Ощущения, как перед потерей сознания, только сверху скачет парень твоей мечты, охуенный настолько, что за один секс и жизнь отдать не жалко. — Ты мой, — в полубреду шепчет Минхо. По вискам скатываются капли пота. Вожатый кусает губы и двигается в рваном темпе, заботясь лишь о своём удовлетворении. Стонет негромко, но так эротично, что кончить можно только от этих звуков. Минхо откровенно наслаждается, полностью руководит процессом и делает то, что нравится ему самому. — Я твой, — повторяет за ним Джисон, полностью очарованный таким Минхо и отдаваясь парню во всех смыслах. Он преданно смотрит снизу вверх на старшего, как на сошедшее с небес божество, к которому ему выпала честь прикоснуться. Но до которого нельзя дотянуться. — Отпусти меня, — шепчет Хан мягко и как-то отчаянно, скорее просяще, и Минхо, то ли слушаясь, то ли отпуская их от усталости, отводит свои руки и обмякает на тело младшего. Тяжесть другого человека сверху приятно давит, а небольшая передышка дарит возможность восстановить силы.  Джисон обнимает вожатого за талию и сам начинает поддаваться бёдрами вперёд, задавая свой ритм. И он, словно бутон в руках Джисона распускается и превращается в прекрасный цветок. Его глаза широко раскрыты, дыхание сбито к чертям, а по вискам крупными каплями стекает пот. Он продолжает двигать бёдрами, прогибаться как кот и крепко стискивать в кулаках больничные простыни. Характерный скрип старой мебели смешивается с отрывистыми выдохами и тяжёлым дыханием. Минхо кусает губы и сжимает Хана в себе сильнее. А тот смотрит на него как на ебаное произведение искусства, как на своего личного Бога и дьявола в одном флаконе. С ним больно и охуенно одновременно. От одного взгляда можно умереть, а от прикосновения воскреснуть обратно. Джисон в нём, но именно Минхо имеет его. Выиграв не только этот раунд, но и что-то большее в придачу. — Это тот самый момент, когда ты понимаешь, что влюбляешься в меня? — произносит Минхо быстро, в самые губы, а потом сжимается вокруг члена так охуенно туго, когда Джисон выдыхает тихое «Да». — Блять, — шепчет Хо и чувствует, как по бёдрам идёт лёгкая дрожь. Его ведёт. Как после пары рюмок крепкого алкоголя, когда всё вокруг плывёт и улыбаться хочется без причины. Джисон говорит что-то, но слова для Минхо сливаются в единое целое, из которого он воспринимает только чужие протяжные стоны. Ладони на заднице больше не раздражают, а наоборот, разжигают внутри ебанный огонь, который жжёт грудь изнутри, а искры падают и оседают внизу живота. И Минхо чувствует, что его надолго не хватит. А желание выебать Джисона в рот выходит на первый план. И кто Минхо такой, чтобы себе отказать в этом. Особенно когда Джисон так красиво лежит на подушке, с распластанными по наволочке прядями и с приоткрытым из-за частого дыхания ртом. Он находит в себе силы приподняться и, придерживая член у основания, головкой обводит по губам, а потом проникает наполовину. Джисон сжимает рот вокруг ствола настолько правильно, что изо рта вырывается глухое «Блять, дааа», и всё, на что хватает Минхо — это неровные неглубокие толчки. Джисон поддаётся ртом навстречу, помогая старшему достичь пика. Толчки, глубина проникновения — всё идеально, но чего-то не хватает. Хо двигается быстрее, но оргазм раз за разом ускользает от него, а старший не может ухватиться за это ощущение, как бы он не старался. И долгожданная разрядка приходит только когда несколько пальцев Джисона вновь проникают внутрь, так правильно заполняя пульсирующую всё это время пустоту. — Блять, Ханни, да, — выстанывает старший куда-то вверх, кончая с запрокинутой головой и стискивая в себе пальцы, оргазмируя на протяжении нескольких долгих секунд. Казалось бы, всё напряжение за смену покидает его тело, оставляя после себя только всепоглощающее тепло, которое разносят ладони Хана по всей коже. Младший вытирает рот запястьем и медленно гладит Хо везде: по красивым бёдрам, животу и рукам, сопровождая поглаживания лёгкими поцелуями. Такими нежными, что Минхо на какое-то время сдаётся и не ощущает в себе желание язвить и перебрасываться словами. Хочется только заснуть рядом с Джисоном и проспать примерно неделю. А потом не выпускать его из кровати. И наконец-то вернуть должок и трахнуть младшего так, чтобы тот не смог ходить примерно месяц после. — И не мечтай, — усмехается Джисон в ответ на послеоргазменное бормотание старшего. Ведь внутри было настолько охуенно, а сам Хо выглядел так прекрасно, что навряд ли Хан уступит свою роль в сексе хоть когда-нибудь. По крайней мере, он так думает. — Но я всё равно был сверху, — говорит Минхо как-то устало, борясь со сном и тратя на фразу свои последние, казалось бы, силы. — Ага, но кончил в тебя я, — отвечает Хан раньше, чем успевает подумать. Потому что в скулу прилетает не мягкий поцелуй, на который он рассчитывал под конец вечера, а тяжёлый кулак его восставшего из ада возлюбленного. — Ты, сука, кончил в меня? Кто-то напрашивался на кулак. И этот кто-то получил то, что хотел. Но оно того стоило. Определённо.