Хогвартс-воскресенье, 29 октября 1944 года
Она расхаживала туда-сюда по своей комнате, камин ревел от пламени и давал тепло в холодный полдень. Афина сидела на спинке дивана, склонив голову и наблюдая за движениями Гермионы. Когда девушка вернулась в свою комнату, первое, что она сделала, это разделась и встала под душ, оттирая кожу до тех пор, пока она не покраснела и не начала кровоточить. Когда её пальцы так сильно ободрались, что заболели, она вышла из воды, наложила сушащее заклинание и порылась в своей одежде, одевшись в старую квиддичную майку Гарри и старую пару пижамных штанов, которые принадлежали Рону, закатав пояс и ноги несколько раз, так как они были слишком велики для неё. Несмотря на все опасные ситуации, в которых они оказывались, она всегда чувствовала себя в безопасности, когда они были рядом, и это было чувство, в котором она действительно нуждалась. Гермиона пыталась плакать, но так и не смогла. Она пыталась чувствовать себя вещью и использованной, но не смогла сделать и этого. Всё, что она чувствовала - это гнев. Как они могли так поступить с ней? Никто не заслуживает такого обращения, но что она сделала, чтобы заслужить такой поступок? Почему они выбрали именно её? Почему они нацелились на остальных? Гермиона была убежденной сторонницей справедливости, и когда справедливость не восторжествовала, она взяла на себя обязанность исправить это. Её магия пронизывала её тело, маленькие разряды искрились из её волос и падали на пол, её кожа была заряжена электричеством. Она была в ярости! Пронзительный крик привлек её внимание, и она посмотрела на Афину, заметив, что та настороженно смотрит на неё, хлопая крыльями, как будто не была уверена, стоит ли ей остаться или улететь. Гермиона крепко сжала кулаки и сделала глубокий вдох, прежде чем рухнуть на диван, Афина придвинулась ближе и уткнулась лицом в щеку Гермионы. Девушка устало вздохнула и подняла руку, потирая пальцами мягкие перья на шее Афины. — Извини, — пробормотала Гермиона, откинув голову на спинку дивана, и Афина устроилась поудобнее, устроившись так, что оказалась наполовину растянутой на макушке Гермионы. Молча взмахнув рукой, Гермиона взяла одеяло и закуталась в него так плотно, что едва могла пошевелиться. Она перевела взгляд с огня в камине на мягкую шерсть, покрывавшую её, и увидела странный узор из оранжевого, зеленого и сливового цветов, переплетенных вместе. Честно говоря, это было ужасно, но для неё это не имело значения. Это представляло нечто очень важное, то, что, как она всегда предполагала, у неё будет. Гарри и Рон. Сливовый был её любимым цветом, оранжевый - Рона, и хотя Гарри никогда не признавался в этом вслух, но он всегда любил зелёный цвет. Во время войны и в то время, когда они были беглецами, когда Гарри и Рон перегрызали друг другу глотки, а у неё не было сил играть роль посредника (быстро научившись держаться от этого подальше, иначе они могли разозлиться на неё), она залезала на свою постель и занималась вязанием. Гермиона была далека от профессионализма, несмотря на всю практику, которую она получила, когда вязала шляпы и шарфы, когда ей было пятнадцать, о чем свидетельствовали некоторые дыры в одеяле, которые были больше, чем другие, или то, как она перепутала и завязала шерсть раз или два. В то время это служило ей отвлекающим маневром, чем-то, что отвлекало её руки и мысли от ужасов, происходящих за пределами палатки. Она специально зачаровала шерсть этими тремя цветами, вплетая их таким образом, что цвета сталкивались и сливались в отвратительную путаницу, но чем дольше смотришь, тем больше цвета, казалось, дополняли друг друга. Её часто считали слишком умной, чтобы дружить с Гарри и Роном, она была спокойной и умной. Она была клеем, который держал их вместе. Гарри был их лидером, опрометчивым и прыгающим головой вперёд в любую опасность. У Рона была горячая голова, эмоциональная и мускулистая. По отдельности они были бесполезны. Вместе они составляли знаменитое Золотое трио, группу друзей, которые держались вместе, несмотря ни на что. Они бы последовали друг за другом куда угодно, и они пошли, прямо на войну, прямо на смерть. Глядя на одеяло, Гермиона почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Чувствовала ли она себя по-настоящему в безопасности с тех пор, как приехала в прошлое? Нет, без Гарри и Рона она вряд ли когда-нибудь это почувствует. Она нуждалась в них так же сильно, как они нуждались в ней, но если она не найдёт способ завершить свою миссию по предотвращению превращения Риддла в Волдеморта, никогда не будет Гарри Поттера и Рональда Уизли, во всяком случае, не её Гарри и Рона. Она согласилась на эту миссию не потому, что это было правильно, потому что это спасло бы бесчисленное количество жизней, она сделала это только для Гарри и Рона. Два самых важных человека в её жизни. — Гермиона? Она вздрогнула, её палочка появилась в руке и нацелилась на голос, прежде чем она выпустила медленный вздох и позволила палочке упасть на диван рядом с ней. Она высвободилась из-под Афины и встала с дивана, быстро сокращая расстояние между собой и отцом, чувствуя его заботу и магию, телом, когда обняла его и уткнулась лицом ему в грудь, всхлипывая. — Что случилось? — тихо спросил он. — Я почувствовал твоё эмоциональное потрясение. — А ты не знаешь? Ты что, не видел? — она ответила тихо, почти шепотом. — Я не смотрю на тебя всё время, маленький Феникс. Весь предыдущий вечер я провёл, наблюдая за Годриком и Салазаром. У них была ужасная ссора, которая вылилась в дуэль, в загробной жизни мы не устаем, насколько мне известно, они до сих пор дерутся. — Гермиона фыркнула и рассмеялась над осуждением в его тоне. — Я полагаю, что это произошло из-за разногласий такого масштаба, которого у них не было уже много лет. Но, похоже, это было единственное время, когда моё внимание было сосредоточено на чем-то другом, именно в то время, когда ты нуждалась во мне больше всего. — Это не твоя вина. Я сама виновата, — прошептала она. — Что случилось? Я вполне в состоянии увидеть всё своими глазами, но предпочёл бы услышать это от тебя. Гермиона напряглась в его объятиях. — Со мной ты в безопасности. — Я знаю, — всхлипнула она. Он произвёл на неё такое же впечатление, как Гарри и Рон. Она чувствовала себя в безопасности в его присутствии, он был единственным человеком, который, как она знала, никогда не причинит ей вреда. Хотя она чувствовала себя в безопасности с Гарри и Роном, они оба причинили ей боль в прошлом. Рон со своими словами и Гарри со своим невежеством. Но отец никогда не причинил бы ей вреда, и хотя она хотела его успокаивающего присутствия, ей приходилось делать это самой. — Вчера вечером на балу в честь Хэллоуина мне подсыпали зелье похоти. — Она почувствовала, как его руки сжались вокруг неё, а его магическая аура стала густой и тяжелой. Это не было похоже ни на что, что она чувствовала раньше, Риддл только хотел быть таким же сильным, как её отец. — Алек Кэрроу, слизеринец и мой эскорт на бал, Майкл Макмиллан, хаффлпаффец. Я приняла его приглашение, потому что думала, что он безопасный вариант. Я ошиблась. Он одурачил меня и Риддла, настоящий подвиг. Я почти ничего не помню, но Риддл объяснил, что он нашёл меня, когда мной хотели воспользоваться в подземельях, к счастью, он пришёл до того, как меня увели в другое место, и всё могло стать ещё хуже. Он отвёл меня в свою комнату в общежитии, и я проснулась в его постели. Он сказал мне, что защищает меня и что о Макмиллане и Кэрроу позаботятся, я знала, что он на самом деле имел в виду. У нас была небольшая размолвка о том, кто должен будет их наказывать. Я не первая жертва, но я буду последней, и я была единственной с кем их поймали. — Ты намереваешься отомстить, — сказал он со знанием дела, и что-то в его голосе прозвучало мрачнее, чем обычно. Она не ответила и не подняла лица, не желая видеть его реакцию. — Нет никакой хорошей или тёмной магии, — напомнил он ей. — Непростительные, — пробормотала она. Он слегка наклонил голову, но она ничего не заметила. — Это вполне в твоих правах - мстить. Законы волшебства отличаются от законов маггловского мира, особенно от законов моего времени и времени основателей. Ты не знаешь Хельгу так, как я, и, хотя она добрая, это делает её ещё более пугающей, когда она сердится. Если бы она была здесь сейчас, я знаю, что она потребовала бы, чтобы ты искала справедливости, независимо от того, является ли один из них членом её любимого факультета. Я думаю, что этот факт разозлит её ещё больше, что кто-то из её факультета и хотел причинить вред моей дочери, а также навредить другим. Я никогда не говорил тебе об этом, но у тебя есть крестные родители. — А я их знаю? Кто? — Тихо спросила она. — Основатели. — Прости, — пробормотала она, наконец оторвав лицо от его груди и глядя на него снизу вверх. — Хельга и Ровена - твои крестные матери, Салазар и Годрик - твои крестные отцы. Они смотрели, как ты растёшь, так же как и я, они очень много вложили в твою безопасность и твое будущее. Когда Дамблдор появился в нашем кругу, Хельга разразилась тирадой, которую я никогда раньше от неё не слышал. Это было так страшно, что я помню, как Салазар съежился позади Годрика, — сказал он, его губы дрогнули, и Гермиона хихикнула. — Ты хочешь добиться справедливости? — Да, — тихо ответила Гермиона. — Я борюсь с тем, что правильно, а что неправильно. Это правильно - рассказать кому-то, чтобы это больше не повторилось. Скорее всего, их исключат из Хогвартса, если мне поверят. Они оба чистокровные, а я полукровка, их адвокаты разорвут меня на части независимо от того, кто говорит правду, и зная это, я понимаю, что мне будет легче наказать их самой. Но есть разница между тем, что правильно, и тем, что легко. — Есть, — кивнул он в знак согласия. — Хочешь знать моё мнение? — Да, пожалуйста. — Иногда то, что правильно, не всегда правильно. В данном случае, я говорю, выбирай то, что легко. Гермиона опустила глаза. — Я не расстроена, не сломлена и не чувствую себя оскорбленной. Я злюсь. Не только для себя, но и за других ведьм, с которыми они это сделали. Если я накажу их, я боюсь, что убью их. — Ты способна на многое, маленький Феникс, но на убийство ты не способна. — Я убивала и раньше, — возразила она. — Да, в бою. Только не хладнокровно. Доверяй своим инстинктам и доверяй своей магии, она не введёт тебя в заблуждение. Она - твой ориентир. Что же касается твоего метода наказания, то я думаю, что пришло время научить тебя чему-то новому. Пойдём, посидим у огня. Гермиона не стала спорить, когда он отступил от неё, взял её за руку и, подойдя к камину, сел на пол перед жарким пламенем. Гермиона села напротив, поджав под себя ноги и наблюдая, как отец общается с Афиной, которая подлетела и уселась ему на плечо. — А вот этому заклинанию я научился у Морганы.***
Гермиона трижды прошлась туда-сюда с единственной мыслью в голове, прежде чем перед ней появилась большая дверь. Она сунула руку в карман мантии, сжимая в глубине волшебную палочку и чувствуя, как её охватывает чувство комфорта. Сделав глубокий вдох и расправив плечи, она подняла подбородок и потянулась к дверной ручки, повернув её и толкнув дверь. Она скользнула внутрь, прежде чем закрыть за собой дверь, которая быстро исчезла из поля зрения без видимой выхода, но её внимание было сосредоточено на чём-то другом. Она стояла в Тайной комнате Риддла, оборудованной «столом для рыцарей» и троном. Риддл взгромоздился на него, развалившись в манере, которая была одновременно царственной, но небрежной, в то время как он наблюдал за своей весёлой группой приспешников. Эйвери, Нотт, Розье, Лестрейндж, Малфой и Долохов стояли в центре комнаты в форме круга с равномерно расположенными промежутками между ними. Все они были одеты в свою одежду с бала накануне вечером, но не полностью, все они сняли свои мантии, некоторые расстегнули пуговицы на своих рубашках, некоторые закатали рукава, а некоторые расстегнули свои рубашки. Они крепко держали свои палочки, их внимание было приковано к двум скрюченным фигурам в центре круга, оглушительные крики и вопли вырывались из их горла, когда их тела неестественно извивались и извивались на земле, пропитанные потом и мочой. Судя по тому, что она видела, никаких видимых повреждений не было. Это было хорошо, не было никаких доказательств того, что произошло, и не будет никаких следов, оставленных открытыми ранами и другими повреждениями. Гермиона, страдавшая от того же проклятия, обнаружила, что вздрогнула, и небольшая доля жалости всплыла на поверхность, прежде чем она заставила себя успокоиться, напомнив себе, что они имели намерения изнасиловать её, если бы их не остановили. Даже Риддл, разрушитель её мира, не был насильником. Как долго они страдали? Учитывая, что волшебники всё ещё были в парадной одежде, и то, что они выглядели так, будто не спали, она сказала бы, что всю ночь и весь день. Ужин был подан не так давно, но Гермиона не могла переварить мысль о еде, несмотря на то, что ничего не ела со вчерашнего вечера на балу. Малфой был первым, кто заметил её присутствие, не сильно интересуясь, но наблюдая, и его глаза повернулись к ней, расширяясь в тревоге и ужасе, прежде чем они метнулись к Риддлу. — Милорд? — Обратился он к Риддлу, привлекая его внимание. Выражение лица Риддла не дрогнуло. Это было удивительно, как кто-то мог выглядеть таким скучающим, но в тоже время весёлым. У Риддла не было такой проблемы. Крики Кэрроу и Макмиллана перешли в рыдания, остальные его Пожиратели Смерти повернули свои глаза к ней, их выражения соответствовали выражению Малфоя. Риддл не был обеспокоен её присутствием или тем, что она была свидетелем их использования крайне незаконной магии. — Нилрем? Что ты здесь делаешь? — Риддл выгнул бровь. — Не прикидывайся тупицей, мы оба знаем, что это не так, несмотря на внешность. — Ты мне льстишь, — невозмутимо произнёс он после её двусмысленного комплимента. — Конечно, ты ожидал моего прихода после того, что мы обсуждали. — Возможно, — согласился он, — но как ты догадалась прийти сюда? — Пожалуй, я не идиотка, — усмехнулась она. — Это единственное место во всём замке, где тебя гарантированно не поймают, одобряя использование крайне незаконной формы магии, и не без оснований. Очень немногие знают о существовании этой комнаты, и, возможно, я видела, как ты приходил сюда, — невинно добавила она. Его губы дрогнули в ответ на очевидное подтверждение её «дара», и он выгнул бровь, но больше ничего не сказал по этому поводу. Гермиона заметила, как взгляды шестерых волшебников метнулись между ними, и ей стало интересно, рассказал ли Риддл им про её способности и ценность, или же он соизволил оставить эту информацию при себе. — И что ты собираешься делать теперь, когда ты здесь? — Я думала, это очевидно, — ответила она, целеустремленно шагая вперёд, легко проскальзывая между Эйвери и Розье и останавливаясь у ног Кэрроу и Макмиллана. Она неодобрительно фыркнула. — Не хочешь поделиться своими мыслями, Нилрем? — Подал голос Риддл. — Я думала, что кто-то с твоим интеллектом будет знать лучше. Ты должен исключительно хорошо заботиться о своих игрушках. — А? — Его голос намекал на интригу, и она повернулась к нему, когда он встал со своего трона и спустился по ступенькам, небрежно сунув руки в карманы брюк и остановившись между Малфоем и Лестрейнджом, последний слегка пошевелился. — Да, если ты не хочешь, чтобы вас поймали, то я советую тебе не пытать кого-то до безумия. В таких случаях главное - уважение, — сказала она, поворачиваясь лицом вперёд и вставая между двумя смятыми, рыдающими месивами на земле. Она встала на колени между ними, сморщив нос от запаха пота и мочи, и быстро огляделась. Со своего места у несуществующей двери она не видела засохшей крови, покрывающей их рты и подбородки. В какой-то момент они прикусили языки, и у обоих, похоже, тоже были сломаны носы. Легкие исправления. — Честное слово, — сказала она. — Ты должен научиться хорошим манерам. Подумал ли ты о том, какое воздействие этот запах может оказать на других людей? — Она повернулась, чтобы посмотреть через плечо, и увидела довольную улыбку Риддла, его сверкающие глаза и ошеломленные лица его последователей. Снова обратив внимание на своих потенциальных насильников, она вытащила палочку и быстро пробормотала заклинание, удаляя засохшую кровь с их кожи и запах пота и мочи. Радуясь, что запах исчез, она наколдовала стакан и наполнила его водой, придвинувшись ближе к Кэрроу. Она скользнула рукой за его шею и подняла её, прежде чем поднести стакан с водой к его губам, медленно позволяя ей просочиться в его рот, чтобы он не захлебнулся, но ей пришлось держаться изо всех сил, чтобы не сделать этого. Он не открыл глаза, но крепко зажмурился, издав слабый кашель, когда она отодвинула стакан и опустила его голову. Она повернулась к Макмиллану, прекрасно осознавая, что он за ней наблюдает. Она протянула к нему руку и, поддерживая его голову, поднесла стакан к его губам. Он медленно открыл глаза, не выказывая никакого узнавания, пока она поила его водой. Когда он закончил, стакан бесшумно исчез из её руки, и она опустила его голову на пол, проводя рукой по нему, чтобы мягко убрать его мокрые от пота волосы со лба. Его взгляд медленно сфокусировался, и она почувствовала, как он дернулся, не имея сил отодвинуться от неё. Она мягко улыбнулась ему и подняла голову, её глаза были большими и открытыми. — Мне жаль, что это случилось с вами, — проворковала она. — В мои намерения не входило, чтобы Риддл наказывал вас лично от моего имени. Если бы он послушался меня, то вы понесли бы только одно наказание, а не два. — Его глаза расширились от ужаса. — Совершенно верно, Майкл. Я помню, что случилось, то, что ты сказал о моём отце, могущественном волшебнике, который разозлил Грин-де-Вальда и убил себя и мою мать, оставив меня сиротой. Конечно, вы должны были понимать, что он обеспечит своего единственного ребёнка, свою дочь, хорошо подготовленным и разносторонним во всех формах магии. К несчастью для вас, вы выбрали не ту ведьму, которая без колебаний ищет справедливости. Если бы я была единственной, я могла бы быть милосердной, но я не такая, не так ли? Сколько их было? — Она обратилась к нему с вопросом, но он не ответил, то ли из страха, то ли из-за своей неспособности сделать это. — Двадцать три, — ответил Лестрейндж, когда больше никто не ответил. — Двадцать три? Как долго? — Это их второй год, — ответил он. — Хммм, — тихо промурлыкала она. — Майкл, ты был очень занятым мальчиком, не так ли? — Она нежно провела пальцем по его щеке, прежде чем постучать по кончику носа, словно отчитывая животное. Он застонал от боли, и Гермиона улыбнулась. — Двадцать три ведьмы за год с небольшим. Скажи мне, что побудило тебя сделать это? Может быть, ты просто извращенный ублюдок или во всём этом есть что-то более глубокое, ты импотент? И это всё? Ты не можешь заполучить ведьму, если она не уязвима, не в состоянии сопротивляться, или это потому, что ты такой дерьмовый лжец, что не хочешь, чтобы ведьма помнила об этом? Позади неё раздался удивленный смешок, но она продолжала смотреть на Макмиллана, и чем больше она говорила, тем больше расширялись его глаза. — Почему он нацелился на меня? — Из того, что мы смогли узнать, он считал тебя слабой, что ты не сможешь физически и магически защитить себя, — ответил Малфой, его взгляд метался между ней и Риддлом. — Большая ошибка, — пообещала Гермиона. — Не волнуйся, Майкл, ты не получишь всю тяжесть моего наказания, Кэрроу будет чувствовать моё неудовольствие так же сильно, как и ты. Я считаю, что ко всем нужно относиться одинаково, и было бы несправедливо, если бы я уделяла своё внимание только тебе. Из того, что я помню, вы оба хотели этого прошлой ночью, и чтоб вы знали, вы оба получите то, что хотели. Я думаю, ты хочешь, чтобы всё это закончилось, чтобы я просто убила тебя, но я так не сделаю. Убивать бессмысленно. Это грязно и доставит немного неприятностей, если честно. Если я убью тебя, ты избежишь наказания, правосудия, а я этого не могу допустить. Но я обещаю, Майкл, что ты окажешься в постели раньше, чем успеешь оглянуться. Он издал сдавленный звук, который застрял у него в горле, и она улыбнулась ему, снова убирая волосы с его лица. — Но я должна поблагодарить тебя, Майкл. Никогда раньше мне не говорили, что я целуюсь как дьявол, и я должна признаться, что это было что-то вроде неожиданного повышения уверенности. А теперь, я думаю, что затянула это достаточно надолго, не так ли? Я буду нежной, обещаю, — закончила она шепотом, прижавшись губами к его уху, её дыхание скользнуло по его коже, и он содрогнулся от ужаса. Губы Гермионы растянулись в улыбке, и она нежно поцеловала его в висок, прежде чем подняться на ноги, медленно отступая и не сводя с него глаз. Она молча стянула с плеч мантию, позволив ей упасть на руки, затем аккуратно повесила её поперек руки и достала из кармана палочку. С палочкой в руке она протянула свою мантию влево, повернувшись к Нотту. — Торос, да? Будь добр, подержи это для меня, ладно? Это не было просьбой, и он знал это, молча шагнув вперед и взяв мантию из её рук, возвращаясь на своё прежнее место с выражением ужаса, удивления и интриги на лице. — Спасибо, — мягко улыбнулась она. Он вздрогнул. — А теперь что же сделать? Что же сделать? — Пробормотала она себе под нос, медленно обходя двух волшебников на земле, лениво вертя палочку между пальцами, демонстрируя свою ловкость. — Хм, пожалуй, я могла бы… — Она остановилась, направив палочку на Кэрроу. — Нет, не достаточно мучительно, — покачала она головой, продолжая идти. — А как насчёт этого? … — она помолчала, указывая палочкой на Макмиллана, а потом снова зашагала по комнате. — Нет, слишком грязно, — покачала она головой. — Я всегда смогу… — она остановилась, присев на корточки рядом с ними, Гермиона провела кончиком палочки по горлу Кэрроу, а другой рукой провела по волосам Макмиллана. Они оба вздрогнули, и Гермиона улыбнулась. — Признаюсь, мне это очень нравится. Она поднялась на ноги и обошла их ещё раз, прежде чем остановиться, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, прежде чем поднять глаза, видя, что окружающие пристально наблюдают за ней, их выражения менялись от заинтригованности, удивления, ужаса и раздражения. — Терпение, Долохов, — упрекнула Гермиона, и волшебник ощетинился от её тона. Гермиона промурлыкала, прежде чем вздохнуть. — Я знаю, что выгляжу недостаточно устрашающе, не так ли? Я выгляжу слишком слабой и неопасной, не так ли? Ну, это легко исправить. Она протянула руку и сняла очки, в комнате воцарилась жуткая тишина, когда она увидела, как их глаза смешно расширились. Без очков она выглядела совершенно другим человеком, и теперь она выглядела ужасно в том, как она мягко улыбалась и невинно качала головой, но было в ней что-то ужасающее. Она никогда не понимала, как никто не мог видеть, что Кларк Кент был суперменом, когда все, что их разделяло, было парой очков, но поскольку она использовала ту же маскировку, чтобы скрыть свою собственную личность, она задавалась вопросом, были ли очки изначально сделаны волшебниками. — Так-то лучше, — вздохнула она. Увидев их взгляды, её губы растянулись в ухмылке, и каждый из них сделал самый маленький шаг назад, Гермиона намеренно не смотрела на Риддла и его проницательный взгляд, она уже чувствовала, как его магия начинает слегка заполнять комнату, настолько светлую, что её почти уже не было видно. — О, разве он вам не сказал? Риддл открыл мой самый большой секрет, мне не нужны очки, — невинно сказала она, прежде чем повернулась направо, увидев Розье. — Эван, не так ли? Не возражаешь, если я буду тебя так называть? Ты подержишь это для меня? — Он шагнул вперёд и забрал их у неё, прежде чем вернуться на своё место, не отрывая от неё взгляда. — Спасибо и, пожалуйста, будь осторожен не сломай их. Хотя их можно легко починить, нехорошо ломать вещи, которые тебе не принадлежат, а поскольку это так, я хочу, чтобы они сохраняли мой внешний вид в замке. Она снова перевела взгляд на двух волшебников, лежащих на земле, а затем сложила руки на груди, её палочка выпала из пальцев, и она постучала ею по бедру с задумчивым выражением на лице. — Я знаю идеальное наказание. Учитывая количество Круцио, которые были брошены в последнее время, я думаю, что лучше избегать такой магии, чтобы у них не отказали органы или не случился сердечный приступ. Нет, то, что я имею в виду, гораздо более подходит. Она расправила руки и, поскольку карманов у неё больше не было, протянула руку и сунула палочку в пучок буйных кудрей, освобождая руки. — Гораздо лучше, — пробормотала она, прежде чем шагнуть вперед и присесть между Кэрроу и Макмилланом рядом с ними, а затем Гермиона протянула руки, положив ладони на их лбы. Сделав глубокий вдох, она закрыла глаза и сосредоточилась, позволяя своей магии наполнить каждую часть её существа, пока кончики пальцев не начали покалывать. Она услышала шарканье ног по земле, но не обратила на это внимания, ясно представляя себе свои намерения. — Это он? — Пробормотал Эйвери, наклоняясь к Малфою. Малфой бросил взгляд на Риддла, увидев в его глазах мрачное выражение интриги, одобрения и чего-то пугающего. Голод. — Нет, это она, — пробормотал он понимающе. — Чёрт, — пробормотал Эйвери. Аура в комнате была темнее, гуще, тяжелее, чем они когда-либо ощущали существо Риддла, но в ней было что-то определенно женское. — Демониум, — внезапно прошипела Гермиона, прежде чем выпрямиться во весь рост, её руки оставались ладонями вниз и зависли над головами Кэрроу и Макмиллана. Сначала ничего не произошло, Кэрроу и Макмиллан стояли неподвижно, и в комнате повисла тишина, а затем без предупреждения её глаза открылись, выражение лица стало мрачным и пугающим, и она сжала руки в кулаки. Леденящие кровь крики эхом отдавались в большой каменной комнате, их тела выгибались дугой, а руки поднимались к головам, скручивая и дергая за волосы. Она не выглядела обеспокоенной, на её лице было спокойное, безмятежное выражение. Чем дольше она держала проклятие, тем сильнее они бились и переходили от того, чтобы дергать себя за волосы, к тому, чтобы отчаянно царапать собственные лица и руки. Гермиона только улыбнулась. Прошло много времени, когда они уже не могли кричать и не царапались, их тела были неподвижны, если не считать пробежавшей по ним дрожи, и, увидев это, Гермиона медленно разжала кулаки и опустила руки по бокам, их тела замерли и осели на твёрдую землю. — Это было очень приятно, — прокомментировала она, нарушая молчание и игнорируя их взгляды, полные ужаса и удивления. Она была уверена, что они на самом деле не были в ужасе от того, что они видели, учитывая, кого они выбрали, скорее, что была она из тех людей, которые были способны на такой поступок. — Торос, закрой рот, не лови мух, — приказала она, и волшебник захлопнул рот, но не отвёл от неё взгляда. — Ну, я думаю, с них довольно. Мы держим их слишком долго, и их обязательно будут искать, а это то, чего мы не хотим. Гермиона подняла руку и вытащила палочку из волос, двигаясь, чтобы присесть между их всё ещё дрожащими телами, они выглядели так, как будто потеряли сознание. Хорошо. Она быстро, но эффективно лечила их, исправляя их носы, лечила их распухшие языки и порезы на их лицах и руках, до тех пор, пока не исчезли все признаки вреда или увечья. Она быстро проверила их жизненные показатели, не обнаружив никаких повреждений их органов, но их сердцебиение казалось немного повышенным. Чтобы покрыть торт глазурью, она изменила их воспоминания, в чём была весьма искусна. Убедившись, что они ничего не помнят о том, что произошло за последнее время, включая их план нападения на неё и время, проведенное в пытках почти до безумия, она добавила им новых воспоминаний. Она была очень осторожна, чтобы не избавить их от страха перед ней, это было то, чем она хотела остаться. Каждый раз, когда они проходили мимо неё в коридорах или слышали её имя, страх пронзал их, но они не знали почему, и она делала то же самое с их планами причинить вред ведьмам, когда эта мысль приходила им в голову, они были полны ужаса, страха-калечащего ужаса. Она ненадолго задумалась о том, чтобы лишить их возможности когда-либо размножаться, но в остальном решила этого не делать. Они оба были чистокровными и единственными наследниками своих домов, и было бы неправильно, если бы она уничтожила два поколения, когда их уже было так мало против магглов. — Ну что ж, все наши базы прикрыты, — задумчиво произнесла Гермиона, поднимаясь во весь рост. — Торос, Эвен, проводите их обоих, пожалуйста, на улицу, просто выбросьте их в коридор. Они переводили взгляд с неё на Риддла, и когда он склонил голову в знак согласия, оба шагнули вперёд. — Спасибо, — улыбнулась она, принимая очки и водружая их на место, а затем забрав у Нотта свою мантию и надев её, положила палочку обратно в карман. Она наблюдала, как каждый из них левитировал одного из волшебников из комнаты в коридор, направляя их своими палочками и не слишком осторожно опуская их на землю. Гермиона последовала за ними. — Прячьтесь, мальчики, — мягко приказала она. Они обменялись взглядами, прежде чем вернуться в комнату, не закрывая за собой дверь. — Тигги, — позвала Гермиона. — Что Тигги может сделать для мисс Гермионы? — пискнула маленькая эльфийка, пряча руки в наволочку. Гермиона улыбнулась юной эльфийке, её глаза были большими и тёмными, уши, как у летучей мыши, покрыты белыми волосами, а кожа - серо-зелёной. У неё было мало морщин из-за её юного возраста, и она едва достигала колен Гермионы в высоту. — Тигги, я прогуливалась по замку, осматривая окрестности, когда случайно наткнулась на этих двух волшебников. Глаза Тигги метнулись к руке Гермионы, чтобы увидеть, на кого она указывает, и с её губ сорвался вздох, прежде чем она бросилась вперёд. — Что случилось, мисс Гермиона? — Я не совсем уверена, но я знаю, что вчера вечером на балу в пунш было что-то подмешано, возможно, они слишком много выпили или у них был свой собственный запас контрабанды. — Тигги уложит их спать и расскажет профессору Дамблдору. — Спасибо, Тигги, — улыбнулась Гермиона. В тот момент, когда маленький эльф исчез вместе с двумя волшебниками, Гермиона развернулась на пятках и снова вошла в комнату, закрыв за собой дверь, шагнув в тихую комнату, где все смотрели на неё. — Что ж, всё прошло довольно гладко, — беззаботно заметила она. — Они проверит уровень алкоголя в крови, — сообщил ей Малфой, не потрудившись притвориться, что они не слышали её разговора. Она наклонила голову и улыбнулась. — Я знаю, именно поэтому я позаботилась о том, чтобы вмешаться в их подсчет эритроцитов. Не настолько, чтобы вызвать беспокойство, но достаточно, чтобы они предположили, что они пили, и я также была осторожна с изменением их воспоминаний, заменив их ночью и днём обильного пьянства, учитывая, что их не видели после бала. Хотя я уверена, что они не будут отчислены, они, скорее всего, будут задержаны. — Что ты с ними сделала? — Пробормотал Эйвери, настороженно глядя на неё. — О, это просто кое-чему научил меня мой отец, — улыбнулась она, не комментируя дальше этот вопрос. — А теперь, когда о них позаботились, у меня есть ещё одно незаконченное дело. Не давая им возможности высказать свои вопросы, она дернула запястьем, и Долохов вдруг громко закричал: —Блядь! — Потирая щеку, он смерил её убийственным взглядом и крепче сжал палочку. — Не делай этого, мы оба знаем, что случилось, когда мы в последний раз дрались, — она закатила глаза. — Ты более чем заслужил это. — За что? — Он стиснул зубы. — Ты частично виноват в том, что случилось прошлой ночью. Я более чем способна распознавать зелья любви и похоти как по запаху, так и по вкусу. Когда ты подлил в пунш огневиски, ты использовал то, что скрывало и запах, и вкус, что помогло бы мне идентифицировать его, то есть я не выпила бы всё это, и знала бы, что происходит, и сбежала бы. Зачем тебе огневиски? Из всех вещей? Почему не мёд, или вино, эль, или обычный виски? Ты же русский, ради всего святого, тебе бы водки не хватило! Мало того, что в нём в два раза больше алкоголя, он ещё и дешевле, и при этом не обжигает вкусовые рецепторы! — Она ругалась. — В следующий раз, когда ты сделаешь что-нибудь настолько глупое, и тебе действительно следует быть более незаметным, и простым жалящим заклинанием ты не отделаешься, — предупредила она. Его взгляд не утратил своего пыла, который он направлял только на своих собратьев-волшебников, когда они хихикали над его одеждой. — Ты ужасно молчалив, — заметила Гермиона, задумчиво склонив голову набок, глядя на Риддла. — Оставьте нас, — приказал он. — Сейчас же! — Нетерпеливо рявкнул он, когда шестерым волшебникам потребовалось больше секунды, чтобы выполнить приказ, и вскоре они выбежали из комнаты, украдкой оглядываясь через плечо, пока дверь за ними не закрылась, снова исчезая из виду. Гермиона почувствовала, как у неё перехватило дыхание и участилось сердцебиение, и потуже закуталась в мантию, сжимая в руке волшебную палочку. Взгляд Риддла был тёмным, голодным и пугающим, но было в нем что-то такое, что внезапно и совершенно неожиданно пронзило её до самых кончиков пальцев ног. С тех пор она ничего подобного не чувствовала… «Вот дерьмо», — подумала Гермиона, чувствуя, как одна её часть испытывает ужас, а другая - нет. Она сказала себе, что это была аура его магии, в данный момент кружащаяся по комнате и обволакивающая её, как одеяло, в манере, похожей на её отца. Он был пьянящим и тяжелым, мешая её мозгу и мыслям. С таким же успехом это могло быть любовное зелье. Если бы она могла сдерживать это чувство, то сколотила бы состояние и больше не нуждалась бы в любовных зельях. Он приближался к ней медленно, хищно, всё ещё держа руки в карманах, но его взгляд был сосредоточен исключительно на ней, и Гермиона бессознательно отступила назад, прямо в стену. Губы Риддла растянулись в ухмылке, а глаза расширились в тревоге, когда он остановился перед ней во весь свой огромный рост, почти не оставляя между ними пространства. Чёрт побери, ну почему он такой высокий? Её лицо смотрело прямо на его грудь, отказываясь поднять на него глаза. Он издал глубокий смешок, и она стиснула зубы, как от раздражения, так и от того, как дрожь пробежала по её телу. С каких это пор он добивается от неё таких ответов? Единственный раз в «Флориш и Блоттс» не в счёт, это был первый раз, когда он намеренно приблизился к ней, но теперь, это было что-то другое, и она знала это. — Посмотри на меня, Гермиона. Услышав от него своё имя, она испытала шок, особенно потому, что он почти ласкал этот звук, произнося его. Она невольно откинула голову назад, его льдисто-голубые глаза потемнели до цвета морской волны, выражение лица было открытым, полным эмоций, что было редкостью. И пока она смотрела на него, что-то ударило её прямо в лицо, неприятное осознание. Она не боялась его, никогда не боялась, но сейчас, стоя рядом с ним, она знала, что он не причинит ей вреда. Сексуально или как-то иначе. Когда она проснулась утром в его постели и увидела его, что-то затрепетало в ней, что она не могла определить до этого самого момента. Она не хотела говорить, думать об этом, признавать это, но она должна была. Проснувшись, узнав, что случилось, что она была уязвима, и он защитил её, когда ему определенно не нужно было этого делать или когда он мог легко воспользоваться этим, она чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Безопаснее, чем когда-либо за долгое время. И это пугало её, приводило в ужас. — Чем могу помочь, Риддл? — Гермиона откашлялась и, собравшись с мыслями, загнала все свои эмоции глубоко в душу. — Во многих отношениях, — ответил он. Она сердито посмотрела на него и сложила руки на груди, он был так близко, что они тоже прижались к его груди. — Что это было за проклятие? Она настороженно посмотрела на него. — Но почему? — Это было похоже на Круциатус, но заклинание было другим. Не могу припомнить, чтобы я с ним сталкивался. — Я сомневаюсь, что ты сталкивался, оно упоминается только в двух книгах, одна из которых незаконна, а другая существует менее чем в пяти экземплярах. — Неужели это так? Где ты этому научилась? — Мой отец. — А почему твой отец учил тебя тёмной магии? — Нет такой вещи, как светлая и тёмная магия, всё основано на намерении. Есть только сила и те, кто слишком слаб, чтобы искать её. Она испуганно вскрикнула, когда её снова прижали к стене, руки легли ей на талию, и Риддл наклонился ближе, опустив голову и коснувшись носом её шеи. Как она могла не заметить, как хорошо он пахнет? Он был тёмный, цитрусовый, древесный, смешанный с дорогим одеколоном, который он, вероятно, не покупал для себя. От него сильно пахло. Есть ли вообще у власти запах? Это было головокружительно, опьяняюще быть так близко к нему, особенно когда его магия окружала её вот так. — Ты как будто читаешь мои мысли, — тихо пробормотал он. Гермиона крепко сжала руки, всё ещё скрещенные на груди. — Проклятие, что оно делает? — Насколько мне известно, технически это не запрещено, но и не поощряется. Ты прав, говоря, что это похоже на Круциатус, оба вызывают невообразимую боль и оба не причиняют физических травм. Однако проклятие, которое я использовала, хотя и психологически, не причиняет боли, как ты мог бы предположить. Я бы объяснила это как комбинацию дементора и боггарта. — В смысле? — Дементоры известны тем, что питаются положительной энергией, доводя самых здравомыслящих людей до безумия, а боггарты - это существа, известные своей способностью использовать против них самый большой страх своей цели. Проклятие действует подобным же образом. Я заставила Кэрроу и Макмиллана встретиться лицом к лицу с их самыми большими страхами в ловушке, и оно закончится только тогда, когда я позволю. Чем дольше действует проклятие, тем оно хуже. Видишь ли, люди забывают о боли, они не забывают об унижении или травмирующих событиях, как тот, который я только что заставил. Заклинание буквально переводится как «демон». Например, встретиться лицом к лицу с собственными демонами. Он крепче обнял её за талию, её сердцебиение ускорилось, и она знала, что он почувствует это, если будет продолжать водить носом по её шее. Она отказалась наклонить голову, давая ему лучший доступ. — Научи меня этому, — тихо сказал он. Это была не просьба, а приказ. — Нет. — Нет? — Пробормотал он. — Нет, — повторила она. — Я поклялась никогда никого не учить той магии, которой научил меня отец, если только я доверяю им. — И ты мне не доверяешь? — Единственное, что я могу тебе рассказать - это то, что я с трудом открываю чертову банку из-под варенья без посторонней помощи, это мало о чём говорит. — Его хватка ещё немного усилилась, не настолько, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы заметить это, а затем его губы коснулись её кожи. — Остановись, — приказала она. Он полностью застал её врасплох, когда сделал это, его руки упали с её талии, и он сделал шаг назад, устанавливая небольшое расстояние между ними. Увидев её удивленное выражение, он сказал: — Я люблю, когда мои женщины хотят меня. Она нахмурилась, прежде чем покачать головой. — Я не буду учить тебя проклятию, но, — добавила она, увидев, как он выгнул бровь, — я считаю, что будет справедливо, если я научу тебя кое-чему. Несмотря на то, что это шло против моих желаний, и, как ты видишь, я вполне способна справиться сама, ты всё же отомстил за меня. Итак, — она отошла от него и подошла ближе к центру комнаты, Риддл наблюдал за её движениями и снова засунул руки в карманы. — Палочка наружу. — Его губы дрогнули, а бровь изогнулась дугой. — О, ради Мерлина, повзрослей! — Огрызнулась она. Он закатил глаза, но в его руке появилась волшебная палочка, и он подошел к ней, ожидая указаний. — Это заклинание - Пресидио, и движения палочки довольно просты, — объяснила она, заметив, что глаза Риддла остановились на её палочке, как только она подняла её. Она намеренно замедлила свои движения, чтобы он мог видеть глубокую дугу, свист, взмах и поворот запястья. — Это так просто? — Для нас, да, другим, скорее всего, будет трудно, — ответила она. Его губы дернулись в ухмылке, но он повторил её движения, совершенствуя их с третьей попытки. Многое можно было сказать о Риддле, но никто не мог отрицать, что он был блестящим волшебником. — Какова же цель? — Спросил он, чувствуя, что магия окружает его, но не видя никаких результатов. Гермиона улыбнулась, прежде чем пробормотать: «Sanguinem Maledicta*», вспышка неонового красного света взмыла к Риддлу, но была поглощена пузырчатым щитом, который при ударе замерцал синим. Тот же самый неоновый свет появился снова, прошёл сквозь щит позади него и врезался в стену. Он опустил палочку и угрожающе прищурился. — Ты только что бросила в меня кровавое проклятие? — Спросил он, отчасти опечаленный и отчасти удивленный тем, что она осмелилась на такое. — Очевидно, — она закатила глаза. — Пресидио - это щит, способный противостоять большинству засекреченных проклятий третьего - пятого уровней. Чрезвычайно удобно, пожалуй. Она развернулась на пятках и собралась уходить, но почувствовала это прежде, чем увидела, и быстро бросила щит через плечо, повернувшись, чтобы увидеть бледно-оранжевый свет, отражающийся от каменной колонны. Риддл невинно посмотрел на неё. Гермиона прищурилась. Если бы он захотел дуэли, она бы это устроила. У неё уже давно не было хорошей дуэли, последней была их дуэль в дуэльном клубе, которую прервал Дамблдор. Мало того, что их никогда не поймают, учитывая их местоположение, но у Гермионы всё ещё была некоторая сдерживаемая злость из-за событий прошлой ночи. Она была полна решимости доказать Риддлу, что может победить в поединке против него и что гнев поможет ей.***
Она уже давно сбросила свою одежду, и теперь она валялась в полном беспорядке на полу. Она уже давно обронила свои очки, которые разбились о пол. Её волосы давно уже выбились из прически, рассыпались по спине и плечам в диком, пушистом беспорядке, который, казалось, становился только больше, когда усиливалось её раздражение. Сердце её учащенно билось в груди, дыхание было затруднено, на лбу выступил пот, по щеке стекала кровь, на голени горел ожог, а спина болела от слишком сильного удара о пол. Риддл выглядел немного лучше, его обычно безупречные волосы были более растрепанными, чем она когда-либо видела, его одежда была помята и порвана на предплечье, с него капала кровь на пол. Она очень гордилась тем, что ей удалось ударить его жалящим заклинанием прямо по заднице. Она нашла это забавным, но Риддл не согласился с ней. Стол превратился в груду обломков, стулья были разбросаны по всей комнате, некоторые были разрушены, а другие опалены и сожжены. Две каменные колонны были превращены в щебень, к счастью, они не были там для структурной поддержки, иначе потолок мог бы обрушиться на них, и они оба были бы мертвы. Она не была точно уверена, сколько времени прошло, она бы перестала пытаться определить время, когда Риддл ударил её режущим заклинанием, но она знала, что они сражались больше часа, по крайней мере. Честно говоря, она уже начала уставать, но не отступала, не позволяла ему победить и не показывала своего изнеможения, чтобы не дать ему взять верх. До сих пор они были на равных, и потребовалось много времени, чтобы один из них нанёс первый удар. Она знала, что Риддл был одновременно впечатлён и раздражён, чувствуя это в его магии, когда она заполнила комнату, но она не отступала, отталкивая своей собственной магической аурой, пока она не врезалась в него. Они обошли друг друга кругом, внимательно глядя друг на друга, выискивая признаки того, что другой вот-вот нанесёт удар. Ни один из них не заметил, что расстояние между ними становилось все меньше, чем дольше они продолжали противостояние, и заскучав, Гермиона бросила в Риддла расчленяющее проклятие, не удивившись, когда он заблокировал его с помощью Пресидио. Проклятье, она никогда не должна была учить его, и он знал, что она думает об этом, его ухмылка говорила за него. — Ты гигантская заноза в заднице, — отрезала Гермиона, бросая ему Редукто. — Не смей повторять, — бросила она свирепый взгляд, сопровождая его генитальным колдовством на всякий случай. Он легко блокировал её. — Я не виноват, что ты предоставила мне такую возможность, это было бы невежливо, если бы я не воспользовался ею, — невинно ответил он. — Забери это, чертов придурок! — Она швырнула огненный шар в его сторону, и когда он отвлекся, туша его, его предыдущий щит не был оборудован, чтобы защитить от него должным образом, она указала палочкой на землю, бормоча: «Glacius!**». Она самодовольно улыбнулась, когда он неожиданно потерял равновесие и с трудом удержался на ногах. Они были так близко, что он бросился к ней, схватил за руку и повалил на пол, а она вскрикнула от неожиданности. Они приземлились так, что Риддл принял на себя основную тяжесть падения, а Гермиона растянулась на нём. Не думая о последствиях, она переместилась на него сверху, пока не оседлала его живот, прижав одну руку к полу у его головы, а другой прижав кончик палочки к его горлу. — Я выиграла, — самодовольно улыбнулась она. Он ухмыльнулся и опустил глаза, Гермиона нахмурилась и проследила за его взглядом, увидев, что он прижимает палочку к её боку, а другая рука легонько лежит на бедре. — Дерьмо! — Она раздраженно вздохнула. — Мы снова сыграли вничью. — Если ты хочешь получить технический результат, то я победитель. Она усмехнулась. — А теперь я хочу это услышать. — Я нанёс больше всего ударов. — Чёрта с два ты это сделал, — она посмотрела на него сверху вниз. — Я признаю, что у меня больше всего физических травм, но я ударила тебя жалящим заклинанием, спотыкающимся проклятием, заклинанием ловушки и заклинанием зыбучих песков, и это с моей головы. Его глаза сузились, но она не отступила, и она тоже сузила глаза. Его глаза внезапно оторвались от её глаз и поднялись, остановившись на её волосах. — Что? — Она нахмурилась. — Ты единственная, у кого есть физическая магическая реакция, которую я видел, — ответил он, его палочка опустилась с её стороны, и он протянул руку, потянув за один из её многочисленных локонов, казалось, забавляясь искрой магии, которая пронзила его, когда он вернулся на место, завиваясь. — Это всегда так, не знаю почему, — пожала она плечами. — В первый раз, когда это случилось, я продемонстрировала свои первые признаки магии разбив окно. Ну, примерно в возрасте трёх и четырёх лет у меня появились признаки, связанные с такими глупыми мелочами, как левитация моих мягких игрушек или изменение цвета моей одежды, но это был мой первый большой признак магии. Я злилась на свою мать за то, что она заставила меня надеть отвратительное платье, отобрала у меня книгу и заставила есть капусту, которую я всегда ненавидела. Она хотела, чтобы я играла с соседскими детьми, но я им не нравилась, они считали меня странной и смеялись надо мной, помыкали мной. Так что я не побоюсь признаться, что у меня был самый большой приступ гнева, какой только может быть у пятилетнего ребёнка, и я разбила все окна на этаже. Мама пришла в ярость и отправила меня в мою комнату, где я и увидела в зеркале беспорядок, который представляли собой мои волосы. Мой отец подождал, пока мама ляжет спать, а потом прокрался в мою комнату, разбудил меня, обнял так крепко, как только мог, не причинив мне боли, и на следующий день повёл меня за мороженым, — сказала она, только часть из этого была ложью, но большая часть была правдой. — Тебе следует почаще распускать волосы, — неожиданно заметил он, потянув за второй локон, и его губы дрогнули, когда он снова встал на место, прямо перед её лицом, и она выдохнула, чтобы сдуть их с лица, и посмотрела на него с раздражением. — Это приказ или мнение? — Она ставит под сомнение. — Приказ, — уточнил он. — В таком случае, нет. Я не подчиняюсь твоим приказам. — Тогда это моё мнение. — В таком случае, всё ещё нет. Мне плевать на твоё мнение, — ответила она. Он закатил глаза. — Я убираю их по двум причинам. Во-первых, они мешают, когда я оставляю их распущенными, и я не хочу рисковать, потому что они могут загореться на Зельях, и во-вторых, это не только выделит меня, учитывая текущие тенденции волос этого десятилетия, но и упростит процесс работы. Из-за густых волос я похожа на кудрявого пуделя. Он фыркнул. — Я не уверен, что предпочитаю тебя в очках или без них, — небрежно заметил он. — А? — Хммм, с ними ты выглядишь слабой, уязвимой, но тебя легче понять. Без них ты сильная, заметная. — Спасибо, — сухо ответила она, — как раз то, что я всегда хотела услышать. Знаешь, я думаю, что это самый долгий разговор, который мы вели, не пытаясь поддеть друг друга. — Нужна передышка. — Измотала тебя, да? — Её губы дрогнули. — Отнюдь, я думаю, что ты скоро узнаешь, что у меня очень хорошая выносливость, — ухмыльнулся он. — Как будто я не слышала этого раньше, — она закатила глаза. Она убрала свою палочку от его шеи и прижала сжатую в кулак руку к полу, чтобы устроиться поудобнее, и при этом внезапно осознала их нынешнее положение. Она отказывалась краснеть, она не краснела уже много лет, с тех пор как завязала отношения со своим любимым загонщиком. Он в значительной степени вытряхнул из неё чистоту и застенчивость, и ему это тоже очень нравилось. Она знала, он часто говорил ей об этом и никогда не стеснялся своих чувств или комментариев. Она скользнула взглядом вниз по своему телу, отметив, что её красивое голубое платье, хотя и скромное и подходящее для этого времени, определенно не помогало делу прямо сейчас. По крайней мере, оно скрывало от посторонних глаз всё, что должно было скрывать, несмотря на то, что единственное, что отделяло их от соприкосновения кожи с кожей, был джемпер Риддла и её нижнее белье. Она подняла глаза и увидела, что льдисто-голубые глаза Риддла слегка потемнели. — О, ты только посмотри, Риддл, — она слегка наклонила голову. — Я одна из тех, кто сверху, над тобой, — легко прокомментировала она, напомнив ему о его вчерашнем замечании. Как будто прошло всего два дня. Это был самый длинный уик-энд в её жизни, и она не могла дождаться, когда он закончится. Риддл никак не прокомментировал этот факт, но всё же спросил: — Ты мне позволишь? — Она приподняла бровь, чувствуя, как обе его руки сжали её бедра. Она замерла, когда он поднял голову, приблизив свое лицо к её лицу, и когда их носы соприкоснулись, Гермиона выдохнула, и обнаружила, что лежит на полу, глядя на Риддла, который возвышался над ней с ухмылкой на губах. — А теперь я сверху, над тобой. Именно так, как я и обещал. — Я предвижу твоё будущее. — Да? — Да, это случилось уже дважды, так что ты должен быть осторожен, чтобы избежать этого. — И что же ты видела? — Сломанный нос, из-за меня, — ответила она беззаботным тоном. — Насколько близко в будущем? — Очень, — нахмурилась она. — Ты собираешься слезать? — Ты мне позволишь? — Он выпалил в ответ, опустив взгляд, и Гермиона последовала за ним, нахмурившись ещё больше, когда увидела, что в какой-то момент во время смены положения она сжала кулаки в его джемпере. — О, отвали! Риддл издал глубокий смешок, дрожь пробежала по её спине, когда он оттолкнулся от неё и поднялся на ноги, отряхиваясь и проводя рукой по волосам. Гермиона пронзила его испепеляющим взглядом, прежде чем подняться на ноги и отряхнуть платье, а затем подняла свою мантию и надела её. Она собрала волосы на макушке, бормоча заклинание, чтобы удержать их, и сосредоточилась на том, чтобы поправить очки, надев их на нос. — Ты выглядишь угрожающе, как пуфик, — заметил он. Она сердито посмотрела на него. — Я приму это как комплимент, — она подняла голову и уперла руки в бока. — Они очаровательны, и я всегда мечтала о них, но, к сожалению, у моей матери была аллергия, она не могла подойти ближе десяти футов, не чихнув. Это было правдой, она посетила Косой переулок на Рождество в свой первый год и купила один, но в тот момент, когда она переступила порог, её мать не могла перестать чихать. К сожалению, ей пришлось вернуть его в тот же день, он разбил её двенадцатилетнее сердце. — А теперь, если ты меня простишь, уже поздно, и мне лучше проверить моего фамильяра, она устраивает настоящую истерику, когда я отсутствую слишком долго, — сказала она, и это было правдой. Афина могла бы стать настоящей дивой. Она повернулась на пятках и направилась к двери, на мгновение задержавшись. — В следующий раз я выиграю. Тебе лучше прекратить свою игру, Риддл, я сражаюсь, чтобы победить. Не дав ему возможности ответить, она вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и быстро пошла по коридору. К тому времени, как она добралась до своего общежития, она поняла, что пропустила комендантский час и едва избежала префектов, обходивших замок. Часть её хотела, чтобы Риддла поймали, но она знала, что он этого не допустит. Мало того, что он был достаточно умён, чтобы использовать магию, мало того, что он был достаточно очарователен, чтобы отговорить себя от задержания, но он был старостой мальчиком, они не посмеют перечить ему. Войдя в спальню, Гермиона испуганно вскрикнула, когда Афина зависла перед ней, бешено хлопая крыльями и громко крича на неё, её черные глаза-бусинки смотрели на нее, как будто говоря: «где вы были, юная леди? Я ужасно волновалась». — Извини, — смущенно сказала Гермиона, успокаивая рассерженного феникса поглаживая её перья, и Афина вскоре успокоилась, примостившись на плече Гермионы. Гермиона пересекла комнату, намереваясь сразу лечь в постель, но что-то привлекло её внимание. На кофейном столике стояли две коробки, завернутые в пурпурную и серебряную обертки, но одна была больше другой. Нахмурившись, Гермиона подошла к нему и взяла первую большую коробку. Посмотрев на Афину, птица кивнула в знак одобрения, Гермиона развернула обертку и открыла крышку, удивленно глядя на содержимое. Коробка была заполнена всеми её любимыми шоколадками и конфетами, некоторые из которых ещё не были изобретены, и, конечно же, их было достаточно, чтобы вызвать у её родителей сердечный приступ и заставить их разглагольствовать о гигиене полости рта и вреде сахара для зубов. Медленно моргая, она потянулась к записке, лежащей поверх содержимого, подняла её и открыла. Красиво сделано, ХХ Она нахмурилась в замешательстве, прежде чем до неё вдруг дошло. ХХ. Хельга Хаффлпафф. От неожиданности уронив коробку на стол, она на мгновение замерла, прежде чем повернуться к другой коробке, быстро развернула обертку и открыла крышку. Внутри лежала книга, которая выглядела старше самого Хогвартса, но Гермиона не осмелилась прикоснуться к ней, опасаясь пораниться. На ней лежала записка, и она осторожно потянулась за ней, открыв её. Впечатляюще. Давай посмотрим, что ты можешь сделать с этим. МЛФ. Она могла вспомнить только одного человека с такими инициалами. Морган Ле Фэй. Гермиона упала на диван, Афина выразила своё неодобрение. Хельга Хаффлпафф, её крестная мать, и Моргана Ле Фей, враг, ставший другом её отца, прислали ей поздравительные подарки за использование проклятия на двух сокурсниках, которые не только видели бы, как её исключили, если бы её поймали, но и, вероятно, бросили в Азкабан. Её мир резко изменился. Отчасти ей это нравилось.