House of murders

Пак сидит на старом деревянном стуле за столом, пялясь в спину мужчине, который почему-то прятался за псевдонимом «Шуга». Он объяснил это тем, что якобы не любит каждому встречному своё имя разглашать, но Чимин понял, что что-то здесь нечисто. Ещё и этот стрёмный дом посреди леса, и то, что он ходил в лесу глубокой ночью. Попахивает криминалом. Сам дом выглядел не сильно старым, даже новым, что почему-то успокоило юношу. Обстановка дома тоже успокаивала, мебель и предметы декора были уютными, будто все в этом доме пыталось внушить доверие. Шуга выглядел на лет двадцать пять, но его голос выдавал настоящий возраст. Его голос грубый, низкий, даже немного прокуренный пропускал по телу мурашки. Его растрепанные чёрные грязноватые волосы и длинные красивые пальцы завораживали. В нём было что-то жуткое, что-то такое плохое, что ты чувствуешь это интуицией, но не понимаешь что именно. Мужчина ставит кружку с чаем перед юношей, после чего и себе тоже наливает чай. — Печенье или конфеты будешь? — Нет. — кратко и резко отвечает Пак, поднимая кружку ближе к лицу и вглядываясь в своё отражение. Немного помедлив, Чимин выдаёт: — Скажите честно: вы маньяк? Мужчина на секунду замирает, а после тихо смеётся в кулак. — Ага, садист, убийца и маньяк. Люблю по ночам бродить в лесу и отыскивать маленьких мальчиков, как ты, — серьёзно ответил тот и отпил горячий напиток из кружки. — Ещё лучше. — ответил парень и опустошил чашку. А через секунду всё начало расплываться в глазах и звенеть в ушах, последнее, что он помнил, так это стук его головы об стол.

***

В ушах звон. Вокруг тьма. Но вот он с трудом открывает глаза и пытается пошевелиться, но ничего не получается. Его руки скованы наручниками к батарее, а по обстановке он находится... на чердаке? На стенах красуются красные пятна и кровавые следы ладошек, около входа в чердак одиноко стоит комод, на котором лежат окровавленные ножницы и чьи-то волосы, а в дальнем углу чердака находится стул с цепями. Это всё кажется похожим на большой пранк, по крайней мере Чимин хочет верить именно так. И вот, заходит Шуга, словно артист на сцену, и останавливается напротив комода, напевая себе что-то под нос. — Что здесь происходит? — еле как проговорил парень. Губы еле двигались, а голова не варила. — А ты уже очнулся, я смотрю. — непринуждённо проигнорировал мужчина, отмывая ножницы от крови. — Что здесь происходит? — вновь, уже громче, повторил юноша. — Страшно, да? — спросил тот и рассмеялся. Ему было интересно наблюдать за реакцией Чимина, предугадывать его действия. Он не особо любил подростков — слишком прыткие и громкие, но их кожа самая чистая, самая красивая, самая молодая и нежная. Чимин промолчал. Он бы соврал, если бы сказал «да», потому что в каком-то смысле он рад. Он не смог бы сам умереть, а тут его собирается убить и продать на органы маньяк. Да, он будет умирать долго и тяжело, да над ним будут издеваться, но он умрёт. Он присоединиться к матери на небесах и будет с ней рядом всегда. Мать говорила ему, что загробная жизнь существует, бог есть и он обязательно попадёт в рай. Он верит. Он верит ей. — Я предложу тебе сыграть в игру. Ты, наверное, понимаешь, что права выбора играть или не играть у тебя нет, ты же умный мальчик. — Шуга приближается с жертве, после чего садится на корточки и грубо притягивает лицо юноши за подбородок ближе к себе. — Пак Чимин, правда или действие? — Действие. — отвечает тот, надеясь, что его заставят сейчас убить себя, потому что от таких стрёмных типов как этот Шуга ничего другого ожидать нельзя. — А ты смелый. Ну хорошо, действие. Знаешь, у меня есть один клиент, который очень любит пальчики на ногах милых девочек и мальчиков... Есть на обед. Ему не нравится мясо обычных животных, ему нравится мясо людей. А тут так сложилось, что я его главный поставщик, понимаешь? — мужчина с поддельной грустью посмотрел в глаза светловолосого. — Тебе же не трудно пожертвовать свой пальчик для него, правда? Чимин немного помолчал, а затем ответил: — Ты можешь убить меня прямо сейчас и все десять пальцев твои. Зачем отрезать лишь один палец? — А ты не так глуп, как кажется. Но пойми, так неинтересно, мне нужна не твоя смерть, мне нужны твои страдания. Ну и пальчик. Чимин лишь усмехнулся. Но Шуге по-видимому не нравилась реакция парня. Он слишком... безразличен? Все, кто были до этого умоляли о пощаде или хотя бы плакали, но этот словно бракованный и даже не сопротивляется. Зачем его убивать, если он уже мертвый? Из кармана джинс мужчина достал пистолет и держал его у виска парня, пока отстёгивал наручники, а после, отойдя на метр и направив дуло прямо в лицо Чимина, кинул на пол маленький, но острый, хирургический нож. — Давай, мой дорогой, я жду. Ты же не хочешь оставить моего клиента без обеда, правда? — Какой мне отрубать? — единственное, что спросил Пак. — Больше всего он любит мизинчики. Юноша взял нож в руки и принялся быстро буквально распиливать свой палец. На этом моменте он понял, что не чувствует ничего. Никакой физической боли. Он лишь видит струящуюся кровь, мясо, но не чувствует ничего. Он даже с трудом чувствует, что держит нож в руке, он не может контролировать своё тело. Из его глаз не льются слезы, он не кричит, его лицо не выражает ни одной эмоции и это невероятно бесит и удивляет Шугу. Деревянный пол уже окрашивается в бордовый, а Чимин уже начинает резать второй палец, он вошёл во вкус, ему невероятно сильно захотелось перерезать себя всего, размельчить на кусочки, но резкая пощёчина заставляет немного придти в себя. — Алло, блять, ты че делаешь? Я тебе разрешал второй палец отрезать? Ты вообще хоть че то чувствуешь? С хуя ли ты лыбишься? — кричал тот, тыча пистолетом в лоб парню, который от сильной пощёчины повалился на пол и лежал, упершись щекой в холодный пол. Пак был бледным, усталым, а его взгляд стеклянным и бездонным. Он смотрел куда-то сквозь стену и просто улыбался. — Меня мама учила улыбаться, несмотря на то, как мне плохо, — осипшим голосом проговорил тот, — и всегда верить в лучшее. Шуга лишь хмыкнул и придвинулся ближе. — Твоя мать полная дура. Ты знал? — прошептал мужчина в самое ухо, вновь заключив руки парня в наручники и забрав с собой палец, а после, кинув ножик в раковину, ушёл, оставив Пака в одиночестве.