Upstream / Против течения

****

– Вы тоже собираетесь спустить это дело на тормозах? – Что, прости? Однако Зотов не дожидается ответа и даже не делает вид, что ждал его, а сразу обращается к матери Димы:  – …здравствуй, Евгения. Прими мои соболезнования. Он подходит к ней, склонив голову, а потом обменивается кивками с Котовым и нотариусом, Дима же не удостаивается даже мимолётного взгляда – словно выкрикнувший что-то невпопад ребёнок, на которого не стоит обращать внимание. – Юрий Васильевич, зачем вы здесь? Все присутствующие, как один, поворачиваются в сторону Гошика. Застанный врасплох его вопросом, старик даже протягивает Диме руку для пожатия и не сразу замечает, когда та слишком уж надолго остаётся висеть в воздухе пустой. – Ну и молодежь нынче пошла, скажи? – хмыкает Котов, обходя стол и пожимая эту самую руку. Дима смотрит на обоих мужчин, как на злейших врагов, пока те обмениваются приветствиями. – Есть какие-то новости? – еле живым голосом интересуется тётя Женя. – Да, я как раз от судмедэксперта – результаты первого вскрытия подтвердились: это был тромб. Из-за него Андрей потерял управление и… Женщина тяжело оседает обратно на стул, но пальцы её остаются сжатыми на предплечье Димы. Словно она пытается заставить его тоже сесть. И Дима заметно колеблется. Гошу всегда умиляло, как этот парень относится к матери: за её спиной он может творить совершенную дичь, но при ней всегда натягивает маску послушного сына. Даже странно, что сегодня в её присутствии Дима посмел наехать на друга семьи.  Хотя… похоже, смерть отца достаточно сильно на него повлияла.  Если честно, Гошик никогда не замечал между Димой и дядей Андреем особой привязанности… и даже подозревал, что причина этому – он сам. Но видимо, ошибся. Может, Дима и не особенно любил отца, но его смерть совершенно точно оказалась для него ударом. – Я же говорил, что не при чём, – довольно ухмыляется Котов. Но бросив взгляд на тётю Женю, тут же исправляет выражение лица на скорбно-хмурое. – Значит, тромб? – разворачивается Дима к мужчинам, отодвинув стул. – А почему тогда в заключении сказано, что отец получил травмы при жизни? – Потому что тромб не убил его сразу, – тяжело вздыхает Зотов. – Я понимаю вашу с матерью боль, но несчастья порой случаются. И не всегда в них кто-нибудь виноват… такова жизнь. Вместо ответа Дима мотает головой. Гошику не видно его лица, но не кажется, что тот способен так просто сдаться. Конечно, прошло целых шесть лет, и за это время Дима вполне мог измениться… однако в детстве у него не было привычки оставлять дела неоконченными, особенно если те задевают его самолюбие или гордость. – Кстати… – продолжает вдруг Зотов. – В свете последних событий… по поводу "Бонифация" – думаю, нам есть что обсудить, не так ли? Он оборачивается к поднявшей голову тёте Жене, но к той уже делает шаг Котов: – Евгения Константиновна, я всё понимаю… я не собираюсь что-то предпринимать в ближайшее время, так что не беспокойтесь. Мы можем поговорить о делах и позже.  – А нам есть о чём говорить? – встревает Дима, перед которым Котов и встал, словно перед неодушевлённым предметом. – Есть. Например о том, как поделим управление, – отвечает тот, не оборачиваясь и продолжая сочувственно смотреть на тётю Женю. – Однако мне кажется, что твоя мать более компетентна в данном вопросе, чем мальчишка, только недавно вернувшийся из-за границы и понятия не имеющий о бизнесе своего отца.  Гошику жаль брата. Сейчас тот вышел против неравных игроков, и потому вряд ли способен запросто справиться с их давлением. А ещё Гошику противно: дядю Андрея ещё даже не похоронили, а его самые близкие люди только и делают, что собачатся над наследством… Кстати, раз уж половина "Бонифация" теперь принадлежит Котову, получается, у Димы теперь и "приданое" в два раза меньше? Но примет ли его при таком раскладе Зотов? Или решит подыскать дочери более подходящую партию? И спасёт ли Котов фирму, которую сам же и подставил под удар? Или утопит её окончательно? Гошик пытался убедить себя, что ему всё равно. Однако это не так. И дело не в обещанных ежемесячных выплатах, которых он рискует лишиться, а в том, что дядя посвятил "Бонифацию" всю свою жизнь. Гошик лично был свидетелем того, как маленький магазинчик разросся до большого, как открылся второй, а потом и третий… как тщательно тётя Женя нанимала швей, и сколько сил чета Соболевых приложила, чтобы перенести производство в Китай, но при этом не потерять в качестве. Порой они оба по несколько дней пропадали в разъездах, а когда возвращались, дядя Андрей был выжат, как лимон, да и тётя старела прямо на глазах. Конечно, она старалась следить за собой: всякие подтяжки, инъекции ботокса… даже операции – но в ответственные моменты она сутками просиживала над документами, забив на свой внешний вид и на запланированные процедуры, превратившись в самую обычную женщину средних лет, с мелкими морщинками, потускневшими волосами и покрасневшими от напряжения глазами. Дядя Андрей, как мог, помогал ей даже в таких мелочах, как приготовить кофе или съездить вместо неё за продуктами. И в подобные времена Гошик забывал о мелких неурядицах и начинал одинаково уважать своих приёмных родителей. А ещё считал совершенно естественным, что своё детище дядя Андрей передаст Диме, ведь он с одинаковой любовью и заботой взрастил их обоих: и сына и "Бонифация". А теперь получается, что часть отходит левому дяде? И тот даже смеет обещать, что из милости "пока" не станет ничего предпринимать? Нет, нет, нет – такого просто не может быть. Чтобы дядя Андрей действительно передал ему что-то. С какой стати? Бред. Самый настоящий. Но пока старики и Дима продолжают бодаться, Гошик всё больше чувствует себя лишним. Даже если он очень хочет помочь – просто не может: у него нет ни знаний, ни связей для этого. А значит, остаётся только смотреть.  Внезапно в кармане начинает вибрировать телефон. – Простите, – извинившись еле слышно, Гошик встаёт из-за стола и направляется к двери.  Внимание на него обращает лишь нотариус: склонив голову, очкарик провожает его задумчивым взглядом. – Да? – прижимает Гошик трубку к уху уже в коридоре. – Где тебя носит? У нас же репетиция! – Лара… сегодня объявление наследства… я с семьёй. – Ах… извини… мне искренне жаль, однако ты не должен забывать о важных вещах. У тебя через два дня пробы! Второго шанса может уже и не представиться… Если бы не мой отец, у нас вообще не было бы даже возможности… – Я всё понимаю. Прости. Я скоро буду. – Жду. Гошик отключается и оглядывается на дверь. Не похоже, что он тут кому-то нужен, а значит… значит, будет лучше вернуться к работе. И тогда, возможно, ему удастся хоть немного отвлечься. И забыть про это болезненное ощущение в груди. И эту растерянность: часть мира неожиданно просто исчезла, однако люди почему-то продолжают жить, будто этого не заметив. Должен ли он поступить так же? Или хотя бы сделать вид? Нет, на самом деле, это не должно быть сложно. В конце концов, в последние годы он не так уж и часто общался с приёмным отцом… но между тем, чтобы редко общаться и знать, что человека больше нет и с ним уже никогда не связаться – есть разница и очень большая. И Гошик совсем не уверен, что сможет легко с этим смириться, даже погрузившись с головой в модельный или актёрский бизнес.  Так что на репетиции, к концу которой он всё-таки успевает, толку от него оказывается немного, и очень скоро Лара отпускает его домой. Гошик даже не заруливает к Фёдору, а сразу вызывает такси. Ему очень хочется домой – лечь спать и перестать думать хотя бы на время.  Лифт поскрипывает, но исправно доставляет его на девятый этаж. Однако когда Гошик подходит к двери в квартиру, то обнаруживает, что она приоткрыта, а на лестничной клетке витает тонкий запах сигарет. "Милена?" Его девушка иногда курит, но никогда не делает этого в квартире – всегда выходит на балкон на лестничной клетке, особенно, если не зима и на улице не очень холодно. И пусть Гошик не в восторге от этого, сейчас ему совсем не хочется заходить внутрь одному, поэтому он проходит мимо лифта, мимо мусоропровода и уже хватается за ручку приоткрытой двери, как вдруг слышит: – …дело не только в деньгах. Я тогда даже не знала, из какой он семьи, ма… ну не нуди… нет, он порядочный, так что вряд ли заговорит об аборте.  "Какого… хрена…" – …подходящее время? Ему ещё только двадцать… в этом году исполнится двадцать один… Но ты права, через год или два он от меня уже устанет или найдёт себе кого-то получше, так что, да – надо ковать, пока горячо… тем более, что сейчас у него горе, ему нужна поддержка… но со свадьбой, наверное, придётся подождать… я знаю, мама. Я не будут на него давить, и я помню: "у мужчины всегда должна сохраняться иллюзия, что решение принимает он сам", ага… да, посоветуй что-нибудь простое, чтобы я могла бы ему приготовить? А то он с этой диетой… Гошик отступает назад, не желая слушать дальше. Дыра, возникшая в душе после вести о смерти дяди Андрея, резко расширяется, и ему вдруг становится совершенно всё равно, кто эта девушка, что сейчас разговаривает по телефону там, на балконе. Гошик заходит в квартиру, оставив дверь приоткрытой.  За время их с Миленой сожительства в доме накопилось много принадлежащих ей вещей. Наверное, даже очень много… Но стоит начинать их собирать, как на него снисходит облегчение. Медленно, но обстоятельно Гошик обходит комнату, опустошает полки в шкафу, и даже когда хлопает входная дверь, и девушка застывает на пороге, он не останавливается.  – Что происходит? – Ты беременна? – спрашивает Гошик в ответ, запихивая красный купальник в пакет из супермаркета. – Я- …с чего т- …откуда? – Так да или нет? – Д-да… но почему ты… мои вещи… Гошик кивает сам себе. Потом бросает мешок под ноги и резко подходит к Милене: – Правда? Ты на самом деле беременна? Думаешь, сейчас самое подходящее время, чтобы добить меня ещё и этим? Или ты думаешь, что такой порядочный парень, как я, просто поверит тебе на слово и предложит пожениться? Тёмные, ровно подведенные брови Милены сходятся на переносице. Она смотрит на него наполовину испуганно, а наполовину озадаченно. Но постепенно обе эти эмоции сменяются на досаду. – Так ты слышал… я не думала, что ты вернёшься так рано… – Я вернулся, и я всё прекрасно слышал. – И что теперь? Я стала тебе отвратительна? Но Гоша, я ведь люблю тебя… – Какая расчётливая любовь… Покачав головой, Гошик возвращается к шкафу и поднимает с пола пакет. Однако Милена подбегает следом и вцепляется в его руку, заглядывая в глаза: – Да, я расчётливая! Но только потому, что понимаю: в твоём круге общения нет места для такой, как я! Ты мог связаться со мной по наивности, но очень скоро я тебе надоем! Ты уже стал холоден со мной! Но я хочу… хочу быть с тобой… любить тебя… заботиться о тебе…  – Мой круг? – Гошик старается не рассмеяться. Качает головой.  Свитер из ангорской шерсти не лезет в уже набитый пакет, так что Гошик вырывает руку из хватки Милены и идёт в кухню за новым. На этот раз ему попадается плотный пластиковый – с изображением британского котёнка. Почему-то мысли мгновенно перескакивают на Диму. "Интересно, ему тоже приходилось сталкиваться с подобным?" – Гоша! Ну прости! Выскочив в коридор, Милена падает на колени. Это пугает. Ей вроде бы никогда не были свойственны настолько самоуничижительные порывы. – Я правда беременна! От тебя! – Тебе нужны деньги на аборт? Гошик не может попасть обратно в комнату, разве что перешагнув через девушку… но пока стоит и смотрит на неё сверху вниз. – Нет… я хочу родить. – Твоё право, – пожимает Гошик плечами, чувствуя себя мерзкой тварью, но одновременно ощущая странное удовлетворение. – Я подам на алименты! И ты всю жизнь будешь вынужден платить! – О, а как ты докажешь отцовство? – Сделаю тест на ДНК! – Ты хоть в курсе, сколько он стоит?.. Но если ребёнок действительно окажется мой – не проблема, я его обеспечу.  – Правда? Девушка начинает подниматься, её губы почти раздвигаются в улыбке, а руки тянутся, будто собираясь обнять или снова схватить Гошика, однако тот ловко уворачивается и проскальзывает в комнату. – …однако сначала тебе нужно родить и доказать, что отец – именно я. – Не знала, что ты – такая сволочь. Свернув свитер, Гошик оборачивается: – Я тоже.  На девяносто девять целых и девять десятых процента он уверен, что никакой беременности нет, и что это лишь предлог заговорить его и заставить сомневаться в своём решении. Однако именно сегодня Гоше совершенно не хочется идти на компромиссы. Или откладывать решение на потом. И он продолжает собирать вещи Милены и набивать ими пакеты, а потом вызывает ей такси. – За тобой ведь ещё должна числится комната в общаге? – Ты пожалеешь о том, что сделал сегодня, – вместо ответа процеживает девушка сквозь сжатые зубы. И даже не взглянув на пакеты, вытащенные Гошиком на лестничную площадку, заходит в лифт. И лифт уезжает. Гошик озадаченно косится на оставленные пакеты, а потом набирает номер своего куратора: – Лар, ты говорила, у вас там планируется благотворительная акция? Я про помощь пострадавшим в Анкаре… да, у меня тут появилось кое-что… Да блин, помню я про послезавтра! Послезавтра. Пробы. Одна мужская главная роль и одна женская. И у "Анастасии" эксклюзивное право на предоставление кандидатов. Конечно, если они с Денисом не справится, на мужскую роль объявят открытый конкурс, то же самое и с Юлей… но ведь это будет ещё только в понедельник, а сегодня суббота. Ещё один звонок. – Алло, это я… нет, давайте сегодня никуда не пойдём, просто заваливайтесь ко мне… не надо ничего покупать, выпивка будет, закусь тоже найдётся… Вернувшись в квартиру, Гошик заходит на кухню и открывает холодильник. Задумчиво смотрит на его внутренности, всё ещё прижимая телефон к уху и слушая, как Кудряшов передаёт Весёлову его приглашение. – …а вообще, знаете что… пройдите через Макдак. Захватите мне как обычно… будем считать, что у меня выходной.