****
– Ха-ха. Кажется, его настроение улучшилось. Димон даже садится, забыв, что было велело лежать. А Гошик отступает ещё на пару шагов. Вроде бы ему тоже следует обрадоваться, но прищур брата не сулит ничего хорошего. В лучшем случае Гошику посоветуют тоже избавиться от пут самостоятельно, а в худшем… сделают это в особо язвительной манере. – Знаешь, на твоём месте я бы не дёргался… – начинает он. Но Дима фыркает: – Думаешь, я не заметил, что ты блефуешь? – однако совсем вставать пока не спешит, вместо этого принимается осматривать свою лодыжку, оглаживая пальцами вокруг ранок. – Чёрт, как чешется… – Блефую? Я? – Гошик находит силы тоже хмыкнуть. – Ну давай, утешай себя. Посмотрим, как ты блевать в кусты побежишь. Кажется или лицо братца слегка побледнело? А ведь это как раз может быть следствием отравления. – Побегу – значит, побегу, – после небольшой задержки и с напускной легкомысленностью пожимает брат плечами и встаёт. – Кстати, тебе норм? – Что именно? – настораживается Гошик. – Руки… – кивает Дима ему за спину. – Ничего не мешает? – Да нет… – Ну смотри. "Зараза. Так и повернулся я к тебе задом, ага…" Тут Гошик внезапно вспоминает, что уже не раз не только поворачивался, но и прижимался к нему этим задом за последние сутки, и бледнеет уже сам. Ну то есть, ему так кажется, потому что мышцы лица застывают, словно восковые, и изобразить что-то нейтральное на нём уже не получается. Так что Гошик опускает взгляд и пинает ни в чём не повинный камешек. – Боже, как хорошо! Совсем рядом раздаётся "вжух" металлической молнии, а затем удовлетворённое журчание. Приходится плотнее сжать колени. Может всё-таки не стоило выпендриваться и хлебать из источника? Такое чувство, что выпитое уже добавилось к и так немалому содержимому мочевого пузыря. – Красота. Просто чудесно. Я раньше даже представить себе не мог, как это круто – иметь возможность использовать руки! Дима обходит Гошика и склоняется к ручейку, но в последний момент останавливается, морщится и отодвигается от воды. – Что такое? – осторожно любопытствует Гошик. – Там что-то шевелится. К горлу тут же подкатывает тошнота. Однако не зря же он целый год ходил в актёрскую студию, а последние два с лишним месяца на лекции в агентстве? В общем, Гошику удаётся поинтересоваться как ни в чём не бывало: – Ну что? Тогда потопали дальше? – Куда? – опуская к мокрым камням руку, Дима мочит ладонь и сбрызгивает ранку на ноге. – Куда-нибудь… Можно к дороге, вряд ли они перекрыли её всю – пройдём подальше, поймаем попутку… – Окей. А в какой стороне дорога? Открыв было рот, Гошик задирает голову к небу, но даже поднимающееся к зениту солнце не даёт ему ответа. А ещё до него доходит, что до сих пор братец вёл его наобум. – Тогда нет никакой разницы, куда идти, – заключает наконец. И тут взгляд цепляется за дымку в небе. Откуда она идёт – не видно, загораживают деревья, но Гошик отправляется на середину лужайки и вдруг улыбается. – Там что-то горит. – Пожар?! – подскакивает Дима, до этого только наблюдавший за ним. – Скорее дым из трубы. Деревня? Или домик лесника? Сама собой вспоминается песенка "Короля и шута", и Гошик улыбается ещё шире. Немного приволакивая ногу, Дима подходит к нему и, щурясь, тоже смотрит на рассеянный дымок. Потом кивает. – Ладно… пошли туда. Он бледен. Наверное, уже начало тошнить. Но змейка и правда была небольшой, так что яда в её укусе не могло содержаться достаточно, чтобы свалить парня под девяносто кило. Однако Гошик внимательно следит за братом, бредя следом. Правда в том, что даже если бы он кинулся и начал отсасывать яд из укуса в ту же секунду, когда Димон сбросил с себя гадюку, весь яд всё равно бы не удалил, а вот занести в рану ненужную заразу – вполне. Но ему всё равно не по себе. Как будто сделал что-то плохое. "Чёрт, да не помрёт он…" Поначалу казалось, что идти недалеко, однако они всё идут и идут, а впереди только лес. К тому же небо закрывает листва и дыма больше не видно. Но направление… вроде бы верное. – Я тут подумал, – неожиданно после довольно продолжительного молчания заговаривает Дима. – Вот придём мы, вот увидят нас селяне: меня и связанного тебя… как думаешь, что подумают? – Что ты не смог меня развязать. – А я и правда не смогу? Он останавливается, поджидая Гошика, но тот тоже тормозит, не доходя до брата пары шагов. – Раньше ты не был таким упрямым. – Раньше я был слишком наивным. – Ты меня боишься или что? – прищуривается Дима. Он ведёт себя так, словно ничего не было… тогда… на его последнем звонке. Или об этом помнит лишь Гошик? – Конечно нет, – усмехается он, мотая головой. – Просто не доверяю. – Почему? Что за разговор? Гошик отворачивается, цокает языком, снова косится на брата… подмечая, как тяжело тот дышит. И наконец вздыхает: – Пошли уже, а? Пока я в штаны не надул. – Чёртов упрямец! Будь Дима в порядке – смог бы оказаться рядом в мгновение ока, а так, пока он делает пару ковыляющих шагов, Гошик уже успевает отбежать на десяток. – Нам в другую сторону. – Я в курсе. – Вот и иди туда! Дима кивает. Однако продолжает топать к нему. – Я серьёзно, Дим. Не надо. Больше брат не отвечает. Гошик чувствует себя до нельзя глупо, продолжая пятиться. А когда сзади вдруг обнаруживается преграда в виде куста, остановить падение не получается. И пока он барахтается в колючках, пытаясь встать, Дима всё-таки настигает его. – Не трогай меня! – Что ты, блин, истеришь, как целка в подворотне? – Дима падает на колено и хватает его за запястья. – Ты ведь не думал, что я собираюсь тебе член подержать? Гошик чувствует прикосновение губ и носа к рукам. И замирает. Собственные губы мгновенно высыхают. Но живот продолжает болеть, да так, словно его пилят ржавой пилой. А Дима всё продолжает возиться. Он то кусает пластик, то дёргает Гошика за руки. И спустя какое-то время раздаётся щелчок – пластиковая лента рвётся. – С-спасибо. – Нема за що… давай, беги в кустики. Гошика прямо-таки обливает самодовольством, источаемым братом. Словно тот совершил величайший подвиг на свете, но так и быть – согласен на обычное "спасибо". Гошик и правда удаляется в кусты. Ему хочется спрятаться и без лишних глаз переварить собственную глупость. Ну правда, чего он себе навоображал? Зачем вообще упрямился? Дерево, ещё одно, кусты… просвет… Лужайка? О, забор. Расстегнув молнию и прицелившись в покрашенный зелёным брус, Гошик едва не вскрикивает от пронзившей низ живота боли. Но постепенно на него снисходит благодать. И когда из-за забора вдруг поднимается очень удивлённое лицо какого-то старика, он уже оказывается не в силах остановиться.****
– Так вы заблудились? – Да, типа того… от вас можно позвонить? – Отчего ж нельзя? У почты будка – звони, сколько хочешь, коли монетки есть! Дима сдержанно хмыкает, а Гошик вздыхает. Монеток у них нет. А судя по отсутствию привычных проводов над головами – в этой глухомани не то что телефонные линии, даже электричество не во все дома не проведено. И сама деревня… полсотни крыш, причём больше половины из них покосившиеся, а под остальными наверняка доживают свой век старики, которым и дела нет до благ цивилизации. – А далеко до Москвы? – Далече, парень, далече… а вы оттудаль? – От… да, оттуда. Едва не получив лопатой по голове за неподобающее обращение с чужим забором, Гошик уже успел сто раз извиниться, и теперь хозяин того забора стоит у покосившейся калитки и праздно чешет куцую бородёнку, то поднимая взгляд на его всё ещё чудом сохранивший форму ирокез, то опуская на напрочь разодранные брюки Димы, то вновь поднимая, но уже к его на треть разукрашенному кровоподтёками лицу. Гошик с братом обошли участок старика, спустились с небольшого холма и очутились на центральной дороге этой деревни. Словно перенеслись лет на сто назад. – А у вас не будет… лишней мон- Договорить Гошику не даёт схватившая за плечо рука. Брат тут же изображает вежливую улыбку, но бледное лицо и лихорадочно блестящие глаза придают ей что-то дьявольское. – Кхм, а до дороги далеко? Просто мы старались выйти к шоссе, а вышли сюда… – Да часов за пять дойдёте вон по той дороге, – старик кивает на пыльную ленту, теряющуюся среди раскинувшихся у деревни полей. – Но если не хотите топать пешком, могу отвезти вас на тракторе. – Было бы круто, – поспешно соглашается Гошик. Однако оказывается, что старик ещё не закончил: – …но у меня тут дел по горло – кум навоза привёз, надо раскидать, пока свеженький, так что… простите, мне совершенно некогда. – А больше ни у кого трактора, конечно же, нет? – подозрительно скептически уточняет Дима. – Ага, у Давыдыча прошлой осенью сломался – ось сгнила, так он его на задний двор затолкал и дальше гнить оставил. Поля-то не нашенские, так что и трактора нам как бы без надобности. – А какой-нибудь общественный транспорт у вас тут ходит? – А как же! Почти каждую пятницу и понедельник приходит автобус! – О, сегодня как раз понедельник… – Сегодня автобус уже ушёл, – улыбается старик, и остаётся только удивляться, как с таким почти беззубым ртом он всё ещё способен внятно выговаривать слова. – Так что? Пешком пойдёте? Дима цокает языком, а Гошик снова вздыхает. Похоже, выхода нет. – А давайте мы вам с навозом поможем, а вы нас отвезёте? Рука на плече сжимается сильнее, но Гошик не реагирует, продолжая вопросительно смотреть на старика. – А давайте, – ещё шире лыбится тот, отступая за калитку. – И за это я вас вкуснейшим салом накормлю! С жареной картошечкой! А то и баньку истопим, что скажете? Гошик шагает следом. – Не дурно, совсем не дурно, дяденька. – Зови меня Митяем, парень. А вас как звать-то? – Меня Гош- …Георгий, а его Дмитрий. Мы братья. – А совсем не похожи… ладно, вон навоз, а вон грядки. Сейчас я вам лопаты из сарая принесу! Старик с неожиданной прытью для такого тщедушного тела упархивает по узкой тропинке, а Дима рывком разворачивает Гошика к себе: – Ты не думаешь, что лучше потратить несколько часов на дорогу, чем возиться с навозом?! – Ну дойдём мы до шоссе, а дальше что? – Гошик распрямляет спину и смотрит на брата сверху вниз. Разница в росте у них небольшая, всего несколько сантиметров, но чтобы придать своему мнению вес, этого хватает. – Понимаю, у тебя в Москве дел невпроворот, но сегодня мы вряд ли вернёмся, так что смирись и расслабься. По крайней мере, здесь нас не найдут. – Не только у меня, знаешь ли… И если достать несколько монет – можно вызвать такси. – Где достать? Попросить ты не дал, так что… украдём? Не лучше ли честно заработать? Да и какой таксист согласится сюда переться? Скорее уж тебя примут за шутника! – Я позвоню матери. – Да делай, что хочешь! – не выдерживает Гошик. До сих пор он старался держаться спокойно, но любому терпению рано или поздно приходит конец. А Дима разжимает пальцы и отступает. И в это же время со стороны доносится скрежет металла – это весело трутся друг о друга лопаты, прижимаемые к животу высковчившим из сарая стариком. – А вот и ваш инструмент, парни… что такое? Что случилось? Старик выпучивает глаза глядя на то, как Дима неожиданно начинает раздеваться. – Купите у меня ремень? Натуральная кожа. Итальянский. – Кожи у нас и своей хватает… – с сомнением протягивает хозяин огорода, но аккуратно опускает лопаты на землю, отряхивает ладони о серые штаны и принимает протянутую вещь. – Мн… сколько ты за него хочешь? – Мне бы позвонить. А то нас… перед тем, как мы потерялись, обокрали. – Да, беда… что ж ты сразу-то не сказал? С ремнём в руках старик удаляется к дому, но возвращается быстрее, чем из сарая, и высыпает в ладонь Димы пригоршню странных монет. – Дурить вздумал, старый чёрт? – морщится тот. – Это же не деньги. – Чего обзываешься? – в свою очередь состраивает гневную рожу Митяй. – Это жетоны от метро ещё советских времён, но не боись – автомат их за милую душу зажуёт и не подавится! Поджав губы, Дима несколько секунд пялится на него, потом кивает и отправляется обратно к калитке. – Что это с ним? – пихает старик Гошика локтем в бок. – Змея укусила. – Бедная… не подохла?