****
Гошику вовсе не улыбалось ковыряться в навозе, хоть тот и был больше похож на обычную землю, смешанную с пожухлой травой, и пах не слишком отвратно – во всяком случае намного лучше, чем отхожее место – но уж очень захотелось посмотреть, как братец орудует лопатой в итальянском костюме. Конечно, после укуса ему не помешало бы отлежаться… …однако – не сахарный, не растает. Когда же Дима упомянул про мать и всё-таки попёрся на поиски телефона, сочувствие Гошика иссякло окончательно. Не то чтобы в идее дозвониться до дома было что-то плохое – но и ведь и Гошик, согласившись помочь старику, предложил не какую-то дичь. А Дима даже и не подумал прислушаться. Вот и пусть теперь делает, что хочет. Может даже возвращаться в Москву один! Кстати, после ухода одного из потенциальных работников дед Митяй почесал макушку и вынес во двор табуретку с караваем ржаного хлеба и литровой банкой молока. Гошик отказываться не стал. Хотя в голове и мелькнула мысль, что неизвестно, какой у всего этого состав и калорийность… но какого чёрта? Двое суток он объедался фастфудом, а потом попостился полдня: что-то считать уже бесполезно. Подзаправившись, Гошик скинул рубашку, закатал джинсы и вот уже полчаса, как загорает на утреннем солнцепёка, упражняясь с лопатой. Впрочем, солнце жарит не так уж и сильно (конец августа), однако у него даже в спортзале не всегда получалось так основательно пропотеть… А куча навоза тем временем даже и не думает уменьшаться. – Что ты так скромно на лопату набираешь? Не экономь, побольше раскидывай! – Да-да… "Может, пойти пешком и правда было бы проще?" Нет, вслух он ни за что это не признает. К тому же, раз взялся за дело – надо довести до конца. Гошик всё больше погружается в работу, и всё меньше мыслей крутится в его голове. Когда он вот так оставался наедине с самим собой в последний раз? Даже в зале, занимаясь на тренажёрах, вечно думал о чём-то, что-то планировал, но сейчас… сейчас не хочется ни думать, ни планировать, ни вспоминать. И это почти удаётся. Блаженная пустота и одни и те же движения: шаг назад, шаг вперёд, лопату туда, лопату сюда… пот стекает градом с лица и по спине, пояс джинсов промок, волосы щекочут шею. Вдруг – скрип. Калитка? – Вернулся? Дима бредёт по тропинке, не сводя с Гошика взгляда. Словно он натворил что-то. И сейчас получит. – Ну как? – встревает старик. – Нашёл будку? – Нашёл, – буркает тот, стаскивая с себя пиджак и бросая поверх рубашки Гошика на кустах малины. – Нам нужно раскидать весь этот навоз? А не велика ли плата за короткую поездку? Может тогда прямо до Москвы нас подбросите? – Э-ге-гей, милок, да сколько тут кидать-то? Всего-то двадцать соток! К обеду управитесь! А пока вон, молочком подкрепись… – Не хотите везти до Москвы – заплатите деньгами, – упрямо гнёт своё Дима, но мельком косится на полуопустошённую банку, всё ещё стоящую на табуретке в теньке. Гошик переводит взгляд с молока на Диму, потом на старика и обратно, дивясь, как брат может быть таким мелочным и меркантильным. Вроде бы он всегда считал, что торговаться – ниже его достоинства. Однако вы только поглядите… Старик же, тем временем обошедший табурет и усевшийся на косо приваленный к кустам малины пень, лишь сокрушённо вздыхает: – Я вам, парни, баньку обещал… и накормить, и спать уложить… неужто мало? – Дим, хватит, – не выдерживает Гошик. – Тебе так хочется корячиться тут? – не оборачиваясь, но Дима всё-таки реагирует на упрёк. – По-моему этот старый хрыч просто пытается выжать из нас по максимуму, отлично понимая, что мы в безвыходном положении. – Если тебе так кажется, можешь идти пешком. Или просто посиди в сторонке и подожди, пока я не доделаю, что обещал. Конец перерыва. Гошик вновь поднимает лопату. А спустя пару минут к нему присоединяется Дима. Правда, оставшись в рубашке и лишь закатав рукава. – Твоим туфелькам хана, – хмыкает Гошик, несколько раз воткнув лопату в землю, распределяя навоз, и отправлившись за новой порцией. – Кстати, ты дозвонился? – Нет, – прилетает угрюмый ответ. – Что так? – Не помню номер. – Да неужели? Даже матери? Даже такси? – А ты будто помнишь! Ну назови мне хоть один! – 002. – Менты? – Дима останавливается, и Гошик тоже замирает с поднятой над землёй лопатой. – У Котова… точнее, у Зотова уже наверняка раскинута сеть, и даже если к нам вышлют наряд, боюсь, приедет совсем не полицейские. – Думаешь… всё-таки это они нас… – Думаю. Гошик кивает сам себе. И посылает порцию навоза в полёт. Одна часть мозга всё ещё сомневается, что друзья дяди Андрея действительно могли сговориться насчёт его убийства и похищение сыновей… тем более, что «Бонифаций» должен был достаться Зотовым, пусть и с приданным в виде жениха… но другая половина настойчиво напоминает: Котов уже один раз их похитил, так что вполне мог организовать и второй. Тем более, что Дима не слабо так на него надавил. Но ведь тогда получается, что возвращаться опасно?****
– Ну во-о-от! А вы боялись, что за сегодня не управитесь! – Дед, уже вечер… – Именно! А значит, пора в баньку, а потом и по рюмочке, да? Митяй лыбится, демонстрируя тридцать три дырки, Гошик же сидит на земле, держась за воткнутую рядом лопату и раздумывая, а не прилечь ли прямо тут? И прямо до утра? Есть не хочется совершенно. После обеда старик накормил их бутербродами с салом и ещё раз напоил холодным, из погреба, молоком, но когда Гошик потом снова взялся за лопату – его почти тут же затошнило. И вообще, чем дольше они работали – тем медленнее шло дело. Например, до обеда удалось раскидать больше двух третей от всей кучи, однако остатки всё никак не желали кончаться, как и сам огород. Честно говоря, будь Гошик один – он бы ещё в полдень послал Митяя с его навозом подальше, однако Дима продолжал работать, весь потный, грязный, еле живой, и Гошик тоже не мог отступить. Зато сейчас ему хочется лишь лечь и умереть. А вот у Димы, похоже, ещё остались силы, так что он сидит рядом и отскребает влажную землю вперемешку с травой и удобрениями от своих ботинок из кожи тонкой выделки. Но что-то подсказывает Гошику: стоит брату добраться до цивилизации – и те полетят в первую же мусорку. – Я вам там венички берёзовые принёс. Мыло в лохани найдёте. Давайте-давайте, а то картошка остынет! – Ему точно не терпится выпить в компании, – косится на подгоняющего их старика Дима, но первым заходит в тёмный предбанник. Гошик перешагивает порог следом, чувствительно задевает головой верхнюю часть проёма и уже на входе чувствует идущий из-за следующей массивной двери жар. – А полотенца? – оглядывается, потирая макушку. – Вон простыни старые, – кивает Митяй на кучу тряпок на лавке. – А вы не будете мыться? – Конечно, неплохо бы кости старые прогреть, но сердечко уже не то… так что лёгкого вам пара, ребятки. Дверь на улицу закрывается, но в предбаннике остаётся гореть оплывшая свеча. Одна. Да ещё что-то вроде остатков солнечного света проникает через мутное окно под низким потолком. Только Гошику полумрак даже нравится… по крайней мере, раздеваться в нём не так стыдно. Будь вместо Димы рядом кто-то другой, он бы и не задумался о смущении, однако… да, есть это самое "однако". И даже не одно. Пламя свечи колеблется и высвечивает пятнами то лопатки брата, то округлые ягодицы, пока тот избавляется от одежды. Гошик запоздало присоединяется. Дима первым переходит дальше, в саму баню, лишь на мгновение задержавшись на пороге, но всё же сделав решительный шаг. А вот Гошик колеблется дольше – уж слишком плотный жар встречает его за тяжёлой и толстой дверью. Но зато там светлее: горит огонь в чём-то вроде печи, даже видно веники на стенах и наваленные на эту самую печь камни, а ещё воду в высокой и широкой бадье. Только запах у воды… какой-то отстойный. – И как тут мыться? Дима стоит посреди квадратного помещения спиной к Гошику и уперев кулаки в бока. Гошик обходит его, снимает с крючка ковшик и набирает воду из бадьи. Принюхивается, убеждаясь, что запах идёт именно от неё – и выливает на себя. – Вау! – Горячо? – Терпимо. Второй ковшик выплёскивает на брата – тот шарахается к стене, смешно подтянув одно колено к животу, но с заметным усилием всё же заставляет себя расслабиться и сесть на лавку. Гошик опрокидывает ещё несколько ковшиков ему голову, прежде чем осознаёт, что стоит перед парнем голышом. – Кхм. Отступив, принимается обливаться сам, а Дима продолжает сидеть неподвижно, сцепив перед собой руки и глядя куда-то в пол. Видно лишь его чёрные, отросшие длиннее нормы и потому уже начавшие заметно виться волосы… и покатые плечи, как у борца или пловца… – Ты каким-то спортом занимался? – без всякой задней мыслей интересуется Гошик. – Под парусом ходил. – Точно, Андрей же подарил тебе яхту… кстати, где она сейчас? – В нашем порту. – Ходил на ней по Москве? Дима фыркает и молча мотает головой. Гошик и сам понимает, что спросил глупость. Будто по Москве-реке можно нормально передвигаться. "Два А" как-то исследовали эту тему и выяснили, что существует целая куча ограничений не только для грузовых судов, но и для мелких и частных: где-то нельзя ходить под парусом, а где-то наоборот запрещено использовать двигатель внутреннего сгорания… в общем, если хочется отдохнуть на воде – проще взять экскурсию до Углича, Ярославля или там Астрахани… ситуация почти такая же, как и с авто: конечно, иметь собственную тачку круто, но вот Гошик предпочитает без лишних проблем брать такси. – У тебя… это родинка, да? Неожиданный вопрос выбивает из колеи. Гошик прослеживает взгляд Димы до своего бедра и медленно кивает, отступив назад. Но Дима почему-то встаёт с лавки и шагает следом. Деревянная стена упирается в спину, Гошик сглатывает ставшую вязкой слюну, пока брат закрывает собой весь свет. Но не останавливается на этом. Ещё немного – и их животы соприкоснуться. – Т-ты… чего эт-то… – Дай мне… – Ч-что? – Это… Дима наклоняется и забирает из руки Гошика ковшик. Заставив ещё раз сглотнуть пересохшим от жара горлом. Потом Дима отходит обратно к полуопустевшей бадье и перегибается через край, зачерпывая воду, а Гошик оказывается вынужден отвернуться от него, поспешно стащить со стены веник и прикрыться им. А точнее – сделать вид, будто рассматривает сухие берёзовые листочки. – Хочешь попариться? – не отрываясь от бочки, интересуется Дима. – Хочешь, попарю тебя? – эхом отзывается Гошик. – А давай. Вылив на себя пару ковшиков, Дима возвращается к лавке и укладывается на неё, а Гошик обнаруживает небольшой деревянный тазик с мылом и мочалкой. – Может, тебя ещё и помыть? – Помой… – зевает брат. – Давай, поухаживай за мной, мелкий…