Upstream / Против течения

****

Длинные серьги щекочут шею и ключицы. Леггинсы узкие и плотные, словно презервативы, но туника достаточно длинная, чтобы прикрыть неприлично обтянутые места. Хотя Гошику дали специальное бельё, скрадывающее особенно выступающие части, но в нём только теснее и неудобней. И всё же Гошик приехал сюда, даже не сняв макияж – не слишком яркий, так как заключительная тема сессии была повседневной, но всё-таки характерно женский, с подведёнными глазами, блестящими тенями и даже нарощенными ресницами такой длины, что впору взмахнуть и взлететь. Впрочем, всю эту боевую раскраску вряд ли видно в полутьме. Гошик сидит в такси за забором, окружившим элитную высотку, и ждёт. Водила всю дорогу пялился на него в зеркало заднего вида, но сейчас откинулся в кресле и вроде как ковыряется в своём телефоне. А вот у Гошика так трясутся руки, что во время звонка телефон пару раз чуть не вывалился из них. Однако сейчас ему остаётся лишь ждать. Видит бог, ещё утром он и не предполагал, что сделает подобную глупость… но когда брат просто взял и ушёл посреди фотосессии, внутри что-то оборвалось. После нескольких дней, проведённых вместе, почему-то оказалось достаточно сложно вновь заставить себя погрузиться в привычный быт: на учёбу Гошик сразу забил, появившись в универе лишь раз, что же до работы – она помогала отвлечься, но в то же время сильнее наталкивала на мысль, что всё вокруг – лишь мишура. Мишура, которая шуршит и блестит, скрывая реальность. Вдали от Москвы голова Гошика уже была полна самых разных шокирующих мыслей, но усталость и нервы служили отличным оправданием, чтобы игнорировать их.  Чтобы откладывать действия на потом. Однако это "потом" сильно затянулось. Но сегодня Дима смотрел на него действительно мрачно. И ушёл таким недовольным… практически в бешенстве. И Гошик понял: сейчас или уже никогда… уже никогда он не найдёт в себе сил, чтобы поставить все точки над "i". Скрип. Открывается калитка сбоку от раздвижных ворот и в свете фонаря и миллионов искр на мокром после дождя асфальте появляется фигура в длинном кардигане крупной вязки и в шлёпанцах на босу ногу. Засунув руки в карманы джинс, Дима прогулочным шагом подходит к такси и костяшкой среднего пальца стучит по стеклу. Гошик знает, что должен выйти. Но медлит. И лишь когда водила недоумённо оборачивается – ещё до того, как его взгляд настигнет – наваливается на ручку двери и рывком распахивает её. Дима отступает к забору: – Может, всё-таки поднимешься в квартиру? – Нет. Гошик разгибается, выбираясь наружу, и замечает, как лицо Димы вытягивается при виде его боевого раскраса. – Что? – не выдерживает. – Таким я тебе не нравлюсь? И захлопывает за собой дверь. – О чём ты? – Брось. Мы оба знаем, о чём я. Дима качает головой, но когда Гошик делает шаг к нему – отступает.  – Я настолько тебе отвратителен?  – В этом прикиде – да. За забором много фонарей: красивых, круглых, на толстых столбах, украшенных вензелями. А ещё по ту сторону растут кусты с почти отцветшими крупными цветами. Гошик ненавидит осень – осенью всё умирает, птицы улетают, тепло уходит, дни становятся длиннее, а ночи всё холодней, а ещё эта вечная сырость… – А в каком нет? Лицо Димы в тени. Его причёска всё ещё в беспорядке – видимо, он так и не посетил парикмахера, чтобы как обычно укоротить волосы до предела и скрыть, что они вьются – так что сейчас на тёмные глаза нависает уже приличная чёлка. Но почему-то Гошику кажется, что Дима спокоен. И что сейчас он просто отчитает его и прогонит.  "Неужели мне привиделось то, чего нет?      …но брату не кончают на лицо с таким удовлетворением, если не видят в нём кого-то ещё…              И не обнимают во сне. " –  Кхм… ладно, извини, я поеду. Гошик уже хватается за дверь, чтобы вернуться в такси, как за спиной вдруг раздаётся: – Если ты хотел соблазнить меня, то выбрал неподходящий наряд. Сердце пускается вскачь, но не от радости, а от возмущения: – Да кому нужно теб-  Сбившись, Гошик в два рывка стаскивает клипсы с ушей и оборачивается, беззвучно шевеля губами и глядя на брата беспомощно, словно враз растеряв весь словарный запас. И не зная, то ли тот опять блеснул сарказмом, то ли наконец-то заговорил серьёзно. И это действительно хороший вопрос. Ведь Дима умеет держать лицо кирпичом. Но дело ли в наклоне головы… или в ссутулившихся плечах… только Гошик глубоко внутри вдруг понимает, что все объяснения излишни. И потому вместо сотен скопившихся вопросов произносит лишь: – Я знаю, что ты собираешься жениться… так может, сделаем это сейчас? – Это? – голос брата звучит, словно эхо. – Проясним всё. Раз и навсегда. – Плохая идея. – Я в курсе. Но дальше так продолжаться не может. Верно? Дима медленно кивает. Не нерешительно, но задумчиво. Да, у него наверняка уже целый ворох мыслей в голове, включая пересчёт возможных вариантов развития событий… но Гошику всё равно. Он никогда не умел планировать наперёд и всегда делал то, к чему стремилась душа. И сейчас она… Всё-таки распахнув дверь, Гошик пристально смотрит на брата, пока тот не подходит и не ныряет внутрь такси. Чтобы забраться следом, требуется взять себя в руки и вдохнуть полные лёгкие влажного и холодного воздуха. – Куда? – интересуется водила. Гошик называет свой адрес, косясь на брата, но тот уже уставился в окно с противоположенной стороны. Им обоим слишком мало места на заднем сидении, колени упираются в спинки передних, а макушка елозит по потолку, но намного большее неудобство доставляет повисшая тишина. Слишком странно. Когда он впервые вёз к себе Милену – они оба были пьяны и сходили от страсти с ума, так что не хватало сил держаться, и началось всё уже в машине… но сейчас у Гошика словно камень образовался в животе. Какое там целоваться? Он даже не знает, как прикоснуться к этому парню, которого знает больше пятнадцати лет. Внезапно, но Дима кажется незнакомцем. "Какого хрена… во сне всё было не так!" До чего же обидно. "Он хоть понял, о чём я говорил? …или решил, что я везу его поболтать?" Вдруг Дима оборачивается, и Гошик не успевает отвести взгляд. Пролетающие за окном огни отражаются всполохами в тёмных глазах и на натянутых скулах, а потом жёсткая складка губ этого парня смягчается до почти что улыбки, но вот в голосе её совершенно не слышно: – Позволь уточнить – ты ведь делаешь это впервые? – Что именно? – Везёшь домой парня? Едва не хлопнув себя по лбу, Гошик бросает быстрый взгляд вперёд, но водила вроде бы следит не за ними, а за дорогой. Впрочем, греть уши ему это наверняка не мешает. – А нельзя отложить разговор на потом? – А если потом будет поздно? – невозмутимо реагирует брат.  Но звучит так, словно он уже сожалеет.  – Не будет. Упрямо сжав зубы, Гошик отворачивается к своему окну. И даже когда на его колено в какой-то момент ложится рука, продолжает следить за проносящимися за мутным стеклом рекламными баннерами и магазинами, пока такси не сворачивает с дороги во дворы, а потом плавно подъезжает к нужному подъезду.  Расплатившись, Гошик покидает авто вторым, когда Дима уже подходит к крыльцу, сунув руки в карманы вязанного кардигана и позволяя его полам развиваться на ветру. И сверкая голыми пятками. В лифте атмосфера становится более напряжённой – слишком уж в нём тесно. Гошик буквально чувствует жар, идущий от Димы. А ещё почти выветрившийся, но всё равно до корки мозга знакомый запах с древесными нотками и примесью цитруса и ванили. Ему и самому становится жарко. – Ты покраснел, – сообщает Дима. И первым выходит из лифта.  Гошик долго возится с замком, но когда переступает порог квартиры и уже тянется к выключателю, руку вдруг накрывает ладонь, а в темноте за спиной сама собой закрывается дверь, на которую его вдруг толкают, прижимая и… губ касается влажное, подрагивающее дыхание. Дима не требует ничего. Он словно спрашивает. И Гошик отвечает согласием. Губы брата жёстче, чем у Милены, а ещё он целуется более осторожно, даже без языка – и Гошика это решительно не устраивает. К чему расшаркивания? Схватившись за отвороты кардигана, он вталкивает свой язык в обволакивающее нутро пока ещё неисследованного рта и едва не задыхается, когда его ловят и втягивают глубже, начиная посасывать, будто член. В штанах тут же твердеет и делается очень больно: а всё из-за тесных леггинсов и узкого белья. Да ещё и Дима вдруг втыкает колено прямо между ног, прижимаясь бедром – и Гошик не сдерживается, хрипло стонет прямо посреди поцелуя, сдавая позиции и пропуская противника на свою территорию.  Он привык быть активом. Привык брать, а не давать. Но сейчас на него напирают, подавляя и подчиняя волю. Что-то внутри отчаянно протестует, и Гошик толкает брата на противоположенную стену коридора. И случайно задевает переключатель – в коридоре вспыхивает свет, и в зеркале отражается очень странная физиономия с  блестящими глазами и растрепавшимися волосами. Дима тут же брезгливо поджимает губы и вздыхает: – Не хочешь умыться? – Хочу. Кивнув, Гошик исчезает в ванной. Он прекрасно знает, что должен сделать. И не только отдышаться – но во-первых, он делает это впервые, а во-вторых, приятного в этом мало. Однако уже заполнивший вены адреналин не даёт отступить, торопит – из-за него кружится голова, а сердце колотится уже где-то в горле. Но вода смывает часть напряжения.  И Гошик выходит из ванны практически спокойным и собранным, если не сказать – сосредоточенным. Сегодня у него в квартире царит почти идеальная чистота (вчера приходила уборщица), а на столе в спальне даже стоит корзинка с конфетами, фруктами и шампанским (подарок, полученный вчера после первого дня фотосессии). И как оказалось, Дима как раз занят его изучением. В комнате горит лишь торшер у окна, гость же расселся в кресле и крутит бутылку в руках. Застыв в дверях в одном полотенце на бёдрах, Гошик ёжится, но всё-таки переступает порог. Дима поднимает взгляд и одобрительно кивает. А потом встряхивает шампанское: – Откроем? – А мы что-то празднуем? – нервно интересуется Гошик в ответ, впервые чувствуя себя так неловко и не зная, какую позу принять, и что вообще делать. Ведь Дима – не девушка. Совсем. Даже отдалённо не похож: ни габаритами, ни общей, источаемой аурой власти и уверенности. – Тебе виднее…  Он уже медленнее обводит Гошика взглядом, и от этого взгляда на коже остаются горящие следы.  – Расслабься, – советует, мягко поднимаясь с кресла. И начав раздеваться. На самом деле ему на так уж и много нужно снимать: кардиган, рубашку, джинсы… когда пальцы подцепляют резинку чёрных боксеров, Гошик затаивает дыхание, а сам Дима вдруг останавливается и втыкает в него пристальный взгляд: – Ты точно уверен? Кивок. Твёрдый член спружинивает об резинку трусов и прижимается к животу с чёрной и кучерявой дорожкой до пупка. Гошик невольно облизывает губы, заметив блеснувшую на мгновение крупную головку. Но всё остальное его тело отказывается двигаться. Однако тёмный силуэт приближается сам, загораживая свет, плеч касаются горячие ладони, а через полотенце прижимается упругая выпуклость. – Ты ведь уже понял, что будешь снизу? – шепчет Дима без церемоний.