Upstream / Против течения

****

– Нет, не правда. Поспешно дожевав, Дима так же поспешно запивает проглоченное, после чего ставит локти на стол и обращает к Гошику тот самый взгляд, заставляющий поверить, что его владелец хоть и двадцатичетырёхлетний парень, но ещё и владелец международного бренда.  – …просто было решено пока приостановить часть рекламной компании, связанной с твоим участием. – Отлично: не увольнение, а отстранение… и то – только потому, что я твой брат? – Гошику совсем не смешно, но губы сами собой искривляются в горькой усмешке. – Хотя для твоей матери это вряд ли существенный аргумент. – Моя мать тут не- …этого потребовали спонсоры. – Спонсоры? – Ты же знаешь, в каком положении мы находились летом? Отец тогда начал превращение компании в акционерное общество, но из-за махинаций Котова мы не смогли рассчитывать на адекватную стоимость акций. Поэтому и была затеяна помолвка… И если честно, лучше бы я всё-таки женился, чем закончил реконструкцию… но отец хотел упрочить фундамент, а потом, когда его не стало, мне осталось лишь довести всё до конца. Но теперь у нас завёлся совет акционеров, и с их мнением приходится считаться. Особенно, когда юристы подтвердили, что ты нарушил пункт о сохранении репутации.  Кофе успел остыть, но Гошик всё равно допивает его в пару глотков.  Он не сомневался, что доставил неприятности, но чтобы такие… – Кажется, там было что-то про неустойку или штраф… в случае нанесения вреда имиджу компании? – Затребовать её можно только через суд, но в статьях, распространившихся в сети, больше сплетен, чем правды, а те фото, что есть – на них дела не постоишь. Лазарев убедил особо спесивых не позориться на всю страну и не подкидывать в костёр новых дров. – "Спесивых"… – забыв, что уже допил кофе, Гошик поднимает чашку и опускает обратно, глядя на белоснежное дно с коричневыми крапинками. – В Москве меня ненавидят? – В России всегда хватало экстремальных гомофобов… ты ведь не думаешь, что они только в интернете сидят? – Извини… – Я уже сказал, что здесь не только твоя вина. Дима возвращается к недоеденному бутеру, а Гошик решается уточнить: – Ты даже не спросишь, кто тот мужик? – А это важно? – Дима награждает его быстрым взглядом, а потом пододвигает к себе планшет, словно показывая, что разговор окончен. – Не знаю, – всё-таки отвечает Гошик на риторический вопрос. – Не знаю… Вот почему так всегда получается, что каждый раз, как он собирается серьёзно поговорить – чувствует себя не в праве требовать что-то? И даже наоборот – должен быть благодарен за то, что имеет? Так было всю жизнь. Гошик никогда и ни о чём не просил… …но и никогда ещё не был настолько недоволен. Однако сейчас явно неподходящее время для решения личных проблем. А когда это время наступит? И наступит ли когда-нибудь вообще? Дима прав: в России полно гомофобов… и если они так ополчились на Гошика из-за парочки статей и фотографий, то что же будет с "Бонифацием", если вдруг станет известно, что генеральный директор трахает собственного брата? А ведь если Гошик продолжит торчать рядом с ним – слухи неизбежно возникнут.  Нет, он знал, что рано или поздно что-нибудь просочится, однако поставил свои "хотелки" выше голоса разума. "Я и правда дурак…" – Тебе стоит разорвать контракт… – тихо произносит Гошик. – Нет, даже разорвать нашу семейную связь. Нахмурившись, Дима дочитывает что-то на экране планшета и только после этого поворачивает голову: – Ты уверен? "И всё? Даже не станешь отговаривать?" – Уверен. Гошик встаёт, чтобы налить себе горячего кофе и просто скрыться от ждущего взгляда. – Отмена усыновления возможна, только если твои настоящие родители не против… Что же до наследства: то, что получено, останется при тебе, но дальнейшие выплаты… я уточню у юристов. – Мне ничего не нужно. – Дурак. Гошик хмыкает, чувствуя подступивший к горлу комок, но это наверняка от слишком горячего кофе, скатившегося по пищеводу. – Ладно… что ты собираешься делать дальше? – раздаётся за спиной. – Как насчёт новогоднего секса? – оборачивается Гошик. Прежде, чем Дима успевает отреагировать, он делает шаг навстречу и, притянув его к себе за затылок, решительно целует. Тот пытается отстраниться, но у Гошика две руки, и схватив брата за плечо, он подталкивает его к стулу, заставляя сесть. Сам склоняется следом, а потом и вовсе встаёт перед ним на колени. Тонкая шёлковая тесёмка на домашних штанах легко развязывается от малейшего усилия. Сегодня Дима почему-то решил не надевать трусы… Прикосновение вызывает стремительную реакцию – его член твердеет – и вот Гошик уже сглатывает слюну… и осторожно касается губами гладкой и тёплой головки. В его волосы вплетаются пальцы и надавливают на затылок. Он знал, что так будет… не хотел этого… но если Диме так хочется утвердиться в главенствующей роли – пусть делает, что хочет. А Гошик тем временем попытается не задохнуться. Во время болезни и даже раньше его уже интересовала эта тема, в том числе техника глубокого минета – так что теоретически теперь он знает, что делать… и если опозорится, то не сильно. …однако теория и практика – это как две разные планеты. Удивительно, как кому-то может нравится делать подобное… в том смысле, как вообще можно чувствовать что-то приятное, когда каждая мышца и каждая мысль сосредоточенна на контроле? За зубами, всякими естественными позывами? Ведь толстая штука постоянно двигается во рту, постоянно грозя перейти рамки, в которых ты пытаешься её удержать, но стоит только примериться, как вдруг угол входа и скорость меняются – и всё, ты уже начинаешь издавать позорные звуки а-ля "блин, я подавился". "Пожалуйста, кончи побыстрее…" Мысль не успевает растаять, как пальцы в волосах оттягивают голову назад, и в следующий момент Дима наклоняется и целует его в губы. Нежно. Язык проникает сквозь зубы, обшаривает поверхность рта, словно в поисках чего-то… пока не находит язык Гошика и не сплетается с ним. Ноги мгновенно становятся ватными. Так что Гошика практически поднимают с колен. А потом избавляют от трусов и заставляют усесться прямо на стол голым задом. Дима задирает его футболку и впивается губами чуть выше солнечного сплетения. Гошик закрывает глаза, прислушиваясь к своим ощущениям… влажную дорожку на коже щекочет прохладный воздух, и всё же язык брата оставляет за собой след и где-то под кожей – горящий след, проникающий глубже.  Член Димы ниже, но он всё равно прижимает его к члену Гошика, обхватывая сразу двумя руками – и Гошик сильнее сжимает ноги, будто опасаясь, что брат вдруг решит прекратить и сбежит. Григорий говорил, что оргазм простаты – это что-то нереально крутое, но Дима совершенно точно дрочит, как бог… или всё дело в этом ощущении единства? Когда дыхания смешиваются, и биение сердец становится неотличимым? Первой на свободу вырывается сперма брата. Но через пару резких движений к ней примешивается и сперма Гошика. Белесая жидкость орошает животы…  – Думаю, нам надо помыться. – М-м… Шлёпнув Гошика по бедру, Дима первым взбегает вверх по лестнице, и Гошик направляется следом – однако не только по лестнице, но и в комнату, и в ванную, и в душевую кабинку: из коричневого полупрозрачного пластика, явно не рассчитанную на двух крупных парней, и от того ставшую идеальным местом для продолжения банкета. Гошик вжимается грудью и щекой в холодную стенку, пока Дима намыливает его бёдра. От горячей воды стенки запотевают, скользкие пальцы проходятся всё глубже между ягодиц, пока не проникают внутрь. Первый порыв – сжаться – проходит – и вот Гошик уже косится через плечо: – Вставляй. – Без презерватива? – С ним не те ощущения. Дима фыркает от льющейся сверху воды и тут же прижимает головку к попытавшему снова сжаться отверстию. И наваливается. Душевая кабинка издает подозрительный скрип, но Гошика сейчас больше волнует толстый и горячий член, вторгшийся в его зад. И то, что сегодня он ощущается несколько… по-другому? "Стоп, может дело и правда было в презервативах?" Дима несколько раз меняет угол, не входя глубже и не выходя, но в плечо вдруг втыкается его жёсткий подбородок и требовательный голос перекрывает шум воды: – Так нормально? – Целишь в простату? – со знанием дела интересуется Гошик, стараясь не рассмеяться. – А у тебя она есть? – Придурок… ах! – Ну надо же… похоже и правда есть.  В пластике кабинки отражается сосредоточенное лицо Димы, и Гошику становится не до смеха – похоже, тот прикладывает немало усилий… и каждый раз его член проходится по ставшему слишком чувствительному, чтобы сдерживать стоны, месту. Но почему раньше было не так? Он плохо старался? Или простата Гошика просто привыкла? Или дело в кабинке… Постепенно Гошику становится всё равно.  Ощущения действительно отличаются от обычных. Даже кончив буквально только что, он уже чувствует, как скручивается в узел низ живота, а яйца тяжелеют, наливаясь свинцом. По позвоночнику пробегают разряды – и горло вновь и вновь издаёт хриплые и жалостливые звуки, за которые в другое время ему непременно стало бы стыдно – но сейчас Гошик забывает дышать… и при этом никто не касается его члена… только пластик кабинки, о который бьётся головка при каждом толчке… Но это не больно.  Гошику сносит крышу. Он уверен, что сходит с ума. И когда новый оргазм накрывает с головой, всё его тело содрогается, а Дима продолжает долбиться, не оставляя в покое и продлевая безумие… После душа им приходится разделиться. И помыться нормально уже каждому у себя. Всё ещё находясь под впечатлением, Гошик на ватных ногах забирается в ванну и полчаса тупо сидит в остывшей воде, поджав ноги и пытаясь сообразить, на каких небесах только что побывал, и за что ему такое блаженство. Пока вдруг не вспоминает, что сегодня тридцать первое декабря, и нужно успеть если не нарядить ёлку, то хотя бы приготовить праздничный ужин.  Дима вызывается на роль водителя и носильщика.  И почти никто не косится на них в магазине, идущих рука об руку и катящих одну тележку на двоих. А стоит вернуться и разложить продукты, как скучающий брат-любовник вновь материализуется рядом и принимается изо всех сил мешать и отвлекать от готовки: пока Гошик рубит овощи, его обнимают и щипают за бёдра, а стоит наклониться к духовке, как между ягодиц прижимаются горячим и готовым к новым свершениям членом. Курица подгорает, несмотря на поставленный таймер, а салат оказывается пересолен… Но к полуночи они успевают ещё дважды заняться сексом. Когда же наступает первое января две тысячи девятнадцатого года, Дима и Гошик лежат на узком диване и делают вид, что смотрят фильм – их руки гуляют тут и там… лениво, устало, однако неизменно упрямо. Пока сон не забирает своё. Только вот просыпается Дима один.  В пустом доме.  И обнаруживает, что все вещи Гошика пропали вместе с ним самим.