Upstream / Против течения

****

– Знаете, зачем блондинки подкрашивают корни волос? Чтобы другие люди думали, что они на самом деле брюнетки! – Ха-ха! – …а знаете, зачем подкрашивают корни волос брюнетки? Чтобы озадачить блондинок! – Аха-ха-ха! – Что за бред… – Гошик останавливает ролик и возвращается обратно к поиску. Он рискнул глянуть русский стендап во время небольшого перерыва, но лучше бы, как обычно, запустил Джорджа Карлина, тем более, что теперь может слушать его в оригинале. В семье Соболевых было принято гордиться старшим сыном за успехи в английском и считать чуть ли не гением, но правда в том, что Гошик саботировал свою учёбу по этому предмету: не учил правила, слова, тексты… однако школьных уроков ему хватало, чтобы балансировать на уровне троек. А потом был первый курс сценарного факультета и общий курс английского… и наконец поездка в Штаты, где Гошик целыми днями только и делал, что пытался догнать брата в разговорной практике… «Может, перевестись на иняз?» Вернувшись в Москву рейсом на первое января, Гошик почти неделю игнорировал все звонки, а когда стартовала зимняя сессия – первым делом посетил деканат и клятвенно пообещал, что больше не будет прогуливать… конечно, с зачётами он уже пролетел, но в деканате пообещали подумать – и вот Гошик готовится к первому экзамену, назначенному на десятое января, даже не зная, получил допуск или нет. Конечно, можно было бы обратиться к Лазоревому… или самостоятельно попытаться сунуть деньги – но Гошик никогда не давал взяток, а Олега и так уже нагрузил своими проблемами. «Может мне хоть раз повезти или нет?» – …или нет? – косится Гошик на вновь завибрировавший телефон. С одной стороны, давно пора сменить номер, а с другой  – тогда придётся обзванивать все контакты или рассылать смс, тем самым напомнив о себе – а делать этого совершенно не хочется. К тому же… рано или поздно травля закончится. Надо просто перетерпеть. Хотя нервяк ещё тот. Хорошо, что Гошик знает универсальное лекарство: вкусняшки. И плевать на диету – всё равно он уволен. Или отстранён… без разницы. Эксклюзивный контракт подразумевал, что ни с кем, кроме «Бонифация», «Грэг» работать не может, и если они его не расторгли, ограничение всё ещё в силе. Гошик не уверен… но каждый день исправно спускается к почтовому ящику – да, в век цифровых технологий о самом важном всё ещё сообщают бумажными письмами, ведь сайт обновляется, в лучшем случае, раз в пару месяцев. Вот и сегодня, прежде чем отправиться в магазин, он снова задерживается у железного ящика и вытаскивает из него целую кипу бумаг. Пока бредёт по улице, безжалостно сминает большую часть и закидывает в мусорку – всё равно читать там нечего: рекламный спам или не особо оригинальные каракули-оскорбления – но один конверт заставляет сбиться с шага. Нет, это не уведомление из «Анастасии»… …это повестка из военкомата… с просьбой явиться «для уточнения данных воинского учёта». – Эй, меня же ещё не отчислили… Плюс один к расшатавшимся нервам, побудившим завернуть в алкогольный отдел. А ведь Гошик уже набрал полную тележку фруктов и полуфабрикатов, но стройные ряды с бутылками оказались прямо по пути на кассу, и… Отдел почти пуст. Только один человек замер у стеклянной витрины – мужчина в грязном сером плаще и в сползшей на глаза рыже-коричневой шапке. В седой бороде ещё остались тёмные волоски, но руки сухие, с дрожащими и скрюченными пальцами. Гошик стоит в проходе с тележкой и смотрит на этого бомжа, гадая, насколько же у него хреновая жизнь. Если по десятибалльной шкале, то наверное – где-то за границами зоны? А у самого Гошика? Неужели и правда всё настолько плохо, что без алкоголя никак? «Мне ведь не суждено спиться, как отцу? Я ведь не опущусь так же низко?» И пусть бутылки с завлекательными этикетками продолжают манить, Гошик разворачивает тележку и добирается до кассы через раздел со специями и морепродуктами. Подъезд встречает на обратном пути почему-то снова набитым почтовым ящиком. Но набитым каким-то мусором, а не письмами. Оглянувшись на входную дверь и убедившись, что сработал магнитный замок, Гошик вызывает лифт, и всё ещё стараясь абстрагироваться от жуткого желания разреветься, словно последняя сучка, тупо пялится на горящую кнопку своего этажа. Но когда лифт открывается, выходить на лестничную площадку пропадает всякое желание – потому что даже не выходя видно, во что превратилась дверь в его квартиру. Во-первых, её явно пытались поджечь… Во-вторых, под ней наложили кучу, да и потёки – крайне красноречивы. Не говоря уж о надписях ярко-жёлтой, красной и зелёной краской – самая цензурная из которых: «Умри, гомоёб!» Так и не выйдя из лифта, Гошик нажимает на кнопку первого этажа. Ему требуется полчаса, а может и больше, посидеть на лавочке у подъезда, чтобы заставить внутренний голос прекратить ор. И только потом достаёт телефон и выбирает один из номеров в быстром наборе: – Привет, это я… да, вернулся. Могу я перекантоваться у тебя какое-то время? …спасибо. Весёлов встречает его с обеспокоенным лицом, но увидев пакеты с едой, мгновенно переключается на них. Он живёт с бабушкой в огромной, но старой квартире. И Гошику разрешается занять третью свободную комнату, превращённую скорее в чулан. Но тут есть диван. А учебные материалы можно заново скачать из интернета и даже распечатать на стареньком, сером от пыли принтере. – Всё очень плохо? – интересуется друг, провожая его десятого числа на первый экзамен. – Вот куплю новую зарядку – и станет прекрасно, – отшучивается Гошик. Но надолго сохранить эту натянутую усмешку не получается… потому что в деканате ему не сообщают ничего приятного: допуска нет. Но если преподаватель будет не против, то Гошик может сдать экзамен и получить оценку не в ведомость, а карандашиком на бумажку… которая обязательно станет действительной, если допуск всё же одобрят. «Они точно намекают, что кому-то нужно дать на лапу… но сколько? И главное – кому именно?» Секретарь ректора настолько холоден, что Гошик почти физически чувствует её еле сдерживаемое отвращение. И так и не решившись спросить про деньги, выходит в коридор… чтобы едва не столкнуться в Миленой. От цветущего вида бывшей ему становится только хуже. – О! Ты вернулся?! Она улыбается так, будто после осени сразу настала весна. – Сессия, – угрюмо бросает Гошик, пытаясь обойти её. – Ну, удачи тебе, – прилетает вслед. И интонация, с которой это сказано, заставляет остановится и оглянуться. Но девушка уже открыла дверь в деканат: – Это Зеленец, вы меня вызывали? – Дверь закройте, дует.  «Что ж, по крайней мере, секретарша сурова не только со мной…» Экзамен у Гошика принимают. И десятого числа, и четырнадцатого, и семнадцатого… пока тридцатого – в последний день сессии – на доске объявлений не появляется список отчисленных студентов. Точнее – приказ, уже подписанный ректором. И в этом приказе фигурирует Георгий Соболев. «Какого чёрта я тогда…» – Не паникуй, мы можем подать запрос на академ задним числом, – советует Олег Лазорев. – Тогда твои пропуски аннулируются, как и неявка на зачёты… Сейчас тебе лучше сосредочится на суде. Конечно, заседание – чистая формальность… но ты ещё раз подумай… зачем возвращаться в старую семью? Заботиться о них ты сможешь, оставаясь Соболевым. Что и кому ты пытаешься доказать, отменяя усыновление? – Когда заседание? – Четвёртого февраля. – Понял… – Кстати, я слышал, ты сейчас живёшь у друга? Возвращаться не собираешься? Гошик в ответ только вздыхает и продолжая удерживать телефон у уха, обводит заваленную хламом комнату тоскливым взглядом. Тут пыльно и тесно… но вон за дверью прошаркала старушка, из кухни доносится аромат жаренной картошки, а за стеной рубится в Кваку друг, отчего-то решивший, что если сам ничего постороннего в наушниках не слышит, то и его ор тоже никого не беспокоит – суматошная атмосфера… и вроде как Гошик должен чувствовать себя здесь чужаком, посторонним… но правда в том, что дома намного хуже. И дело не в разрисованной двери – а в пустоте. – …просто знай, что дверь мы тебе поменяли, а ещё установили камеру наблюдения на этаже, – видимо, устав ждать, сообщает семейный юрист. – У меня будет ещё одна просьба, Олег… последняя, так сказать. – Не пугай меня так… – Могу я составить завещание? – Я же просил не пугать! Что ты задумал? Мне стоит врубать Бэт-сигнал? – «Бэт-сигнал»? – «Звонить твоему брату»… – Ха-ха, думаешь, он ещё помнит о моём существовании? – Не утрируй. Дима буквально вчера спрашивал, как у тебя дела. – Так про отчисление он ещё не в курсе? – Ну… если ещё не проверял почту… – Мило. Нет, это правда мило – братик всё ещё незримо присутствует его в жизни. Но это «присутствие» воистину незримо. – Олег, я собираюсь в армию. А так как произойти может всякое… я хочу, чтобы мои дурные старики хотя бы что-то с этого поимели. Но при этом не упились от радости вусмерть. – …хорошо, я тебя понял. Придумаю что-нибудь.