****
Май
– В подразделении замечен тигр! – Убить тигра! На первом возгласе Гошик просыпается, убеждается, что "тигр" – не он, так как вооружённый подушкой Рус уже вскочил с кровати и нацелился на соседнюю – и после обрушивания на храпуна справедливого возмездия мгновенно засыпает обратно. Ему кажется, что он только-только закрыл глаза, но безжалостное "Рота, подъём!" уже заставляет вскочить и на чистом автопилоте собраться на зарядку, да ещё и успеть сбегать отлить. – Не стесняемся! Выкладываемся! Сегодня ваш последний шанс показать, на что вы способны! – орёт старшина получасом позже, наблюдая, как отряд Гошика отжимается под пристальным оком сержанта. Рус надрывается рядом, хотя после вчерашнего марш-броска на десять километров провёл весь вечер в лазарете, а к отбою вернулся всё равно зелёный, как молодая листва. Пухляк же не старается совершенно. Хоть размер его живота за последний месяц и прилично уменьшился – тем не менее всё ещё служит надёжной подушкой. Зарядка заканчивается сдачей нормативов. – Смотри и считай, – небрежно бросает Кузнец Гошику прежде, чем подойти к перекладине. У каждого отряда свой снаряд, так что Гошику действительно остаётся лишь ждать своей очереди и смотреть на подтягивающегося и крутящегося горца. Кузнец уже в плечах, жилистее, а если сравнивать ещё и по мышечной массе… в общем, не честно. Но Гошик не уступает ему ни в чём, а после зарядки убеждается, что всё-таки получит высшую категорию "А". Когда он попал сюда – не особо задумывался, в каком роде войск хочет служить, но Рус все уши прожужжал своим ВДВ, так что, возможно, это не такой уж и плохой вариант… всяко лучше, чем красить весь год бордюры или драить туалеты. Впрочем, кто знает? Может, там тоже хватает стрёмных нарядов? – …мотострелковые. – Что простите? – Мотострелковые, – повторяет Алексей Ротов. После ужина он опять отозвал Гошика к складам, и вот вам пожалуйста… "Хуй вам, а не десантура." – Я же подхожу… товарищ сержант. Я не курю, рост и вес тоже соответствующие, и нормативы… – Он тоже подходит, – кивает Ротов на выходящего из столовой Кузнецова: у горца закатаны рукава, и отлично видна татуировка от кисти до локтя. – Только кому он нужен? – Я – не он. – …да, – вздыхает сержант. – С тобой всё ещё сложнее. Думаешь, если в учебке прокатило, то фарт и дальше продлится? Там будет новая часть и парни, уже считающие себя дедами. Уверен, стоит просочиться хоть краешку слуха о твоих… особенностях – и весёлая жизнь до конца службы обеспечена. Если, конечно, повезёт, и всё парашюты раскроются. – Нет у меня… никаких особенностей. – Вот им это и расскажешь. – А в мотострелковых, что, будет не так? – сжимает зубы Гошик, глядя на сержанта сверху вниз, но разница в росте не настолько велика, чтобы оказать хоть какое-то реальное давление. – Не так. Оставшись здесь, ты так же останешься под присмотром. – Вашим? Не вы ли планировали избавиться от меня после присяги и вздохнуть свободнее? – …в том числе и под моим, – не реагирует на провокацию старший по званию. Но по тому, как безжалостно вжимается окурок в круглую, переносную пепельницу, ясно, что Гошик вот-вот перейдёт черту. – Если что-то не нравится, можешь подать рапорт командиру. – Гандон… Естественно, Гошик произносит это, когда сержант уходит, но на душе всё равно становится чуточку легче. Однако из груди всё равно вырывается вздох: "Это клеймо теперь со мной до конца жизни?" Он не зол. Почти нет. Просто появилась дополнительная энергия, и её можно потратить, например, на стирку. Послезавтра знаменательный день – проверки и придирки к внешнему виду будут ещё строже, но зато "Два А" обещали приехать – а значит, всё не так уж и плохо. Конечно, больше хочется увидеть кое-кого другого, но тот сейчас за тысячи километров…****
Чем отличается праздник в армии от не праздника? Добавленными к рациону празднично-выходными яйцами. Перешедшие на летнюю формы солдаты выстраиваются перед двумя флагами, один из которых государственный, второй – боевое знамя воинской части. С каждым была проведена разъяснительная работа о значении присяги, которую они сегодня принесут, и какие права и обязанности по закону будут иметь. Словно есть шанс отказаться, если условия не устроят… Фарс, да и только. Хотя нет, скорее ритуал: торжественное событие, организованное с должным уровнем шика и помпы, дабы внушить юным бойцам уважение к Родине и собственному Долгу. Но особенный этот день для парней больше потому, что сегодня к ним приедут близкие, которых они не видели уже больше месяца, и которых, скорее всего, потом не увидят ещё очень долго. Выдраенный к приезду гостей плац чуть ли не блестит, как и орошенная из шлангов зелень, внутренние помещения тоже сверкают, а некоторые – так и вовсе воняют свежей краской. Часть больше похожа на парк, в который пустили толпу отдыхающих. Только толпе этой, словно стаду овец, не позволяется чересчур разбегаться, а срочники с трудом удерживаются, чтобы не вертеть головой в попытках рассмотреть "своих". Торжественная часть кажется нудной, но оркестр старается, и Гошик и правда даже чувствует некий подъём в душе и желание радоваться солнечному дню. Наконец им разрешают разойтись. Весёлов первым находит Гошика, подбежав сзади и буквально напрыгнув. Гошик подхватывает его под зад, пока Кудряшов ржёт, оборачивается и… натыкается взглядом на женщину в длинной юбке и короткой куртке. Сегодня её лицо не кажется опухшим, а глаза – яснее, чем он запомнил. Быть может, дело в ярком дневном свете… – Ну как ты? – несмело улыбается мать, будто по трезвянке растеряв былую готовность подмазываться. – Норма- Подняв взгляд выше, Гошик замечает ещё одного человека, одетого очень просто и вроде бы слившегося с толпой, но держащегося прямо за матерью. Дима. Несмотря на простую одежду, его выдаёт осанка знающего себе цену человека, но в остальном… почти что нормальный. Почти такой же, как все. Так от чего же сердце замерло и отказывается дальше биться? – …сынок? – Хей, привет-привет, как дела, брателло?! – неожиданно оглушает громогласное приветствие, раздавшееся совсем рядом. Это Кузнеца окружили. И не то что бы другие горцы, а вполне себе славянской внешности парни, разве что о цвете волос сложно судить в виду их полного отсутствия. Почему-то понурившись и погрустнев от дружеских хлопков по плечам и голове, Василий Кузнецов бросает завистливый взгляд на всё ещё висящего на спине Гошика парня и без сопротивления позволяет себя увезти. – Как тебе сюрприз? – стащив кепку и надев на себя, спрашивает Весёлов, и Гошик отпускает его, сразу отобрав головной убор обратно. – Лысый-лысый, конопатый! – Ну не надо дразнить его, мальчики, вы же сами такими были! – укоряет их мать, правда почему-то опасливо оглядываясь через плечо. Из-за неё Гошик вновь встречается с Димой взглядом. Но улыбается не ему: – Ну и что вам показать первым? – Да что мы тут не видели? – лыбится Кудряшов в ответ, успевший обратно отрастить после армии свои рыжие кудри, и жестом фокусника извлекает из-за спины пакет. Из пакета пахнет до одурения вкусно. – Это из Макдака? – не веря таращится на него Гошик. – Прям из Москвы привезли? – Не, оно бы тогда было уже несъедобно, просто заехали в местную жральню. Кстати, привёз нас твой брателло, так что доехали с комфортом и ветерком! – …спасибо ему за это. "…хотя он мне больше не брат даже по документам." Гошик всё-таки провожает всех до казармы – мама охает, парни стебутся, Дима молчит, словно рыба. Хотя по знаку зодиака он Дева, родившаяся в год Собаки. А знает это Гошик потому, что когда убирался в клубной библиотеке, нашёл справочник… ещё советский – про сочетания знаков… и выяснил, что у Стрельцов, родившихся в год Быка, неплохое сочетание с такими вот Девами… впрочем, Гошик не узнал в себе "громкого и несерьёзного мужчину-стрельца". Может, поэтому их отношения и не сложились? – А где здесь туалет? – вдруг подаёт голос Дима. – Я провожу.