****
Декабрь
Косой взгляд, кивок, кривая ухмылка – и это уже в который раз. А ведь Гошик только зашёл в раздевалку. Прошла уже пара недель с принятия присяги и визита Димы, но эти странные взгляды, появившиеся буквально на следующий день, преследуют Гошика всюду. Прошлый призыв уже дембельнулся, из нового – большая часть разлетелась по другим частям, а та, что осталась, держится от старших подальше, но вот парни того же призыва, что и Гошик, только из других отрядов и рот – то и дело косятся или пихают друг друга локтями при его появлении. Прадва, дальше ухмылок или, наоборот, тяжёлых взглядом дело не заходит, но дискомфорт вызывает сильный. А всё потому, что кое у кого язык без костей. Когда Кузнец узнал, что Гошик без него встречался с Ириной и Леной, решил, что тот пытался увести его тёлку. – Думаешь, у меня нет денег её по ресторанам водить?! Думаешь, ей только бабки подавай?! – Да кому нужна твоя Ленка… – Завались! Они даже опять подрались – впервые с весны – и получили по взысканию, лишившись увольнительных до конца года. Кузнец стал всё больше свободного времени проводить с парнями из других отрядов, а заодно и трепаться налево и направо, что они с Димой специально цепляют девчонок, чтобы прикрывать свои свиданки. Сначала Гошик не знал на кого больше злится: на девчонок, рассказавших Кузнецу об их встрече, или на Кузнеца, накрутившего самого себя – но постепенно стало всего лишь досадно. Однако вот в такие моменты, когда рядом никого из знакомых, а только эти косящиеся рожи, трудно держать себя в руках. Гошик незаметно вздыхает и стаскивает куртку, потом берётся за майку. Но не успевает стянуть её через голову – на затылок вдруг обрушивается что-то тяжёлое. Повалившись на шкафчик, Гошик не теряет сознание, а пытается сбросить стреножившую руки майку, но получает новый удар, падает на пол – и вот тогда уже отключается. … В себя ему помогает прийти ведро холодной воды. – Привет, – здоровается смутно знакомый чувак с бакенбардами, которые по уставу давно пора сбрить. – Это правда, что ты предпочитаешь парней? – А что? – морщится Гошик, чувствуя боль не только в затылке, но в плечах и в локтях. – Хочешь признаться мне в любви? Он сидит на деревянном стуле с завязанными за спинкой руками. И когда чувак с бакенбардами пинает этот стул прямо между колен – опрокидывается назад, приложившись затылком о влажный пол душевой. Да, они уже не в раздевалке. Время ещё вряд ли позднее, но почему-то внутри никого нет, кроме Гошика и ещё трёх парней. – Поостри мне ещё, говномес! – … – Тц, всё настроение испоганил… Витёк, давай эту штуку. Ботинки влажно шлёпают по кафелю, когда чувак приближается, и в повисшую паузу вклинивается странное жужжание – в поле зрения Гошика попадает фаллоимитатор с бешено вращающейся головкой. – Смотри, какая игрушка! Ты рад? – Действительно прелесть… твоя? Получив ещё один пинок, на этот раз в бок, Гошик сжимает зубы. Храбриться – это всё, что ему сейчас остаётся: ноги не связаны, но будучи прикованным к стулу, особо не повоюешь. И пусть подобные действия против устава, похоже, сраных мудаков это не тревожит. – Поумничай ещё – и получишь в зад швабру вместо этой классной штуки! – А то и то вместе, – поддакивают владельцу бакенбардов. – Ладно, поднимите его… и штаны стащите. Гошик даже дышать перестаёт, когда его вместе со стулом возвращают в вертикальное положение. Но стоит двум козлам в задумчивости замереть перед ним, как Гошик перекидывает вес вперёд, чтобы встать на ноги – пусть и в нелепо-склонённой позе из-за стула – и броситься боком на раковины. От первого столкновения по душевой разносится лишь треск, но тряхнув головой и сбросив начавший застилать глаза туман, Гошик сбивает с ног кинувшихся к нему козлов и влетает в противоположенную от раковин стену. Неудачно. Скорее плечом, чем стулом. Но при падении на пол дерево наконец-то сдаётся, сидение отваливается вместе с парой ножек, однако спинка вместе с планкой, к которой привязаны запястья, никуда не девается. – Урод! На Гошика бросаются с кулаками, ответить приходится ногами. И пусть сохранять равновесие трудно… – …естань! – … – Перестань, говорю! Бирюшин, угомонись! Знакомый голос вторгается в сознание, и очертания душевой стремительно тают. Гошик обнаруживает себя на полу с ноющей половиной тела, на которую, похоже, упал, сверзившись во сне с кровати. Попытавшись резко вскочить, он спотыкается о сапоги и едва не распластывается снова, но Рус успевает схватить за шкирку. – В дурку не пора? – доносится с другой стороны раздражённое бурчание. – Всё в порядке? – от двери. – Ты так лупил ногами по ножкам моей кровати, что всех перебудил, – тихо сообщает Рус, когда Гошик вскидывает вопросительный взгляд на дежурного. – В лазарет не надо? – …не, просто кошмар. – От девок отбивался? – снова раздаётся в казарме злой голос Кузнеца. – Да уж, воистину кошмар. – Да хватит вам, ложитесь уже… не всем в роте интересны ваши разборки, – осаживает горца Поленов со стоящей у двери кровати. – Вот когда этот чувак на твой зад наметится, тогда запоёшь по-другому! – не унимается Кузнецов. – Смотри, как бы я на твой зад не наметился, – не менее зло выплёвывает Гошик, поднимая с пола одеяло и залезая обратно на кровать. – Ну началось… Сердце ещё колотится, плечи и ноги ноют, но Гошик заставляет себя успокоиться и попытаться заснуть. Кузнец тоже больше не подаёт голос, но его недовольное сопение действует на нервы. Вытащив из ящика телефон и сняв блокировку с экрана, Гошик пролистывает последние присланные Димой фотографии: две из Кореи, штук пять из Китая и одну из США, причём на последней видно лишь кусок кухни и огромное блюдо в виде тёмно-бордовой горы, подпись же вопрошает: "И что мне с этим делать?" Когда это сообщение только пришло, Гошику потребовалось несколько минут, чтобы догадаться: гора на тарелке – это селёдка под шубой, которую почему-то забыли намазать сверху сметаной или майонезом. И сейчас рот снова наполняет обильная слюна. "Ты сам её сделал?" "Делать мне больше нечего? Заказал в местном русском магазине-ресторане. Но я не думал, что её будет столько." Это последние сообщения в переписке. Вроде бы нормальные сообщения… обычные. Как между друзьями. Но что-то есть в них такое, что раньше точно заставило бы Гошика смутиться, однако он почему-то чувствует недовольство. Но не собой. Бывшим братом. Даже что-то, похожее на злость и разочарование. "Ты хочешь меня. Ты не отпускаешь меня. Но и не зовёшь." Посреди хмурых мыслей Гошик всё-таки засыпает, и эти мысли остаются с ним на весь следующий день, следуя по пятам невидимым, но тяжёлым шлейфом… пока во время просмотра девятичасовых новостей полным служебным составом Кузнец вдруг не наклоняется к нему со стула позади и не произносит странно-сочувственным голосом: – Прими мои соболезнования. В первый момент Гошик лишь раздражённо отмахивается от скользнувшего по уху ветерка, но в следующий – его сердце проваливается к пяткам. Едва дождавшись конца новостей и возвращения в казарму, он хватается за телефон. Набирает номер. Гудки. Гудки. Гудки. Нет ответа. Колени слабеют. Плюхнувшись на кровать, Гошик тупо смотрит на телефон. И вдруг приходит смс: "Вам голосовое сообщение". А там: – Ты знаешь, что ты балбес? Все балбесы… И всё. Но зато это голос Димы, а значит, с ним ничего не случилось. Хотя странное сообщение и голос странный… как будто сильно поддатый… Переведя дыхание, Гошик включает мобильный интернет и заходит на официальный сайт "Бонифация" – среди последних новостей: о дизайнере из Кореи, подписавшей контракт с американским филиалом. А ещё фото, на которых Дима довольно учтиво обращается с этой хрупкой на вид женщиной. Немного погуглив о ней, Гошик натыкается на свежие слухи: мол она и Соболев уже помолвлены. – И ещё раз – прими мои соболезнования, – уже не особо сочувственно повторяет Кузнецов, садясь на свою кровать. – Походу, этот козёл и Ленку прокатил, и тебя? – А ты прям в курсе всего… – Ещё бы! Ты знаешь, что Ленка собралась махнуть в Москву, чтобы стать моделью "Бонифация"? Тьфу! "А на меня-то ты чего взъелся?" Вслух Гошик ничего не отвечает. Но на сердце появляется тяжесть, которую постепенно сменяет решимость.