****
Апрель
– Ну, бывай! – Ничего не забыл? – Обязательно загляни в нашу кафешку! – Запиши номер… проблемы будут – набери. Гошик и не думал, что попрощаться с ним выйдет столько народа. Вроде бы крепкой мужской дружбы ни с кем не завелось, однако… вы поглядите, даже Кузнец оторвался от любования своим почти готовым дембельским альбомом. – Бирюшин, ты на поезд не опоздаешь? – вклинивается невесть откуда материализовавшийся у КПП Ротов. – Никак нет, товарищ старший сержант! При появлении офицера парни не тушуются, не разбегаются, но вальяжно расходятся, лишь Рус остаётся ещё какое-то время стоять у ворот. Гошик взмахивает рукой в последний раз и отворачивается, чтобы наконец-то уйти. Совсем чуточку, но на душе тоскливо… Однако стоит сесть в трамвай, как всё тело охватывает нетерпение. Или скорее мандраж. Гошик не уверен, что задуманное – хорошая идея. Даже наоборот: уверен, что плохая… впрочем, смотря для кого. В последний раз он так нервничал в пятом классе, когда собирался стащить Димин айфон. Тогда им руководили совсем другие чувства, но почему-то ситуация кажется смутно похожей… наверное, потому что он снова обижен? Или скорее раздосадован… Дима, хоть и обещал, но так больше и не приехал. А сеть тем временем наполнилась слухами об откладываемой только из-за "короны" официальной помолвке генерального директора "Бонифация" и корейской дизайнерши, якобы сопровождающей его повсюду. Зная своего бывшего брата, Гошик не сомневается: ради бизнеса тот женится и на курице, не говоря уж о хоть и старой, но привлекательной кореянке – ей вроде бы за сорок, но по фото не дашь и тридцати. Да, слухи – лишь слухи… Но учитывая ситуацию, они вполне могут быть правдивы. Диме скоро исполнится двадцать шесть – почему бы и не жениться? И заодно рассеять малейшие подозрения в свой адрес, наверняка возникшие из-за расторжения помолвки с Ириной и последующей ситуации с Гошиком? В прессе эту тему, вроде бы, не поднимали, но вряд ли кто-то забыл, что именно Дима сделал его ведущей моделью "Бонифация", взять хотя бы то провокационное интервью… Но сейчас репутация бывшего брата волнует Гошика меньше всего. Что-то случилось. Что-то изменилось. Добравшись до поезда и закрывшись в пустом купе, Гошик стаскивает китель с кричащими подвесками дембеля, переодевается в штатское и забирается на верхнюю полку. До Москвы меньше десяти часов – достаточно, чтобы ещё раз всё хорошо обдумать. И осознать проснувшуюся в себе жадность. Кто её в нём пробудил? Никитос, так упорно добивавшийся своего? Или Кузнец, переступивший через неприязнь? А может, дело в банальном недотрахе? Но, чёрт подели, с чего он должен уступать? Нет, уход в армию не был ошибкой: самоустранившись, Гошик не дал скандалу разрастись и снизил давление на Диму внутри компании – а значит, принял правильное решение. А где одно – там и два. Так стоит ли постоянно плыть по течению, если можно и побарахтаться? Итак, первый шаг – дембельнуться раньше всех – пройден. Получилось, потому что Гошик отказался от поощрительного дополнительного отпуска, вот ему и позволили уволиться раньше на эти пять дней, а не вместе со всеми. Но конечно же, он никого об этом не предупредил.****
– Сейчас вопрос стоит уже не о том, переносить производство или нет… а как его вообще возобновить! – Но вирус в Китае уже идёт на спад… – И сколько это ещё будет продолжаться? Месяц? Полгода? А может и год! Продажи, конечно, упали, поэтому сейчас дефицит продукции ощущается несильно, но оборудование простаивает, и деньги на содержание производственных помещений утекают в унитаз! – А ещё и в США успели открыть фабрику… – Но сырьё туда всё равно поступало из Китая! – Дмитрий Андреевич, что скажете? Сможет Нью-Йоркский филиал обеспечить нас продукцией, если мы решим вопрос с сырьём? – Аналитики прогнозируют продление карантина, но даже без него… я не уверен, что стоит что-то везти из страны с таким количеством заболевших. – Тц… Совещание длится уже три с половиной часа, и оно далеко не первое. До объявления карантина Дима то и дело мотался между странами, пытаясь наладить производство в период эпидемии: условия труда, обеспечение мер безопасности, помощь заболевшим… но в результате фабрики пришлось временно закрыть. Китайское правительство приняло самые решительные меры, однако это сказалось и на предприятиях-филиалах из других стран… – Ещё надо что-то решать с выплатой пособий. Мы не можем позволить себе заботиться ещё и о китайцах. – Евгения Константиновна, хорошо, что вы подняли это вопрос. Я тоже не одобряю идею с сохранением за ними рабочих мест. Если мы объявим о переносе производства, всех их можно уволить без всяких проблем. – Но… – Дмитрий Андреевич, я понимаю, что в силу молодости вам свойственны благотворительные порывы, но мы не в той ситуации, когда… "Бла-бла-бла". У Димы голова разболелась от всей этой болтовни. Да, он в курсе, что деньги не сыплются с небес, а будь оно так – цена бы им была как за мусор, но он летал в Китай… видел, что там происходит с людьми… если оставить такое количество без выплат, они вряд ли выживут на государственное пособие по безработице. Однако Ефимов прав: прежде, чем заботиться об иностранных рабочих, стоит подумать о своих. Ведь в России всё не так уж и гладко: магазины закрыты, скудные продажи идут только онлайн… но в Нью-Йорке и того хуже. Сколько это продлится? – Я считаю, нам стоит закончить на сегодня. – Ирина Юрьевна? – Я обсужу с моими финансистами, сколько мы можем вложить в "Бонифаций" ещё, учитывая прогнозы аналитиков, поэтому давайте соберёмся через неделю. Наконец-то этот унылый спектакль подходит к концу. В результате они всё-таки выжали из Зотовой обещание подумать об увеличении инвестиций, но как бы ни был бездонен "Семейный фонд"… – Вам нужны ещё инвесторы. – Согласен. Остановившись в коридоре возле конференц-зала, Ирина проверяет пришедшие за время совещания смс и пропущенные звонки, а Дима задумчиво смотрит на город за большим панорамным окном. На зелёные листья пальмы падает солнечный свет, окна соседних зданий блестят, внизу безостановочно бегут машины и куда-то спешат пешеходы – даже и не скажешь, что в стране назрел очередной кризис… да ещё и цены на нефть продолжают падать, а с ними и курс рубля… Но мать ещё пятнадцать лет назад позаботилась о том, чтобы часть счетов компании были открыты в зарубежных банках, так что хоть всё и плохо, и уже видно дно, но до него ещё далеко. – Тебе не пора? – М-м-м… да. Просто… – Сколько вы не виделись? Год? – Полгода. – Пф, подумаешь. Ирина широко улыбается, и Дима глубоко вздыхает. Как же это сложно. И страшно. Уж лучше высидеть ещё десяток бесполезных совещаний с одним лишь нытьём и бесконечными перечислениями проблем без проблеска на решения, чем встретиться с Гошиком. Потому что с ним Дима чувствует себя ещё более беспомощным, чем со всеми этими директорами. Но идти надо. Даже более того – его тянет скорее спуститься вниз, прыгнуть в машину и помчатся на вокзал. Первые полгода показались вечностью, но вот вторые пролетели почти незаметно – слишком много возникло проблем, слишком много навалилось забот… – Иди уже! Хлопок по спине, дружеская, слегка грустная улыбка – и вот Дима уже спускается в лифте. При его появлении Илья прекращает натирать зеркало и услужливо распахивает заднюю дверь. – Не опоздаем? – Не должны. – Заедем за цветами? – Не нужно. Честно говоря, Дима понятия не имеет, как встречать отслужившего бывшего братца. Прессы на вокзале быть не должно, но если его кто-то узнает… Когда машина тормозит недалеко от стоянки такси, Дима остаётся внутри. Водитель не спрашивает ни о чём, но вряд ли разделяет его опасения, однако случившееся прошлой зимой заставило Диму стать паникёром: никогда не знаешь, кто и когда сфотографирует тебя и выложит в сеть. Конечно, он всегда старался вести себя достойно – и на публике и без неё, но когда пришло время ехать к Гошику на присягу… единственный убедительный предлог, который придумался – сопровождение его матери и друзей, хотя те могли прекрасно доехать и на поезде или автобусе. Но второй раз прошёл проще – наверное, потому что часть расположена в маленьком сером городе, где легко слиться с толпой… только вот здесь Москва. Недоброжелатели не спят. А запертые в квартирах обыватели охочи до новых интриг и скандалов, хотя их интерес пока больше сосредоточен на вирусе… – Дмитрий? – Следи за выходом. Если заметишь его первым, скажешь. – Хорошо. Да, так проще – дождаться Гошика в машине. Хотя объявлений диспетчеров и не слышно, но по времени поезд уже должен был подойти… а вон и толпа в зелёной форме с блескучими нитями на груди и ещё какими-то типа орденами… Откуда только всего за год срочной службы? – Не видишь? – Нет, Дмитрий Андреевич. Не вижу. – Может, он отстал? Или вышел раньше? – Наверное, отстал. "Кстати, дуэта Саньков что-то тоже не видно…" Постепенно толпа становится реже, а Гошик всё не появляется на горизонте. Зато вдруг начинает вибрировать телефон. Вытащив из пиджака и тупо уставившись на экран, Дима вдруг осознаёт, что уже очень давно не писал Гошику. И не звонил. – Дим, ты приехал? – Конечно. Ты где? Мы ждём тебя на стоянке. – Видишь газетный киоск с синей афишей? – Ну, вижу… – Подойди к нему. "Он тоже боится огласки?" – Хорошо, сейчас… Илья, подожди в машине. Снаружи свежо, плотнее запахнув пиджак, Дима пересекает стоянку, но Гошика не обнаруживает – ни у киоска, ни за ним. Однако, когда обходит по кругу второй раз, вдруг слышит: – Дим? У стоящей у тротуара неприметной семёрки приспускается мутное стекло, и над плотной чёрной маской с нарисованным красно-белым оскалом становится видно мягкие карие глаза, словно светящиеся изнутри. – Гошик? Ты за рулём? – Садись. Ничего не понимая, Дима обходит машину и занимает пассажирское сиденье. – Когда только успел права получить? В армии? – Так вышло. Вид у Гошика напряжённый. Дима тоже чувствует себя не то что бы спокойно. – В чём дело? Почему ты не в форме? На этот раз ответа он не получает, зато Гошик зачем-то лезет в бардачок и достаёт полиэтиленовый пакет с влажной белой тряпкой. Стоит его расстегнуть, как в нос бьёт едкий запах. Дима успевает только поморщится, как эту тряпку вдруг прижимают к лицу. "Хлороформ?!" Мгновенной отключки, как в фильмах, не случается – Дима пытается оторвать от себя крепкую ладонь, при этом стараясь не дышать, но Гошик наваливается, вжимая всем весом в дверь и сидение – слишком сильный, сильнее, чем раньше… и постепенно тело расслабляется и сдаётся.